Замороченный пургою - вот где настоящий морок

Замороченный пургою -
вот где настоящий морок,
город суеты и гонок,
ровных улиц, ям и горок
положение искажает
загсов, театров и проспектов,
возражение имеет
гражданин серьёзный пеший. 

Там где маковки церквушки 
с небом запросто общались,
то ль снежинки, то ли души
в виде хлопьев завращались.
Воют тяжко, не церковно,
путь тоской сопровождая,
их звучание неровно,
тонет словно в жёсткой давке.

Вот троллейбус долговязый
застревает в толще снега,
а пурга всё вяжет, вяжет
западни совсем как нечисть.
Насыпает горы, кручи,
испытания создавая,
беспощадно вертит, крутит,
бьёт о здания слуг как злая. 

Избиение всё свирепей,
жалко, жалко подчинённых,
а пурга всё безобразней,
ропщут слуги, тяжко стонут.
Ей не стыдно издеваться
над рабов чистейших сонмом,
словно это просто вата
иль ватаги крупной соли.

Слёз моря пока в снежинках,
но сдержать их так непросто,
горечь странствует по жилам –
неизвестный сложный космос.
Но барьеры не всесильны,
их прорвут однажды слёзы,
демонстрируя мобильность
и немереные дозы.

Краски тоже утонули,
погребённые стадами
не овечек, не козулек,
и не белыми волками.
Соревнуясь в совершенстве
пляшут дивные красотки,
вальсы медленны, а шейки
энергичны или сонны.

Вдруг видением возникает
в ярко красном несравненном
словно драгоценный камень
дама – гибка, современна.
И изящностью движений
погружает в шок стихию,
и теперь тиха та, ленна –
усмирила дама хитро.

Бесподобной королевой
рассекает воздух улиц,
но пока не слышно лести,
не свистят восторгов пули.
Свита спряталась в жилищах,
дышит в барах разогретых,
иногда мелькают лица
в окнах многими воспетых.
И владычицею града
ощущает себя дама,
самой смелою из граждан,
в мир пришедшею недаром