Отделим зёрна от плевел. Лермонтов. Кн. 2. Часть15

Начало: Введение - http://stihi.ru/2023/11/29/952



Про пистолеты, которых не было и… «вишенку на торте»
=========================================
Часть 15



…Ну, и как же обойтись нам здесь без сарказма?.. Если коротко и в духе соответствия откровенному цинизму материалов военно-судного дела – выжимка из нашего ниже-излагаемого анализа, – нетерпеливо забегая вперёд, – должна звучать так:

1). – Мало того, что Лермонтов еле-еле   у г о в о р и л   «дурака-Мартынова»   
в ы з в а т ь   с е б я   на дуэль;

2). – мало того, что самолично принёс и вручил «дураку-Мартынову»   с в о й - с о б с т в е н н ы й   пистолет, – 

3). – так на дуэли… он ещё и наотрез   о т к а з а л с я   с т р е л я т ь   в «этого дурака-Мартынова»!..


То есть исключительно – с а м –  устроил своё убийство: так сказать, прилагая к этому …все возможные и невозможные усилия (?..). Такие выводы просто повергают в шок: ну?.. – и не идиот ли наш гений-Лермонтов?..

Ну да: он бы таковым и оказался, если бы всё это реально соответствовало действительности. Но ложь и лицемерие в защиту Васильчикова А.И. – …шли внахлёст волна за волною, и каждый на своём месте старался угодить всем «небесным светилам», изощряясь без корректировки разумности новой, следующей лжи с уже существующей предыдущей, вовсе не затрудняясь в прогнозах окончательного вывода, – к которому мы пришли, подвергнув аналитическому мышлению имеющиеся в лермонтоведении факты.

Дело в том, что россказни Мартынова о том, что Лермонтов сам! напросился на дуэль, а он, Мартынов, по сути – всего лишь «жертва» лермонтовского поведения… –   л о ж ь.   О том, что Лермонтов оказался убитым из… собственного же пистолета, лично им предоставленного для использования на дуэли… – л о ж ь.   А вот   о т к а з   стрелять «в этого дурака» Мартынова…  –  п р а в д а,  хоть и прозвучавшая из уст Васильчикова спустя достаточно много времени после рассмотрения дела судом.

[ Нам это становится известным из записок В.Я. Стоюнина (1826–1888, российский педагог, публицист), опубликованных А. Голубевым, – как это усматривается из текста Примечаний к статье А.И. Васильчикова «Несколько слов о кончине М.Ю. Лермонтова и о дуэли его с Н.С. Мартыновым» (стр. 627 «М.Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников»).

Но прежде, чем Вы начнёте вчитываться в нижеприведённую цитату, – хочу заранее акцентировать Ваше внимание: оценИте: как Васильчиков, формально говоря о ситуации с Мартыновым, фактически   п о в е с т в у е т   о   с е б е,   излагая свою-собственную позицию, пропитанную ядом ненависти к Поэту, – что исчерпывающе подтверждает правоту нашего понимания роли А.И. Васильчикова в убийстве Лермонтова. Итак, цитирую:    

«В устных рассказах о дуэли Васильчиков отбрасывал беспристрастный тон. Вот что записал с его слов В. Я. Стоюнин: «Лермонтов всегда устремлял свои язвительные насмешки на тех лиц, которые давали ему слабый отпор, и часто опрометчиво оскорблял их, не думая потом брать назад свои слова. То же случилось и в последнем столкновении его с Мартыновым, которого он постоянно язвил сарказмами; не находя в нём достаточно силы, чтобы отвечать тем же, он позволил себе зайти слишком далеко: стал унижать своего слабого противника в присутствии особы, которою тот очень интересовался. Мартынов был наконец выведен из терпения и обратился к поэту с упрёками, в ответ на которые тот новыми шутками почти заставил его вызвать себя на дуэль. Она была, так сказать, навязана Мартынову, хотя вызов и последовал с его стороны. Расстроить её не было никакой возможности. Когда Лермонтову, хорошему стрелку, был сделан со стороны секунданта намёк, что он, конечно, не намерен убивать своего противника, то он и здесь отнёсся к нему с высокомерным презрением, со словами: «Стану я стрелять в такого д...», не думая, что были сочтены его собственные минуты».

«Так рассказывал князь Васильчиков об этой несчастной катастрофе, мы записываем его слова, как рассказ свидетеля смерти нашего поэта», — пояснял В.Я. Стоюнин (Голубев А. Князь Александр Илларионович Васильчиков. СПб., 1882, с. 39).      

Английский исследователь биографии Лермонтова Л. Келли, встречавшийся с потомками Васильчикова, в своей книге рассказывает: «...Васильчиков позднее говорил своему сыну Борису, что в статье он опустил одну существенную деталь, "щадя память Лермонтова". Дело в том, что когда Лермонтов подошел к барьеру, не только дуло его пистолета было направлено вверх, но он сказал своему секунданту громко, так, что Мартынов не мог не слышать: «Я в этого дурака стрелять не буду» (Kelly L. Lermontov. Tragedy in the Caucasus. London, 1977, p. 178)».

Но мы-то с Вами прекрасно знаем, что «щадить память Лермонтова» Васильчиков и не помышлял. А эту правду «князь Ксандр» «выдал» только лишь из расчёта дать мало-мальски разумное и логичное объяснение убийства, совершённого Мартыновым: дескать, не скажи Лермонтов «…в этого дурака», то Мартынов бы и не «вспылил»; а «не вспылил» – так и не выстрелил бы: все остались бы живы-здоровы… А вывод-то… – прежний: «сам виноват»! ]


…А вот эти несуществующие, выдуманные «лермонтовские пистолеты» и – одновременно! –  категорический отказ стрелять в Мартынова… – это и есть последний «убойный» штрих: обещанная «вишенка на торте».  Дело в том, что эти два факта – ложь и правда – не могут идти у здравомыслящего человека в русле логичности и согласованности: ибо они просто… как говорят математики, взаимно уничтожаются. 

В м е с т е   и   о д н о в р е м е н н о   их существование    н е в о з м о ж н о:   либо – всё ложь, либо – всё правда. А гений Лермонтова, вероятно бы рассмеялся: «Всё это было бы смешно, когда бы не было …так грустно»!

Да, сарказм наш – горек, но послевкусием… пусть будет наш откровенный гомерический хохот, ибо мы с Вами – мошенников-то – на чистую воду выведем. «Сей час» же.

Итак, приступим.

В Книге первой «Убит не на дуэли» мы с Вами упоминали – как один из фактов сокрытия вещественных доказательств – исчезновение из материалов военно-судного дела двух дуэльных пистолетов системы Кухенройтер, которые были приобщены к делу – 1) без составления протокола изъятия,  2) без надлежащего осмотра на предмет наличия пороховых газов и пр.,  3) без указания марки оружия «Kuchenreuter» и  4) без упоминания имени хозяина оружия. Само изъятие произведено на следующий день после убийства Лермонтова, – в первый же день следствия 16-го июля при описи имущества поэта. Документ на приобщение пистолетов к делу, составленный 21 июля 1841 г., то есть спустя пятеро суток, был поименован следующим образом: «ОПИСЬ Пистолетам которыми стрелялись на дуели отставной Майор Мартынов и Поручик Лермонтов». Ни в данной описи, ни в последующих материалах дела – ни разу и никем – никакие «кухенройтеры» не упомянуты: «пистолеты одноствольные с фистонами с серебряными скобами и с серебряною насечкою на стволах, из коих один без шомпола и без серебряной трубочки……..шт.2», – да и всё тут. 

Спрашивается, откуда же лермонтоведы взяли, что на дуэли использовались именно дуэльные кухенройтеры?.. Ведь по материалам судного дела такого вывода сделать невозможно, ибо марки пистолетов нигде упомянуто не было.

Дело в том, что 10-го мая 1860-го года троюродный брат Михаила Юрьевича – Аким Павлович Шан-Гирей написал воспоминания о своём «дорогом Мишеле», которые были опубликованы лишь после смерти Акима Павловича, в 1890-м году. Но и при жизни Аким Павлович многое рассказывал интересующимся судьбой Лермонтова. Таким образом, в лермонтоведении и появились «столыпинские кухенройтеры» (или кухенрейтеры).

Вот Вам цитата из воспоминаний А.П. Шан-Гирея:

«…с какою целью они (т.е. небылицы, – пояснение автора ОНШ) распускаются столько лет спустя, бог весть; и пистолет, из которого убит Лермонтов, находится не там, где рассказывают, – это кухенрейтер №2 из пары; я его видел у Алексея Аркадьевича Столыпина, на стене над кроватью, подле портрета, снятого живописцем Шведе с убитого уже Лермонтова» (см. «М.Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников», стр.54-55).

Впрочем, на первый взгляд… – это – как бы «да».  Но «перечитывая и придираясь» к себе, я вспомнила, что у нас есть воспоминания Л.И. Тарасенко-Отрешкова от 16-го июля 1841 года, находившегося на лечении в Пятигорске (петербургский знакомый Лермонтова). Л.И. Тарасенко-Отрешков заходил в дом Чилаева, где увидел: «...на кровати в красной шёлковой рубашке лежал бледный, истекший кровью Лермонтов. На груди видна была рана от прострела пулею   к у х е н р о й т е р с к о г о   п и с т о л е т а.    Грудь была прострелена навылет, и лужа крови на простыне. С открытыми глазами, с улыбкой прозрения он казался как бы живой, с выражением лица – как бы разгадавшего неведомую ему замогильную тайну». Следовательно, упоминание именно дуэльных «кухенройтеров» в связи с убийством поэта началось с первых же часов рассуждений и рассказов на этот счёт.

В связи с тем, что в материалах дела имеется документ о замене «пистолетов,  принадлежащих ротмистру Столыпину, взятых частною управою по ошибке при описи имения Лермонтова» на «два таковых же», – интересующимся делом об убийстве Лермонтова, – вдруг становится ясно, что… 1) пистолеты являются собственностью ротмистра Столыпина, а  2) что пистолеты – как вещественные доказательства – из дела  попросту исчезают… И это, конечно же, неспроста: здесь есть о чём подумать: и, естественно, со временем возникло несколько версий, строящих разные догадки на предмет подмены.

Интересно, что же было в этих столыпинских дуэльных пистолетах такого, что необходимо скрыть от суда и общественности?.. Предполагают, например, что «пистолет Лермонтова был не исправен», «испорчен», «не заряжен» (хоть на момент изъятия он и не мог быть заряженным) и пр. Всё это в лермонтоведении на сегодняшний день так и осталось на уровне неубедительных и наивных «догадок». И не удивительно, – поскольку надо быть именно правоведом, чтобы понять «что – к чему» и дать верную трактовку упомянутому факту. Короче, – отделим зёрна от плевел.

При оценке факта сокрытия дуэльных пистолетов, приобщённых к делу в качестве вещественных доказательств, с правовой точки зрения – весьма значительным является следующее обстоятельство.

Дело-то в том, что изъятые 16-го июля пистолеты – исчезли из материалов дела уже   п о с л е   р а с с м о т р е н и я   д е л а   Комиссией Военного суда, то есть – после вынесения приговора от 30-го сентября 1841 года: так сказать, «по минованию надобности», когда судное дело уже рассмотрением было закончено и отправлялось в вышестоящие инстанции для вынесения окончательного решения по делу Императором Николаем I. Стало быть, – от суда дуэльные пистолеты никто не скрывал, и в период судебного рассмотрения они находились при деле. Значит, дело совсем не в самих пистолетах, как таковых.

Но… внимание. Сам факт подмены и другие важные обстоятельства «выплыли» из одного, на первый взгляд, формального и малозначительного документа. В материалах военно-судного дела по входному Журналу № 1186 от 3-го октября 1841 года имеется рапорт Комиссии Военного суда в городе Пятигорске на имя Пятигорского Коменданта Господина Полковника и кавалера Ильяшенкова, за подписями Презуса (т.е. председательствующего) подполковника Монаенко и Аудитора (военного юриста) Шаталова. Давайте внимательно прочтём интересующий нас документ:


«Пятигорскому Коменданту Господину Полковнику и кавалеру Ильяшенкову
                Коммисии Военного суда, в Городе Пятигорске учреждённой.

                РАПОРТ.

В последствие предписания Вашего Высокоблагородия от  29-го Сентября сего года № 2232-й эта коммисия имеет честь донести, что препровождённые в оную два пистолета принадлежащие убитому на Дуэле Поручику Лермонтову из которых он стрелялся с отставным Майором Мартыновым в коммисии получены, а имеющиеся в оной таковые же пистолеты принадлежащие Ротмистру Столыпину взятые частною управою по ошибке при описи имения Лермонтова при сем к Вашему Высокоблагородию Коммисия обратно представляет.

№ 9               
3-го Октября 1841                Презус Подполковник Монаенко               
Г. Пятигорск                Аудитор Шаталов»


Этот «невинный» документ представляет для нас, я бы сказала, интерес – многослойный.

Фальсификация – здесь, как мы с Вами видим, представлена «налицо и воочию»: рапорт об «ошибочно изъятых пистолетах» датирован 3-м октября 1841 года, то есть тремя днями   п о з ж е   даты вынесения приговора, а подшит к делу гораздо ранее, чем приговор, – создавая видимость юридической логики событий. Из чего, – листающему материалы дела с целью ознакомления, – как бы однозначно надлежит понимать, что замена пистолетов, принадлежащих ротмистру Столыпину, «взятых частною управою по ошибке» на других два «таковых же» пистолета, произведена заблаговременно и до вынесения приговора: в рамках требований закона. И всё – «шито-крыто».

Быть может, так бы оно и было… – если бы и мы с Вами приняли это на веру.

Давайте вернёмся к первым строкам интересующего нас рапорта… Нет-нет, наши глаза нас не обманули: мы с Вами прочли именно это: «…препровождённые в оную (т.е. в Комиссию Военного суда г. Пятигорска) два пистолета принадлежащие убитому на Дуэле Поручику Лермонтову из которых он стрелялся с отставным Майором Мартыновым в коммисии получены». Ну, и что тут «не так». …Да у поручика Лермонтова, как видно из описи его имущества, – вообще и никогда – не было никакой-такой «пары пистолетов». Это во-первых. А во-вторых, в октябре – в Пятигорске – уже и вовсе не было никаких вещей, принадлежавших Лермонтову, ибо все вещи и всякая собственность поручика Лермонтова были ещё «эвона, когда» (примерно в июле-августе) отправлены из Пятигорска его бабке Арсеньевой Е.А. в Москву по реверсу (расписке) того же Столыпина… Явная и беззастенчивая, – мошенническая, – фальсификация вещественных доказательств: этих мнимых «двух пистолетов, принадлежащих убитому на дуэли поручику Лермонтову»… никто – никогда – не видел, да и видеть – не мог за полным отсутствием таковых в природе.

Следовательно, никакой замены пистолетов производить и не собирались: а просто – из дела исчезли столыпинские кухенройтеры, а другие два «таковые же», но якобы «принадлежащие поручику Лермонтову»… – при деле так и не появились. Ведь никто же и не спросил: а где ж при деле-то, мол, «неошибочные» пистолеты?  Так и спрашивать было некому: вышестоящие инстанции прекрасно были осведомлены о «специальном» расследовании этого дела. Да и теоретически даже: кому бы они могли понадобиться после вынесения приговора (?..).

Естественно, возникает правомерный вопрос: почему же «беспристрастный» суд при рассмотрении дела – ни разу – «не сподобился» поинтересоваться: а чьи же эти «ошибочные» пистолеты «с серебряными скобами и с серебряною насечкою на стволах, из коих один без шомпола и без серебряной трубочки» (то есть – кому принадлежит орудие убийства); когда, кем и при каких обстоятельствах они были переданы дуэлянтам и т.д. Ведь для установления истины по делу, – чем вообще-то и должен заниматься суд, – это один из важнейших вопросов, подлежащих установлению в судебном порядке. Ответ, конечно, мы с Вами знаем. Собственник дуэльной пары был хорошо известен с первого же дня следствия. Но вот упоминание имени собственника дуэльных кухенройтеров в материалах дела с первых же следственных действий – означало бы необходимость пристрастного и подробного допроса Алексея Аркадьевича Столыпина, – который должен был бы рассказать: когда, при каких обстоятельствах он предоставил свои пистолеты дуэлянтам; что ему известно о причинах дуэли; какие меры предпринимались к примирению сторон; что говорил тот или этот… – и т.д. Но участие Столыпина в деле – категорически исключалось как данность. Как неукоснительно-исполняемое условие строго обозначенных рамок ведения следствия. И – не будем забывать, что курировал следствие Корпуса жандармов подполковник Кушинников, – подчинённый Александра Христофоровича Бенкендорфа, шефа жандармской полиции (это – примерно, как наше ФСБ).

…Смотрите, как всё замечательно: и в суде не допрашивали, и пистолеты вернули: «ошибочка, мол, вышла»… И вроде бы, всё гладко. Но неудобные вопросы всё же возникают. Например. А почему же собственник в течение всего времени следствия не хватился весьма дорогой пропажи и не потребовал вернуть принадлежащие ему дуэльные пистолеты марки «Кухенройтер», «взятые частною управою по ошибке при описи имения Лермонтова» на следующий день после убийства поэта, – …если уж «они» не имели никакого отношения к преступлению?.. К тому же, со всей очевидностью получается, что секунданты Глебов и Васильчиков, а позже и Мартынов, – явившись в комендатуру «с повинной», преднамеренно дали не соответствующие действительности показания относительно использованного оружия. И при этом – за это – при «выяснении истинных обстоятельств» никак не наказаны. Более того: практически оправданы, будучи совершенно и без последствий прощены Николаем I.

Или же… нам хотят сказать, что «ошибка» произошла вследствие тупости сотрудников частной управы: полицмейстера Штабс-капитана Бетаки и Титулярного Советника Юревича? Но и здесь «неувязочка»: и эти виновные должны быть наказаны по служебной линии. Однако ничего подобного не происходит.

И более того. Возникает неразрешимый казус: получается, что при рассмотрении дела судом – Лермонтов был убит из одного от пары приобщённых к делу столыпинских пистолетов марки «Кухенройтер», а по окончании суда – после вынесения приговора – …оказался убитым …уже другим, каким-то «виртуальным», неизвестно откуда взявшимся и никогда не существовавшим «пистолетом», что следует из самого Рапорта…

– Самое настоящее судебное мошенничество. Забавно звучит, не правда ли?.. Вы только вдумайтесь:   с у д е б н о е   м о ш е н н и ч е с т в о…  –  то есть мошенничество, совершённое судьями при отправлении правосудия. Это – как? Как «совершенно белый пёс абсолютно чёрной масти»?..

Но, спрашивается, зачем же было «огород городить»?.. Если уж всё, как говорится, со всех сторон  «схвачено», и никто лишних вопросов не задаёт… то – чего уж проще? «Дело-то и выеденного яйца не стоит». Давайте представим себе, что… вот нет никакого Рапорта о замене пистолетов, а – соответственно – «по бумагам» получается, что в деле об убийстве на дуэли есть только «два пистолета, которыми стрелялись на дуели отставной Майор Мартынов и Поручик Лермонтов». Ну, есть они, эти пистолеты – и есть. Никому от этого «ни холодно, ни жарко»: никто из судей не интересуется ни этим оружием убийства, ни собственником этих пистолетов, ни обстоятельствами использования их на дуэли… Логично было бы эти пистолеты неофициально, «тихой сапой» – без всякого рапорта, – вернуть по принадлежности Столыпину, и всё: вопрос был бы решён без осложнений. …И то ведь подумать: пистолеты, – хоть с рапортом в деле, а хоть и без рапорта… – одинаково вниманием судей востребованы не были, поскольку суду всё про них было известно: вот и обошлись без вопросов: «не будите спящую собаку»… Результат, – «так» и «так», – один: никаких пистолетов при деле.

Но судебные чиновники «перехитрили сами себя»: фальсификаторы-то… как говорится, непрофессионально и неумно «дали маху». В деле появляется «хитренький» рапорт о «замене пистолетов», а вместе с ним… – и вопросы.

Однако… – отвесим этим юридическим мошенникам нижайший поклон: только благодаря этой «топорной» непродуманной фальсификации мы и узнали всю эту «подноготную».

…Ну вот. Кажется, что мы с Вами дали исчерпывающую оценку вышеприведённому военно-судному документу, и добавить нечего. Однако…  документ, скромно и незаметно затерявшийся средь множества других важнейших документов, – при всей своей кажущейся на первый взгляд незначительности в виду формальной констатации этакого «механического» процесса замены в целях исправления якобы следственной ошибки, – очень даже непрост. А давайте посмотрим на него несколько другими глазами.

Итак, – что же мы видим?..

В судебном приговоре произошла подмена не только понятий «повода» на «причину», но и… – что самое возмутительное, – произведена   п о д м е н а   л и ч н о с т н ы х   х а р а к т е р и с т и к   Поэта. Как человек – Михаил Юрьевич был не просто умён, а умён – прозорливо, глубоко и многосторонне. Михаил Юрьевич был чрезвычайно храбр, в бою смекалист и находчив. Лермонтов – всегда – был последователен, принципиален в жизни. Он был «человеком слова»: он, по его же собственным словам, «никогда не опускался до лжи и обмана», а «правда – всегда была его святыней». На 27-м году своей жизни он не позволял себе ни в чём – и никакого – самооправдания, и, признавая допущенные ошибки, умел уже строго спрашивать с себя за свои неправильные поступки.

В доказательство – приведём реальные отзывы современников, в том числе и документальные сведения.

Об уме Лермонтова. Ну вот, к примеру, мнение самого же Николая Мартынова: «Не стану говорить об его уме: эта сторона его личности вне вопроса; все одинаково сознают, что он был очень умён, а многие видят в нём даже гениального человека. Как писатель, действительно, он весьма высоко стоит, и, если сообразить, что талант его ещё не успел прийти к полному развитию, если вспомнить, как он был ещё молод и как мало окружающая его обстановка способствовала к серьёзным занятиям, то становится едва понятным, как он мог достигнуть тех блестящих результатов при столь малом труде и в таких ранних годах». (См. «Моя исповедь», 15 июля 1871 г., село Знаменское).

А это – о храбрости М.Ю. Лермонтова.

Из «Летописи жизни и творчества М.Ю. Лермонтова» под редакцией В.А. Захарова и др. (Изд. «Русская панорама», Москва, 2003, стр. 499):

«9 декабря 1840. Рапорт начальника 20-ой пехотной дивизии генерал-лейтенанта А.В. Галафеева с приложением наградного списка и просьбы перевести Лермонтова «в гвардию тем же чином с отданием старшинства»: «Испрашивается о награде: прикомандированному к отряду, по распоряжению высшего начальства для участвования в экспедиции, к кавалерии действующего отряда Тенгинского пехотного полка поручику Лермонтову.

В делах 20-го сентября и 3-го октября обратил на себя особенное внимание отрядного начальника расторопностью, верностью взгляда и пылким мужеством, почему и поручена ему была команда охотников 10-го октября; ……. Невозможно было сделать выбор удачнее: всюду поручик Лермонтов, везде первым подвергался выстрелам хищников и во всех делах оказывал самоотвержение и распорядительность выше всякой похвалы. 12-го октября на фуражировке за Шали, пользуясь плоскостью местоположения, бросился с горстью людей на превосходного числом неприятеля и неоднократно отбивал его нападения на цепь наших стрелков и поражал неоднократно собственною рукой хищников. …….».

Но Вы посмотрИте: что «сотворили» посмертно – этим «невинным» рапортом – с отважным офицером, гениальным поэтом, человеком тонкого и острого ума, с человеком последовательно-принципиальным, человеком высокой культуры и абсолютной порядочности касательно честности и дворянской чести?..  Давайте посмотрим на ситуацию, как на шахматную доску: с высоты Времён, – и дадим анализ преподнесённых нам материалами военно-судного дела якобы фактов: как со слов Мартынова, так и со страниц всех остальных материалов уголовного дела.

Во-первых. Наш отважный поручик Михаил Лермонтов, чья храбрость по официальной характеристике генерал-лейтенанта А.В. Галафеева, в боях «выше всякой похвалы», – по материалам дела, то есть со слов убийцы, почему-то «вымогал» у Мартынова вызова на дуэль: он, как будто намеренно «напрашивался на пулю» по своим, одному ему известным причинам; намеренно дерзко, с насмешками провоцировал вызов Мартынова: действуй, мол: вызови меня; ты же знаешь: я дуэлей не боюсь... Нам внушали, что… ну, так, мол, выходит, что Лермонтову… уж так хотелось «стрельнуть» или «покончить счёты со своей жизнью», что он намеренно искал, где бы это сделать. А «бедный» Мартынов мялся-упирался… да «делать нечего»: пришлось. «Вынудил-таки»!.. Но мы-то с Вами знаем: Лермонтов – при необходимости, – сделал бы вызов – сам. Лично.  …Но Мартынов – лгал, а ложь его – судебными инстанциями лицемерно констатировалась …как действительность.

Во-вторых. Как выходит со слов, – выражаясь языком военно-судного делопроизводства, – «господина Майора в отставке и Кавалера Мартынова», Лермонтов «добился своего», выпросил-таки «вымогаемую им дуэль», – а Мартынов… он, исходя из дерзкого поведения Лермонтова, просто «не мог не сделать вызова», он «вынужден» был   «п е р в ы м   сделать вызов». А Лермонтов, стало быть, предовольный результатом вызова на дуэль, –  …стрелять «в дурака Мартынова»  ка-те-го-ри-че-ски  отказался!.. Ну где же здесь логика здравомыслия?.. А мы-то с Вами знаем, что Лермонтову (при его опале и текущем положении ссыльного офицера после дуэли с сыном французского посланника Эрнестом де Барантом) – никаких осложнений типа новой дуэли, да ещё и на пустом месте! было абсолютно не нужно, ибо это обязательно усугубило бы его и так непростое положение вплоть до разжалования в рядовые. Он же хотел – либо награды за отвагу в бою; либо небольшого ранения, что позволило бы уйти в отставку и, вернувшись в Петербург, вплотную заняться литературой; либо – пуля в грудь, и на том решение всех вопросов.

А вот Вам и обещанная «вишенка на торте»: последний «убойный» штрих. Это – в-третьих. (Если Вы стоите, то лучше присядьте: тут уж – хоть стой, хоть падай!..).

По тексту Рапорта № 9  от 3-го Октября 1841 за подписями  презуса подполковника Монаенко и аудитора Шаталова, – оказывается, наш Лермонтов – сам же и… позаботился о дуэльном оружии: сам же и предоставил, сам же и принёс два собственных пистолета, – один из которых, видимо, тоже (?..) лично и с поклоном, – вручил Мартынову для «рокового выстрела»!?.  Ну, что сказать?.. Лишь развести руками: изощрённейший цинизм в расчёте на недоумков. …А наш Лермонтов – …ну, прямо-таки – …натуральный «дурак» и непоследовательный, нелогичный и противоречивый самоубийца, выживший из ума!.. Идиот, одним словом. …И мы – должны – этому поверить?.. Впрочем, некоторые мартыноводы, возомнив себя «мистическими прозорливцами» и философствуя на эту тему, так вот и формулируют свои выводы о том, что якобы у Лермонтова была «врождённая предрасположенность» к самоубийству, – судя по тому, что дед его по материнской линии Арсеньев Михаил Васильевич покончил жизнь самоубийством. А ещё начинают «умничать», что Лермонтов «подсознательно и неосознанно» хотел умереть, и поэтому «нарывался» и «нарвался» на пулю Мартынова. …Ах, как смешно: храброму боевому офицеру, трижды представленному начальством к боевым наградам, – к Ордену Св.Владимира 4-ой степени с бантом; к Ордену Св.Станислава 3-ей степени; и к Золотой сабле с надписью «За храбрость», – и имеющему далеко идущие литературно-творческие планы… – ему вот больше и негде было встретить свою смерть «с пулею в груди», кроме, как в тихом курортном Пятигорске на северо-западном склоне Машука от пули «этого дурака Мартынова» и его подлого выстрела в спину!..

Немаловажно-отрицательную, – (а, может быть, и наипервейшую) – «лепту» в эти домыслы внёс и А.И. Герцен: «Когда Лермонтов, – пишет он, – вторично приговорённый к ссылке, уезжал из Петербурга на Кавказ, он чувствовал сильную усталость и говорил своим друзьям, что постарается как можно скорее найти смерть. Он сдержал слово.». (Герцен А.И. Собр. соч. в 30-ти томах, т. VII. М., 1956, стр. 223–224).

В стране победившей революции, где слова «царь, царизм и самодержавие» употребляются исключительно в отрицательном и осуждающем контексте, – то революционер-Герцен, естественно, авторитет непререкаемый. И… «пошло–поехало»:
раз «революционер Герцен сказал», значит, так и есть. И весь советский период, и весь пост-советский по сегодняшний день… как «попки», – музейные научные сотрудники и другие лермонтоведы, – со «степенями» и без оных, – многозначительно и торжественно-трагедийно, с придыханием повторяли любознательным гражданам на всех уровнях: «…и он сдержал своё слово», – преподнося это с трагедийным пафосом как дань «чести и дворянскому слову»: дескать, «обещал умереть – и умер»… Но все они – всего лишь – идут на поводу у Герцена, и повторяют это, чуть ли не как причину гибели поэта в масштабе вселенной: «…он чувствовал сильную усталость и говорил своим друзьям, что постарается как можно скорее найти смерть». Но   т а к и х   слов – Лермонтов никогда не произносил. А вот «…если будет война, клянусь Богом быть везде первым…», – это слова из недр Души русского поэта и офицера. И это вовсе не поиски «пули» где-нибудь да от кого-нибудь. Однако этим «специалистам» – и невдомёк, что для отважного воина «искать в бою смерть» – это проявлять бесстрашие и презрение к смерти, беззаветно служа своему Отечеству. Это во-первых. А во-вторых… – и это наш вопрос к «профессиональным лермонтоведам», – хотелось бы знать: где? когда? кому Лермонтов произносил такое?..  – Да   н и г д е,   –   н и к о м у,   – и   н и к о г д а.   Просто   т а к   «привиделось» революционеру-писателю Герцену, так нарисовала его фантазия. Другое дело, что, прощаясь с друзьями перед последним отъездом из Петербурга, поэт был грустен, задумчив и печален, и что он действительно делился с друзьями тяжёлыми предчувствиями приближающейся смерти и скорой своей гибели… Но «искать смерть» (?..) в «герценовском» контексте – уж никак не собирался. А вот про «умереть со свинцовой пулею в сердце»… – да, писал. Читаем.

…Из письма М.Ю. Лермонтова к М.А. Лопухиной от 2 ноября 1832 года: «…так вот я теперь – воин; – быть может, это особенная воля Провидения! – быть может, это путь самый короткий… Умереть со свинцовой пулею в сердце стоит медленной агонии старика; – итак, если будет война, клянусь Богом быть везде первым…».

Кстати, ещё в 1850-м году в своём труде «О развитии революционных идей в России», где Герцен, говоря о Лермонтове, писал «о глубине душевных переживаний поэта, о выстраданной им интеллектуальной смелости…», – почему же нет ни намёка, ни полу-слова о «революционном» восьмистишии «Прощай, немытая Россия»?.. Да потому, что   –   
т о г д а   ещё эту фальшивку   н е   с о ч и н и л и:  это восьмистишие написано в период   п о с л е   1870-го года. Ну,  а   –   е с л и   б ы   –   эти восемь строк действительно были написаны М.Ю. Лермонтовым, то Герцен – был бы одним из первых, кто бы узнал про это, и, естественно, с помпой опубликовал бы в своём «Колоколе», который, не переставая «гудел» бы ещё при жизни Лермонтова (или сразу же после убийства поэта) «на всю Европу». Тем не менее,   в п е р в ы е   в поле зрения литературной общественности, как мы с Вами помним, оно появилось в письме  П.И. Бартенева к П.А Ефремову от 9 марта «аж» 1873 года… – спустя 32 года после гибели поэта.


Но – с высоты времён – видно всё: и Лермонтов – не поглупел, и Мартынов – не стал порядочней и умнее. Ложь – хоть и складно скроена, но при объективном взгляде со стороны – все её огрехи «шиты белыми нитками».   П р а в д а   же, увы – извращена и попрана. Но «правда» – понятие субъективное, отражающее лишь часть Истины: не зря же говорят, что «у каждого – своя правда»… Истину же – ни извратить, ни убить – нельзя: можно лишь на время утаить, задрапировать, скрыть от глаз… – но знают все: Она всё равно где-то   е с т ь:   совершенна и абсолютна, чиста и неизменна в своей объективной данности. Вопрос лишь в том – Где, Когда и Кому – Она откроется.

А всё «дело в целом» – на поверку оказалось «виньеткой ложной сути», где ложь властвует и правит. И как здесь не вспомнить известное выражение: ложь, повторенная тысячу раз, – становится… правдой. Дело – оказалось тем, чего фактически нет и не было. Но этому   «н е т»   старательно и официально придали видимость правосудия и законную форму. «Платье голого короля». Но… в соответствии с конфирмацией (решением) императора Николая I – современники поэта… – все, за исключением очень немногих – …это несуществующее платье на голом короле… «увидели»:  …«сам виноват».

Как это ни странно, ни печально, – но, судя по общепринятой официальной версии большинства литературных научных сотрудников и экскурсоводов (касательно убийства М.Ю. Лермонтова), – и по сегодняшний день, – эта «сам-виноватовская» ложь процветает махровым цветом. И, как уже упоминалось, «на голубом глазу» преподносится туристам, интересующимся жизнью, творчеством и судьбой Великого Русского Поэта и верного патриота своего Отечества – Михаила Юрьевича Лермонтова. К моему – разочарованию. К моему – возмущению. К моему – протесту. К моему – внутреннему – крику о несправедливости.


Продолжение:
Часть 16. Сколько М.Ю. Лермонтов задолжал военному ведомству
http://stihi.ru/2024/01/31/941


Вернуться:
Часть 14. Ещё одно интересное письмо из книги С.В. Чекалина: "геленджикское"...
http://stihi.ru/2023/12/17/5640