Умира-Пуру

Вот ведь какая штука происходит с нами, когда мы сталкиваемся с настоящей поэзией. Она всегда про то, чего нет. Или — точнее — про то, что есть только там, где его не ищут. Вот это стихотворение — чистейший образец такого парадокса, выросший в целую философию одной ускользающей рифмы.

Умира-Пуру. В самом звучании этого имени — вся её история. «Умира» — словно последний вздох, финал, неотвратимость. «Пуру» — какой-то детский лепет, невинная тарабарщина, выдумка. Птица, которая есть сама смерть вымысла, и одновременно — его вечное рождение. Это парадокс обретения через утрату. Умира-Пуру существует именно потому, что ее не существует. Ее бытие полностью принадлежит сфере воображения, веры и внутреннего мира. Стоит начать искать её в мире эмпирики — в Уганде, в Перу, в интернете, в миру — и она рассыпается в прах. Её нельзя найти, в неё можно только верить. И потому её тотальное, абсолютное отсутствие в реальном мире («Ни в роще весной, ни в осеннем бору») является условием её подлинного, непреложного существования в мире внутреннем.

А этот внутренний мир рождается из другого парадокса — парадокса памяти. Ведь откуда является эта птица? Из детства. Из таинственного голоса радиодиктора, который, в сущности, мог сказать что угодно и даже не сказать вовсе — могло просто почудиться. Доказательством чуда является его принципиальная недоказуемость, его мифичность. Вся наша взрослая жизнь, всё наше образование, весь наш опыт — это попытка проверить детский миф взрослыми методами. Обшарить все справочники, прочесать все поисковики. И терпим сокрушительное поражение. Потому что ищем в пространстве то, что живёт во времени. Ищем в географии то, что обитает в памяти.

Парадокс в том, что птица реально живёт в нереальном мире, или нереально живёт в реальном мире, где всё до мелочей реально: где в нескучном соседстве пребывают десяток детей, капитан, балерина, больная чахоткою тётя Марина, бабуля Маруся– в угловой комнате (наверняка плохо прогреваемой зимой), с огромный роялем, тётенька с круглым столом...

Парадокс в том, что чтобы обрести птицу, нужно было потерять её навсегда. Нужно было пройти весь этот долгий путь рациональных поисков и признать их тщету. Только опустошённый, отчаявшийся и признавший поражение ум способен на настоящий акт творения. И птица, которую нельзя было найти, является сама — но не в джунглях, а в стихотворении. Не в реальности, а в её преображённом, высшем подобии — в искусстве. Она улетает в стихи, чтобы остаться там навсегда. Её физическая невоплощённость и есть условие её вечной жизни в слове.

Таким образом, всё стихотворение строится на этом удивительном противоречии. Парадокс — его главный двигатель и смысл. Автор говорит о том, что самые важные вещи — вера, чудо, красота, вдохновение — не подчиняются законам логики и рационального поиска. Они живут по своим правилам, где чтобы что-то найти, нужно перестать искать это в буквальном смысле, и позволить этому родиться внутри себя — в творчестве, в памяти, в стихах. И тогда они становятся реальнее любой фактуры.

Дмитрий Куваев   15.09.2025 20:49   •   Заявить о нарушении