Paradise Lost, BOOK 11, John Milton

Paradise Lost, BOOK 11, John Milton

КНИГА 11

Содержание:

Сын Божий, ходатайствуя за кающихся Прародителей, передает все Отцу. Он принимает их просьбы, но при этом объявляет, что далее оставаться в Райском Саду им не следует, для чего Он призывает Михаила с Херувимами, чтобы тот препроводил их из Райского Сада, распорядившись прежде раскрыть им события будущего. Прибытие Михаила. Адам обращает внимание Евы на некие мрачные знамения и заметив приближение Михаила, идет к нему навстречу. Ангел передает, что Райский Сад они должны покинуть, на что Ева жалобно возражает. Адам пытается отговорить, но в итоге подчиняется. Ангел ведет их на высокую гору, откуда являет ему картины будущего, вплоть до Потопа.
 

Так перед ним в неловком положенье,
Намеревались оправдать они себя,
Чтобы с Престола в снисхожденье,
Излил Он милость, отягченные сердца
От тяжести избавив неподъемной;
И чтобы в сердце неделимое одно,
Затем вдохнул Он Дух свободный,
Плоть обновленную стяжая для него,
В умах и чаяньях мирских одушевляя;
Чтоб крыльями снабженная душа,
Средь вышних Сфер полет свой устремляя
Явила к жизни звучные слова
В приделах бесконечного пространства;
Хоть и Обители во множестве огней
В себе не заключают постоянства,
Но все же средь бесчисленных теней,
Не менее важным было обращение;
Так прежде Пирра и Девкалион
Пришли к Фемиде ради возрожденья
Людей, что сгинули в Потопе;
С пути не сбившись, к Небу прямиком,
Все унося в стремительном потоке,
Они неслись в намеренье своем,
Пока сносило их ревнивыми ветрами,
Желая в пропасти упрятать навсегда;
И вот уже за Эмперейскими Вратами,
Вблизи Престола, у златого алтаря,
Они с мольбою на Заступника взирают;
И Сын представив явленную стать,
Такую начал речь за них держать.

Отец, ты видишь эти первые Плоды,
Что милостью твоею с человеческим умом      
Взросли; их вздохи и мольбы,      
Что истлевают здесь в Кадиле золотом,
Душистым фимиамом; это все тебе;
За них прошу ниспосланный тобою;
Пока Он сердцем страждет не в себе,
Иль сокрушается удушливой стезею,
Во множестве великом всякий Плод,
Ты будешь вместе с ним вкушать;
Покуда семенем твоим произрастет,
Он непременно будет уявлять,
Вкус более утонченный и приятный.
Их с райскими плодами не сравнить,
Что до паденья в Сфере необъятной,
Твоим глазам в стремленье угодить,
Растил он для тебя своей рукою.
Склони же слух к тому что у тебя,
Со вздохами немыми пред тобою
Теперь он просит, а неясные слова,
Раскрыть их смысл позволь ты мне;
Я здесь Заступником его во искупленье;
А если уличен он был в грехе,
Пусть лягут на меня все прегрешенья.
Прими меня ты в оправданье его;
За все что совершил он силою слепой;
В хорошем и в дурном я за него,
Что мне заслугой будет самой дорогой.
Твое решение в отношении него,
Не отменить но лишь смягчить желаю;
Чтоб к лучшей жизни впредь явить его,
Простить его грехи тебя взываю;
Пусть в радости возьмет он все свое,
Покуда я единым телом с ним одно.

На что присутствием невыразимым,
Из Облака пробившись сквозь покров,
Промолвил Сыну Он невозмутимо;
Мне нету дела до его счетов,
Но то о чем ты просишь непременно,
Получит Человек, покуда я с тобой,
Где б ты не прибывал, распоряжения,
Мы возвещаем общею главой.
Но лишь Покров набросив тем не менее,
Уже назначил он пределы красоты,
А элементы в Саде наслажденья,
Включать не могут в себя грубые черты.
И потому здесь дальше находиться,
Не может он, покуда от себя
Сад райский гонит все что не годиться,
Как преходящая иль смертная стезя,
С его волненьями и смутами худыми,
Чтобы Эфир пречистый не пятнать;
К чему стремился мыслями своими,
Тем он и должен впредь располагать;      
Где лучшим образом способен будет он,
Грех вырвать и с концами растворить,
Чтоб вещи что в смятение привел,
В порядок изначальный возвратить,
В тлен ввергнув дух свой неизменный.
Его я счастьем и бессмертьем одарил;
И раз теперь стезею этой тленной,
Себя он счастья вечного лишил,
Тогда, должно быть, вечной мукой
Бессмертие обернется для него;
И станет смертная стезя ему наукой,
Неоспоримым средством от всего.
Чтобы от бега жизни отстраненный,
Что прожил средь волнений и тревог,
В своих деяньях верой утонченный,
Явил он более основательный оплот.
И пробудившись в следующей жизни,
Он в обновленье Неба и Земли,
Уже бы мог без всякой укоризны,
Сложить на ней все полномочия свои.
Теперь же созовем совет священный,
Свое решение я от них не утаю;
Как с духами восставшими я прежде
Распорядился, так теперь в Раю
Намерен поступить я с Человеком;
Чтоб Ангелов узрев негодную стезю,
Надежней утвердить могли свою.

Закончил Он и Сын без промедленья,
Посланнику живому своему
Высоким знаком дал распоряженья,
И Ангел сильный вострубил в трубу,
Сумев Хорив до сердца самого пронзить,
Когда там Бог явился в снисхожденье,
И явится еще раз может быть,
Провозгласить высокое решенье.
И звуком тем с Небес и до Земли,
Пронесся он все Сферы наполняя,
Живой водою все истоки и ручьи,
В счастливую обитель устремляя.
Спешили Сыны Света на призыв его,
Занять места свои в стремленье,
Где Высочайший с Трона своего,
Им вскоре объявил свое решение.

Сыны, и Человек сравнявшись с нами,
Теперь познал Добро и Зло;
И скрытый Плод обеими руками,
Теперь прибрал на усмотрение свое;         
Однако он не должен возгордиться,
Покуда обернулось теперь злом
Познание добра которым утвердиться,
Желает он в стремлении своем.
Теперь он с грустью безутешной,
Здесь просит оправдание себе,
Но каждая малейшая погрешность,
Что в его сердце отражается на мне.
И потому чтоб дерзкая рука,
Здесь к Древу не тянулась за Плодом,
Бессмертие стяжая для себя,
Теперь Эдем покинуть должен он.
Чтобы не думал даже помышлять,
Что будет жить теперь он вечно,
Пора ему покинуть райский Сад,
И на земле стезей уже конечной,
Пусть и стяжает он обители свои
Покуда будут длиться его дни.

Князь Ликов Михаил веленьем моим,
Из Херувимов отбери Воителей себе,
Чтоб Враг соизволеньем своим,
Не вызвал затруднений новых мне,
Без спроса захватив мои владенья;
Теперь до них немедля поспеши,
И Твердь мою без всяких сожалений,
Избавь от преступившей той Четы.
И запечатай всем им сообщенья,
И отпрыскам, чтоб больше никогда,
В своем мятежном устремленье,
Там не тянулась своенравная рука.
Но чтоб они от тяжкого решенья
В отчаяние не впали, вижу я вперед,
Унынье их и слезы огорченья
Покуда запечатан будет вход,
Им говори тон тщательно смягчая.
И если примут кротко жребий свой,
Не отвергай, но сердце утешая
Времен грядущих им события открой.
О чем заранее я тебя осведомлю,
Согласно с прежним изъявленьем,
Что семенем Жены стирать буду главу,
У змея, непрестанным обновленьем.
Завесу приоткрой и с миром отпусти,
И чтобы всякий раз не донимать
У подступа с Восточной стороны,
Поставь там Херувимов охранять.
Пусть там махают пламенным мечом,
Чтоб к Древу Жизни дерзкая рука,
Не простиралась и украденным Плодом
Моих Сынов не увлекали духи зла.

Архангел видя всяческий подвох,
Призвал к себе крылатых Херувимов;
Все они были в ликах четырех,
Единою преградой неделимой
Уже готовы были к Адаму сойти;
Подобием Януса, средь множества огней
Никто не в силах был их обойти;
Иль словно Аргус с тысячью очей,
Недремлющих, аркадской флейтой
Никто не в силах был их усыпить,
Кто некогда Гермеса жертвой,
Уловку не способен упредить,
Слег силой усыпляющего жезла.

Мир чествуя меж тем со дна морей,
Проснулась Левкотея сон свой прогоняя,
Откидывая свет своих Огней,
И свежею росою Землю насыщая.
Уже закончив там вымаливать его
Супруги с новой силой и надеждой,
Прогнали прочь отчаянье свое;
Деля боязнь и радость как и прежде,
Адам на Еву взоры устремляя,
К ней обратился речь возобновляя.

Легко поверить Ева, все это добро
Дано с Небес нам милость уявляя,
Но с нашей стороны должны его,
Приобретеньем личным не считая,
Вернуть ему умноженным добром,
Согласно с высочайшим изволеньем;
И хоть и в это вериться с трудом,
Склонить его для лучшего решенья.
Ведь хватит и движенья одного,
Короткого людского воздыханья,
Чтоб у Престола высочайшего его,
Мог получить свое он оправданье.
Он и меня, с тех пор как перед ним
Предстал смягчая раздраженье,
Там миловал вниманием своим,
Слух преклонив; в его расположенье
Моя уверенность все более росла;
Вернул покой я вспомнив обещанье,
Что будет стерта прежняя Глава,
У Змея; обновленным сочетаньем
В тумане Лика сгинет Зверь;
Тогда мы этому вниманья не придали
В смятенье тяжком, но теперь,
Покуда горечь смерти миновали,
Мы будем жить. Порадуйся со мной,
По праву моей Евой нареченной,
Родительница твари всей земной,
И Человека с волею свободной;
Все сущее в распоряжение его,
Здесь существует только для него.
 
На что Адаму с грустью безутешной,
В смиренье Ева молвила в ответ;
Не заслужила я стезею грешной
Такого имени себе, тебя мой свет,
Лишь запятнав своею же рукою;
Должна была быть в помощь я тебе,
Но вместо этого твоею западнею,
Здесь стала, что упреком только мне.
За это вероломство и сомненье,
Уже ль Родителем возможно называть;
Но мой Судья в своем решенье,
Настолько здесь готов прощать,
Когда как бедствия с соизволенья моего,
Берут начало только от меня,
За что безмерной милостью его,
Родительницей жизни я наречена.
И вот и ты потворствуя мне мило
Отождествил меня столь высоко,
Хоть и другое имя заслужила,
Но нам пора зовут Поля уже давно;
К работе нашей повседневной
Мы преступить теперь должны,
Хотя и после ночи этой скверной,
Что мы без сна с тобою провели.
И Солнце улыбаясь нынешней Зарей
К чему ему все наши треволненья;
Бежит своею розовой тропой,
Не зная ни тревог ни промедленья.
Так поспешим и мы, отныне от тебя
Не буду уклоняться слишком в тень;
В тобою чтобы выставить себя,
В труде совместном, пока день
За горизонтом снова не угаснет.
Уже ль не в радость Райский сад,
Срывать плоды любые здесь со мной,
Пусть и порою будешь ты не рад,
Отягощенным временной стезей?

Так Ева молвила забыв о самомненье
Во тьме желаний падшего ума,
Но начертаньем их предназначенья,
Сопротивлялась сокрушенная судьба;
О чем в своих знамениях Природа,
Уведомить спешила уже Мир,
На Звере и на Птице всяческого рода;
Затмив нежданной вспышкою Эфир,
За кратким отблеском алеющей Зари.
Там на глазах ее Юпитера Орел,
Приметив в ярких опереньях с высоты
Пернатых двух, немедля снизошел
И не настигнув гнал перед собою;
Присматриваться стал и Царь зверей
На парочку Оленей, хоть едою
Вполне довольствуясь своей,
Сердца живые прежде никогда
В расчет не брал чтоб подкрепиться;
Неслась на всех парах Оленья Чета
К Вратам Восточным чтоб укрыться;
Адам узрев ту гонку пред глазами,
Вновь обратился к Еве со словами.

О Ева, знаками грядущих перемен,
Спешит природа нас оповестить
О том что сами ввергли себя в тлен,
И мы уже не в силах упразднить,
Намеренье что с волей наивысшей;
Не отвертеться нам от долга своего,
На что с тобою с верою излишней,
Рассчитывали мы надеясь на него.
В объятьях смертных теперь мы,
Где на себя лишь только уповать;
И что продлятся вечно наши дни,
Здесь нам никто не станет обещать.

Что стоит жизнь в жалких этих снах;
Стезею обусловленною жить
И возвратить ко времени своей прах,
Чтоб новым кругом снова повторить
Одно и то же. Жизни лишь едва
Коснувшись в злом недоуменье;
Из единицы стало теперь два,
А Воздух погрузив во тьму сомненья,
Преследуя нам Бездной угрожает,
Сметая без разбора все что на пути;
Бездонных глубей ведать не желая,
Он множит Хаос неустанно для Земли,
Своим лишь курсом только для себя;
Смотри, Восток померк уже от тьмы,
Когда и нет и середины еще дня,
А Запад в блеске утренних лучей,
Сияет в Облаке лучистой белизною;
Над Твердью свет своих огней
Крадет и тихо увлекает за собою;
Похоже нечто неземное в нем заключено,
И этой кладью переполнено оно.

И не ошибся, сильных Херувимов
Сонм нисходил сквозь яшмовый покров,
Из облака в огнях невыразимо,
Откидывая свет к границе двух миров.
Сойдя на Гору райскую, в смятенье
Ввергая Адама мерцанием огней,
Не зная плотских страхов и сомненья;
Явленьем дивном блеск его очей,
Вмиг помрачнел сияния лишенный;
Не менее славным был приход,
Когда к Иакову в словах неизреченный
Сонм Ангелов сходил в Маханаиме;
Узрел суровых Стражей в поле он
Усыпанном Шатрами боевыми,
Сияньем огней премного изумлен.   
К сравненью разве пламенной Горы,
Что в Дофаиме пред царем Сирийским
Повергло в смуту стройные ряды,
Когда врасплох движеньем быстрым
Войною он пошел без объявленья,   
Нежданной хитростью желая поразить.
Тотчас Князь Лика в устремленье,
Над Садом вновь контроль заполучить,
Один пошел выискивать Адама;
И лишь перед глазами уявился
Адам вновь к своей Еве обратился.   
 
Теперь известий важных Ева жди;
Весьма возможно вынести решенье,
Что здесь предпишет новые пути,
Закон определяя к исполненью.
Покуда в Облаке блестящем,
Что Гору укрывает влажной пеленой,
Узрел как Ангел в чине высочайшем
Нисходит ниже горнею грядой.
Из тех Владык великих видно Он,
Что над Престолом нашего Царя
Иначе не бы столь явно наделен
Такою властью, хотя и для меня
Не столь был грозен в нисхожденье,
Чтоб устрашить явлением своим,
И не в столь мягком настроенье,
Каким мне прежде уявился Рафаил,
Кому поведал я о многом,
В беседах наших, но теперь
Таким внушительным и строгим
Что я к нему, во избежание потерь,
Пойду навстречу; чтоб не оскорбить
Мне следует почтение уявить;
Ты с глаз укройся пока с миром.

Не долго ждать пришлось и вскоре,
Почуял он холодный его взгляд,
Но не в своем блистательном уборе;
Облекшись в человеческий наряд,
Скрыл Ангел форму Звездную свою;   
Чтобы сиянием его не ослепить,
В Пурпур облек небесную Броню;
Чью красоту в словах не охватить,
Живее чем из Мелибеи иль из Тира,
В что облачались их Герои и Цари
Во время тишины и перемирия;
К цветам чьим все старания свои,
Ирида, радуги богиня приложила.
В расцвете полном солнечного дня,
Вдруг стало ясно что исжила;
Свою незрелость; юная Заря
Теперь себя венчала возмужанием;
Искрился Меч как в Зодиака Ореон,
Что в Сатане будил негодованье
И страх; в руке разящее копье;
Адам с благоговением склонился,
Но он как царь в ответ почтению его,
Едва заметив даже не кивнул,
И так сказал о цели посещенья.

Адам, для высочайших указаний,
Вступления и прологи не нужны,
Достаточно сказать что волею его
Теперь твои услышаны мольбы.
И смерть под власть чью угодил,
Надолго впредь отсрочена твоя,
В свое же наказанье, с того дня,
Когда ты самовольно преступил,
Его Закон попав в объятья тлена.
Но мысли совершив один просчет,
С чем преуспела смертная Геенна,
Всегда другой способен ты покрыть,
Для более надежных оснований;
Где Смерть чью алчность тебе не умалить,
Останется без всяких притязаний.
Но должен ты уйти теперь из Рая,
И я здесь чтоб тебя сопровождать,
Тем основаньем, коим не взирая
Избрал ты свою землю претворять;
Избравшим ее волею свободной,
Теперь твоя и наиболее пригодной.
 
Прошла ознобом горестная весть,
Адам от гнева и досады потрясенный,
Покуда видел он кого не перечесть,
Тех кого Хаос в тьме холодной,
Без выбора поглотит в бездне роковой;
А Ева слушая их в поросли густой,
Такой нежданной вестью от него,
Внезапно обнаружила укрытие свое.

О злоключенье хуже всякой смерти!
На что теперь вы понуждаете меня?
Рай променять для бренной круговерти,
Чтоб всякий за порогом к злобе дня,
По воле сеял смерть и разрушенье,
Торгуясь средь пробужденных теней,
Когда возле Богов мое рожденье,
Средь самых высочайших областей!
На что я променяю Сад Небесный,
Где я намеревалось провести,
Остаток дней своих безвестной,
Прискорбной своей грусти вопреки,
Деля с ним вместе жребий свой.
Мои цветы что станет теперь с вами,
Не расцвести вам в Сфере злой,
Что я растила наделяя именами,
Чтоб непрерывно вы могли цвести?
Чьи руки обратят теперь вас к Солнцу,
Кто к вам направит райские ручьи,
Живой водой питая нежный цвет?
И ты моя небесная Обитель,
Где счастливо с тобою я мой свет,
Сошлась увенчанная властью,
Столь сладостной, на что теперь тебя,
Придется впредь мне променять;
Что, в низшем Мире, в этой тьме
В Эфире мутном Основанья постигать;
Твою частью неделимою себе,
Плоду бессмертному под стать,
Теперь стремиться к вечной жизни?

Архангел ей внимая благосклонно,
Промолвил кротко: Ева не грусти,
Но все что потеряла ты законно
С терпеньем и смирением прими.
И не цепляйся Сердцем к суете;
Все то чем ты не в праве обладать,
Оставь все это собственной стезе;
Ты не одна, не в праве возражать,
Ему вослед ступай беспрекословно;
Какую б сень не выбрал для себя,
Там и находится теперь твоя Земля.

Адам его нежданой вестью овладев,
Привел в порядок скованные чувства,
И потрясенный свою Сферу оглядев,
Во власти планомерного безумства,
В смиренье кротко молвил Михаилу.

Услышал я о Звездный Небожитель,
Что из Престолов вышних, если не Глава,
В явлении Творец и Разрушитель,      
Всех форм известных, новость от тебя
Прискорбна и сурова в откровенье,
К чему нам не прибавить не отнять;
И хоть казался мягким в оглашенье,
В своем в значенье может предвещать,
Конец всего чем жили мы доселе,
Не говоря уж о напасти этой злой,   
И горечи с уныньем в тленном теле,
Что нам в пределах сферы роковой,
Влачить придется зло претерпевая;
Теперь покинем мы счастливые края;
В Пространство свои очи устремляя,
В Саду небесном зная лишь себя,
Мы брали все не ведая лишений;
Теперь иною мы отправимся стезей;
Обители в той массе построений,
Что нас не знали и неведомы собой,
Враждебны и унылы в запустенье;
И если его волю умягчить способен я,
Того кто в вечном отраженье
Включает все без исключения в себя,
Его повсюду я намерен призывать;
Пусть и призыв мой устремленьем,
Как вздох навстречу буре вспять,   
Просящему вернется удушеньем;
И раз себя мне остается подчинить,
То выказав свое ему почтенье,
Я с этим примерюсь, но как мне быть;
В отчаянье и в грусти безотрадной
Теперь покинуть Рай свой и чужим,
Вне Лика в славе первозданной,
В том Мире укрываться мне нагим?
Когда присутствием чудесным
Являлся зримо Он, где с Девой своей
В нем пребывая повсеместно
Мог воспитать небесных Сыновей!
Что расскажу я плотью облекаясь,
Что к тому Древу у подножия Горы,
Ко мне являлся Он и восхищаясь,
Я в его Имя воздвигал там Алтари?
Иль частью себя в Бездну устремляя,
Стекать росою буду я с его ветвей,
И по камням в траве той утекая,
Я растворюсь в потоке тех ключей?
Где каждый камень что сияет на Горе,
Я поднял с дна холодных родников,
Чтоб его память с каждым днем,
Еще бы ярче озарилась в тьме веков;
Здесь я не чувствовал стесненья,
Не ощущал покровов тяжкий гнет,
Где моя Дева бездной отраженья
Цветы небес и всякий зрелый Плод
Преподносила его стопы устилая;   
Что в Мире том найду я вместе с ней,
Теперь навеки изгнанным из Рая;
Во тьме среди обманчивых теней,
Чей призрак мне уявит его форму?
И хоть бежал я в этой чаще нелюдим,
Я точно знал что семя преумножу
И повторяясь поколением другим,
Я к жизни вызову обещанную расу;
Сокрытым в тьме сомкнутых вежд,
И здесь мне светит край его одежд.

Ввиду его назревших устремлений,
Князь Ликов молвил Адаму в ответ,
Ты знаешь сам что нет ограничений,
В нем Небо и Земля где белый Свет,
Сияет потому что явлен Тьмою,
И не одною лишь Твердынею твоей;
Где его Суша претворяется Водою,
А его Воздух пищей всех Огней –
Все в нем, кто всюду Вездесущим;
Кто Землю дал, не мало для тебя,
Чтобы в единстве со всем сущим,
В Пространстве вечном для себя,
Мог утвердить незыблемые Тверди,
Но ни одну тебе уже не удержать,
С тех пор как скрылся ты от смерти
В дремучий Лес который не объять.
А потому и Рай теперь небесный,
Раз для тебя здесь нету ничего,
Остался в высшей мере бесполезный,
И ограничивать присутствие Его
Уже напрасно в рамки заключая;
Что знал ты вечным во все дни,
Где искрами полет свой устремляя,
Произошли твои небесные Сыны,
Теперь Земли достигли с Небесами,
Тобой венчая плодоносные поля;
Грядущих поколений семенами,
Они со всех концов уявлены сюда,
Тебя почтить, великого их Предка.
И пусть значенье свое ты утерял,
Когда в ней слившись неприметно,
Сошел к Земле и с нею уровнял,
Своих Сынов причины порождая,
Он всюду тот же, явит свою стать,
И на твои все страхи не взирая,
И там с тобой Он будет пребывать;
Собою уявляя многие знаменья,
Последует везде Он за тобой,
И проведет сквозь тьму неразумения,
С любовью и небесной добротой.
Сияньем Лика, будучи с тобой,
Низложишь ты покровы темных снов,
И по следам священною тропой,
Развеешь прах земных своих оков.
Но прежде чем на явленную Сферу
Ступить, в его одежды облачен,
Взрастить ты должен свою веру,
В иллюзиях тех не будучи смущен.
И я здесь чтоб завесу приоткрыть,
Что ожидает тебя в будущие дни,
И Отпрысков, прокладывая нить
Сквозь хаос в бесконечные Миры,
Добро и зло уже предполагая,
В природе человеческих страстей;
Но этот Мир в тенях тех постигая,
Однажды от болезненных цепей
Освободишься верным послушаньем;
Умеришь ты все радости свои
Боязнью иль горьким осознаньем,      
Что обе стати с нею делишь ты,
Преуспеяние и бедствие стяжая;   
Познаешь ты и радость и тоску,
Но продвигаясь выше не взирая,
Пробьешься сквозь земную пелену.
Так через жизнь вместе вы вдвоем
Однажды переступите порог;
Ну а пока на эту Гору мы взойдем
А Ева пусть пока не ведая тревог,
Спит мирно себя снами занимая
(Куда до времени ее я погрузил);
Пока в тебе не сотворил располагая,
И ты тех в снах за жизнью спешил.

На что Адам признательно в ответ;
Водитель, усомнюсь ли в тебя я,
Ступай немедля, за тобою я вослед,
Мне счастьем полагаться на тебя.
Представлен длани указующий твоей,
Что хоть и вразумляя сбережёт;
Где мое сердце в бездне пропастей,
Себе обитель верную найдет.
Пока ещё в ней частью пребываю,
По силам мне развеять эту тьму;
Вооружен терпеньем, не взирая,
За все усилия к назначенному дню
Я обрету покой коль если с ней
Могу я Мир стяжать конечною стезей,
Где мне не перечесть ее теней,
Тогда вперед; и горнею грядой
Они взошли на райскую вершину;
Гора была та высочайшею в Раю;
По высоте и в ширь непостижимо,
Земля открылась к обозрению ему,
Покровы неустанно обновляя;
Теперь он зрел причиною какой,
Второй Адам низвергнутый из Рая,
К Земле притянут силою слепой,
Что прихотью назвали Сатаною;
Его пространство к жизни пробудить,
Где он взойдет с ним горнею грядою,
Чтобы их славой новою покрыть,
Ему явив земные его Царства;
Куда бы не направил зренье свое,
С Горы той все ее пространства,
Он в превосходстве Ока своего,
Мог заключить без времени и места;
И настоящих и минувших ее дней;
Эпох и Царств великих и безвестных;
И всех ее прославленных Царей.
От Ханбалыка стен и до Пекина,
Что Хан Катайский некогда возвел;
Темира Трон откуда свое имя,
От Самарканда до Европы распростер,
Лахор и Агра славного Могола,
И Херсонеса остров золотой,
И дале до персидского Престола,
Где Экбатан прославился собой,   
А позже Исхафан его возглавил;
Там Трон Царя великого в Москве,
К Империи значительно прибавил;
Немало приложившийся к руке
Султан Бизанса; Негуса Владенья
Не мог он также пропустить;
И Эфиопии прибрежные теченья,
Царей Момбаса и Квилоа и что чтить
Должны Офиром Соломона —
Сафальской гавани где золото свое,
Он добывал для храмового Дома;
От Конго до Анголы к югу от него,
Теченьем Нигера к Атласовым горам;
Узрел он Царство Альманзора,
А дале Фес и Сусу и Мороко и Алжир;
Стонавшую Европу от раздора,
На чьих руинах Рим стяжал весь мир.
Богатый Мехико столицу Монтесумы,
И легендарный Куско что в Перу,
Где Трон Атабалипы был разумен,
Связать с Испанцами Империю свою.
Еще не разоренную Гвиану,
Чей край богатый Эльдорадо нарекли,
В просторах устремляясь Океана,
За его златом Герионовы Сыны.

Явил Князь Ликов многое Адаму,
Умыв водой живою мутные глаза,
Чтоб его зренье было без изъяна,
Его наследием от ложного плода;
Зрачок очистил рутою целебной,
Чтоб мог он все отчетливей узреть,
И каплями тремя водой небесной,
Очистил Око чтоб уразуметь,
Вдыхая жизнь мысленному взору;
От всех видений Адам обомлел,
На миг почуяв что теряет он опору,
От тех картин до коих он созрел;
Но руку протянув без колебанья,
Архангел снова требовал вниманья.

Адам теперь открой свои глаза,
И усмотри зловредное влиянье,
На тех Сынах кто первородного греха
Не ведали, и к Дереву познанья
И не касались заключая свой союз
Со Змеем тварным; их мишенью
Они взвалили тяжкий груз,
И следом все придали искаженью;
Все это ярыми деяньями сулит,
На всем где разум твой благоволит.

Адам открыв глаза, увидел поле,
Над ним Светило будто бы венцом,
Лучами накрывая то раздолье,
В него вливалось дивным полусном:
Алтарь посередине неприметный;
Недавней жатвою увязаны снопы;
А половиной паствою приветной,
В загоне овцы; потный от жары,
Усталый Жнец с вязанкой злаков,
Плоды что принесла ему Земля;
Его рукой разборчиво пожато —
Что есть, связал уже он загодя.
Затем из лучших Первенца от Стада,
Пастух несет к простому Алтарю,
Его Нутро и Жир весь для Обряда,
Кладет он на дрова и ко всему
Приятных благовоний приложил;
Для вышнего огня все совершилось;
Взор чуткий эту пищу поглотил,
И его сердце к небу устремилось,
В Парах к движенью пробуждая,
Отринув непригодное в другом;
Все что нуждою лишь располагая,
Не в силах совладать с его огнем,
Осталось низшей его частью;
Соперник свое право утвердить,
Желая овладеть небесной властью,
Ударил его камнем чтобы сбить.
Смертельно бледен этим рвеньем,
Раздался стон из недр души его;
Адам охваченный смятеньем,
Спросил, за что он терпит это все?
Учитель, от чего же ненавистен,
Стал для другого жертвою своей;
За то что оставаясь бескорыстен,
Все то что было вместе с ней,
Он приподнял к небесным Сферам?

И равно тронут Ангел отвечал;
Тебе не должно этим возмущаться,
И правому и нет ты жизнь даровал,
Где будет неустанно утверждаться,
План высший что задолго он явил;
И обратится ревность к всепрощенью,
А тот кто прав себя вознаградил,
Претерпевая по его распоряженью,
Хотя и видел ты поверженным его;
И в замешательстве от этого всего,
Вослед Адам промолвил Михаилу.

Дурная воля скрыта в основанье,
Увы, что неизменно повлекло,
Последствия — причину и деянье!
И чем сулить мне может это все?
Вернутся в прах откуда взятым?
О чем помыслить страшно мне,
Еще ужасней пережить все на себе.

Увидел ты одно лишь из обличий
У Смерти — молвил Михаил —
Тлен преходящий первою добычей,
Где всякий по счетам своим платил;
Где устремит он очи плотские свои,
В ту в мрачную, зияющую мглу,
Она страшней у входа чем внутри;
Где он откинет всю мирскую мишуру;
Другие не уявлены на сроке,
Умрут от ран, в потопе иль огне,
Или погрязнут в тягостном пороке;
Иные невоздержанность в себе
Раздуют пьянством иль обжорством,
Что к времени болезни принесут;
Они зловещим, адским монстром,
Предстанут у порога и пожрут,
Напомнив о несдержанности Евы.

Тотчас ему явилось место скорби,
Что походило больше на бедлам,
Где собрались все недуги и хвори;
Где слепота и немощь пополам,
Терзала тени смертные безумьем;
Болезням этим не было числа;
Уявлена на тягостном раздумье,
Рвалось на волю их незрячая душа;
Где не исчислить смертных мук,
Тех что до тлена мысль низведет;
Где всякий дьявольский недуг,
Глаз не смыкая Царство стережет;
Мозг, сердце, легкие, кишечник,
Простуды, лихорадки, спазмы, рак,
Агония, все виды эпилепсий,
Желудок, почки, кровный шлак,
Водянка, атрофия, ревматизм,
Лишаи, колики кишечные, чума,
Безумье бесовское, лунатизм,
И расслабляющая мышцы ломота.
Метания тяжки, стоны глубоки;
Между лежанок их отчаянье снует,
Приободряя всех касанием руки,
И Смерть копьем своим трясет,
Но не спешит хотя и призывают;
Снедаемый бессилием живьем,
Безмолвно и покорно созерцает
В ней благо и последнюю надежду.

Адам заплакал хоть и не Женой
Он был, но кто ж такое стерпит;
И даже сердце твердою скалой,
Ужель слезой все это не отметит?
Туда где лучшей своей частью,
В покое безмятежным пребывал,
Закралась тягостной напастью,
Все то, во что он даже не вникал,
Сочувствие мирское пробуждая;
Но вскоре свою мысль укрепил,
И снова речь свою возобновил.

О Человеческое горестное племя,
В какую пропасть ты себя ведешь!
К чему рождаться даже и на время,
Когда ты свою жизнь не бережешь.
Не знаешь ли зачем она дается?
И для чего, в иллюзиях блуждать?
Чтоб те кто неожиданно проснется,
Могли их высшим силам навязать.
И кто из тех пространство постигая,
Узрев что получаем мы взамен,
Либо отринет дар не принимая ,
Иль поскорей вернет, свой тлен
Избавив от столь тяжкого решенья,
Рад с миром разлучиться с ним.
Иль это эфемерное творенье,
Отныне может построением своим,
Затмить собою Лик превышний?
Где омрачен и темным от греха,
Он будучи природой своей низшей,
Со дня явленья к жизни сам себя,
Низводит к дьявольскому тленью?
И, будучи подобием, Человек,
Свободен от ошибочного зренья,
Заслуженно стяжая краткий век,
Не должен исковеркать Лик Творца,
В ком нету ни начала ни конца!?

Да Человек несчастное творенье,
В ответ Адаму молвил Михаил,
В плену у плоти он с рожденья,
Не зная кто, откуда и где был.
Все личности свои переживая,
Сам будучи безличным их Творец,
Небесные Обители стяжая,
Страдает от изъянов их Сердец,
Что от страстей мирских глумиться;
Покуда главным образом Земля,
Несет грех Евы, где сторицей
Он умножаясь подминает под себя,
В них вызывая недуги мирские;
И хоть нередко и подобием его,
Но чаще устремления земные
В них уявляют лишь подобие свое;
Естественно для тех кто на Земле,
Не чтил как должно чтить в себе,
Лик вышний личным подменяя.
 
Закон правдив и это не оспорить, -
Адам в ответ - но есть ли путь иной;
Возможно ли иначе все устроить,
Чтоб разум мысль оставив за собой,   
Не сгинул тяжкой переменой;
Чтобы те обители присущие деля,
Не утерять там окончательно себя?

Конечно есть - ответил Михаил -
Смотри получше и условия просты;
Все то что ум твой частью заключил,
Обитель впредь разделишь эту ты;
Питаньем вредным ум не затемняя,
Умеренность учитель строгий твой;
Так жизни своей годы продлевая,
Давлеть ей не позволишь над собой.
И к смерти к времени созревшим,
Не силой но легко как спелый Плод,
Ты разлучишься с миром грешным,
Уже иной себе выискивать оплот.
Все усмотрев заранее, это старость;
А значит прежде юности пожнешь,
Ты красоту и силу, и усталость
С годами впредь себе ты наживешь,
Чтоб вянуть после серостью убогой,
Что соки жизни выжмет из тебя;
И устремлен другой уже дорогой,
Стряхнешь ты все отжившее с себя;
Ослабнет вкус и чувства притупятся,
Для радостей угаснет разум твой,
И все твои надежды обратятся
Сенильной грустью хладной и сухой;
Что разум твой всецело заполняя,
Все ложное иссушит под конец,
Живым бальзамом душу укрепляя;
На что Архангелу ответил Праотец.

К чему мне время здесь стяжать,
Продолжить свое тяжкое изгнанье,
Где обречен я равно утерять,
Недолговечные мирские основанья?
Где жизнь и смерть своей чредой,
И уходя вновь должен уявиться?
Уж лучше с первой и с второй
Не знаться иль скорее раствориться,
Чтоб эту ношу тяжкую сложить,
Что на себя до времени взвалил,
И обречен безропотно влачить;
На что в ответ промолвил Михаил.

Жизнь эту ни любить ни ненавидеть,
Тебе не нужно, но ее ты проживи
Как можно лучше, должен ты увидеть;
Ну а теперь картину эту усмотри.

Тут пред собой Адам увидел Поле,
С Шатрами всех оттенков дорогих,
Где у одних Стада паслись на воле,
И музыкою складной из других,
Там лился звуков дивный строй;
Был зрим и тот кто фугой оживлял,
Орган и Арфу; легкою рукой,
Высокие и низкие лады он сочетал,
Эфир звучаньем сладким насыщая;
И там же у литейной мастерской,
Железо с медью расплавляя,
Стоял кузнечных дел мастеровой,
Все закрепляя своей формой,
(Огнем ли что в Земле себя сокрыл,
Что от Горы к Равнине дольней,
Деревья те все в пепел обратил,
К возобновлению ее преображая:
Он из ее объятий, с плена своего,
Сбегает ввысь по венам утекая,
Горячей массой в полости ее,
Иль выбит из подземного теченья);
В той форме плавленный металл,
Все потаенные углы без исключенья,
Собою повсеместно заполнял.
Из формы той сначала для себя,
Кузнец приспособления соорудил,
Потом все то что можно из литья,
Чеканить ковкой, где он приложил
Все навыки и все свои уменья;
Затем к Долине с ближнего Хребта
К ним низошло особенное Племя,
По виду люди но иного существа,
В желании учить их поклоненью,
Тому кто несказуем и незрим;
Чтоб знали принимая к умозренью,
Что ничего не скрыты перед ним,
Являя все в работе неустанной,
Что пребывает вечно во все дни;
Чтоб Люди статью первозданной,
Рожденными на время, во плоти,
Смогли завоевать себе свободу,
Тем укрепляя меж собою мир;
Сойдя, не долго шли они по Полю,
Где из Шатров, навстречу к ним
Там вышли превосходные создания;
Наряды их в каменьях дорогих,
Богаты иль просты их были одеянья,
Где они стали подкупать собою их,
Своей земною красотою;
Кто под звучанье Арфы танцевал,
Другие напевая им с любовью,
Свои возвышенные гимны посвящал;
Неумолимым взором строгие Сыны,
На них взирали, волю дав глазам,
Что сих пор не ведали узды,
Пока они амурным этим снам
Продавшись, в их сетях не оказались;
Избрав по предпочтенью своему,
На общем сердце их беседы уявлялись
Напару разделив мирскую красоту;
И так до самой до Звезды вечерней,
Что озаряет на закате небеса,
Что ярче остальных в своем свеченье,
Чтоб возвестить небесного Гонца.
Затем венчальный факел возжигая,
Они призвали Гименея завершить;
Союз священный Неба и Земли,
Обрядом подвенечным закрепить.
И в честь счастливого свершенья,
Все праздновали с музыкой в шатрах,
Созревшее меж ними соглашенье,
И фуга в разночтении в ладах,
Преобразилась в дивную симфонию;
Все ликовали восхваляя небеса,
И сердце то что слилось с красотою,
И юность ту что не растратила себя.
Завороженный теми звуками Адам,
Невольно разделил их восхищенье,
И к их природе с майей пополам,
Привязываясь крепче в устремленье,
Он вскоре так промолвил Михаилу;

Глаза отверзший Вестник славный,
Здесь озадачен от картины я твоей;
Сулит ли большей она тяжбой,
Иль обещает радость мирных дней.
Покуда виден в ней уже просвет,
Чем в двух, что прежде уявил,
Суливших мне вражду и горечь бед;
Но с нею ты Природу предъявил,
Что неизменно достигает своей цели,
Замкнув все сокровенные пределы.

И Михаил в ответ; О превосходном
Нельзя по предпочтению судить;
Хотя к природе их оно неизреченным,
Себя все более и более клонить,
Должно своею статью первозданной,
Отчасти чем являешься и ты,
Где нет и тени мысли тварной;
А те исполненные радости шатры,
В них его Раса падкая до слова,
Искусством ловким правит на земле,
До глянца натирая показного,
Жизнь Брата по проложенной стезе.
Наружность безупречную стяжая,
С усердием шлифуют они жизнь;
Творцы на редкость, не взирая,
Покуда Дух не может быть делим.
Но он уявит лучшее потомство,
А что на счет теней что ты узрел,
Богинь обретших превосходство,
За счет Сынов принявших их удел,
Они лишь их земные одеянья,
Хотя и славы Жен прекрасных лишены;
Их мир ваял для страсти и желанья,
И все же не имеют главного они;
Но и беспечный самый из людей,
За ними следуя не будет умалим,
Хотя и славу строгих их Мужей,
Они подмочат временем своим,
Кого здесь чтят Небесными Сынами.
Они искрой от пламени его,
Подобное к подобному призвали,
Пусть прежде и не веря в никого.
И хоть и станет прах их западнею,
Они разделят с ними общую стезю,
Смешавшись с бренною землею;
И под улыбки их, противнику уму
Мужья во всем здесь будут потакать,
А мир в слезах при этом утопать.

От краткого очнувшись восхищенья,
Адам с досадой нескрываемой ему;
Какая жалость идеальные творенья,
Разделят преходящую стезю,
В беспамятстве все чувства утеряют!
Я вижу горести что явлены землей,
От Женщины всегда проистекают —
В ее начале иль в материи слепой.   

Скорее все ж от слабости Мужчины,
Той что в оковах изначальной слепоты   
Здесь пораждает новые причины;
Ну а теперь картину эту усмотри.

Взглянул он и узрел перед собою,
Просторные владенья здесь и там,
В пространстве зримой чередою,
Раскинуты по всем его краям;
Везде селенья, башни крепостные,
Ворота, стены стольных городов;
С мечами острыми Воители лихие,
Чьи Лики беспощадные без слов,
Войной непримиримой угрожают;
Титаны мощные по обе стороны,
Сомнения в себе не допускают,
Во всех деяньях дерзости полны.
Кто учится владеть своим мечом,
Кто объезжает взмыленных коней;
И одиночку и в порядке боевом,
Все заняты задачей своей.
Другая Банда запасает провиант,
Пробравшись вглубь на сочные луга,
И вот уж гонит блеющих ягнят,
Оставив с носом молодого Пастуха,
И ужасе он видит запустенье,
Взывая себе к помощи, но брань
Уж занялась, доходит до кипенья;
Воители чеканя свою длань,
Все Части к построенью собирают;      
То Поле где паслись его стада,
Теперь оружие и кости устилают,
И потом пропиталась вся земля,
В Соревнованье злобном и свирепом.
Другие крепкий Город обступив,
Тараном бьют по всем укрепам;
И тучи острых стрел и копий в них,
Летит в ответ с огнями и камнями;
Потерь не счесть, великие дела,
Совет держать меж сторонами,
Все призывают и идут уже туда
Седые Старцы поступью почтенной,
Где сыплются тирады им в ответ;
Речь бьется речью равноценной,
Но вот один и знатных, средних лет,
Растолковал носы всем утирая,   
О зле и о добре и истине простой,
Со знанием слова все подбирая,
И воле свыше попранной войной.
И был бы схвачен он в тот час,
Но Облако сошло к нему с небес,   
И сделало невидимым для глаз.
Укрыв во мгле густых своих завес.

С тех самых пор до нынешнего дня,
На праве силы мир этот существует
И не найти в нем потаенного угла;
Адам исполненный печали, негодуя,
Спросил у Ангела; но кто они скажи,
Кто эти сделки с легкостью свершает;
Хранители иль слуги они тьмы,
Где смерть слепая право изъявляет?
Стократно умножая этим грех,
Тщеславных в дерзком устремленье,
Ведь в эту брань затягивает всех,
Когда как нету в человеке разделенья?
Но кто же тот кто волею небес
Спасен, едва успев укрыться;
За прямоту утерян он для всех,
И где теперь он может находиться?

В ответ ему Архангел; что ни день
Союзов неудачных горькие плоды;
Где Дух ваяет собственную тень,
В безбрежном океане истины и лжи,
Уявленым в кромешном ее мраке,               
Его искрой нетленной на земле;
И Сыновья рожденные в их браке,
Представлены обычно лишь себе.
В союзе этом разум без стесненья,
Нередко здесь слагает для себя,
Свой личный мир вне всякого сравненья,
Иль чрезмерные, огромные тела,
Подобно тем могучим Исполинам;
В то время силу чтили на земле,
Простертую к незыблемым вершинам,
Все приобщая, вещью по себе.

Наделены огромной властью,
Они хотели силой всех сместить,
Приспособляя собственную частью,
И все народы воле подчинить,
Рукой сгребая бранные трофеи,
К венцу триумфа гордости мирской;
За счет всех тех кто послабее,
Они стремились к Славе золотой,
Чтоб стать Царями всего Мира;
Богами всех проявленных Огней,
Где грубое кромсание Эфира,
Поистине проклятьем для людей,
Покуда войны сеют разрушенье.
Так Славу обретают на Земле,
Но Славы настоящее значенье,
По прежнему сокрыто в тишине.

Но тот кто истиною зримой,
Мир взвесил в тьме его грехов,
Был вызван золотою серединой,
Меж тех враждующих сынов,
Рискуя тем своею головою;
Он есть седьмой от рода твоего,
Где всякий со своею стороною,
В его словах усматривал свое.
Учитывая все их устремленья
Явил он правоту и в этой тьме,
Где правда вызывает отвращенье,
Найти рожденье снова на Земле.
Поэтому и стал он всем не мил,
Один и осажден со всех сторон,
Но Высочайший милость уявил,
Сокрыв немедля в облаке своем,
В Незримом в счастье пребывать;
Пусть даже плотскими грехами
И затемнен, он смерти подлежать
Уже не мог и это явлено тебе;
Пригодным уготовлена награда,
Но те кто возгордится в красоте,
Им быть во тьме земного ада,
Иль кара все поновой повторить;
Теперь же взор свой устремив,
Смотри чтоб ничего не упустить.

И он узрел что все переменилось,
Утихли звуки медных труб войны;
Где распря непреклонная вершилась,
Теперь все стали вдруг вовлечены
В увеселенья с пышными пирами;
Кругом там буйство и разгул,
Излишества меж жен и их мужами,
И так же тех кто сам себя втянул,
В бесчестье в торге неприглядном,
Случайно, силой, страстью иль грехом;
Где жизнь в одеянии нарядном,
Там и соблазн диктует им свой тон;
От своих Чаш к мирским раздорам,
Где жарят на открытом их огне,
Но вот там появился между делом
Достойный в своем роде на земле,
К их мерам изъявив неодобренье;
Он гостем был при каждом Торжестве,
Напомнить то что ждут они решенья,
В грядущем и что Души их в тюрьме.
Но видя их мирские устремленья,
Что волновали их лишь помыслы свои,
Немедля прекратил он свои пренья,
И скрылся с глаз свернув свои Шатры.
И не желая тратить больше время,
Направился к высокой он Горе,
Где он срубил отборные Деревья
И Судно строить стал огромное себе;
Вместимостью вне всяких зримых мер,
Длиною, шириной и высотой,
Где с боку он пристроил свою дверь,
Вкруг смазав все расщелины смолой;
Заранее справил пропитанье
Для всякой Твари и Людского существа;
Не долго пребывал он в ожиданье,
И вдруг, о чудо! он узрел подле себя
Зверей и птиц, больших и малых,
В его Ладье прибежище найти;
Одною частью были они в парах,
Другою частью уявились по семи,
Заняв в порядке их расположенья;
И наконец последними вошли,
И тот кто есть Родитель сотворенья,
С Тремя Сынами и четыре их Жены.
 
Меж тем махая темными крылами,
Нот свирепел сгоняя Облака,
И Воздух тяжелел напитанный парами,
С вершин туманами сгущая Небеса,
Стремительно их в темень погружая;
Стянуло все кромешной пеленой
И дождь излился Землю размывая,
Пока совсем не скрылась по водой;
Безбрежным Океаном прежние Моря
Теперь сокрыты темной глубиной,
Поверх лишь им спасенная Ладья,
Взбивала пену своим носом над волной.
Тот Хаос непрестанно порождал,
Морских чудовищ злобных и слепых;
Он от Людского множества избрал,
Лишь горстку небольшую, остальных,
Адам ты сам обрек на разложенье;
Покуда все предрешено в безликой тьме;
Финал печальный, горечь запустенья,
Другой потоп устроил ты Земле.
И сам бы тоже непременно потонул,
Как и рожденные тобою Сыновья,
Когда бы Ангел снизойти не преминул,
Чтоб подкрепить средь Хаоса тебя.
Поднявшись на ноги ты милость испытал
И как Отец скорбящий за Сынов,
Что попадалось на глаза ты разрушал,
Хотя и Ангел в майе мирских снов,
К негодованию всецело безучастен.
 
Не в силах раздраженье сдержать,
Он молвил; Ужас, нестерпимые места;
Уж лучше жить и ничего не понимать,
Чем знать и видеть то что видел я!
И это все рожденным было мною,
Злой частью что отмерил мне мой рок?
Уже довольно по себе, само собою,
Для дня любого собственных забот!
И Свет присутствие обретшим,
Что будет мучить до рожденья своего,
Вновь будет прерван недозревшим,
Лишь возвестив предвиденье мое?
И думать мне что так должно и быть,
Мне тяжкой ношей до скончания веков,
Пока не исчерпает свою прыть,
Круг явленный во множестве Кругов?
Так пусть же впредь предвиденье свое,
Никто не утверждает в юдоли земной;
Что станет с ним и Чадами его,
Лишь предначертано превышнею стезей.
Покуда он далек от представленья,
Прознать все беды в будущие дни;
Лишь свыше обретя свое рожденье,
В печали он узрит его пути.
Хотя, забот уже достаточно с меня,
Успел покуда Человека упредить;
Сбежавшим иль живущим для себя,
Придется водную Пустыню бороздить.

Я понадеялся что войны и насилье
Исчезнув Мир уявят на Земле,
И счастье воцариться в изобилие,
Какой обман! и лгал я сам себе.
Как и война людей опустошает,
Не меньше мир способен растлевать,
Где в бездне Зверь их поджидает,
И восстает чтоб души их пожрать.
О Вестник, так развей мои сомненья,
Ужели Раса не не окажется мудрей,
Чтоб не закончить век в недоуменье,
С мольбой у Дерева лишенного корней?

Поставить в ряд всех невозможно,
Увы, в ответ промолвил Михаил;
Для тех, кого ты видел, все ничтожно,
Что этот Мир по слабости взрастил.
Сначала с доблестью и рвеньем,
По головам с триумфом они шли,
Но одного, за малым исключением,
Они в своих деяньях не учли.
Попутно подчиняя своей воле
Народы в устремлениях своих,
Где пролито немало было крови;
Добились славы, титулов мирских,
Вослед предавшись лени и усладам,
К добыче простирая свою длань,
Пока гордыня хладным ядом,
Вновь не сведёт их в яростную брань,
И равно, кого в яром столкновенье,
Плененными войной поработят,
Навеяв массу ложных представлений,
Свою заслугу в лицемерье обратят.
И если помощь свыше их покинет,
Захватчиков не силах превзойти,
В горячке рьяной пыл их поостынет,
Чтоб жизнь более спокойную найти;
Мирскую иль в разгуле для себя,
Все то что Господин им разрешит;
Что в силах будет вынести Земля,
Где их умеренность проверке подлежит.
Так нравы будут более мельчать;
Закон трубя высокие воззванья,
На основанье себя будет заявлять,
Приспособляя к долгу воздержанье.
И только в темный век Сын Света,
Привычкам столь полезным вопреки,
Явившись не оставит без ответа,
Под стать уловкам хитрой западни.
Не тронут ни упреком ни насмешкой,
Насилье он к намеренью сведет;
И силы подчинив во тьме кромешной
Их в собственную прибыль обернет.
И обличив порядок закоснелый,
Своей стезей незыблемой поверх,
Он пригрозит гордыне застарелой,
Зловещей яростью и все подняв на смех,
Покинет их ничем невозмутимый,
Не порицая никого в свой темный век;
Но в бездне Высочайшим обозримый,
Прибыв с ней изначальный Человек,
Имея власть отдаст распоряженье,
Ковчег построить дивный для себя
И избранных в злосчастном притяженье;
Невольным Домочадцам возвестя
Крах повсеместный принятого мира.
Где слитым с низшей частию своей,
Прибыв Владыкой тварного Эфира,
Сам отберет он Тварей и Зверей,
К их сути Человека приобщая;
И только с ними он укроется в Ладье,
Дождями Небо изольется, размывая
Рогатыми потоками смывая на Земле,
Все гордые те Башни и Вершины;
Под тем напором Райская Гора,
Подвинет с места прежнюю Твердыню,
Стряхнув Деревья омертвелые с себя.
Рекой той в Пропасть по теченью,
Затем прибьет на Остров их пустой,
Где все подвластно разложенью;
Где Монстры пребывающей едой,
Сошлись для обоюдного питанья,
Под шум крикливых Чаек в пустоте;
Чтоб твердо закрепил ты это знание,
Привив незыблемой основою себе,
Что нету в Высшем формы или места.
И если Человек их мимо обойдет,
Найдя итог усилий тех известным,
То пелена с очей их не сойдет;
Ну а теперь смотри что будет дальше.

И тут была представлена картина;
Узрел средь Вод он остов Корабля,
В безбрежном Океане обозримом;
И Ветры хладные сбивая Облака,
Рябили Лик всемирного Потопа;
Где все в броженье тлело с глубиной,
К движенью понуждая их до пота,
Коснуться Солнца явленной стезей.
Что водным отраженьем пребывая,
Их понуждало ужиматься до нуля;
Там все неслось от жара усыхая,
Чтоб с вод стоячих сгинуть навсегда.
Средь глубей мягкой поступью своей,
Они свои запятнанные Вежды,
По направленью вышних Областей,
Смыкали, где первичные Одежды
Приоткрывали подлинную суть;
Излились Воды, Небо затворенным,
Где между них проявленная Глубь,
Должна явиться кругом обновленным.
Ковчег взбивая пену меж волнами,
Уже не бороздил безбрежные Моря,
Но встал недвижен меж Горами,
На точке высшей где искомая Земля,
Явилась им надежною Твердыней;
К массивам Гор с Вершины той,
Стекали с шумом горные стремнины,
Вослед за быстро убывающей водой.
И Ворон отлетал и возвращался,
Пока там воды продолжали убывать;
За ним и Голубь дважды устремлялся
В Твердыне той опору отыскать;
Иль Дереве где силой устремленья,
Он бы упрочил основание себе;
Второй раз в символ примиренья,
Вернулся с веткою Оливы он к Ладье,
Всем возвестив что путь открытый;
Свершилось! что осушена Земля,
И Патриарх со всей своею свитой,
Сошел с Ковчега восхваляя Небеса,
В Мир лучший новым соглашеньем;
И свыше радуга трехцветною дугой,
Сулила притягательным свеченьем,
Порядок предвещая всем иной;
И сердце Адама печальным до того,
Возликовало вдруг от этого всего.

Учитель мой развеявший сомненья,
Кто сущим мне грядущее явил;
Представив мне последнее виденье,
Меня ты снова к жизни возвратил.
Уверив, что небесный Человек,
И вместе с ним прибывшие Творенья,
Здесь целый Мир свели на нет;
И менее это вызывает сожаление,
Чем радость в сердце от того,
Что оказался столь он точен и правдив;
Что новый Мир Незримый от него
Явил, и даже пребывая супротив,
Умерил этим гнев и раздраженье.
Но что черты те с новым Небосводом,
Что в тех цветах Он заключил,
Что словно бровь на Лике умягченном?
Иль может Он приделы уявил,
Поновой обозначенный им Сферы,
Куда стремленьем должно возыметь;
Где гранью истонченной все стереть,
Возможно в Бездне нового потопа?

И Ангел молвил: в этом откровенье,
Догадливо подметил ты вперед;
Что в каждом новом порожденье,
Преследует Родитель свой приплод,
Покуда все содержится в обоих;
Где в праве также прежняя Луна,
В отживших одеяниях, из коих
Незримый явит обновленного себя.
За этим и смягчил Он раздраженье,
Хотя и поздно было горевать,
За тлен погрязшей в обольщенье;
Что в мертвых основаниях стяжать,
Земля намерена исполнена насилья.
И все же с глаз убрав одних,
Вознаградит других Он за усилья;
Всех тех кто в устремлениях своих,
Предстанет в поле его зренья.
И Он смягчится чтоб не потопить
Весь Мир, и в новом откровенье,
Представит то что им не умолить —
Завет, до дня несокрушимый;
Дожди не смоют Тварей и Людей,
И Радугой на небе обозримой,
Оповестит всех милостью своей,
Скрепив на память это соглашенье.
Все Дни и Ночи, Холод и Жара,
Посев и Жатва, курсом к завершению,
Идет своим чредом, до того дня,
Где Небо и Земля очищены Огнем,
Предстанут в свете подлинном своем.




Конец одиннадцатой книги.



 




***


BOOK 11
THE ARGUMENT
The Son of God presents to his Father the Prayers of our first Parents now repenting, and intercedes for them: God accepts them, but declares that they must no longer abide in Paradise; sends Michael with a Band of Cherubim to dispossess them; but first to reveal to Adam future things: Michaels coming down. Adam shews to Eve certain ominous signs; he discerns Michaels approach, goes out to meet him: the Angel denounces thir departure. Eve's Lamentation. Adam pleads, but submits: The Angel leads him up to a high Hill, sets before him in vision what shall happ'n till the Flood.

THus they in lowliest plight repentant stood
Praying, for from the Mercie-seat above
Prevenient Grace descending had remov'd
The stonie from thir hearts, & made new flesh
Regenerate grow instead, that sighs now breath'd [ 5 ]
Unutterable, which the Spirit of prayer
Inspir'd, and wing'd for Heav'n with speedier flight
Then loudest Oratorie: yet thir port
Not of mean suiters, nor important less
Seem'd thir Petition, then when th' ancient Pair [ 10 ]
In Fables old, less ancient yet then these,
Deucalion and chaste Pyrrha to restore
The Race of Mankind drownd, before the Shrine
Of Themis stood devout. To Heav'n thir prayers
Flew up, nor missd the way, by envious windes [ 15 ]
Blow'n vagabond or frustrate: in they passd
Dimentionless through Heav'nly dores; then clad
With incense, where the Golden Altar fum'd,
By thir great Intercessor, came in sight
Before the Fathers Throne: Them the glad Son [ 20 ]
Presenting, thus to intercede began.

See Father, what first fruits on Earth are sprung
From thy implanted Grace in Man, these Sighs
And Prayers, which in this Golden Censer, mixt
With Incense, I thy Priest before thee bring, [ 25 ]
Fruits of more pleasing savour from thy seed
Sow'n with contrition in his heart, then those
Which his own hand manuring all the Trees
Of Paradise could have produc't, ere fall'n
From innocence. Now therefore bend thine eare [ 30 ]
To supplication, heare his sighs though mute;
Unskilful with what words to pray, let mee
Interpret for him, mee his Advocate
And propitiation, all his works on mee
Good or not good ingraft, my Merit those [ 35 ]
Shall perfet, and for these my Death shall pay.
Accept me, and in mee from these receave
The smell of peace toward Mankinde, let him live
Before thee reconcil'd, at least his days
Numberd, though sad, till Death, his doom (which I [ 40 ]
To mitigate thus plead, not to reverse)
To better life shall yeeld him, where with mee
All my redeemd may dwell in joy and bliss,
Made one with me as I with thee am one.

To whom the Father, without Cloud, serene. [ 45 ]
All thy request for Man, accepted Son,
Obtain, all thy request was my Decree:
But longer in that Paradise to dwell,
The Law I gave to Nature him forbids:
Those pure immortal Elements that know [ 50 ]
No gross, no unharmoneous mixture foule,
Eject him tainted now, and purge him off
As a distemper, gross to aire as gross,
And mortal food, as may dispose him best
For dissolution wrought by Sin, that first [ 55 ]
Distemperd all things, and of incorrupt
Corrupted. I at first with two fair gifts
Created him endowd, with Happiness
And Immortalitie: that fondly lost,
This other serv'd but to eternize woe; [ 60 ]
Till I provided Death; so Death becomes
His final remedie, and after Life
Tri'd in sharp tribulation, and refin'd
By Faith and faithful works, to second Life,
Wak't in the renovation of the just, [ 65 ]
Resignes him up with Heav'n and Earth renewd.
But let us call to Synod all the Blest
Through Heav'ns wide bounds; from them I will not hide
My judgments, how with Mankind I proceed,
As how with peccant Angels late they saw; [ 70 ]
And in thir state, though firm, stood more confirmd.

He ended, and the Son gave signal high
To the bright Minister that watchd, hee blew
His Trumpet, heard in Oreb since perhaps
When God descended, and perhaps once more [ 75 ]
To sound at general Doom. Th' Angelic blast
Filld all the Regions: from thir blissful Bowrs
Of Amarantin Shade, Fountain or Spring,
By the waters of Life, where ere they sate
In fellowships of joy: the Sons of Light [ 80 ]
Hasted, resorting to the Summons high,
And took thir Seats; till from his Throne supream
Th' Almighty thus pronouncd his sovran Will.

O Sons, like one of us Man is become
To know both Good and Evil, since his taste [ 85 ]
Of that defended Fruit; but let him boast
His knowledge of Good lost, and Evil got,
Happier, had suffic'd him to have known
Good by it self, and Evil not at all.
He sorrows now, repents, and prayes contrite, [ 90 ]
My motions in him, longer then they move,
His heart I know, how variable and vain
Self-left. Least therefore his now bolder hand
Reach also of the Tree of Life, and eat,
And live for ever, dream at least to live [ 95 ]
For ever, to remove him I decree,
And send him from the Garden forth to Till
The Ground whence he was taken, fitter soile.

Michael, this my behest have thou in charge,
Take to thee from among the Cherubim [ 100 ]
Thy choice of flaming Warriours, least the Fiend
Or in behalf of Man, or to invade
Vacant possession som new trouble raise:
Hast thee, and from the Paradise of God
Without remorse drive out the sinful Pair, [ 105 ]
From hallowd ground th' unholie, and denounce
To them and to thir Progenie from thence
Perpetual banishment. Yet least they faint
At the sad Sentence rigorously urg'd,
For I behold them softn'd and with tears [ 110 ]
Bewailing thir excess, all terror hide.
If patiently thy bidding they obey,
Dismiss them not disconsolate; reveale
To Adam what shall come in future dayes,
As I shall thee enlighten, intermix [ 115 ]
My Cov'nant in the womans seed renewd;
So send them forth, though sorrowing, yet in peace:
And on the East side of the Garden place,
Where entrance up from Eden easiest climbes,
Cherubic watch, and of a Sword the flame [ 120 ]
Wide waving, all approach farr off to fright,
And guard all passage to the Tree of Life:
Least Paradise a receptacle prove
To Spirits foule, and all my Trees thir prey,
With whose stol'n Fruit Man once more to delude. [ 125 ]

He ceas'd; and th' Archangelic Power prepar'd
For swift descent, with him the Cohort bright
Of watchful Cherubim; four faces each
Had, like a double Janus, all thir shape
Spangl'd with eyes more numerous then those [ 130 ]
Of Argus, and more wakeful then to drouze,
Charm'd with Arcadian Pipe, the Pastoral Reed
Of Hermes, or his opiate Rod. Mean while
To resalute the World with sacred Light
Leucothea wak'd, and with fresh dews imbalmd [ 135 ]
The Earth, when Adam and first Matron Eve
Had ended now thir Orisons, and found,
Strength added from above, new hope to spring
Out of despaire, joy, but with fear yet linkt;
Which thus to Eve his welcome words renewd. [ 140 ]

Eve, easily may Faith admit, that all
The good which we enjoy, from Heav'n descends;
But that from us ought should ascend to Heav'n
So prevalent as to concerne the mind
Of God high-blest, or to incline his will, [ 145 ]
Hard to belief may seem; yet this will Prayer,
Or one short sigh of humane breath, up-borne
Ev'n to the Seat of God. For since I saught
By Prayer th' offended Deitie to appease,
Kneel'd and before him humbl'd all my heart, [ 150 ]
Methought I saw him placable and mild,
Bending his eare; perswasion in me grew
That I was heard with favour; peace returnd
Home to my brest, and to my memorie
His promise, that thy Seed shall bruise our Foe; [ 155 ]
Which then not minded in dismay, yet now
Assures me that the bitterness of death
Is past, and we shall live. Whence Haile to thee,
Eve rightly call'd, Mother of all Mankind,
Mother of all things living, since by thee [ 160 ]
Man is to live, and all things live for Man.

To whom thus Eve with sad demeanour meek.
Ill worthie I such title should belong
To me transgressour, who for thee ordaind
A help, became thy snare; to mee reproach [ 165 ]
Rather belongs, distrust and all dispraise:
But infinite in pardon was my Judge,
That I who first brought Death on all, am grac't
The sourse of life; next favourable thou,
Who highly thus to entitle me voutsaf'st, [ 170 ]
Farr other name deserving. But the Field
To labour calls us now with sweat impos'd,
Though after sleepless Night; for see the Morn,
All unconcern'd with our unrest, begins
Her rosie progress smiling; let us forth, [ 175 ]
I never from thy side henceforth to stray,
Wherere our days work lies, though now enjoind
Laborious, till day droop; while here we dwell,
What can be toilsom in these pleasant Walkes?
Here let us live, though in fall'n state, content. [ 180 ]

So spake, so wish'd much-humbl'd Eve, but Fate
Subscrib'd not; Nature first gave Signs, imprest
On Bird, Beast, Aire, Aire suddenly eclips'd
After short blush of Morn; nigh in her sight
The Bird of Jove, stoopt from his aerie tour, [ 185 ]
Two Birds of gayest plume before him drove:
Down from a Hill the Beast that reigns in Woods,
First hunter then, pursu'd a gentle brace,
Goodliest of all the Forrest, Hart and Hinde;
Direct to th' Eastern Gate was bent thir flight. [ 190 ]
Adam observ'd, and with his Eye the chase
Pursuing, not unmov'd to Eve thus spake.

O Eve, some furder change awaits us nigh,
Which Heav'n by these mute signs in Nature shews
Forerunners of his purpose, or to warn [ 195 ]
Us haply too secure of our discharge
From penaltie, because from death releast
Some days; how long, and what till then our life,
Who knows, or more then this, that we are dust,
And thither must return and be no more. [ 200 ]
Why else this double object in our sight
Of flight pursu'd in th' Air and ore the ground
One way the self-same hour? why in the East
Darkness ere Dayes mid-course, and Morning light
More orient in yon Western Cloud that draws [ 205 ]
O're the blew Firmament a radiant white,
And slow descends, with somthing heav'nly fraught.

He err'd not, for by this the heav'nly Bands
Down from a Skie of Jasper lighted now
In Paradise, and on a Hill made alt, [ 210 ]
A glorious Apparition, had not doubt
And carnal fear that day dimm'd Adams eye.
Not that more glorious, when the Angels met
Jacob in Mahanaim, where he saw
The field Pavilion'd with his Guardians bright; [ 215 ]
Nor that which on the flaming Mount appeerd
In Dothan, cover'd with a Camp of Fire,
Against the Syrian King, who to surprize
One man, Assassin-like had levied Warr,
Warr unproclam'd. The Princely Hierarch [ 220 ]
In thir bright stand, there left his Powers to seise
Possession of the Garden; hee alone,
To find where Adam shelterd, took his way,
Not unperceav'd of Adam, who to Eve,
While the great Visitant approachd, thus spake. [ 225 ]

Eve, now expect great tidings, which perhaps
Of us will soon determin, or impose
New Laws to be observ'd; for I descrie
From yonder blazing Cloud that veils the Hill
One of the heav'nly Host, and by his Gate [ 230 ]
None of the meanest, some great Potentate
Or of the Thrones above, such Majestie
Invests him coming? yet not terrible,
That I should fear, nor sociably mild,
As Raphael, that I should much confide, [ 235 ]
But solemn and sublime, whom not to offend,
With reverence I must meet, and thou retire.
He ended; and th' Arch-Angel soon drew nigh,
Not in his shape Celestial, but as Man
Clad to meet Man; over his lucid Armes [ 240 ]
A militarie Vest of purple flowd
Livelier then Melib;an, or the graine
Of Sarra, worn by Kings and Hero's old
In time of Truce; Iris had dipt the wooff;
His starrie Helme unbuckl'd shew'd him prime [ 245 ]
In Manhood where Youth ended; by his side
As in a glistering Zodiac hung the Sword,
Satans dire dread, and in his hand the Spear.
Adam bowd low, hee Kingly from his State
Inclin'd not, but his coming thus declar'd. [ 250 ]

Adam, Heav'ns high behest no Preface needs:
Sufficient that thy Prayers are heard, and Death,
Then due by sentence when thou didst transgress,
Defeated of his seisure many dayes
Giv'n thee of Grace, wherein thou may'st repent, [ 255 ]
And one bad act with many deeds well done
Mayst cover: well may then thy Lord appeas'd
Redeem thee quite from Deaths rapacious claime;
But longer in this Paradise to dwell
Permits not; to remove thee I am come, [ 260 ]
And send thee from the Garden forth to till
The ground whence thou wast tak'n, fitter Soile.

He added not, for Adam at the newes
Heart-strook with chilling gripe of sorrow stood,
That all his senses bound; Eve, who unseen [ 265 ]
Yet all had heard, with audible lament
Discover'd soon the place of her retire.

O unexpected stroke, worse then of Death!
Must I thus leave thee Paradise? thus leave
Thee Native Soile, these happie Walks and Shades, [ 270 ]
Fit haunt of Gods? where I had hope to spend,
Quiet though sad, the respit of that day
That must be mortal to us both. O flours,
That never will in other Climate grow,
My early visitation, and my last [ 275 ]
At Eev'n, which I bred up with tender hand
From the first op'ning bud, and gave ye Names,
Who now shall reare ye to the Sun, or ranke
Your Tribes, and water from th' ambrosial Fount?
Thee lastly nuptial Bowre, by mee adornd [ 280 ]
With what to sight or smell was sweet; from thee
How shall I part, and whither wander down
Into a lower World, to this obscure
And wilde, how shall we breath in other Aire
Less pure, accustomd to immortal Fruits? [ 285 ]

Whom thus the Angel interrupted milde.
Lament not Eve, but patiently resigne
What justly thou hast lost; nor set thy heart,
Thus over-fond, on that which is not thine;
Thy going is not lonely, with thee goes [ 290 ]
Thy Husband, him to follow thou art bound;
Where he abides, think there thy native soile.

Adam by this from the cold sudden damp
Recovering, and his scatterd spirits returnd,
To Michael thus his humble words addressd. [ 295 ]

Celestial, whether among the Thrones, or nam'd
Of them the Highest, for such of shape may seem
Prince above Princes, gently hast thou tould
Thy message, which might else in telling wound,
And in performing end us; what besides [ 300 ]
Of sorrow and dejection and despair
Our frailtie can sustain, thy tidings bring,
Departure from this happy place, our sweet
Recess, and onely consolation left
Familiar to our eyes, all places else [ 305 ]
Inhospitable appeer and desolate,
Nor knowing us nor known: and if by prayer
Incessant I could hope to change the will
Of him who all things can, I would not cease
To wearie him with my assiduous cries: [ 310 ]
But prayer against his absolute Decree
No more availes then breath against the winde,
Blown stifling back on him that breaths it forth:
Therefore to his great bidding I submit.
This most afflicts me, that departing hence, [ 315 ]
As from his face I shall be hid, deprivd
His blessed count'nance; here I could frequent,
With worship, place by place where he voutsaf'd
Presence Divine, and to my Sons relate;
On this Mount he appeerd, under this Tree [ 320 ]
Stood visible, among these Pines his voice
I heard, here with him at this Fountain talk'd:
So many grateful Altars I would reare
Of grassie Terfe, and pile up every Stone
Of lustre from the brook, in memorie, [ 325 ]
Or monument to Ages, and thereon
Offer sweet smelling Gumms and Fruits and Flours:
In yonder nether World where shall I seek
His bright appearances, or foot step-trace?
For though I fled him angrie, yet recall'd [ 330 ]
To life prolongd and promisd Race, I now
Gladly behold though but his utmost skirts
Of glory, and farr off his steps adore.

To whom thus Michael with regard benigne.
Adam, thou know'st Heav'n his, and all the Earth. [ 335 ]
Not this Rock onely; his Omnipresence fills
Land, Sea, and Aire, and every kinde that lives,
Fomented by his virtual power and warmd:
All th' Earth he gave thee to possess and rule,
No despicable gift; surmise not then [ 340 ]
His presence to these narrow bounds confin'd
Of Paradise or Eden: this had been
Perhaps thy Capital Seate, from whence had spred
All generations, and had hither come
From all the ends of th' Earth, to celebrate [ 345 ]
And reverence thee thir great Progenitor.
But this pr;eminence thou hast lost, brought down
To dwell on eeven ground now with thy Sons:
Yet doubt not but in Vallie and in Plaine
God is as here, and will be found alike [ 350 ]
Present, and of his presence many a signe
Still following thee, still compassing thee round
With goodness and paternal Love, his Face
Express, and of his steps the track Divine.
Which that thou mayst beleeve, and be confirmd [ 355 ]
Ere thou from hence depart, know I am sent
To shew thee what shall come in future dayes
To thee and to thy Ofspring; good with bad
Expect to hear, supernal Grace contending
With sinfulness of Men; thereby to learn [ 360 ]
True patience, and to temper joy with fear
And pious sorrow, equally enur'd
By moderation either state to beare,
Prosperous or adverse: so shalt thou lead
Safest thy life, and best prepar'd endure [ 365 ]
Thy mortal passage when it comes. Ascend
This Hill; let Eve (for I have drencht her eyes)
Here sleep below while thou to foresight wak'st,
As once thou slepst, while Shee to life was formd.

To whom thus Adam gratefully repli'd. [ 370 ]
Ascend, I follow thee, safe Guide, the path
Thou lead'st me, and to the hand of Heav'n submit,
However chast'ning, to the evil turne
My obvious breast, arming to overcom
By suffering, and earne rest from labour won, [ 375 ]
If so I may attain. So both ascend
In the Visions of God: It was a Hill
Of Paradise the highest, from whose top
The Hemisphere of Earth in cleerest Ken
Stretcht out to amplest reach of prospect lay. [ 380 ]
Not higher that Hill nor wider looking round,
Whereon for different cause the Tempter set
Our second Adam in the Wilderness,
To shew him all Earths Kingdomes and thir Glory.
His Eye might there command wherever stood [ 385 ]
City of old or modern Fame, the Seat
Of mightiest Empire, from the destind Walls
Of Cambalu, seat of Cathaian Can
And Samarchand by Oxus, Temirs Throne,
To Paquin of Sin;an Kings, and thence [ 390 ]
To Agra and Lahor of great Mogul
Down to the golden Chersonese, or where
The Persian in Ecbatan sate, or since
In Hispahan, or where the Russian Ksar
In Mosco, or the Sultan in Bizance, [ 395 ]
Turchestan-born; nor could his eye not ken
Th' Empire of Negus to his utmost Port
Ercoco and the less Maritim Kings
Mombaza, and Quiloa, and Melind,
And Sofala thought Ophir, to the Realme [ 400 ]
Of Congo, and Angola fardest South;
Or thence from Niger Flood to Atlas Mount
The Kingdoms of Almansor, Fez and Sus,
Marocco and Algiers, and Tremisen;
On Europe thence, and where Rome was to sway [ 405 ]
The World: in Spirit perhaps he also saw
Rich Mexico the seat of Motezume,
And Cusco in Peru, the richer seat
Of Atabalipa, and yet unspoil'd
Guiana, whose great Citie Geryons Sons [ 410 ]
Call El Dorado: but to nobler sights
Michael from Adams eyes the Filme remov'd
Which that false Fruit that promis'd clearer sight
Had bred; then purg'd with Euphrasie and Rue
The visual Nerve, for he had much to see; [ 415 ]
And from the Well of Life three drops instill'd.
So deep the power of these Ingredients pierc'd,
Eevn to the inmost seat of mental sight,
That Adam now enforc't to close his eyes,
Sunk down and all his Spirits became intranst: [ 420 ]
But him the gentle Angel by the hand
Soon rais'd, and his attention thus recall'd.

Adam, now ope thine eyes, and first behold
Th' effects which thy original crime hath wrought
In some to spring from thee, who never touch'd [ 425 ]
Th' excepted Tree, nor with the Snake conspir'd,
Nor sinn'd thy sin, yet from that sin derive
Corruption to bring forth more violent deeds.

His eyes he op'nd, and beheld a field,
Part arable and tilth, whereon were Sheaves [ 430 ]
New reapt, the other part sheep-walks and foulds;
Ith' midst an Altar as the Land-mark stood
Rustic, of grassie sord; thither anon
A sweatie Reaper from his Tillage brought
First Fruits, the green Eare, and the yellow Sheaf, [ 435 ]
Uncull'd, as came to hand; a Shepherd next
More meek came with the Firstlings of his Flock
Choicest and best; then sacrificing, laid
The Inwards and thir Fat, with Incense strew'd,
On the cleft Wood, and all due Rites perform'd. [ 440 ]
His Offring soon propitious Fire from Heav'n
Consum'd with nimble glance, and grateful steame;
The others not, for his was not sincere;
Whereat hee inlie rag'd, and as they talk'd,
Smote him into the Midriff with a stone [ 445 ]
That beat out life; he fell, and deadly pale
Groand out his Soul with gushing bloud effus'd.
Much at that sight was Adam in his heart
Dismai'd, and thus in haste to th' Angel cri'd.

O Teacher, some great mischief hath befall'n [ 450 ]
To that meek man, who well had sacrific'd;
Is Pietie thus and pure Devotion paid?

T' whom Michael thus, hee also mov'd, repli'd.
These two are Brethren, Adam, and to come
Out of thy loyns; th' unjust the just hath slain, [ 455 ]
For envie that his Brothers Offering found
From Heav'n acceptance; but the bloodie Fact
Will be aveng'd, and th' others Faith approv'd
Loose no reward, though here thou see him die,
Rowling in dust and gore. To which our Sire. [ 460 ]

Alas, both for the deed and for the cause!
But have I now seen Death? Is this the way
I must return to native dust? O sight
Of terrour, foul and ugly to behold,
Horrid to think, how horrible to feel! [ 465 ]

To whom thus Michael. Death thou hast seen
In his first shape on man; but many shapes
Of Death, and many are the wayes that lead
To his grim Cave, all dismal; yet to sense
More terrible at th' entrance then within. [ 470 ]
Some, as thou saw'st, by violent stroke shall die,
By Fire, Flood, Famin, by Intemperance more
In Meats and Drinks, which on the Earth shall bring
Diseases dire, of which a monstrous crew
Before thee shall appear; that thou mayst know [ 475 ]
What miserie th' inabstinence of Eve
Shall bring on men. Immediately a place
Before his eyes appeard, sad, noysom, dark,
A Lazar-house it seemd, wherein were laid
Numbers of all diseas'd, all maladies [ 480 ]
Of gastly Spasm, or racking torture, qualmes
Of heart-sick Agonie, all feavorous kinds,
Convulsions, Epilepsies, fierce Catarrhs,
Intestin Stone and Ulcer, Colic pangs,
D;moniac Phrenzie, moaping Melancholie [ 485 ]
And Moon-struck madness, pining Atrophie
Marasmus and wide-wasting Pestilence,
Dropsies, and Asthma's, and Joint-racking Rheums.
Dire was the tossing, deep the groans, despair
Tended the sick busiest from Couch to Couch; [ 490 ]
And over them triumphant Death his Dart
Shook, but delaid to strike, though oft invokt
With vows, as thir chief good, and final hope.
Sight so deform what heart of Rock could long
Drie-ey'd behold? Adam could not, but wept, [ 495 ]
Though not of Woman born; compassion quell'd
His best of Man, and gave him up to tears
A space, till firmer thoughts restraind excess,
And scarce recovering words his plaint renew'd.

O miserable Mankind, to what fall [ 500 ]
Degraded, to what wretched state reserv'd!
Better end heer unborn. Why is life giv'n
To be thus wrested from us? rather why
Obtruded on us thus? who if we knew
What we receive, would either not accept [ 505 ]
Life offer'd, or soon beg to lay it down,
Glad to be so dismist in peace. Can thus
Th' Image of God in man created once
So goodly and erect, though faultie since,
To such unsightly sufferings be debas't [ 510 ]
Under inhuman pains? Why should not Man,
Retaining still Divine similitude
In part, from such deformities be free,
And for his Makers Image sake exempt?

Thir Makers Image, answerd Michael, then [ 515 ]
Forsook them, when themselves they villifi'd
To serve ungovern'd appetite, and took
His Image whom they serv'd, a brutish vice,
Inductive mainly to the sin of Eve.
Therefore so abject is thir punishment, [ 520 ]
Disfiguring not Gods likeness, but thir own,
Or if his likeness, by themselves defac't
While they pervert pure Natures healthful rules
To loathsom sickness, worthily, since they
Gods Image did not reverence in themselves. [ 525 ]

I yield it just, said Adam, and submit.
But is there yet no other way, besides
These painful passages, how we may come
To Death, and mix with our connatural dust?

There is, said Michael, if thou well observe [ 530 ]
The rule of not too much, by temperance taught
In what thou eatst and drinkst, seeking from thence
Due nourishment, not gluttonous delight,
Till many years over thy head return:
So maist thou live, till like ripe Fruit thou drop [ 535 ]
Into thy Mothers lap, or be with ease
Gatherd, not harshly pluckt, for death mature:
This is old age; but then thou must outlive
Thy youth, thy strength, thy beauty, which will change
To witherd weak and gray; thy Senses then [ 540 ]
Obtuse, all taste of pleasure must forgoe,
To what thou hast, and for the Aire of youth
Hopeful and cheerful, in thy blood will reigne
A melancholly damp of cold and dry
To weigh thy spirits down, and last consume [ 545 ]
The Balme of Life. To whom our Ancestor.

Henceforth I flie not Death, nor would prolong
Life much, bent rather how I may be quit
Fairest and easiest of this combrous charge,
Which I must keep till my appointed day [ 550 ]
Of rendring up, and patiently attend
My dissolution. Michael repli'd,

Nor love thy Life, nor hate; but what thou livst
Live well, how long or short permit to Heav'n:
And now prepare thee for another sight. [ 555 ]

He lookd and saw a spacious Plaine, whereon
Were Tents of various hue; by some were herds
Of Cattel grazing: others, whence the sound
Of Instruments that made melodious chime
Was heard, of Harp and Organ; and who moovd [ 560 ]
Thir stops and chords was seen: his volant touch
Instinct through all proportions low and high
Fled and pursu'd transverse the resonant fugue.
In other part stood one who at the Forge
Labouring, two massie clods of Iron and Brass [ 565 ]
Had melted (whether found where casual fire
Had wasted woods on Mountain or in Vale,
Down to the veins of Earth, thence gliding hot
To som Caves mouth, or whether washt by stream
From underground) the liquid Ore he dreind [ 570 ]
Into fit moulds prepar'd; from which he formd
First his own Tooles; then, what might else be wrought
Fusil or grav'n in mettle. After these,
But on the hether side a different sort
From the high neighbouring Hills, which was thir Seat, [ 575 ]
Down to the Plain descended: by thir guise
Just men they seemd, and all thir study bent
To worship God aright, and know his works
Not hid, nor those things last which might preserve
Freedom and Peace to men: they on the Plain [ 580 ]
Long had not walkt, when from the Tents behold
A Beavie of fair Women, richly gay
In Gems and wanton dress; to the Harp they sung
Soft amorous Ditties, and in dance came on:
The Men though grave, ey'd them, and let thir eyes [ 585 ]
Rove without rein, till in the amorous Net
Fast caught, they lik'd, and each his liking chose;
And now of love they treat till th'Eevning Star
Loves Harbinger appeerd; then all in heat
They light the Nuptial Torch, and bid invoke [ 590 ]
Hymen, then first to marriage Rites invok't;
With Feast and Musick all the Tents resound.
Such happy interview and fair event
Of love and youth not lost, Songs, Garlands, Flours,
And charming Symphonies attach'd the heart [ 595 ]
Of Adam, soon enclin'd to admit delight,
The bent of Nature; which he thus express'd.

True opener of mine eyes, prime Angel blest,
Much better seems this Vision, and more hope
Of peaceful dayes portends, then those two past; [ 600 ]
Those were of hate and death, or pain much worse,
Here Nature seems fulfilld in all her ends.

To whom thus Michael. Judg not what is best
By pleasure, though to Nature seeming meet,
Created, as thou art, to nobler end [ 605 ]
Holie and pure, conformitie divine.
Those Tents thou sawst so pleasant, were the Tents
Of wickedness, wherein shall dwell his Race
Who slew his Brother; studious they appere
Of Arts that polish Life, Inventers rare, [ 610 ]
Unmindful of thir Maker, though his Spirit
Taught them, but they his gifts acknowledg'd none.
Yet they a beauteous ofspring shall beget;
For that fair femal Troop thou sawst, that seemd
Of Goddesses, so blithe, so smooth, so gay, [ 615 ]
Yet empty of all good wherein consists
Womans domestic honour and chief praise;
Bred onely and completed to the taste
Of lustful appetence, to sing, to dance,
To dress, and troule the Tongue, and roule the Eye. [ 620 ]
To these that sober Race of Men, whose lives
Religious titl'd them the Sons of God,
Shall yield up all thir vertue, all thir fame
Ignobly, to the traines and to the smiles
Of these fair Atheists, and now swim in joy, [ 625 ]
(Erelong to swim at large) and laugh; for which
The world erelong a world of tears must weepe.

To whom thus Adam of short joy bereft.
O pittie and shame, that they who to live well
Enterd so faire, should turn aside to tread [ 630 ]
Paths indirect, or in the mid way faint!
But still I see the tenor of Mans woe
Holds on the same, from Woman to begin.

From Mans effeminate slackness it begins,
Said th' Angel, who should better hold his place [ 635 ]
By wisdome, and superiour gifts receav'd.
But now prepare thee for another Scene.

He lookd and saw wide Territorie spred
Before him, Towns, and rural works between,
Cities of Men with lofty Gates and Towrs, [ 640 ]
Concours in Arms, fierce Faces threatning Warr,
Giants of mightie Bone, and bould emprise;
Part wield thir Arms, part courb the foaming Steed,
Single or in Array of Battel rang'd
Both Horse and Foot, nor idely mustring stood; [ 645 ]
One way a Band select from forage drives
A herd of Beeves, faire Oxen and faire Kine
From a fat Meddow ground; or fleecy Flock,
Ewes and thir bleating Lambs over the Plaine,
Thir Bootie; scarce with Life the Shepherds flye, [ 650 ]
But call in aide, which makes a bloody Fray;
With cruel Tournament the Squadrons joine;
Where Cattle pastur'd late, now scatterd lies
With Carcasses and Arms th'ensanguind Field
Deserted: Others to a Citie strong [ 655 ]
Lay Seige, encampt; by Batterie, Scale, and Mine,
Assaulting; others from the Wall defend
With Dart and Jav'lin, Stones and sulfurous Fire;
On each hand slaughter and gigantic deeds.
In other part the scepter'd Haralds call [ 660 ]
To Council in the Citie Gates: anon
Grey-headed men and grave, with Warriours mixt,
Assemble, and Harangues are heard, but soon
In factious opposition, till at last
Of middle Age one rising, eminent [ 665 ]
In wise deport, spake much of Right and Wrong,
Of Justice, of Religion, Truth and Peace,
And Judgment from above: him old and young
Exploded, and had seiz'd with violent hands,
Had not a Cloud descending snatch'd him thence [ 670 ]
Unseen amid the throng: so violence
Proceeded, and Oppression, and Sword-Law
Through all the Plain, and refuge none was found.
Adam was all in tears, and to his guide
Lamenting turnd full sad; O what are these, [ 675 ]
Deaths Ministers, not Men, who thus deal Death
Inhumanly to men, and multiply
Ten thousandfould the sin of him who slew
His Brother; for of whom such massacher
Make they but of thir Brethren, men of men? [ 680 ]
But who was that Just Man, whom had not Heav'n
Rescu'd, had in his Righteousness bin lost?

To whom thus Michael. These are the product
Of those ill mated Marriages thou saw'st:
Where good with bad were matcht, who of themselves [ 685 ]
Abhor to joyn; and by imprudence mixt,
Produce prodigious Births of bodie or mind.
Such were these Giants, men of high renown;
For in those dayes Might onely shall be admir'd,
And Valour and Heroic Vertu call'd; [ 690 ]
To overcome in Battle, and subdue
Nations, and bring home spoils with infinite
Man-slaughter, shall be held the highest pitch
Of human Glorie, and for Glorie done
Of triumph, to be styl'd great Conquerours, [ 695 ]
Patrons of Mankind, Gods, and Sons of Gods,
Destroyers rightlier call'd and Plagues of men.
Thus Fame shall be atchiev'd, renown on Earth,
And what most merits fame in silence hid.
But hee the seventh from thee, whom thou beheldst [ 700 ]
The onely righteous in a World perverse,
And therefore hated, therefore so beset
With Foes for daring single to be just,
And utter odious Truth, that God would come
To judge them with his Saints: Him the most High [ 705 ]
Rapt in a balmie Cloud with winged Steeds
Did, as thou sawst, receave, to walk with God
High in Salvation and the Climes of bliss,
Exempt from Death; to shew thee what reward
Awaits the good, the rest what punishment? [ 710 ]
Which now direct thine eyes and soon behold.

He look'd, and saw the face of things quite chang'd;
The brazen Throat of Warr had ceast to roar,
All now was turn'd to jollitie and game,
To luxurie and riot, feast and dance, [ 715 ]
Marrying or prostituting, as befell,
Rape or Adulterie, where passing faire
Allurd them; thence from Cups to civil Broiles.
At length a Reverend Sire among them came,
And of thir doings great dislike declar'd, [ 720 ]
And testifi'd against thir wayes; hee oft
Frequented thir Assemblies, whereso met,
Triumphs or Festivals, and to them preachd
Conversion and Repentance, as to Souls
In prison under Judgments imminent: [ 725 ]
But all in vain: which when he saw, he ceas'd
Contending, and remov'd his Tents farr off;
Then from the Mountain hewing Timber tall,
Began to build a Vessel of huge bulk,
Measur'd by Cubit, length, and breadth, and highth, [ 730 ]
Smeard round with Pitch, and in the side a dore
Contriv'd, and of provisions laid in large
For Man and Beast: when loe a wonder strange!
Of every Beast, and Bird, and Insect small
Came seavens, and pairs, and enterd in, as taught [ 735 ]
Thir order; last the Sire, and his three Sons
With thir four Wives; and God made fast the dore.
Meanwhile the Southwind rose, and with black wings
Wide hovering, all the Clouds together drove
From under Heav'n; the Hills to their supplie [ 740 ]
Vapour, and Exhalation dusk and moist,
Sent up amain; and now the thick'nd Skie
Like a dark Ceeling stood; down rush'd the Rain
Impetuous, and continu'd till the Earth
No more was seen; the floating Vessel swum [ 745 ]
Uplifted; and secure with beaked prow
Rode tilting o're the Waves, all dwellings else
Flood overwhelmd, and them with all thir pomp
Deep under water rould; Sea cover'd Sea,
Sea without shoar; and in thir Palaces [ 750 ]
Where luxurie late reign'd, Sea-monsters whelp'd
And stabl'd; of Mankind, so numerous late,
All left, in one small bottom swum imbark't.
How didst thou grieve then, Adam, to behold
The end of all thy Ofspring, end so sad, [ 755 ]
Depopulation; thee another Floud,
Of tears and sorrow a Floud thee also drown'd,
And sunk thee as thy Sons; till gently reard
By th' Angel, on thy feet thou stoodst at last,
Though comfortless, as when a Father mourns [ 760 ]
His Children, all in view destroyd at once;
And scarce to th' Angel utterdst thus thy plaint.

O Visions ill foreseen! better had I
Liv'd ignorant of future, so had borne
My part of evil onely, each dayes lot [ 765 ]
Anough to bear; those now, that were dispenst
The burd'n of many Ages, on me light
At once, by my foreknowledge gaining Birth
Abortive, to torment me ere thir being,
With thought that they must be. Let no man seek [ 770 ]
Henceforth to be foretold what shall befall
Him or his Childern, evil he may be sure,
Which neither his foreknowing can prevent,
And hee the future evil shall no less
In apprehension then in substance feel [ 775 ]
Grievous to bear: but that care now is past,
Man is not whom to warne: those few escapt
Famin and anguish will at last consume
Wandring that watrie Desert: I had hope
When violence was ceas't, and Warr on Earth, [ 780 ]
All would have then gon well, peace would have crownd
With length of happy dayes the race of man;
But I was farr deceav'd; for now I see
Peace to corrupt no less then Warr to waste.
How comes it thus? unfould, Celestial Guide, [ 785 ]
And whether here the Race of man will end.
To whom thus Michael. Those whom last thou sawst
In triumph and luxurious wealth, are they
First seen in acts of prowess eminent
And great exploits, but of true vertu void; [ 790 ]
Who having spilt much blood, and don much waste
Subduing Nations, and achievd thereby
Fame in the World, high titles, and rich prey,
Shall change thir course to pleasure, ease, and sloth,
Surfet, and lust, till wantonness and pride [ 795 ]
Raise out of friendship hostil deeds in Peace.
The conquerd also, and enslav'd by Warr
Shall with thir freedom lost all vertu loose
And fear of God, from whom thir pietie feign'd
In sharp contest of Battel found no aide [ 800 ]
Against invaders; therefore coold in zeale
Thenceforth shall practice how to live secure,
Worldlie or dissolute, on what thir Lords
Shall leave them to enjoy; for th' Earth shall bear
More then anough, that temperance may be tri'd: [ 805 ]
So all shall turn degenerate, all deprav'd,
Justice and Temperance, Truth and Faith forgot;
One Man except, the onely Son of light
In a dark Age, against example good,
Against allurement, custom, and a World [ 810 ]
Offended; fearless of reproach and scorn,
Or violence, hee of wicked wayes
Shall them admonish, and before them set
The paths of righteousness, how much more safe,
And full of peace, denouncing wrauth to come [ 815 ]
On thir impenitence; and shall returne
Of them derided, but of God observd
The one just Man alive; by his command
Shall build a wondrous Ark, as thou beheldst,
To save himself and houshold from amidst [ 820 ]
A World devote to universal rack.
No sooner hee with them of Man and Beast
Select for life shall in the Ark be lodg'd,
And shelterd round, but all the Cataracts
Of Heav'n set open on the Earth shall powre [ 825 ]
Raine day and night, all fountains of the Deep
Broke up, shall heave the Ocean to usurp
Beyond all bounds, till inundation rise
Above the highest Hills: then shall this Mount
Of Paradise by might of Waves be moovd [ 830 ]
Out of his place, pushd by the horned floud,
With all his verdure spoil'd, and Trees adrift
Down the great River to the op'ning Gulf,
And there take root an Iland salt and bare,
The haunt of Seales and Orcs, and Sea-mews clang. [ 835 ]
To teach thee that God attributes to place
No sanctitie, if none be thither brought
By Men who there frequent, or therein dwell.
And now what further shall ensue, behold.

He lookd, and saw the Ark hull on the floud, [ 840 ]
Which now abated, for the Clouds were fled,
Drivn by a keen North- winde, that blowing drie
Wrinkl'd the face of Deluge, as decai'd;
And the cleer Sun on his wide watrie Glass
Gaz'd hot, and of the fresh Wave largely drew, [ 845 ]
As after thirst, which made thir flowing shrink
From standing lake to tripping ebbe, that stole
With soft foot towards the deep, who now had stopt
His Sluces, as the Heav'n his windows shut.
The Ark no more now flotes, but seems on ground [ 850 ]
Fast on the top of som high mountain fixt.
And now the tops of Hills as Rocks appeer;
With clamor thence the rapid Currents drive
Towards the retreating Sea thir furious tyde.
Forthwith from out the Arke a Raven flies, [ 855 ]
And after him, the surer messenger,
A Dove sent forth once and agen to spie
Green Tree or ground whereon his foot may light;
The second time returning, in his Bill
An Olive leafe he brings, pacific signe: [ 860 ]
Anon drie ground appeers, and from his Arke
The ancient Sire descends with all his Train;
Then with uplifted hands, and eyes devout,
Grateful to Heav'n, over his head beholds
A dewie Cloud, and in the Cloud a Bow [ 865 ]
Conspicuous with three listed colours gay,
Betok'ning peace from God, and Cov'nant new.
Whereat the heart of Adam erst so sad
Greatly rejoyc'd, and thus his joy broke forth.

O thou that future things canst represent [ 870 ]
As present, Heav'nly instructer, I revive
At this last sight, assur'd that Man shall live
With all the Creatures, and thir seed preserve.
Farr less I now lament for one whole World
Of wicked Sons destroyd, then I rejoyce [ 875 ]
For one Man found so perfet and so just,
That God voutsafes to raise another World
From him, and all his anger to forget.
But say, what mean those colourd streaks in Heavn,
Distended as the Brow of God appeas'd, [ 880 ]
Or serve they as a flourie verge to binde
The fluid skirts of that same watrie Cloud,
Least it again dissolve and showr the Earth?

To whom th' Archangel. Dextrously thou aim'st;
So willingly doth God remit his Ire, [ 885 ]
Though late repenting him of Man deprav'd,
Griev'd at his heart, when looking down he saw
The whole Earth fill'd with violence, and all flesh
Corrupting each thir way; yet those remoov'd,
Such grace shall one just Man find in his sight, [ 890 ]
That he relents, not to blot out mankind,
And makes a Covenant never to destroy
The Earth again by flood, nor let the Sea
Surpass his bounds, nor Rain to drown the World
With Man therein or Beast; but when he brings [ 895 ]
Over the Earth a Cloud, will therein set
His triple-colour'd Bow, whereon to look
And call to mind his Cov'nant: Day and Night,
Seed time and Harvest, Heat and hoary Frost
Shall hold thir course, till fire purge all things new, [ 900 ]
Both Heav'n and Earth, wherein the just shall dwell.