Глава I Эпизод 1 -Незабудка-, -Незабудка и Огонёк-

Глава I
"Траектории жизни"

Эпизод 1
"Незабудка"

Глаза! Честны лишь вы одни!
Без них картины мира нету.
Но что бы видели они
Без правды солнечного света?

И в этом миссия святая
Светила нашего. Оно
Сияет, устали не зная.
Сегодня начисто окно

Решила протереть Оксана.
Как раз, чтоб солнышко впустить.
Она, проснувшись утром рано,
Уже успела заварить

Эспрессо чашечку, и к ней
Кусочек тортика со сливой —
Вот пастораль для соцсетей!
Непросто быть всегда красивой

И угодить буквально всем,
Чтоб фото получилось сразу.
Среди приятных миру тем
Одна бессмертная зараза —

Покушать вкусно самому
И глянуть, как едят другие.
Известно Богу одному
Пошто такая литургия

Сердцам живущих дорога.
Оксана, чашку пригубив,
Взяла кусочек пирога.
Сливовый привкус ощутив,

Почувствовала, что сей день
Пройдёт до крайности полезно.
Она вчера статью про лень
Вскользь прочитала, где любезно,

С глубоким знанием порока,
А стало быть, не понаслышке,
Магистр лени дал всем срока
Неделю, чтоб без передышки

Читатель перестал лениться
И "взял ответственность за жизнь",
Чтоб для себя определиться
Откуда у него взялись

Причины отдыха без меры.
Хотя, история даёт
Такие праздности примеры,
Что современник отстаёт

От них всегда на пару бочек,
На пару жареных быков,
И на паштет изящный очень
Из соловьиных языков.

Попоек Бахусова культа
До сей поры раскат донёсся.
Порою кажется, как будто
Мы скоро все туда вернёмся:

Теперь положено считать
Вино лекарством против стресса.
И как смогло оно удрать
От славы пойла диких бесов?

Теперь не пьющий — инвалид!
Вот социальная реклама:
Пока в игре малыш кружит,
Напротив пиво хлещет мама.

Она бы рада выпить сока,
Но хмель дешевле апельсина,
Да большинство товаров в полках
Сейчас любого магазина —

Вино, коньяк, мартини, виски,
Бурбон, самбука, апероль,
Эль и ирландский, и индийский,
Текила, для которой соль

И лайм закуску заменяют.
А алкогольные картели
Спокойно обществу внушают,
Что пить нормально. Неужели!?

Давно известно всем, что спирт —
Продукт распада углеводов.
Так дрожжи, стало быть, тошнит,
А люди из таких отходов

Напитки ценные творят.
И в этом наш народ велик:
Такие тосты говорят,
Что хочется порой язык

Заспиртовать и сохранить.
Вино способно растворить
Печали и тревоги, но
Не знает счастия оно.

В вопросах дрожжевых скромна
Оксана в силу воспитанья.
А бочка, полная вина,
Не вызывала ликованья,

И звон вакхический в ушах
На память не бросал ей тени.
Порядочность рождает страх
Забыться в бесполезной лени,

С которой каждому уму
Хоть раз за жизнь, да и случалось
В себе бороться. Потому
Статья ей дельной показалась.

И вот, к восьми часам утра
Очередного воскресенья
Её будильника игра
Провозгласила вальс весенний

Сезону года в унисон,
Что младший Штраус сочинял:
Напев "Весенних голосов"
С утра в Оксаночку вселял

И чувство лёгкой эйфории,
И трезвый взгляд на ряд проблем:
От неудач до дисфории,
А то есть, недовольства всем.

Как сладок воздух в выходные
Особо, после дней рабочих!
Как милы комнаты родные!
И просыпаться после ночи

Когда не нужно на работу!
Коль день принадлежит тебе,
То все домашние заботы
Подарком кажутся с небес.

У Ксюши было два кумира —
Арабика и шоколад.
Когда какой-нибудь проныра
Ей угощенье наугад

Пытался выбрать в магазине,
То промах маловероятно
По потребительской корзине
Оксаниной мог допустить: понятно,

Окроме тех, что с аллергией
(Что, очевидно, хуже пытки),
Все чтят мгновения благие
В объятьях кофе с целой плиткой

Полстапроцентного какао.
Кофейный горький пряный вкус,
Который Ксеня обожала,
В ней пробудил весь спектр чувств.

Ополоснувши блюдце, чашку,
К окну направилась она.
А по дороге за рубашкой,
У зеркала, увлечена

Своей косой остановилась.
— Кому же ты предрешена!? —
Коса её по пояс вилась,
Намедни не расплетена.

Вчера, уставши от дороги,
Она, едва расправив ноги,
Упала в мягкую кровать.
Сон не заставил долго ждать —

Затем, сомкнув младые очи,
Уснула пятнично Оксана,
И, пожелав "спокойной ночи",
Ей капля с кухонного крана

Паденьем явь оборвала.
Вторая — кап. И сна как нету:
Уже и тортик уплела,
И улыбаясь, шла ко свету.

Она любила слушать тихие часы,
И с пончиками белые подушки,
И узелком бесшовные трусы
На прутиках напольной сушки.

Её квартира — что-то в стиле "лофт":
Предметы все по-фински назывались,
А стены под обоями из слов
Местами белой краской чредовались.

Плафоны на простых светодиодах,
Обернутых под черную бумагу
Меж бруса деревянного на сводах
Немого потолка. И железяку

Какую-то поставила, для вкуса.
Повсюду процветал минимализм,
Лишь полка с аметистовою друзой
Вносила в интерьер анахронизм:

На камни мода и на лофты
Пищала в разные года.
В большом купе висели кофты,
И платьев целая гряда,

В прихожей шкаф для туфель модных
И строгой будничной страды,
Для жарких дней и для холодных,
Для средств от грязи и воды.

На кухне тоже упрощённый
Был гарнитур под общий стиль,
Но в нём преобладал зелёный
И золотистая ваниль.

Повсюду бело-серый ламинат
Разбавлен чёрно-бурыми штрихами.
И кто ремонту новому не рад?
С квартирой обновляемся мы сами.

О, как она её любила!
Но не любила ипотеку.
Для счастья мало нужно было
Ей, как простому человеку:

Работа, должность и кредит
На тридцать лет — купить жильё.
На это редкий не сердит,
Упоминая, что жульё

Кроит из воздуха проценты
Под соусом огромных льгот.
Но не известны прецеденты
Чтоб ростовщик терял доход.

А в двадцать восемь — вид шикарный!
И отражение младое
Напоминало: труд ударный
Не скоро сменится покоем.

Она любила зеркала
И их наглядность комплиментов:
В них Ксюша разглядеть могла,
Что ей достойных конкурентов

Природа-мать не народила,
По крайней мере, из знакомых.
Не просто так себя хвалила
И увлекала взгляды склонных

Петь дифирамбы красоте:
Глаза её, как океаны
Вдали от лодок и сетей,
Как нежный свет лесной поляны,

Где незабудковый настил
Лазурью небо пристыжает.
У всех зеркал не хватил сил,
Чтоб рассказать, как разрезает

На "до" и "после" мир вокруг
Волшба сапфировых очей.
Ресниц её пушистый круг
Касался густоты бровей,

Иглы и туши не видавших, —
В том вовсе не было нужды.
Красивей нету женщин наших,
И потому, в века вражды

Всяк недруг жаждал искупаться
В небесных водах синих глаз.
Живя в те годы, оказаться
Оксаночка могла как раз

Тем жемчугом с морских глубин,
Что б возжелал себе достать
Султан, и князь. Стряхнувши нимб,
Духовник начал бы мечтать

Попасть на исповедь к Оксанке.
Обычный рост, под семь десятков
Плюс метр, и ровная осанка.
В природе нету недостатков —

Есть вкус и нрав. Размеры сердца
Мешают всё подряд любить:
На больший легче опереться.
Себе красиво косы вить

Она научена с пелёнок.
Ей с детства много говорили:
"Ты ангел, Ксюш, а не ребёнок!"
И в чём-то люди правы были —

Уже тогда златые реки
Спускались ей до детских плеч.
Слова любви как обереги,
Которым суждено беречь

Во время тяжких испытаний
Всю жизнь: с рождения до смерти.
Отец её, папаша ранний,
Письмо с открыткою в конверте

Пока в Германии служил
В коммунистическом пространстве,
Спустя полгода получил.
Вернувшись из армейских странствий,

Он первым делом чадо взял,
Всё прочее сочтя за мелочь.
Как лик его тогда сиял!
Как сердце молодое пело!

На свете мало что сродни
Любви отцовской к дочерям.
Девчонки с мамами одни,
И не понятно матерям,

Пошто при папах всё иначе.
При маме — держится горой,
При папе — тихо-тихо плачет
С чуть-чуть трясущейся губой,

Взывая сердцем всем к защите
От самых мелких раздражений.
Вы объясненья не ищите
Большому множеству значений

Для девушек любви отца.
Душа ребёнка — словно поле,
И будет счастье для юнца,
Когда участок вспахан, полит

И сдобрен перед посевной
Заботой, лаской и любовью.
Оксане был отец родной
Не только родственною кровью,

Но тем, на чьих руках она
И до поры сей почивала.
В его глазах всегда юна,
Когда ей даже двадцать стало,

Казалась Ксюша: каждый раз,
Как в первый миг далёкой встречи,
Баюкал девочку и тряс.
И как-то, свадебные свечи

Увидев на женитьбе друга,
Он потерял своё дыханье.
Поняв в чем соль, его супруга
Вернула Виктора в сознанье,

Сказав: — "Ну, ей ещё пятнадцать!"
— "Я знаю..."  Нечего сказать,
Когда стесняешься признаться,
И первый раз течёт слеза

Вниз по щетинистой щеке.
Отец был родом из Рязани,
Всё детство плавал по Оке.
Пострелыш был довольно ранний,

И к удивленью стариков
Серьёзен был ещё с пелёнок.
Бывало, что совсем суров
Когда твердил: — Я не ребёнок.

— А кто же ты? — его пытали.
— Мужчина! Нежто не видать!?
Ему воззренья сил придали
Чтоб путь дальнейший продолжать

В столице посреди Сибири.
И там он выбрал институт,
Что из-за всех профессий в мире
Политехническим зовут.

Он попадал на стажировки,
И в них как лучший был отмечен
Прилежной строгостью сноровки.
В работе приключилась встреча

Его с той самою особой,
Что взглядом только убедила
Что таки-есть любовь до гроба.
И юность их объединила:

Он был хорош собою, статен,
Голубоглаз и молчалив.
Хоть не женат, но всё ж опрятен.
И в профиль был он так красив,

Что можно было его бюстом
Любую выставку венчать.
Она дышала тем же чувством,
Когда пришла пора менять

Жизнь через бракосочетанье.
У Вити не было сомнений,
Что Света — это дарованье
Из самых светлых провидений.

Она, когда цвела улыбкой,
То вся серьезность инженера
Казалась только маской хлипкой.
Её игривая манера

Вести беседы про природу
С любовью к каждому созданью,
Для восприятия в угоду
Сформировало пониманье,

О том, что жизнь любить она
Во всех оттенках обожала.
Ведь та, что тёплых чувств полна,
Любовь повсюду умножала.

Её зелёные глаза
Как листья, что ветра влекут,
Как изумрудная лоза,
Когда она во всём соку

Ещё неспелой опьяняет
На предвкушении одном.
Порою Виктор вспоминает
Как был спасён единым днём,

Припомнив папку с чертежами
В зелёном ярком переплёте,
Когда с заветными глазами
Столкнулся в лестничном пролёте,

Подумав: "Вот бы мне сейчас
Такою роскошью украсить
Свой дом. Ну точно же — алмаз!"
Читалось в Витиной гримасе, —

"Какой алмаз!? Тонов зелёных,
И цветом глаз морской воды.
Я что же, дураков влюблённых
Пополнил стройные ряды?

Зелёных... Точно же, зелёных!
Я том со схемами забыл!"
И в выражениях смущённых
Лица, уже боготворил

Светланин взгляд — напоминанье
Про крайне важные дела:
Ему грозило совещанье,
И память полишать могла

Его последущего чина,
А то и вовсе сдвинуть вниз.
Ведь мненье есть, что у мужчины
Карьеры рвение — каприз,

Который целью наполняет,
Каким-то смыслом дальше жить,
А в существе, собой являет
Тоску о том, что породить

Не могут жизнь в бесплодном чреве:
И что тогда им остаётся?
Достичь высот. В науки древе
То сублимацией зовётся.

Когда б мужчина мог родить,
То, чтобы выразиться тонко:
Война могла б мужам претить,
И стал Арес бы амазонкой.

Но мы имеем то, что есть.
Пусть будет так, и слава Богу.
Услышав на докладе лесть,
Светлану Виктор за подмогу

Нашёл и отблагодарил,
Да так, что родилась Оксана:
Женою Свету окрестил.
Absit verbo invidia*, но

_
*Не взыщите на слове, лат.
(абсИт вербО инвидиА)
_

Историю того романа
Писать — что шить коням хвосты.
Он к цели шёл своей упрямо,
И раз в четверг дарил цветы —

В честь памяти о первой встрече
Двух коренелых инженеров.
А мама Света в этот вечер
Сияла утренней Венерой

Сквозь свой практичный трезвый ум.
Подарок трижды повторите —
Он станет как привычный шум.
Но тот, кто вырос в дефиците,

Как нынче модно оправдаться, —
Тот и ценить, и ждать умеет.
Наука жизни улыбаться
Становится чужой. Бледнеет

И радуга в глазах, привыкших
Смотреть в Сети без остановки
В настройках цвета наивысших
Нажатием одной лишь кнопки

Любое чудо на Земле.
Светлана — из таких созданий,
Что в информационной мгле
Искала тайны сочетаний

Научных формул в красоте.
Ведь этот мир разбит на меры,
И он понятен только тем,
Кто не берет слова на веру,

А смотрит лично в окуляр
И ход фиксирует событий.
Рациональность — это дар!
И новых череда открытий

Рождается не в гороскопах,
Не сквозь хрусталь в больших шарах,
А в электронных микроскопах,
Расчётах, цифрах, чертежах —

Всём том, к чему стремилась Света.
Хоть только младший консультант,
Но глубина её совета
Была как в плаваньях секстант —

Настоль пронзительно умна,
Что укрепляла в женщин веру.
И для супружества ценна,
Поскольку низость адюльтера

Учёный ум не посещала.
Безделье — это пра-порок,
А ей всего материала
Хватило б жизней семь на срок.

Её зелёные два глаза
Скрывались строгостью диоптрий,
И от того казалась сразу
Серьезной, важной и упёртой,

Но только разомкнув уста,
Она вещала нежным тоном,
И откровенна, и проста.
Диалектическим законом

Основ научности идей
С восторгом критику встречала,
Чем окружающих людей
В глубокий трепет погружала.

Её весёлая улыбка
Сияла карточкой визитной.
Никто не думал, что так зыбко
И совершенно беззащитно

Окажется в её груди
Устройство перегонки крови.
Вот так! Хоть суточно блюди,
А каждой деве по свекрови

Природой распределено,
Хоть это не всегда приятно.
На родословной полотно
Невест наносят безвозвратно,

И причисленье к роду мужа
Законом было на Руси.
Теперь не Русь. Закон не нужен —
Попробуй, женщину спроси

Зачем ей с девичьей ходить,
Когда уже полжизни в браке!
"А что? Нам не мешает жить!
И это повод ли для драки?

Мне больше нравится моя,
Люблю, но не на всё готова
(Признаться, вижу смысл я
Не оставаться в Дураковых),

У нас с ним столько документов,
Зачем же это всё менять?" —
Возможно, для таких моментов
Воззренья нужно воспитать.

Свекровь уже давно почила:
Земля ей пухом, дай ей Бог.
Светлане шесть десятков было
Когда Оксаночкин пирог

Был размещён как фотозавтрак
В простор бескрайних соцсетей.
Она, как щепетильный автор,
За проработанность идей

И ратовала, и боролась,
И в целом — вылитая мать:
Походку, внешность, даже голос
Смогла наследственно принять.

Лишь только очи были очень
Похожи на глаза отца.
Разброс генетики не точен —
Кто знает, с коего конца

Перехлестнутся хромосомы,
И что за код нам попадёт.
Да и излишне это — что мы:
Любой из нас, когда придёт

В сей мир, прекрасен и успешен,
Один на целый миллиард:
Хотя и первородно грешен,
Но всё же первозданно свят.