Часовой

«Пейзаж» Кривоногова вспоминаю у стога;   
Сложна, тяжела фронтовая дорога.
Нет мне спасенья от тяжких дум;
В ушах громким эхом зациклился шум.

Жесток этот штурм; жесток этот мир.
Чую носом – это смерть устроила пир.
Штурмовая пехота недолго живёт.
Четырнадцать и пять – и тело порвёт.

Бросил кости осиротело
Да сбросил на лавку шинель;
Закурил самокрутку смело.
Хотел бы, конечно, в постель.

С «Шекспиром» знаю, что сталось, –
Как он зудел: «быть или не быть»!
Дело шло к ночи; смеркалось.
Его глупость я не в силах забыть.

Тикает время; пуповина в чреве.
Пуля дурная свистнула в небе.
Я оглянулся – свинец; пустота.
Нет, я не умер, – сошла немота.

Совсем самокрутка истлеть не успела;
Бросил окурок как мать хотела.
Теперь не курю, – ответ прост:
Друг мой костьми лёг за пост.

Две тысячи метров – тяжёлая пехота.
Полегла в этом поле половина роты.
Как жалкие муравьи перед великаном;
Прижало нас «гранённым стаканом».

В ночи гаркнул ворон, –
Я отшатнулся резво.
Кубок мой полон, –
Думаю сейчас трезво.
Вражьей крови я ни сколь не жалею;
Из кубка я пью и никогда не пьянею.

Один или два укрылись на вышке.
Чисто их снял; третий на мушке...
Дырявлю им головы, тела их кромсаю;
Всё одно: русский, – я в рай попадаю...

Спустя час вернулся к этому «чёрту».
Перекрыл вражьей разведке аорту.
Сел на плечо знакомый мне ворон;
И мёртвые, как есть, улеглись колом.