Сказка о скоморохе Тимошке

Глава первая: СЕМЬ БЕД – ОДИН ОБЕД 

Жил да был на Руси скоморошина.
На лицо некрасив, брови скошены,
Нос картошкой, в гриве вошка,
Сам в сапожках, а звали Тимошкой.

В суме у Тимохи хлебные крохи,
Пробка от штофа – и то неплохо,
На языке бедовом лист чертополоха,
А конопушек – что в сите гороха.

Гулял балагур от Твери до Рязани -
Когда ноги несли, когда везли сани.
За стол Тимошку бояре не звали,
Привечали мёдом, провожали кнутами.

Как-то дали Тимошке тумаков на дорожку.
Ковыляет бродяга домой понемножку,
В животе разыгрались худые гармошки -
Он не то, что окрошку, проглотил бы и кошку.

Ох, устал скоморох. Ох, не чует он ног.
Кто б Тимошке помог. Видит – брошенный стог.
Верно, стог не пирог, но зато не острог.
Влез Тимоша на сено, да и выдохнул: «Ох!»

Только-только вздремнуть примостился -
Слышит, стог то под ним пробудился,
Зашатался как ведро на коромысле -
И в полову горемыка провалился.

Тут в глазах у мужичка потемнело,
И в душе то, всё как есть, обомлело,
И мыслишка в голове не поспела -
Только крикнуть и успел: «Что за дело?!»

Долго ль падал молодец или мало -
Шишаков то и не счесть от ударов,
Чуть всего-то на клочки не разметало.
Тут и сказке скоморошьей начало.

Огляделся скоморох, отдышался:
«Это в чьих же я хоромах оказался?
Головой ли приложился не до часу?
Кто тут есть, а не дадите ли квасу?!»

А изба, и кто в стогу её упрятал, -
Печь большая да тесовые палаты.
Ни оконца, ни дверей у этой хаты.
Паутинной кисеёй углы богаты.

На столе пустая ендова миска,
Под столом шипит глазастая киска,
А на матице развешаны низко
Жабьи лапки да хвосты василисков.

«Мать честная! - оробел мужичонка,
Пятернёй затеребил бородёнку -
Как бы выбраться отсель потихоньку?
Не наслал бы кто болячек вдогонку...

Уходить бы по добру по здорову,
А не то сойду за пряник медовый.
Мне собраться – влез в портки и готово,
Только выхода не вижу из дома».   

Хоть ищи – хоть не ищи пятый угол…
Где-то сверху, за трубой, шум и ругань.
Знать, хозяева пришли, дело – туго.
Вот и спрятался в квашне с перепуга.

Притаился и сопит потихоньку.
Только слышит - загремела заслонка,
Кто-то на пол соскочил, взвизгнул тонко -
Не иначе как зловредная жёнка.

«Чую-чую, - говорит – слышу-слышу!
Это кто же проломил мою крышу?!
Покажись незваный гость, ходь поближе,
А не то лягну ногой – станешь жижей!»

- Что тут делать? Выходить, аль таиться?
Мне своя башка, авось, пригодится.
Откупился бы – была бы куница.
Ефимок ли завалялся в тряпице?

Не напрасно скоморох волновался -
Тут и нос то у него зачесался.
От пылищи задышал часто-часто.
Как чихнёт! И враз лучины погасли.

В темноте-то хорониться ловчее,
Да с разгону чуть не вывернул шею:
Сиганул куда, да лаз не проверил,
И ногами засучил словно мерин.

А хозяйка, не сказать ли зараза,
Сковородкою для первого раза,
И второй, чтоб в третий раз не промазать -
Только искры полетели из глаза.

Окосел ли скоморох от удара -
Не Яга пред ним, а пышная дама.
И пришло тогда Тимошке на память,
Что из искры возгорается пламя.

Разыгралось ретивое в Тимошке.
Для порядка тут же кинулся в ножки.
«Бью челом тебе, - кричит бабке Ёжке -
Серенаду не сыграть ли на ложках?

Ты не думай, у меня ума палата.
Потому, как я могу и засватать.
За тебя – да хоть сейчас на лопату!
Где б ты встретила ещё такого хвата?»

От признания Яга ошалела:
«Фу ты ну ты – принесло кавалера.
Отвяжись ты от меня, вот холера!
Хоть язык и без кости – ведай меру!

У меня, милок, характер не кроткий -
Не смущай Ягу ядрёною глоткой.
Не тебя ждала на ужин молодка!» 
И пригладила колпак сковородкой.   

В голове всё снова стало на место -
Пригляделся скоморошка к невесте
И завёл уже совсем иную песню:
«Мне жениться? Это что же за вести?

Ты б, бабуся, «караул» не вопила
И подальше «ятаган» отложила.
Для начала, ты б меня накормила -
Для жениться тоже надобно силы».

- Накормить уж не блином ли из глины?
Где ты видел у Яги именины?
У меня самой с утра не росины.
Ты в суме-то у себя поройся, милый.

«Что в ней рыться? Соглашусь не для ссоры» -
Отвечает гость незваный с укором.
Взял котомку: «Сомневаться доколе…» -
И посыпались на стол разносолы.

Это как же? Это, что же за шутки?
С чесноком перепела, крыжа в утке,
Черносливы и грибы с курной грудкой,
Да гречишные развары в желудке! 

Тут и пряник ярославский печатный,
И творожники в медах да цукатах,
И икорка веслоноса в ушате,
А уж сколько винегретных салатов!

На такое ли добро наглядеться?
Тут и сбитень золотой, чтоб согреться,
Душепарка во штофу - кладезь специй,
Радость сердца - полугар с горьким перцем.

Пир горой! Под щи найдётся и ложка.
Навалился на еду скоморошка.
Всё сглодал бы - и мосол, и морошку:
За столом то он не малая сошка.

А Яга, она напротив сидела,
Да на жора исподлобья глядела.
Под конец-то и сама не стерпела -
Угостилась только корочкой хлеба.

Пожевала не спеша, проглотила,
И не больно задираясь спросила:
«Ты припас на полк стрелецкий осилил -
Это где ж тебя, родимый, носило?»

«Эвон, – крякнул скоморох с пересыту -
Где я только не мозолил копыта.
Да не все-то мне ворота открыты -
Не обеды подают, а обиды...

Был я давеча на ярмарке в Нижнем,
Да попал на воровстве, будто рыжий.
Насовали кулаков вместо пышек.
Мне б в цари, да видно рожей не вышел. 

А ведь как бы всем жилось при Тимохе!
Я б таких наворотил… мир бы охнул!
Вдовьи б слёзы осушил, без подвоха.
А бояр бы записал в скоморохи!

Запретил бы все людские печали.
Повелел бы, чтоб качели качали,
Чтоб и пряничный корабль у причала,
И молочная река для начала!»    

Говорит ему Яга: «Это можно. 
Захотел пойти в цари? Будут вожжи».
Подхватила со стола поварёшку
И плеснула не со зла в скоморошку.



Глава вторая: ЛЫКОВОЕ ЦАРСТВО – ЛУБОЧНОЕ ГОСУДАРСТВО

Вновь не ведает Тимошка покоя:
«Это что же приключилось со мною?
Был в гостях, теперь сижу под стеною -
Не иначе как подался в изгои».

Всё пропало – и Яга, и избушка,
Только шишка, словно рог, на макушке,
Да мыслишка зачесалась за ушком:
«Эку пакость сотворила старушка.

Занесло меня в далёкие дали,
Охнуть больно, а ведь я не из стали.
В животе то снова трубы взыграли -
Словно мы перепелов не едали».

Зло ругнулся мужичок от досады:
«Хочешь – нет, а подниматься то надо.
Эх, житуха, не изюм виноградный, -
Где нас нет, там скоморохам и рады».

Встал на ноги, оглянулся - палаты.
Все из лыка, знать живут не богато,
На крылечке офицер в битых латах. 
Глаз моргает, да и вид глуповатый.

Вопрошает: «Ты холоп аль свободен?
Облачился бы ты, брат, по погоде.
Нынче лапти плетёные в моде,
В сапогах то в нашем царстве не ходят».

Саблю вынул - зазвенели медали,
Дескать, нас-то объегоришь едва ли.
А Тимошка козырнул сапогами:
«Я-то царь!» – Царя-то мы и не ждали.

Ратник тут же поспешил расстараться:
«Коль явился – занимай своё царство.
Нынче дума обещалась собраться -
Не тебе ли, мил сокол, выставляться». 

Отвечает скоморох: «Это точно!
Из приказа тотчас выкатят бочку.
Будем пить-гулять, как в первую ночку,
И по дружбе целовать в энту щёчку!

Ты б в стряпущую избу сбегал, паря -
Передай, пусть там у них жарят-парят.
А покуда не собрались бояре -
Мне б исполнили какую гагару».

Растерялся часовой: «Вот напасти,
Я готов бы услужить вашей власти.
Но зачем нам поварские мытарства?
Есть Молочная река в нашем царстве.

Кто с бадьёй туда идёт, кто с черпалкой,
Сколько надо наберёт – нам не жалко.
В огородах куличи – ешь вповалку,
А сметанные ручьи в той же балке.

Двести лет как мы не ведали голод.
Потому и лыком шит стольный город -
Мы живём без новостей и кошёлок:
Левый берег – что кисель, правый – творог».

Зачесалась голова у Тимошки:
«Ну, спасибо, помогла Бабка Ёжка!
Что мне проку от кисельной кормёжки?
Мне б скоромного безмерною ложкой.

Эх, ушицы с золотистым наваром,
Да такой, чтоб позабыться над паром.
Вот попал-то. Сам пришёл в государи.
Ну, да ладно, наше царство – исправим».

Как под вечер собирались бояре -
И они таких сапог не видали,
В том на верность скомороху присягали -
Белы рученьки его целовали.

Шапку с бармами царю подносили,
Править миром по закону просили.
И хмельного цельный ковш нацедили:
«Чтоб любого супостата осилил!» 

Спотыкач бы надо пить понемножку,
Государю бы хмелеть понарошку…
«Эх! - поднялся скоморох, топнул ножкой -
Был Тимошкою, да вышел Тимошка!

Вот вам первое моё повеленье:
Обустроить всё как есть для веселья!
Чтоб при каждом маломальском селенье
Закрутилась карусель в воскресенье!

И второе повеление будет:
На реке Молочной сделать запруду,
Чтоб запомнили соседские люди
Не вкушать им задарма наше чудо!

Вот! А третье… Мы и сами с усами.
Походил я тут чуток между вами.
Мне ли с думскими меняться местами?
Чтоб назавтра все как есть с колпаками!

Вон отселе! Я не буду рядиться!
Без доклада чтоб не смели явиться!
Чтоб скакала всю неделю столица,
Чтоб не хуже, чем у них, за границей!»

По обеду ли проснулся Тимошка:
В голове – колокола, в горле тошно,
В правом ухе оказалась серёжка,
Да прилипла на губах козья ножка.

Встал Тимошка сам смурной и невесел:
«Это что же я вчера начудесил?
Честь свою ли уберёг в дальних весях?» 
А на улице гульба, пляс да песни.

С колоколен слышен звон: «Берег правый
Государю шлёт поклон за державу!
Уж запруду сколотили на славу -
Не едать вражинам нашей сметаны!

В переулках шум и гомон артельный:
Шибко ставят для потех карусели,
Всё-то сладили они как сумели -
Выше терема качели взлетели.

А с крыльца да от ворот ржут как лошадь:
«Вся-то дума в колпаках скоморошьих!
От обиды прячет в бороды рожи -
Как де справиться с несносною ношей?!»

Раскраснелся Тимофей, сел на лаву:
«Как я их! Мне это дело по нраву».
А за окнами гуляет орава
И ликует: «Нам иного не надо!»

День, второй… а третий день как отрава.
Поутихла венценосная «Слава».
Утомился ли народ от забавы?
Тут и вестник прискакал с переправы. 

Ой, не ждали! Ой, беда отовсюду!
На Молочной сколотили запруду.
Сомневались – а не будет ли худо?
Всё прокисло! Хоть бери, бей посуду!

«Это что?! – второй посыльный ярится -
Каруселей понаставил в столице,
Накатались-то по полной душице.
И у каждого теперь в глазах двоится!

У горшечников круги под глазами,
Кузнецы по пальцам бьют молотками,
Девки всю свою кудель растрепали,
А цирюльники носы обтесали!»   

- Где бояре? Почему всё так плохо?!
Кто зачинщик? От чего суматоха?
- О боярах только ахи и вздохи -
Не законники они, скоморохи!

Прежде каждый был важною птицей -
Не умишком щеголял, так петлицей.
А когда велел в шутов обрядиться -
От обиды утекли за границу.

- За границу? Так и мне туда надо!
Я туда-сюда для общего блага.
Уж намаялся я здесь, бедолага.
Вы тут сами, и без спроса - ни шагу!

Поминайте добрым словом Тимошку.
Посидеть-то не успел на дорожку -
На ступеньках то запутались ножки
И посыпались с Тимошки сапожки.

Тут ему-то, босяку, и досталось.
Подмочилися портки – эка жалость.
Уж немало и спине показалось,
А судилище и вовсе не в радость.

Долго судьи собирались – рядились:
«Уж на совести твоей эта сырость!
Мы по горло простокваши напились,
А теперь и твой черёд, сделай милость!

Чтоб и впредь не наступать нам на грабли,
Должен вымокать кисляк весь до капли!
А надумаешь сбежать, это вряд ли,
Отмахнут твою башку острой саблей!»

По-плохому ли оно, по-хорошему -
Повели бродягу в топи творожные.
А народ потешался на площади:
«Не бывать тебе в царях, скоморошине!»


21.12.2023