Суд над тунеядцем Бродским

Не прислоняйтесь к стенам, держитесь четко!
Не отвлекайтесь от долга, если сердце душит чесотка!
Зачем вы не понимаете мой совет,
Что не повенчан с Музой советский поэт?
Вы слова — портье,
Вы лиры — носильщик,
Почему? Отвечайте! Вы не читали досье?

— А что там в досье?
— Каков ты чудак, если так отвечаешь судье!
— А почему мы на «ты»?
Я полагаю, мы не знакомы, давайте соблюдать субординацию.
— Неужто смущает моя интонация?
Вас знает каждая жучка кабацкая,
Каждый бабай с сигареткой
Мешает в штанах списки ваших стихов.
— А вы точно судья?
— А вы как полагаете?
— Я полагаю, вы что-то типа Вергилия за спиной.
— Ну, полагайте.

Много родилось поэтов в России!
Но умерло в России — чуть меньше!
Вот если бы судьи все были,
Каков наш Типа Вергилий,
Свалило б, наверно, чуть меньше!

Признаться я хочу тебе, читатель милый,
Что стих мой не награжден большою силой:
Я не поэт, и не поэтесса,
Мне хочется разбавить скуку дней
Игрою... С Вергилием понаблюдать за северными чайками,
Напиться и написать Баратынскому о вкусе жизни!
А с можжевелового куста в Крыму неблизком
Сорвать пару ягод и услышать сквозь сон
Легкий запах смолы и металлический звон...

Скука, говорят, — вещь безобразная.

Слыхала я ни раз, что негоден и безнадёжен скучающий.
Но я не соглашусь. Возможно, не согласитесь и Вы, мой читатель,
Если хоть раз узнавали, что на самом деле жизнь означает:
Жизнь — это разлука с друзьями,
Жизнь — это смерть наших отцов,
Жизнь — это город, в котором уже никто не ждёт тебя, милый!
И счастлив тот, кто на прощание
Успел зарыть у низкого дома
Бутылочку с воспоминаниями.
Ведь только она и останется,
Если уже десятый год
Идет с твоего отъезда в Вязевый
Золотых куполов завод.


Но как там наш Бродский?
Читатель, ты слышишь? Надо кончать!
Мне дурно сегодня, устала писать.
Вытри слезы, если мой монолог
О скуке и крае далеком,
Расковырять твою ранку помог.

Поплачешь потом, без меня, без Бродского, в темноте.
А сейчас погоди: мы с Мариной, подругой моей,
Сочинили концовку суда над Иосифом Бродским
(«Что за Марина?» — Хочешь спросить ты, наверно, мой друг!
А ты догадайся! Ну подумай немного!
Да из лицея Марина, конечно!
Ну что ты тупи;шь, мой читатель?).

Итак, вот что я предложила Марине:
«А что если Бродский с Судьей выпьют шампанского
Под Авророй, ну, под той самой Авророй, на катере частном,
Близко-близко к корме?».
Марина почесала затылок протяжно и ответила очень любезно:
«А что! Очень живо! Именно так и должны, я считаю,
Кончаться суды над тунеядцами!»
— На том и сошлись.

Итак. Петербург.
Я очень надеюсь, что Бродского поместила
В комфорт: всё-таки его Родина, всё-таки Северная Венеция.
И вообще, я считаю, Аврора очень красива.

— Товарищ Бродский, вот скажите:
По вашему, из Трои ли ведет дорога к Риму? Или это мифы?
— Честно говоря, я был Гомером больше увлечен всегда.
Троянская война окончена, и Бог с ней.
— А кто победил, не помните?
— Честно говоря, не припоминаю.
— Как вам Аврора?
— Дивное диво. Красота. Весьма красива…
— А как вы палубу находите?
— Да не видать ее отсюда!
— Давайте подлетим?
— Давайте!

Летят.
— Ах, какая палуба! Я вижу в ней ту лестницу, которая выходит из-под ног и…
— И теряет равновесие сознание усталое!
— Вот именно!

Вновь на катере.
— Вергилий, Вы же все знаете,
Ну скажите:
Если б настоящим был суд, как бы судьбу я мог обмануть?
— А наш суд вам не по душе?
Обидно, ведь я купил такое шампанское…
— Ну Вергилий!
— А в чем хотят обвинить?
— В тунеядстве.
— Да! Дело, дело, Иосиф!
И как вы защищаться хотите?
— У меня есть пара успешных стихов…
— Я думаю, суд с вами будет очень суров.
Но есть облегченье, друг мой!
Покуда тузов не найдешь в рукаве,
С честью и правдой в долине угрюмой
Легче идти по тропинке к судьбе.
Поэтому отвечай по уму. И будет что будет.
Давай попробуем репетировать.
Вот скажи мне, с чего ты решил,
Что слову ты — не портье?
Что лиры ты — не носильщик?
Что на Тверском бульваре Герценский дом
Для тебя — только прыщик?
И что подстрочники, протоколы,
Поэтические вечера и союз писателей, — это убого?
— Вергилий, я полагаю…
— Вы полагаете?
— Я знаю, это от Бога!