Никому

Я отчётливо вижу беззвучно гудящее одиночество над поверхностью чистых круглых столов. Их металл предельно нейтрален и принимает его неощутимую агрессию в свои пустые, расчерченные, как серые недели в клетку дней, структуры — коррозия медленно сжирает его изнутри, не задевая идеально окрашенной поверхности. Лёгкое прикосновение вызывает дрожь и уплощённое эхо.
Его узорная перфорация — всего лишь навязанный фарс — очертившие окружность сглаженных краёв пятиугольники наполнены жизнью из окружающего пространства. Оно динамично.
Трепет вазонных цветов, впитанная ими печаль важного неба слишком нежны для голоса бессменно гудящего в тишине Вселенной металла. Слишком кротки, чересчур податливы. Их грусть — лишь отражение туч в каплях дождя, переливы настроения холодного апрельского солнца, вторящая ему лицемерная переменчивость. Металлу она незнакома.
Его разрушение началось ещё в недрах земли, предательски медленно пожирающей своих детищ, но коррозия обволокла сетку структур лишь по прикосновению тёплых пальцев к черной столешнице. Тепло для металла губительно в любых пропорциях: он легко поддаётся ковке.
Сухие, едва тёплые пальцы случайно коснулись холодной поверхности, локоть ещё раз мелькнул над ней—и одиночество в миг обрушилось на согнутый в форму металлический лист.
Его поверхность задрожала вдруг пустотой, тишина пробудила голос.

Я поставил чашку и что-то сказал. Никому.