Глава 17

— У Иуды, может быть, тоже девушка была, — грустно сказала в потолок Алиса. — Красивая еврейка. Кудрявая, в ушах золотые серьги.

«Урки и мурки играют в жмурки», А.  Сидоров

Вы не задумывались, дорогой читатель, почему появилось такое выражение «отправить на тот свет»? А не на ту тьму? Или будда Бесконечного света? Который во всей Азии ведает загробными делами? Намо Амида буцу? Скажешь три раза перед кончиной, и поехал…

Потому что в момент смерти каждый из нас его, он именно тот, но не удаётся в нём закрепиться. Для этого надо при жизни стать, как мёртвый пепел, чтобы наше сознание-сокровищница, где хранятся все наши дела, опустошилось, оставив в голове только сияющий гнозис, отсюда и «блаженны нищие духом». Те, кому чуждо духовный материализм, коллекционирование духовных ценностей, которые они кладут мешок, закидывают его за спину и несут домой, а потом вынимают и расставляют их красиво по полкам рядом  прочими безвкусицами, чтобы любоваться. Не жить по тому, о чём в голос кричат эти вещи, возлюби его, не себя, а звать гостей, посмотрите, вот ещё один новый идол! Воистину, самый большой храм — это храм света, который проникает везде, не имея формы, от солнца, а потом сгущается в лучи, формируя из себя предметы.

Такие не непути, сбившиеся с пути, а те, кто попутал сечку с гречкой!  Духовное развитие всегда не приобретение, а потеря: жадности, зла, гнева, зависти и неведения о том, как появился этот мир, и кто им управляет и зачем, чтобы понять истину, надо сначала стать духовно нищим. Иначе будешь обременён всевозможными знаниями, поставишь себя выше неё и тем самым возгордишься, в любом раю первыми часто оказываются те, кого мы не ожидаем там встретить, разбойники, мытари и блудницы.  А вот у ворот ада всегда толпой священники, где же им ещё быть? Тот, кто проповедует и не исполняет, априори виновен! Гена огненная будет им прибежищем.

Пальцы у Фатимы на ногах были все одинакового размера, говорят, мужчины любили их сосать, правда, этого надо было ещё добиться.

- Снимай носок! - командовала разомлевшему кавалеру Фатима, обычно заставляя его долго ждать, - бери в рот пальцы, оргазм гарантирован. - Некоторые отказывались, это же ступни, при чем тут секс, Фатима смеялась:

- Ну это же не мужские грязные толстые сосиски, чёрные от грязи, а женские изящные пальчики! Даже запаха нет, - она совала ударявшим за ней свою ухоженную ногу с тонкими лодыжками и изящным педикюром, - посмотрите! - Запаха и вправду не было. Вернее, он был, но вкусный, так пахнут маленькие дети, когда лежат на кровати с мамой и её присыпают, от них идёт сладкая энергия, расслабляющая и погружающая в сон, если дети демоны, можно не проснуться.

- Не убивай! - просила сына на Садовом кольце дочь всесоюзно известного диктора Левитана, не помогло. Зеки не любят убийц родителей, на зоне стал девочкой, переживал каждый день то, что перед смертью его мать.

Те, кто сосали, и правда кончали, кто помогая себе ни этом рукой, кто нет, Фатка не обманывала. На этом в принципе и заканчивались все их  свидания, за всю жизнь Фатима любила двоих мужчин, от одного родила, не по любви быть с ней было не возможно, когда она сидела на ком-то сверху, она превращала его в быка, сама превращаясь в наездника. Это оценил старший Шах, который сказал ей:

- Брось все это ватокататалово, сестричка, - он курил папиросу, пуская дым струей и вдыхая миндально-горький аромат широко раскрытыми ноздрями, нос его при этом становился плоским, делая его похожим на афроамериканского боксёра-тяжеловеса, когда-то и вправду занимался боксом, второй взрослый. Он имел в виду её работу медсестрой в кардиохирургии в одной из лучших больниц города, старший хирург мочился прямо в раковину у всех на глазах и имел, кого хотел, после проведённой операции носился по коридорам и кричал:

- Мамочка, дай потрогать сисечки! - Медсестры уворачивались от него, делая нырки под руки с растопыренными пальцами не хуже профессиональных боксёров.

Фатима дала добро и перешла в частную клинику одного из  членов воровской семьи, которую он построил для своей любовницы тайно, зубного врача по образованию, стала ассистировать пластическому хирургу, к которому приезжали менять внешность даже члены ЦК из Москвы, например, дочь завхоза партии Коли Кручины, который бросился с балкона номенклатурного дома на Арбате, боясь разоблачения, старые грехи, не место красит человека.

Фатима вызывала восхищение мужчин своей фигурой, манерой держаться с остальными, всегда ухоженными волосами, распускала их, дразня кавалеров, и глазами, которые, как казалось, носили в себе с хорошо запрятанную мусульманскую тайну. Именно эта таинственность Фатимы и была её изюминкой, она бегло знала французский, бывала в Париже, жила в его предместьях, Версаль ей нравился больше, чем Диснейлэнд, к тому же не так далеко ехать.

Шах, который тоже любил этот город, все армяне любят Париж, рассказывал, что он в том парке развлечений убил одного мальчишку, случайно. Приехал поздно, трясся через весь город на метро, устал, успел только войти, первое, что ему попалось, был большой молот для ударов по настилу с призами, ударил изо всех сил, сломал, за стойкой никого не было, пошёл дальше, второе, зал компьютерных игр.

Когда он вошёл, там почти никого не было, в первом ряду ближе всех к нему сидел и рубился в «Мортал Комбат» какой-то чёрный парнишка, эмигрант лет двадцати, возможно, тин, араб из Алжира или марокканец, Шах шутя дал ему мавашу по затылку, не включая бедро, чисто по-пацански, так здороваются друг с другом в Америке «Ангелы ада», мотоциклисты, дружеским прямым в челюсть, проходя к столу супервайзера набрать в карманы побольше игральных фишек, даже не отвлёкся. То ли он был не в форме, хлестнул слишком сильно, то ли с возвратом задержался, пацан пробил головой стекло экрана, застрял там и застыл, экран быстро стал наполняться кровью, осколки перерезали артерии.

Шах попробовал его вытащить за капюшон, голова чуть не оторвалась, мальчишка стал дёргаться, загребать ногами, киллер отказался от этой идеи, практически солдат, он привык быстро соображать. Прекратив осмотр детища Диснея, афганец быстро пошёл на выход, но не бегом, нельзя привлекать внимания, потом в метро и до Лувра. Так оно ему и запомнилось, всё, что произошло в тот вечер, зал, арапчонок в полосатой майке с головой в экране автомата с голой спиной, куртка задралась, и бейсболка, упавшая на пол, внутрь она не пролезла. Туда, откуда всё ещё транслировалось изображение, схватка нескольких бойцов без чувства юмора, истреблявших друг друга такими же ударами, только с оборота, парня он жалел, не его день.

Так же один раз передержал одного в пруду вниз головой, не понял, принял пузыри, которые тот пускал за круги на воде, которые потом разошлись бесследно, чего не бывает! Вытащил труп на берег, чтобы нашли родственники. На его месте при определённых обстоятельствах мог быть любой…  Фатка рассмеялась:

- В «Диснейлэнде» найти смерть? Только во Франции! - Шах согласился, она знала лучше.

Сам он тоже был влюблён в Фатку, но давно, ей было семнадцать, ему пятнадцать лет, решающую роль  сыграла восковая белизна её кожи, в матовом свете пятигорских фонарей она казалась ему героиней, сошедшей со страниц романа английского писателя-консерватора квакера, сэра Уилки Коллинза «Лунный камень», где персонажей было так много, что они становились не понятны, и от этого ещё более драматичны, вместе Шаху и Фатиме было не суждено, и хорошо, зачем ей такая аргентина, быть законной женой профессионального киллера, в прошлом снайпера, и не просто, а намолотившего за 88й год три сотни в одной всем хорошо известной стране, в которую в виде братской помощи, подгона от генсека вошёл ограниченный контингент советских войск. Фатима без сомнения бы выдержала, но стала бы тоже киллером, зачем, лучше медицина!

- Пособить надо, - попросил её Амирам, - мне? - По профессии он был биомедик, иногда читал лекции, широкого профиля мужчина. - Будем резать по кусочкам того, кто наших друзей убил, мы его поймали еле-еле.

- Кастрировать? - спросила Фатима.

- Он никого не насиловал, отнимать конечности раз в неделю по одной, очищение грехов, сможешь подсобить, подежурить? Сама процедура часа два плюс уход, можно по деньгам. Крови не боишься? - Фатима отмахнулась, менструальной и то нет, какие деньги? Если бы она жила ради денег, сюда бы не приходила!

- Тогда надо брать отпуск, хотела с сыном в Москву… - Амирам замахал руками, боже упаси! Узнают, знала Шаха, хотя бы раз видела, похитят, будут просить выкуп, его местонахождение, остальное не волнует, никто не знает, где он, значит, ей конец, убежит, не спасёт, достанут из-под земли, ни в коем случае нельзя светиться. Потому, что это все ещё мелочи, по сравнению с тем, если о ней узнает, он не хоел поминать чёрта всуе, но решился. Тихо-тихо произнёс:

- Розов…

- Кто такой? - спросила Фатима.

- Губернатор Арбата… Начальник отдела в том ведомстве, которое «Чёрную кошку» замочило…  Фильм смотрела… Жеглов… Место встречи…

- Мамочки… - испугалась Фатима, глаза её широко раскрылись, Амирам схватился за стол двумя руками, два чёрных омута, как бы не утонуть? Тогда прощай все, жена, семья, Москва, положение! Он опустил взгляд долу, чтобы собраться с мыслями, чтобы перестало начавшее вдруг выдавать быстрый джазовый ритм сердце. (Фатима знала, что делала.)

Вдруг он заметил, что его собеседница скинула одну туфельку, чулок на ней нет. Чёрный лак бросался в глаза, ноготки были маленькие, ровные, почти одинаковые по размеру и на одной линии, больше всего возбуждает мужчин в женщинах узкая ступня. Амирам овладел с собой, выровнял дыхание, попросил прийти в дом Бори завтра в семь утра, начнём оперировать, на том и договорились.

- Чуть не забыл, - хорошо поставленный голос поэта поймал горянку у выхода в дверь, - надень, пожалуйста, сапоги. -- Фатка кивнула, конечно. Зачем подвергать угрозе общее дело?

Отец Фатимы был карачаевец, мать русская, внешне Фатима была похожа на иранку, что собой представляет Иран, не всем понятно, это смысловая основа всего антизападного, что есть, чистый Восток. Если не брать совсем ранние эпохи, в античное время, в средневековое и вплоть до новейшего времени Иран был не просто краеугольным камнем полного преткновения, стоящим на пути римской экспансии, а великой китайской стеной, равной силой, полноценной альтернативой Риму в смысле концепции, не важно, кто там правил, греки, парфяне, сами персы или тюрки.

Антиох Великий однажды захватил почти всю Малую Азию, Траян отнял на короткое время Междуречье, персы захватывали Египет, римляне и византийцы парфянскую Арбелу и столицу Ктесифон, равная битва, один, один, решающей победы никто так и не одержал, в войнах с Ираном погибло несколько императоров, один попал в плен и умер, вещь для тех времён беспрецедентная, потом пришли арабы. Для них Иран неожиданно сделал то, что никто не мог, убедил в том, что нельзя захватывать чужие земли безнаказанно, это сделал ещё и Тамерлан,  ощущение безнаказанности ровно то, что описано в Ветхом Завете, когда Адам и Ева попробовали плод, а змей им сказал:

 - В день, в который вы вкусите его, откроются ваши глаза, и вы будете, как боги, знающие добро и зло. - До прихода в Иран халифаты чувствовали себя таким Богом, персы показали им, что их боги смертны, копьём по ногам, тем, кто пытался распальцовываться, быстро ломали пальцы. Воровское было не их, персы жили, как бандиты.

Арабов иранцы все же приняли, их сильной стороной была правовая система, созданная Магометом. Иранский культурный гений, архитектура, наука и административный аппарат, искусства, ремесла и государственная организация в целом просто её дополнила, сделав почти совершенной, все стало по «понятиям», позднее то же повторит Япония с Америкой. И машина халифатов заработала на иранском топливе.

Фарси стал государственным языком сельджуков, монгольской империи Хулагуидов, ранней Османской, в государствах Тимуридов и Великих Моголов в Индии, в Афшине, Гуре, Хорезме, царствах Дурранидов, Сефевидов и Каджаров, части Армении и так далее. Персы, что интересно, не просто всё сделали сами, все забывают, что отец индийской атомной бомбы, доктор Хоми Баба был иранцем, в отличие от Пакистана, которому сильно помогал Китай в пику Индии, в свою очередь, сделавший всё на дрожжах «лао да гэ», старого большого брата. Когда Суслов приехал в Китай и сказал Мао, что они не борются как следует с Америкой, великий кормчий долго курил, не зная, что ответить, они и правда не боролись! Коммунизм с китайской спецификой есть полня электрификация «Джун Го», Серединной страны, пупа Земли.

Пулемёт громко ревел, захлёбываясь злобой, Биря щедро рассыпал душманам их свинцовую смерть, застигнутые на открытом месте, они тщетно пытались уйти обратно в сень гор, обрамлявших перевал. Отчаявшись найти хоть какие-то укрытия, басмачи вжимались в пустыню, прячась за крохотными кустиками побелевшего от палящего солнца саксаула, за корнями которого роились смертоносные создания, змеи и скорпионы.

- Пытаются отползти назад, - посмотрел в бинокль Шах. -  Бесполезно! Простреливается насквозь.

- Получи, фашист, гранату, - шипел Биря, меняя ленту. Крупнокалиберные легко проникали сквозь ненадёжную растительность, безошибочно находя прячущиеся за ней мягкие, податливые тела, человек на 80 процентов состоит из воды, методично выбивая тех, кто пытался отползти назад к Массариху. Сам главный душман невозмутимо смолил сигару в блиндаже, всё, что, увы, осталось от Питера. (Ну, он сам.) Гараид вернулся назад, желая взять реванш, если бы в засаде было больше бойцов! Разведрота капитана давно перестала существовать вдобавок к английскому гомосексуалисту, который заставлял моджахеда жить с ним в одной палатке, пару
гранатомётчиков, несколько хороших стрелков, и всё… Бэчелор слишком жалел своих людей и патронов, русский другое дело, вот он и подавил. Боком, как краб, полевой командир уполз в тень.

Сон морпеха внезапно кончился, он открыл глаза и застыл, никаких гор вокруг не было, тем более красивых видов! Ничего вообще не было, только потолок. Он лежал, прикованный к какой-то узкой кровати на колёсах, такой узкой, что если бы он двинулся вправо или влево, то упал. Ему показалось, что он проваливается обратно внутрь, в сон, он чуть не крикнул. Только выдержка профессионального киллера помогла ему промолчать. Он овладел собой и скосил взгляд вниз, операционная койка, узкая, чтобы можно было подойти. Боли не было, не хватало одной ноги.

Конец семнадцатой главы