Амстердам

Год 58-ой в ХХ веке.
Я – в Амстердаме, в октябре,
На авеню Дамрак – туристов «Мекке»,
Ринг созерцаю, сидя на траве.

Шумит толпа, подбадривая бойню:
Бойцы-актёры машут кулаками.
Происходящее – для кисти Гойи.
Невозмутим лишь рефери: он крови не алкает.

Дождь моросит, летят по ветру листья,
Квартет расположился на газоне.
Играют нечто, мне знакомое, из Листа,
Трамвай карабкается за углом, трезвоня.

Мне – восемнадцать, я – матрос «торговый»,
Мой «ship»  в порту погрузку ожидает.
Наш помполит, мужик бедовый,
Глаз зорких с нас, мальчишек, не спускает.

Но утомило зрелище побоев
И мы уходим дальше по дорожке.
А вскоре подиум нас призывает воем,
Там  звуки выстрелов пугают нас до  дрожи.

Помост под крышей окружают «джентльмены»,
На сцене  барышня танцует в неглиже.
Затем, одетая выходит ей на смену,
Из тряпок вылезти готовится уже.

У «дрессировщика» в руке – ремённый хлыст,
Щелчок его звучит, как выстрел.
Детали туалета барышни спадают ниц:
Хлыст, обнажающий фигуру, быстр.

Нам целомудрие от зрелища спасая,
Уводит помполит нас в приказном порядке
И вот, картина острая сюжетом, но иная,
По человеческим канонам – гадкая:

В просторной клетке, словно раненная пума,
Индеец мечется, неистово рыча.
Прислужник «белый» в роли грума
Суёт сквозь прутья мясо, неразборчиво крича.

Разъяренный неволей узник
Срывает с вертела сырое мясо.
Обрызган кровью пленника подгузник,
На шее грязной – металлическое лассо.

Меня тошнит «пейзаж» во вкусе зоопарка,
Привычный для расистов Нидерландов.
Мне от стыда в центре Европы  жарко,
Бегу я в порт, подальше от «цивильной» банды.

05.01.24