***

Под остроконечным сводом заброшенной часовни, былое изящество которой на глазах обращалось в лунную пыль, за тяжёлыми, увенчанными тонкой каменной резьбой дверями, малейшее движение которых эхом раздавалось в пустом нефе, в окружении притаившейся за четырьмя колоннами тьмы и серебра холодного лунного света, обернувшись мантией тёмного пурпура ночи, сливаясь с сонмом застывших в средневековой кладке стен святых, безмолвно стояла почти двухметровая фигура.

Редкие шаги её, скрытые изорванным подолом вышитой золотом рясы были едва слышны, сила каждого движения в густой тишине — ощутимо скована, и лишь беспрестанные метания острого оголодавшего взгляда, сверкавшие из-под капюшона богатой мантии выдавали в ней живое существо среди призраков распятой религии.

Тучи, быстро скользившие в сыром осеннем воздухе, поминутно скрывая луну, близили наступление полночи, и фигура, словно страшась задохнуться в замшелых стенах обители крыс, шумно втягивала носом запах орошённых поздним часом окрестных полей.

Невольно увеличивая шаг, она всё ближе подходила к алтарю, но, едва коснувшись разлившегося по амвону света, всякий раз бросалась обратно, в знакомый, обледеневший мрак. Дыхание вырывалось из груди сдавленным рыком...