Игрушечный город

ИГРУШЕЧНЫЙ ГОРОД


                Ричарду Пауэрсу

Игрушечный город. Немного сказка, немного зима. Белое Рождество. Ганс Христиан с Эрнестом Теодором Амадеем гуляют, смеются, не боятся строгого Иммануила, который тоже, в сущности любит посмеяться... В игрушечном городе пряничные домики, бурши и курши, фрау и вау... И только море - настоящее, огромное, шумит, шумит... И только сосны - огромные, добрые, настоящие...

В общем, всё так прелестно, так кулуарно и куртуазно... А по ночам такая тишина, что слышно, как шелестят снежинки, закрашивая белым темноту, и скромно утверждая делом пришествие негаданой зимы. Покачиваются сонно волны, и сосны вальсируют в уютной серебристой вышине, и сказки сказываются повсеместно, вот только некому их слушать...

"Тише воды, ниже травы". А между тем у каждого дерева - своё небо. Дерево несёт небо в кроне-короне. Мир дерева самодостаточен и рыцарски безыскусен. Трава осознаёт свою женственность (и жертвенность). Дерево тоже жертвенно. Но оно знает, в отличие от травы, что ничто не вечно...

Сосны шепчут: "Мы расскажем вам, как на самом деле всё устроено. Гармония мира дисгармонична, и именно это держит её в равновесии. Вы, люди, существа могущественные, но краткие, вы разучились слушать! Ветер и море, и ночной туман расскажут обо всем, но вы не хотите прислушаться, вам кажется, что только вы обладаете абсолютной истиной. Вы разрываете, взрываете материю, вы с кулаками ломитесь в широко распахнутые двери, уничтожая под корень тех, кто ждёт вас на пороге. Ждёт уже очень давно, с любовью и терпением.
Вы не можете представить, что все ответы, отгадки и инструкции заключены в вас самих, в вашем разуме и в вашем теле, в вашем разумном теле, вместилище бессмертной монады.  Ваше тело не бренно, а предвечно, и...

(Звуки пил и топоров. Занавес. Всё? Не всё...)

Игрушечный город. Немного сказка, немного зима. Так кулуарно и куртуазно. Расфуфыренные фрау у разукрашенных гирляндами пряничных домиков. Бурши и курши с глинтвейном за столиками... Вальяжные кошки повсеместно... И только море, и только сосны - настоящие,

А по ночам такая тишина, что слышно, как шелестят снежинки, закрашивая белым темноту.
Как деревья шепчут свои неспешные истории...
Ганс Христиан с Эрнестом Теодором Амадеем слушают, слушают... Иммануил тоже слушает, в отдалении, согласно кивает...

А море шумит.


Постскриптум от Владимира Геогджаева:

"А потом Эрнест Теодор Амадей напишет про механизмы, которые почти как люди. Ганс Христиан напишет, что все умрут, а особенно те, кто к праздникам наряжается в красное. И Иммануил подтвердит, что всё это хорошо и правильно. Бурши кивнут, а куршей вообще не спросят.
И только сосны..."