романс на рогоже

В анамнезе январь и пост. Закончим
последний день, противиться негоже.
И даже Бродский кажется охочим
до странного романса на рогоже,
который переписан в снежной яме
биографом его литературным...
А холод управляет стариками,
пока несут просроченное к урнам
владельцы магазинов и лавчонок.
Тоска тоской, но видится таксистам
в любом прохожем брошенный галчонок.
И мудрый автор словом неказистым
описывает вечер и кораблик,
плывущий, как рождественская роза...
Сочельник ищет мёд и просит яблок,
морщинистых от сильного мороза.
Как будто кто-то их кладёт в ладони,
обтянутые красным, как без кожи.
Писака, о несбыточном долдоня,
напишет стих и скажет - он такой же,
как тот. Потом замрёт, перо забросив -
огни плывут свозь вечер, стынут мёдом.
И тихо улыбается Иосиф,
оставшийся ненужным и немодным
для всех, кому и старость не помеха.
Любовники охочи до красоток,
тоскующим сегодня не до смеха,
но кто-то втихаря раскроет зонтик,
от снега пряча милую, напев ей
романс и седину под шапкой пряча,
последний, он любимее, чем первый,
из этой жизни пятится по-рачьи
во тьму проулка, улицы и сада,
надежду на взаимность увлекая.
Иосифу обида и досада,
и музыка романса колдовская.
Он знает - ничего не повторится,
и всё необъяснимо и тоскливо,
но женщина его - императрица
особого январского разлива.
И слава есть, и свет, и хлеба много,
и старые идут Адам и Ева,
но жизнь, качнувшись вправо, сбила ногу,
а значит, не качнётся больше влево.