Лампочка

Ярко сияет полуденный свет
Над головой после ночи тяжёлой.
Шлю я прохожим свой честный привет,
Бодро махая им вслед шляпой новой.

Но ничего не приходит в ответ,
Люд вновь решает пустые проблемы,
Это жестоко, сомнения нет,
Кто мы, зачем мы, откуда и где мы?

(1 глава)
Пёс Петербург. Грязный невский. Квартира.
Шкаф от побоев скрипит и дрожит.
В пыльном углу плесневелая лира
Хрипло о прошлом пустом говорит.

Снова о встречах и милой луне
Смутно в угаре разносится голос,
Топит вину свою в горьком вине,
В рюмку роняет последний свой волос

Мятый хозяин, картины ревут,
В воске свеча исступлённая тонет,
Шумно трамваи линию гнут,
В лужах собаки и женщины тонут.

В дряблой квартире так тускло и сыро.
Плесенью пахнет, копеечной водкой.
Где-то рояль дарит музыку мира,
Страстно танцует со старой проводкой.

Только хозяин себе лишь внимает,
Грузно ложится в любимое кресло,
Плед он со злостью перебирает,
Просто желает уснуть и исчезнуть.

Только желает навеки забыться,
К свету бежать по широкому полю,
Белым зайчонком в траве копошиться,
Не уповать на тяжёлую долю.

Ночь. Он уснул снова не просыхая.
Вдаль Петербург поплывёт по реке.
Только луна его боль понимает,
Только она проведёт по щеке.

Вдруг осветилась квартира седая,
Стали видны в паутине шкафы,
Тёмная сила, опасности зная,
Кинула вниз для спасенья шарфы.

Это был дух, он взмахнул лишь рукою,
Спящему тихо промолвил на ухо:
Ты не маши от беды головою,
Лапочка - вот! Чтоб не помер от скуки.

И положил на обшарпанный стол,
В небе луна уже скрылась из виду,
Солнце, взбираяясь, забило свой кол,
Бодро вернулось к обычному быту.

Пёс Петербург. Грязный невский. Квартира.
Раннее утро плывёт над домами,
Их обнимает светлая лира,
Пышут киоски газет новостями.

Вдруг наш хозяин проснулся с улыбкой,
Стол не заметил с ночными дарами,
Солнце сочилось так нежно и зыбко,
Лучик надежды, что ждал он годами.

В кресле, прищурившись, сидя с ногами,
Он вспоминал тот таинственный шёпот.
Водки не выпил ни миллиграмма,
Дверь отворилась. На лестнице топот.

Вышел на улицу, будто влюбленный:
Там по-другому пылили машины,
Нищий играл на гитаре так томно,
Что наш хозяин не смог пройти мимо.

Тут хлынул дождь освежающий, тёплый.
Словно святою водой окрапило,
Следом был град и ботинки промокли,
Грянула грома вселенская сила!

ЧУдная в городе нынче погода.
Только герою невесело стало,
Лишь поманив, улетела свобода,
И он вернулся в квартиру устало.

Дома - впервые тепло и комфортно,
Лампочка солнцем его озаряла.
Понял теперь он бесповоротно,
Что ему ночью луна даровала.

Тут же видения в мысли явились,
Будто по солнцем залитому полю
Бегали дети с женой и резвились,
И улыбались, маня за собою.

Как под ногами собака ластилась,
Висела на шее лампочка та,
Золотом ржи в переливах лоснилась,
В лампе простая была красота.

Вдруг он опять возвратился в реальность,
И лампа была уж в дрожащей руке.
Чувствовал силу, великую радость,
Жизненный смысл на новом витке.

А Петербург он увидел, как сладость:
Пряничный дом, в шоколаде Нева.
Кремом фасады, столбы расписались, -
Всё успевал он подметить едва.

Люди теперь говорили о добром,
Город стал праздничным, небо - другим.
Разум был чист, неожиданно собран.
Скверные мысли исчезли, как дым.

Вспомнились сразу простые слова,
В прошлом попойки с гнилыми друзьями,
Ярче огонь, зеленее трава.
Крепко сжимает он лампу с гвоздями!

Милая лампа дарила мечты.
Так продолжалось весь день и до ночи.
Ангелы пели и пахли цветы,
Но вот устали хозяина очи.

И он уснул, как ребёнок, сопя.
Лампочка грела не прекращая,
Ужас и страх отгоняя любя,
Словно собака, благословляя.

(2 глава)
Утром туманным, прямо у ног,
В город явилось чудесное чудо.
Лампочка это, или сам Бог...
Сказочный лес появился повсюду!

Лес не обычный, а словно в раю,
Невский зацвёл неземными цветами,
Солнце пустило на город струю,
Мило чихая на крыши огнями.

Стены и пол покрывала трава,
Радостно пели райские птицы,
Сверху, на люстре, сидела сова,
Взявшись когтями за тонкие спицы.

Думал хозяин, глядя в окно,
Долго не веря в пришествие дня,
Кто расстелил по земле полотно,
Радуя сердце, пленя и маня.

Он поспешил по лестнице вниз,
Преодолел парадной проём,
Видел кусты, устремлённые ввысь,
Странное действо в мире своём.

Цвёл дикий вьюн на соседских дверях,
Прямо из плитки клубника росла,
Звери жевали её на глазах,
Солнце теперь не жалело тепла.

Люди счастливые в платьях цветных
Будто сливались с зелёной стеной,
Ветер плясал на щеках молодых
И увлекал всех вокруг за собой.

Топал хозяин, теряясь в цветах,
Невский сменился на улицу Кима,
Вдруг незнакомку увидел и ах! -
Сердце его защемило так сильно.

С нею, подпрыгнув, упал в небеса!
Белой звездою улыбка сияла,
Новую жизнь ощутили глаза,
Старая жизнь за стеной умирала.

Так, в тишине, танцевали они,
Нежно, смущённые, поцеловались,
Снизу колосья пшена проросли,
И силуэты в них потерялись.

Взвился над ними алый закат,
Только замолкнув, опять говорили,
Как в светлом детстве, как годы назад,
Пса из пшеницы они сотворили.

Пес из пшеницы злобно не лаял, -
Тихо молитвы шептал им на ухо,
Понял хозяин, что сердцем оттаял,
Понял, что жил бездуховно и сухо.

Снова влюблённые поцеловались,
Рядом возникли детей силуэты,
Бегали дети вокруг и смеялись,
В белые майки и шорты одеты.

Но вдруг луна, заняв небосклон,
Кинула мост серый через Неву,
Дама, хозяин ушли в горизонт,
Тонко вплелись в тёмную синеву.

Пёс золотой и милые дети
Стали мутнее и вдаль удалились.
После рассыпались в тлеющий пепел,
Будто и не было, словно приснились.

Город на утро в пыль превратился,
Кто-то из пыли слепил шоколад.
Долго на головы людям он лился,
Тёплым дождём возвращая назад.

(3 глава)
Годы шли, счастливые годы.
Петербург все больше сластился,
Скрылась туча, лившая воды,
Где рассвет недавно родился.

Закрывая дороги былого,
Письма ветры в туман уносили,
А на месте смурного и злого
Люди радужный стяг постелили.

У хозяина в доме всё ново:
Стол с едой, а на стенах картины,
Льётся реченькой каждое слово,
Морок дней пометался и сгинул.

У него есть семья и собака,
35 лет и лампочка рядом,
Он - всё тот же юнец-забияка,
Неотравленный старческим ядом.

Каждый день на природе прогулки,
Сон на кресле после обеда,
Вечерами поход в закоулки,
Чтобы джаза в кафешках отведать.

На ночь тёплые поцелуи,
Спать укладывать надо детишек,
Только с лампочкой счастье почуял,
Только с ней стали горести тише.

Но однажды, глаза закрывая,
Сон ужасный герой наш увидел,
Как бутылка запястья сжимает,
Как покой его душу покинул.

У реки, у потёртого храма,
Был одним из оборванных нищих,
Обращался он с просьбами к дамам,
И крестился, упавший на днище.

В центре храма слышались крики,
Люди сгрудились над человеком,
Лишь верёвки кидали блики,
В пекло адское шли за ответом.

То герой был наш, он же хозяин.
Тот, молитвы бросающий Богу.
Рядом чёрные были крестьяне,
Заслоняя к спасенью дорогу.

Ах, меня отпустите, родные,
Не могу я без лампочки жить,
С ней я счастлив и весел впервые,
Без бутылки могу свет любить.

Но внезапно в окно постучали,
Постучали ещё посильнее,
Но крестьяне всё продолжали,
Звон в душе был гораздо больнее.

А хозяин не замечал
На груди тяжёлые ноги.
Только медленно угасал,
Отправляясь на Божьи пороги.

А ведь сколько сделать осталось:
Целовать её алые губы,
Не жалеть о том, что распалось
мёртвым дымом и вырвалось в трубы.

А пока наш герой говорил,
Вдруг луна к его телу спустилась,
И хозяин ей душу излил,
На алтарь она тут опустилась.

И тогда, взяв всю волю в кулак,
Он петлю сорвал с шеи тугую
И отправился прямо в кабак
И залил в глотку водку родную.

А крестьяне бежали ругаясь,
Исчезая в холодом тумане,
Потихоньку во тьме растворяясь,
Лишь монеты бренчали в кармане.

Наконец-то покой кабака,
Снова глупо играет шарманка,
У богатого дурака
Намечается мощная пьянка.

А друзья его рядом сидели,
Но героя не узнавали,
Перед ними свечи горели,
Тихо таяли, потухая.

Песнь друзей ударяла в затылок:
Эх, стареем, ребята, стареем.
Просадили давно всё, что было
И, напившись, перед богом бледнеем.

Тут, не в силах боль превозмочь,
Наш хозяин решил, что дряхлеет,
И уж лампа не в силах помочь,
Наш герой будто ангел белеет.

Но прервАлась страшная ночь,
И глаза приоткрылись пугливо,
Улыбаясь, спала его дочь,
И жена веселилась игриво.

Бормотал он, не поднимаясь.
На часах стрелка встала к подъему,
А жена, его нежно касаясь,
Как бальзамом лила по больному.

Лихорадки овеянный стужей,
Грязный Питер. Невский. Квартира.
Становилась лампочка уже,
Не помогут жёны и лира!

Он шептал в туманную стену,
А жена на коленях рыдает,
У любимого были две шеи, -
Почему? - Да и сам я не знаю...

Будто в море. Во рту была пена,
И к ноге привязалась собака.
Терапевта вызвав мгновенно,
Всё ж жена задрожала от страха.

Палача в нём хозяин увидел,
Уложил его резким ударом,
Кровь закапала прямо на китель,
Подключиться пришлось санитарам.

А хозяин разлёгся по полу,
Долго-долго потом извинялся.
Ведь могло быть всё по-другому
Но чего уж, приходится сдаться.

Из щелей покатились слёзы,
Лампа еле-еле блестела,
В коридоре завыли морозы,
Тяжелело и пУхло тело.

Но, даруя опять мечты,
Птица в комнату залетела,
В клюве были её цветы,
Почему-то она краснела.

Загорелась она огнём,
А хозяин, не понимая,
Кинул в птицу сию конём,
Силуэт её тут растаял.

Вдруг герой перенёсся в город:
Перед ним трудный снежный путь
До Исаакиевского собора,
Думал он, дойдёт как-нибудь.

Питер стал в этот миг тюрьмою,
А Аврора качала главой,
Что же делать теперь герою? -
Надо срочно идти домой!

А в квартире - пчелиный рой
Закружился, шумя, над ромом.
Лампа кончила век свой,
Снова мрак воцарился над домом.

И герой наш упал на стол,
А собака, скуля, убежала,
Лишь оставила грязный пол,
А семья, как туман, исчезала.

(4 глава)
Без лампы жилось ему тяжко,
И водка лилась по углу,
Пустой оставалась бумажка,
Валялась сырой на полу.

Картины спрятались в саже,
И люстра упала вчера,
Окно не казалось уж краше,
Как будто наружу дыра.

Душевная дурь одолела,
А плесень окутала хлеб,
Кольцо позабыто висело,
Женою что снято навек.

Ушли его смысл и счастье,
Забыли дорогу домой,
Взамен получилось ненастье,
Накрыло его с головой.

Потухшая лампа лежала
Роняя слезу на столе,
Усилий её было мало,
Увязла в гнетущей смоле.

Но, хоть она не оживала,
При свете казалась живой,
Как раньше, мечты исполняла,
Махая любимым рукой.

Одевшись теплее хозяин
За лампой отправился вдаль,
Что счастье, как прежде, подарит,
Пройдёт и отступит печаль.

И вот герой в лавку заходит,
Набрал кучу ламп и ушёл,
Домой возвратившись, при входе
Кладёт свои лампы на стол.

Но не было той самой лампы,
Хозяин в сердцах задремал,
Как в дверь его сильно стучали,
Герой даже не замечал.

И стали сильнее удары,
Сравнимые с сердцем в груди,
В ушах зазвенели гитары,
И кто-то стонал: "Помоги".

Тоска на душе затаилась
И чёрные пятна стелились,
Мечта его мигом на поле скривилась
И в острые дребезги вскоре разбилась.

Хозяин собрать их пытался,
Вставляя кусок за куском,
Молился богам и безбожно ругался
И руки порезал стеклом.

Он резко проснулся, в сознанье
Смешались абсурд и мораль.
Герой наш пошёл, не придя к пониманью,
Туда, где играет рояль.

Рояль тот играл за стеною,
На пыльном и грязном полу,
Рояль тот играл за спиною,
Слегка затухая в углу.

Без шапки, едва унёс ноги.
Хозяин наш в лес побежал,
Но царствуют там злые боги
Нарочно хотят, чтоб страдал.

Деревья стоят на рассвете,
С их веток ссыпается муть,
Хохочут они, словно дети,
Морозы пытаясь спугнуть.

Но станет уютней, светлее,
И лёд обретёт вновь покой,
Ветрище подует сильнее,
По лицам погладит рукой.

Но, чем дальше мысль заходит,
Тем жёстче лютуют морозы.
Хозяин в бессилии стонет,
И льдинками падают слёзы.

Достал лампу он из кармана,
Её погрузил в лунный свет,
Луна закатилась так рано,
Нескоро наступит рассвет.

Пока ночь другому внимала,
Верёвку герой натянул,
Не ждал он такого финала,
Но вниз с табуретки шагнул.

Без боли и сожалений
Ушёл он в другие миры,
Совсем не осталось сомнений,
Исчез в центре чёрной дыры.

А звёзды друзей освещали,
Героя потоком несло
В те дивные синие дали,
Где тихо и очень тепло.

Но скоро весна наступила,
Снега уж сходили на нет.
Гуляла душа по полям, пела мило,
На талые воды кидая свой свет.

То был наш герой, наш хозяин,
Бутылки не видно в руке,
Жена рядом с ним, дети счастьем сияют,
И лодка плывёт по реке.

Тут пёс, прогрызая пшеницу,
Хозяина будит от сна,
Пойдём собирать в предгорьях малину,
Спасая от снежного льна.