Глава 2

Если у кого-то есть мудрость, она научит его, как отвечать, несколько дней Биря выползал на руках из дома. Он был мирным, попросил Горелика подсадить его на турник, сделать подъем переворотом, ног-то нет, взлетит легко!  Боря отказался:

- Амирам не разрешает, швы могут разойтись. - Боря часто спал в кровати в ботинках, на вопрос, почему, отвечал, нападут захватить сонного, я им с ноги, потом подрываться, бежать, босиком далеко не убежишь! Все с ним соглашались.

- Но ведь неудобно, - сказала Фатима, - в ботинках!

- Ты, когда занимаешься любовью, в туфлях? - спросил Боря.

- Когда как, - игриво ответила Фатима. - Вообще они мне в это время не нужны.

— Вот, - сказал Горелик, - а мне надо! Когда нашу хату ставили, босой был, поэтому не догнал. С тех пор всегда сплю в ботинках, стараюсь.

- Сапоги купи горские, - посоветовал Шамиль, - спи в сапогах! За голенище можно вставить финку. – Так и сказал, финку.

- Мысль, - согласился Горелик. - Амирам одобрил, сколько надо миллионов нейронов, слаженно заработавших вместе, чтобы у человека родилась хотя бы одна мысль! Такова природа…

Бирю усадили в кресло, стараясь не задеть обрубки, он наслаждался солнцем. Внезапно морпех громко рассмеялся, Шамиль высунул из-под пледа, которым он накрылся в кресле-качалке, дуло, начнёшь звать на помощь, застрелю.

- Ты чего? - спросил Амирам, он серьёзно беспокоился о психическом здоровье пациента. Тот временами уже видел вспышки белого света во сне и наяву, во время них выпадал из действительности, ампутация сработала. Личность и судьба Бири уже начали отсчитываться назад обратно к центру, нивелируя карму, сворачиваться, морпех многое забывал, свой телефон, его номер, или иногда как его зовут, у истины нет имени, чтобы узнать Бога, надо разучиться.

Никому невозможно предугадать, что с ним произойдёт!  Разве мог Биря предположить, что с ним такое случится? Картины прошлого приносились у него перед глазами, он снова переживал все, что с ним было двадцать, тридцать лет назад. Вот выпускной вечер в их школе, мимо столовой они поднимаются по лестнице на второй этаж направо в актовый зал, там одноклассники и учителя, хотя пьяные дружинники всех пускают, родители, воздушные шары, музыка, завуч вместе с учителем физры, пацаны приготовили брагу, поставили по краям в вёдрах за две большие колонки, кто-то танцует парами, кто-то на выходе курит, кто-то обсуждает поступление, через пару месяцев абитуриентские экзамены, светомузыка.

- Хочу поступать в военное училище, - сказал Биря, - легально убивать! Валить всех! - Человеческая жизнь для него была ноль, кого волнуют страдания двух рук, двух ног, двух пар глаз и пары ушей других, прекратите. - В высшее общевойсковое, боюсь, не пройду математику. - Так и произошло, дзюдоист, его не взяли, на следующий год попал в учебку в Северодвинск, спецназ ВМФ, сослали в Афганистан, так и стал киллером.

Что было интересно, убийств своих, совершенных во время срочной и после неё, он практически не видел ни в каких видениях, не помнил, приучил себя, выстрелил и забыл, хорошо помнил сам Афган. Вот, подул самум, горячий ветер, температура воздуха поднимается от него до +50, все вокруг становится красным, буря из песка, вот они на броне с якорем на башне, нарисованным заведующим клубом по трафарету, вот блатной грузин Беридзе привёз в часть из отпуска кокаин, не из Афганистана, а назад, наоборот, круговорот веществ в природе, вот привезли новое обмундирование:

- Щеголять по-летнему! - Помнил некоторые бои, а жертв нет, значит, он никого не убивал. Вообще в Афганистане не убивали.

- Конечно, - подтвердил Амирам, - нет, перед Богом ты чист. (Что и требовалось доказать, ощупью искал дорогу.)

Гражданку тоже помнил… Вот поезд от Ташкента, он едет на дембель с медалью «За отвагу», проводник с ним услужлив, дом, столовая,  мама подливает водки, сын совсем большой, первый заказ на отстрел, какой-то чёрный, мигалки под окном, обыск, адвокат, гнев отца, в армии отслужил, ума нет, тюремная идиллия. Шах предлагает ему по выходу ту же работу, два эпизода в паре с Киллером, Москва, Киев, Питер, Владивосток, Калининград на вольных хлебах, Россия, убийства по звонку, новая тема, любой желающий может скинуть ему на счёт предоплату, сообщить адрес клиента, это опьяняло, сколько же он намотался по нашей необъятной, всю посмотрел, погулял, пострелял, пришёл к выводу:

- С деньгами везде жить хорошо! - Вроде к успеху шёл в гору, а горы эти выписали ему в гору полный стоп, почему?

Высокий медик утверждает, спасение. Может, он ведь Землю чистил, плохих с неё выводил, хороших не закажут, так ведь? Биря знал, Бог есть, он его и остановил, заставил заснуть на боевом посту по приказу, новое рождение. Пусть, это лучше, чем снова в тюрьму, когда морпех второй раз выбрал криминал, он предвидел это… Даже сон такой снился, второй раз призвали.

Снайпер, не справедливости, ни жалости он ни от кого не требовал! Гнев, любовь, фанатизм, безумие, всем им он послужил инструментом столь безупречным, что его память стала выборочной, она о многом предпочитала умалчивать, каждый день скакала галопом на бледном коне по кровавой аллее ужаса только вперёд, не смотря по сторонам, мозг должен себя защищать, иначе воспринимать ничего не будет, так, испуганные девушки не видят лица насильника, а ограбленные не запоминают номер от уехавшей машины, и прекрасно, раз не помнил, не делал.

- Ничего не было! - С точки зрения Амирама тоже было так, небо просто вело афганцев такой дорогой, Шах ведь вообще исчез? Испарился, пропал, провалился в небытие, вознёсся, считал Амирам. (Был не далёк от истины в мире параллельном.)

Ведь нельзя эмпирически доказать даже наше существование? Я мыслю, значит, я существую? Чушь! Большинству людей не свойственно думать, животные на инстинктах. Кто, собственно, сказал, что он вообще жив? Если и жил, то раньше, он вспомнил тот Пятигорск.

- Следующая станция курдская! - Белые горы зависли над ними, на перроне курдянки, замотанные в платки, продают вишнёвые палочки. Курды жили на соседней улице, у них была куча детей, они были нищими.

-  А мы нищие, дедушка?

- Нет, мы обыкновенные! - А вот их дом, до него рукой подать, за зелёным забором, три яблони старые, в стороне одна груша, чужая, соседская, какие вкусные у неё плоды, в сто раз лучше всех их яблок, вместе взятых.

За домом чьи-то огороды, сады, надо всем гора Машук, похожая на обёрнутый в зелёную фольгу шоколадный трюфель, лучшая из всех гор в мире, и самая прекрасная. Внутри каждого трюфеля орешек, Амирам хотел пройти в недра, как Эльза, для этого ему надо было умереть, когда мы мертвы, мы бесплотны, можем идти, куда хотим, как это сделать, он не знал.

Он был уверен, внутри Машука сидит горный король, иссохший, похожий на мумию, строгий и властный, в старой островерхой бронзовой короне, и все может. Например, сделать так, чтобы никогда не болела мать, и не умирал дед. У него есть слуги назгулы, безликие всадники на чёрных конях в бурках и папахах типа Дато Туташхии, кому хочешь горло перережут, а их взять не сможет никто, пуля не берет.

Маленький город посыпан тонко помолотой пылью, играющей взвесью над дорогой в лучах солнца, похожей на виноградную пыльцу, которая пляшет в восходящих струях воздуха, и тепло, как же тепло, как у соседки, подружки мамы тёти Зины в трусиках, она ему говорила, я не @лядь, ты такой меня не считай, скоро осень.

Омар стоит на углу проспекта Кирова, боксёр, нас заметил, отвернулся, делает вид, бежать уже поздно, он догонит, он старше, мы знаем, отнимет каштаны, они горячие, надтреснутые, пар валит, уже холодно, погоди, давай выбросим и растопчем, чтоб ему не досталось, или создадим свою банду, как в «Однажды в Америке», какая Америка, она уже давно Соединённые Штаты Армении.

- Почему не сопротивляешься? - спросила Фатима, намертво привязывая испытуемого истиной к операционному столу. - Не плюёшься, не кусаешься?  - Биря посмотрел на неё с иронией.

- А это поможет? - Фатима покачала головой, сильный мужчина! В среду Бире отрезали правую руку, извини, порядок такой, ногу тоже сначала правую, ты мужчина, у женщин надо начинать с левой, так расположены каналы внутреннего тела.

- Зеркально симметричны, - - пояснил Амирам, Фатима посмотрела на него с уважением, инсайдер. Это все, что нужно было такому человеку, как он, друг друга уважать, потихоньку становился бандитом.

Боря перенёс из гостиной в спальню родичей большой кристаллический телевизор, украл с выставки в Кисловодске с гордостью, «Самсунг», пока самсунги город смотрели, нарисовал экспонату ноги, плазма. Больного положили на левый бок, под голову мягкую подушку, накрыли тёплым шерстяным одеялом, только отдалённо напоминал человека, большая тушка.

- Для сердца не вредно? - спросила Фатима. - Кровь приливает, нагрузка, надо на правом! - Биря дёрнулся, на правом больно.

- Не надо, не надо, - пожалел его Шамиль, - отдыхай, смотри кино, сколько оно ещё тебе нужно, это твоё сердце... - Амирам его спросил:

- А ты бы так смог? Как он? Вытерпеть все это?

- Не знаю, - честно сказал Шамиль, - говорить не хочу, может. Если бы точно знал, что Аллах примет потом.

- Отрежем вторую, лежать будет можно только на спине, потолок, лепнина, люстра. Съезди на рынок, посмотри кронштейн, - сказал Боре Амирам. - Поставим ему над кроватью зеркало продолжать смотреть.

- Перевёрнутое, - сказал Боря, - отражение.

- Привыкнет, - Биря часто просил видео, смотрел его много, часами, Шамиль менял кассеты, нагнал все, что упустил за время киллерства, особенно ему нравился первый «Рэмбо», глазами показывал дагестанцу, поставь вновь. От просмотра отвлёк Амирам.

- Наркоз кончился, идти покупать нельзя, спалимся, потерпишь? - Почти полностью четвертованный мученик закрыл глаза, валяйте, пройдём через это. Расчувствовавшийся хирург вышел из комнаты, любая жизнь лишь путь во мраке в подземном поезде, движущемся по бесконечному кольцу, только с остановками, а судьба изломанная линия эскалаторов в переходах на другие станции, прямая она только у праведников и дураков.

Мальчик был так себе, но делал, что надо, в основном языком, доставал до точки «G», сам себя возбуждая при этом, Патриция аккуратно обогнула памятник полковнику Прескотту, ещё немного мимо сухого дока и парусников в недра Чарльзтауна на улицу Брамбклоуз.

Она была пристёгнута, сотрудник ЦРУ должен подавать пример, плавно затормозила, вышла, не закрывая машины, напротив живёт полицейский, открыла ключом стеклянную дверь. Прошла внутрь, набрала шифр, сняла с охраны, отключила сигнализацию, включила свет, когда-нибудь какой-нибудь колумбиец или русский будет сидеть в гостиной, подумала она, в темноте ждать её, встретит, обречёт на медленную мучительную смерть, черт с ним, чем хуже, тем лучше. Этого она боялась меньше, чем Рождера, опасная вещь барская любовь.

Знала, если, например, тот, приревновав, застрелит её в своём кабинете, вызвав для проверки, ему ничего не будет, он давно выше закона, и любого, ЦРУ не ФБР, да и последние часто ломали кости подозреваемым в своих кабинетах, права человека в Америке только у тех белых, кто прав, меньшинство сильных. Что было бы, если бы она захотела застрелить Роджера? Патриция улыбнулась, это было бы сексуально, по меньшей мере эротично, длинный ствол ковбойского кольта в отверстие между булками, пафф, из ноздрей дымок… Наверное и кайф бы поймал через простату последний!

Шутить Пэт любила, иногда получалось смешно, скажем, в Гуантанамо: перешли через границу, вырезали наряд, похитили кубинца, гулял вечером у околицы деревни. Привели на базу, территория Америки, заставили принять ислам, потом салом рот, все подписал, посадили в камеру с видом на родные горы, только по эту сторону. Сошёл с ума через месяц, бился, разбил голову об окно, хотел домой, умер, отмывали стены.

А где наш дом, ухмыльнулась мисс Келлехер, только на небесах! Отстоим по колено, отслужим Господу, и туда раз и на века, взгляни на дом свой, ангел. Как атлант, она расправила плечи, прошла на кухню, итальянское дерево и плита, внизу шкафчик. Патриция открыла дверцы, вынула пачки чая, все начатые, отложила в стoрону «Ёрл Грей», выбрала «Лапсан Сушон» с ароматом дыма, поставила чайник. Скоро на связь, в подвале радиоточка, будет звонить Роджер, время десять, чай мы успеем. Она включила колонки, заиграла музыка.

Марк Нопфлер поправил на голове бандану и начал соло, а высокий басист, который по слухам одно время был его мужем, невозмутимо пукал что-то на гитаре. Музыка глас богов, закрыла глаза Келлехер, женщины любят ушами и подарками.

Эти мглистые горы
Тебе дали приют,
Но твой дом на равнинах,
И там тебя ждут,

И, однажды вернувшись
В эту землю свою,
Ты забудешь, что умер
Среди братьев в бою…

Конец второй главы