Рюрик Ивнев 1891-1981

.




Рюрик ИВНЕВ (1891-1981)– поэт, прозаик, драматург, переводчик, мемуарист, чье имя в истории русской литературы связано с футуризмом и имажинизмом – крупными поэтическими течениями Серебряного века.


- На темном фоне грязных занавесок
- Гул голосов. Туман. От мыльной пены
- С годами ярче давних дней кипенье
- Быть может, все, что видел я когда-то
- Толпа веселой пестрой лентой вьется
- От карты Франции не отрываю глаз
- Явись ко мне сквозь тысячи миров




***

На темном фоне грязных занавесок
Распять свой мозг румяный, как кармин,
Поняв на миг, что выход есть один,
Освобождающий от сна и веса.
И если я – сегодняшний повеса,
Не знающий, что значит горький сплин,
То завтра с тонкой страстью балерин
Я выполню ехидный танец беса.

В последний раз, отбросив предрассуд,
Открою искренности кран опасный,
И каждый штрих, до этих пор неясный
И эластичный, как глухой Талмуд,
Зажжется вдруг, как пламень желтокрасный,
И обнажит болезнь, порок и блуд.

1914


СЕРНАЯ БАНЯ

Гул голосов. Туман. От мыльной пены
И серы ты идешь едва – едва.
Старинные – времен персидских – стены.
Гортанные, горячие слова.
Веселый шум и окрик неизменный
И банщика мочалы – рукава.
И ты лежишь, как древний воин пленный,
И ждешь, что вот отскочит голова.

Но банщик не палач, и очень скоро
Выходишь ты, как будто в мир другой,
Из каземата к золоту простора.
И лишь в дверях, изогнутых дугой,
Ты вспомнишь мыльные узоры
И камень плит, где ты лежал нагой.

1922


АРАРАТ

Быть может, все, что видел я когда-то:
Простор полей, и Тихий океан,
И дней мятежных длинный караван, —
Должно погаснуть, точно луч заката,
Пред мраморной вершиной Арарата.

Быть может, я пришел к заветной цели,
И больше нет желаний никаких,
И я стою у общей колыбели
Моей судьбы и судеб мировых.

И все, что ум и сердце волновало,
Смятение взволнованной души,
Вдруг отошло, и в мертвенной тиши,
Переливаясь радугой опала,
Одна вершина предо мной сверкала.

1936 Ереван


***

С годами ярче давних дней кипенье
И синева единственных очей.
Черемухи и яблони цветенье,
И первый вздох, и первое волненье,
И звездный полог всех твоих ночей.

Нет меры той, чтоб жизнь могла измерить,
Всю глубину блаженства и тоски.
В итоги цифр здесь можно только верить,
Смотря на поседевшие виски.

И если задыхался я от счастья,
Теперь, когда исчезло все, как сон,
Я понял  –  и в душе был потрясен, –
Какою страшной обладал я властью,
Как высоко судьбой был вознесен.

1940, Тбилиси


ФРАНЦИЯ

От карты Франции не отрываю глаз.
Руан, Уаза, Монмеди и Сена.
Страна горит. Безумье иль измена?
И в этот задыхающийся час
Безмолвна корсиканская арена:
Наполеон приходит только раз.

Как раненая львица, предо мной
Булавками исколотая карта.
Но мысль летит сквозь пуль и ветра вой
Не к царственной гробнице Бонапарта.
Чудесный образ в памяти встает —
Уже не молодой, но вечно юной,
Убитой, но не умершей Коммуны
И Франции воскреснувший народ.

1940. Баку


СТАРЫЙ ТИФЛИС

Толпа веселой лентой вьется,
Прозрачен воздух, даль его ясна,
И улица волнением полна,
Гортанный говор над Курой несется.

Поет грузин – ему легко поется,
И песнь его шумлива и хмельна.
Веселый люд собрался у окна,
И только перс конфетчик не смеется.

Куда ни глянь – живая бронза лиц,
Здесь солнце со всего земного шара.
Духан открыт. Звенят вино и тара.

Хмельная речь, как крылья небылиц,
Летит ко мне беспечной стаей птиц,
Лаская слух симфонией базара.


***

Явись ко мне сквозь тысячи миров,
Сквозь вихри звезд и лунные покровы,
Сквозь гущу огнедышащих костров,
Сквозь тьму веков и плит многопудовых.
Явись ко мне, бредущему без крова,
Сквозь пустыри обледенелых строф,
Средь горьких снов, что создал Саваоф,
Явись во имя самого святого.

Я жду тебя в душевном озаренье,
Как первый взлет младенческой весны,
Как музыку, как счастье, как спасенье,
Как весточку неведомой страны.
И все печали, боли, наважденья
Твоей улыбкой будут сметены.









.