Душа во сне ушла в такую высь

Душа во сне ушла в такую высь,
Куда людей при жизни не пускают –
Архангел вслух со сцены там читает
Не пьесу, а мою шальную жизнь.

Представили картину? Вот и мне
Фантазия, сквозь дрёму, рисовала
И темноту заполненного зала,
И сцену в ослепительном огне.

Душа внимала, голову склоня,
Едва заметно крылья трепетали.
Два ангела сноровисто писали
Две разных книги – обе про меня.

Один писал слова, что я не смог
Сказать тогда, когда в словах нуждались.
Писал раздумья, что при мне остались,
А я на свет их так и не извлёк.

Писал о том, что утаил, забыл,
Не сделал, не исполнил, поленился.
Писал о тех, кем как щитом закрылся.
О тех, кого не спас и не прикрыл.

Другой писал все глупости мои,
Что я болтал, когда пора молчанью.
О том, что, не пришедший к пониманью,
Я в глупом рвеньи утопил в крови.

Писал о том, что я, забыв про стыд,
Забыв про такт, забыв про состраданье,
Как знамя собственное нёс желанье.
Для доброты и нежности закрыт.

Зал в темноте смеялся и рыдал,
Архангела уста мой путь вещали,
Два ангела пис`али и пис`али,
А за душой Апостол наблюдал.

Апостол ждал – терпенья образец.
У вечности ни суеты, ни спешки.
Ведь люди перед нею просто пешки,
Решившие ферзём стать наконец.

Апостол ждал, какая из двух книг
Окажется и толше, и богаче,
Что бы понять на что же был потрачен
Тот дар, что в глубине души возник.

И, вдруг, душа, не выдержав, кричит:
«Ведь было, что от правды не таилась!
Спасала, помогала и трудилась!
Была добра! Кто хочешь подтвердит!

Не раз в потоке сумасшедших дней
Любила! Понимала! Сострадала!
Порой с себя последнее снимала
Что бы отдать тому, кому нужней!

Нет что бы вам и это записать,
А не одни огрехи и паденья!
Неужто дней прозренья и смиренья
В моей судьбе по пальцам сосчитать?»

Архангел смолк. Апостол сделал шаг
На авансцену, выйдя к свету рампы:
«К чему себе самой петь дифирамбы?
Мы записи ведём не просто так.

Твои промашки в книги занесём.
От замыслов до самых резвых действий,
От гнусностей до просто ротозейства.
Всё записав, те книги и сожжём.

Уж если ты в огне том не сгоришь,
Не растворишься пеплом в мирозданьи,
Так значит да, не зря были страданья.
Тогда спокойно к Богу улетишь.

Обговорить сама всё сможешь с Ним!»
Душа от возбужденья задрожала,
Решив, что всё – позора избежала.
Но с факелом явился херувим.

Бьёт барабан, подчёркивая миг
Ради которого всё затевалось…
Тут трель будильника в мой сон ворвалась.
Сон растворился. Миг и не возник.

Я, пробудившись, к зеркалу бегом.
Скорей искать придирчиво и строго
Отметины волдырика – ожога
На теле, всё ещё пока моём.

А за стеклом: слезинки по щекам,
Губа дрожит, порывисты движенья,
Да в горле ком обиды, униженья,
Зрачков кошмар, узривших старый шрам.

Мне мысль явилась здравая одна:
«Чего раскис, ведь это сон, не больше?!»
Но потому обиднее и горше
Так испугаться собственного сна.

С тех пор, увы, чураюсь толстых книг.
Подшивки толстые журналов не читаю.
И ежедневник часто увлажняю -
Боясь, чтоб не случился Этот миг.