II. Аммиан Марцеллин - Аврелию Виктору

     Дурные вести ныне регулярны,
     как прежде сообщенья о победах;
     одна надежда, что с утратой территорий
     число их сократится в равной мере,
     как сокращается, увы, число богов,
     как будто боги тоже подпадают
     под сокращение и, выходя в отставку,
     становятся предметами насмешек
     у почитающей их давеча толпы.
     Коль дальше так пойдёт, границы Рима,
     отмеченные Ромулом, вновь станут
     для всей империи пределом, и от сонма
     бесчисленных богов - подумать страшно! -
     останется единый бог... Лукулловы пиры
     заменит чечевичная похлёбка... А пока же
     империя сужается... Когда-то
     сжиматься суждено любой пружине
     и с той же силой, что ушла на растяженье.
     Вот механизм крушенья всех империй.
     Мы станем жертвой собственных амбиций,
     направленных с утроенною силой
     на нас самих вчерашними рабами
     и нам рукоплескавшей чернью.
     А что до цезарей, их жён вне подозрений -
     им остаётся место в Пантеоне
     и вечный суд потомков, недовольных
     то их жестокостью, то малодушьем, -
     смотря какая историческая мода.
     А нам отрадней сгинуть в водах Тибра,
     в угоду времени не силясь примирить
     с Историей людскую добродетель
     и собственную честь... Увы, Аврелий,
     похоже, никому, включая Юлиана,
     ни новыми эдиктами, ни златом,
     ни легионами, отныне не скрепить,
     по швам трещащую империю со старой,
     вчера блистательной - гонимой ныне! - верой...
     Сколь жалки наши доводы, когда
     вступает в силу самый веский аргумент,
     что власть любая - кесаря иль бога -
     ничто пред властью перемен - пред новым ритмом
     биения сердец в чуть-чуть иной октаве,
     но всё ж достаточной, чтоб пали все устои,
     престолы, алтари, чтоб пошатнулось небо,
     откуда с грохотом, что будет отзываться
     в грядущем дольше гибели Помпеи,
     обрушились и боги, и светила.