***

Она зашла во всем известный магазин.
Немного скрючена, в морщинах и в платочке.
Взяла тележку. С ней, как лимузин,
Пошла медлительно, все перебрав лоточки.

Искала подешевле, посвежей,
Ведь что там пенсия? Копейки да и только.
И рядом ни детей нет, ни мужей.
Давно одна. Нет помощи нисколько.

Прошла войну, своих пережила,
Но не сдается. Ей ли быть в печали?
Еще есть порох, правда чуть хрипла,
И плохо слышит, как бы не кричали.

Идет, легонько зацепив витрину,
С которой вдруг упало молоко.
Пакет лишь хлопнул, чувствуя кончину,
Слегка запачкав бабушки трико.

За голову взялась: «Что же теперь?
Я не хотела, не специально я!».
Заплакала, завыла словно зверь-
Ведь вырвались все чувства, не тая.

И тут походкой чинной и надменной,
С презрением и явным недовольством,
Летит кассир, со шваброй современной.
Кидает, мол за порчу хлебосольства

Возьми и убери всё, старушонка.
И развернувшись, от нее отходит.
Бабуля нагибается, в ручонки
Старается взять швабру - не выходит.

Трясется. Координация подводит,
Давление, растерянность… но честность,
Ей не дает уйти, ее словно изводит:
Ведь ты-порядочная , ты - не бесполезность.

Увидев ту ужасную картину,
Бежит девчонка, может лет семи.
Хватает швабру, двигает корзину,
Всё затирает. Важно- быть людьми!

И как тут говорить об уважении?
Мол если старший, надо уважать,
Когда таких кассиров без зазрения,
Подальше нужно от людей держать.

Не в возрасте тут дело, в воспитании.
А старший без него - одно название.