Миссия мемуары

 МИССИЯ (мемуары)

Многие ищут благосклонного лица правителя,
но судьба человека от Господа. (Притч.29:26)
    
ГЛАВА 1

… если пшеничное зерно, пав в землю не умрёт, то останется одно; а если умрёт, то принесёт много плода. (Ин.12:25)

     Всё началось с того, как у меня в один прекрасный день не включился компьютер. Он стал шалить за три недели до своей смерти. Сперва отказали звуковые драйверы, потом картинка стала загружаться на треть экрана. Я запаниковала. Вот то, что должно было случиться два года назад, когда Лев привёз мне старенький компьютер, который обменял на мой, вышедший в тираж, и сказал, что «старичок» послужит два понедельника.
     Вопреки предсказанию, «дедок» оказался живучим и проработал два года. Но я настолько полюбила его, несмотря на его внешний вид. Он был перевязан шпагатом и, по сравнению с предшественником, был широким, низким и кряжистым, но мы легко поладили. Он готов был трудиться с утра до глубокой ночи и помог мне написать около двадцати книг. Даже трудно понять, кто был трудоголиком в нашем случае: я или новый жилец.
     Правда, за три месяца до своей кончины он отказался от vpn-браузера, а мне пришлось отказаться от Фейсбука и переключиться в набирающую обороты российскую соцсеть, которая просматривается любым желающим в поисковике, как добросовестный шпион, сообщая все мои новости, выдавая на позор все фотографии, что, по своей писательской привычке, я не скрываю. Иначе надо сузить круг друзей, которые это видят. Но у меня из реальных друзей, исключая приятелей и родственников, которых мало волнует моя миссия, осталась только Аня. С Аней мы ни разу не виделись вживую, но каждый день перезваниваемся, потому что нам есть, что сказать друг другу. Так вирту-альная дружба стала больше реальных отношений.
     Мы встретились на поэтическом сайте лет пять назад, точно не помню дату, но помню, что мой спутник, Сергей, был жив. И спустя год после знакомства с Аней, она потеряла мужа, а ещё через год овдовела я. Так что наша дружба стала крепче в общей горести. Я редко держу людей на привязи (привязываюсь), скорее они идут навстречу. И случай с Аней не исключение. А началось моё знакомство с виртуальными друзьями в 2013 году.
     За год до этого я активно публиковалась на Фейсбуке и даже издала пять или шесть книг. Мне трудно сейчас сказать точно, поскольку прошло десять лет, и книг стало восемьдесят. В то время мама ещё была здорова, а сын уже пришёл из армии и настоял купить компьютер, чтобы пользоваться Интернетом. Я не одобряла этой идеи, поскольку всё новое меня настораживало. Но сын скоро увлёк меня своей активностью в общении с друзьями в соцсетях, и я попросила где-нибудь меня зарегистрировать. За год на Фейсбуке собралось около тысячи виртуальных друзей из разных мест, особенно меня полюбили израильтяне. И вот один молодой человек оттуда, подключившись в друзья, вышел на видеосвязь вскоре после нашего знакомства и сразу позвал в гости. Но решение созрело не сразу. Полгода я колебалась, ещё полгода копила деньги на поездку и оформляла документы. А летом 2013 года уехала в Израиль на три недели. После этого была написана новелла «Отпуск в Израиле».
     Маленькая страна с великим народом захватила меня в свои объятия. Я понимала, что это первый и последний шанс заграничного путешествия, поскольку мой бюджет уже тогда был «худощав», несмотря на мою полноту словесного и физического устроения. Мне не удавалось продавать свои книги. После первого стокнижного тиража, который пришлось большей частью раздать, и только около тридцати книг продать, я поняла, что торговля – не моё дело, и стала издавать книги для себя и в подарок библиотеке, где буду выступать.
     В Израиле мне было трудно писать стихи, потому что дни были наполнены встречами с новыми друзьями, выходом к морю и экскурсиями. К вечеру я выгорала от перенащенности впечатлениями. И тогда стала писать заметки в дневник, которые иногда сопровождались новыми стихами. Для меня общение в таком объёме творческих встреч и впечатлений явилось захватом цунами, и эта волна держала в погружении до самого отъезда. Лишь вернувшись в родной город, я села, наконец, со всей изголодавшейся ответственностью, за новую книгу. За два месяца родилось две книги стихов и прозы: «Мозаика из маленькой страны» и «С любовью к Израилю». После этого вопрос выбора между встречами и кабинетной работой отпал. Встречи стали отчётом по проделанной работе, новой органичной частью моей жизни.
      И вот незадолго до кончины «старичка» Аня, в который раз, пригласила приехать. Но для меня столица – и восторг и угнетение. Я всегда возвращаюсь в свой город. Маленькие города хороши в отпуске и ненадолго, моё, насыщенное жизнью Иваново, уютнее столиц с их скоростями, и постоянными мигрантами. А для меня, прожившей здесь больше полувека, сроднившейся с городом, знающей его районы, как свою квартиру, и обросшей множеством знакомых по всему городу, нет ничего милее. Да и мне хотелось увидеть Аню, больше, чем столицу. Но мы болтали по видео и без видео, как добрые соседи, читали стихи друг друга, и меня всё устраивало. И вот внезапная кончина «старичка»…
     Ну, что же… Я стала сразу примерять ситуацию, когда был первый приступ с «его глухотой», подумала, что он доживёт до Нового года, а там я что-то придумаю. Мне посоветовали входить в соцсети по телефону, но это не вариант. Привычка видеть перед собой чистый лист исключает телефон. Я пользуюсь пока кнопочным. Тогда я смирилась и решила уйти в реальный формат, и стала уже писать новые стихи в тетрадь. Так что к утрате «деда» я была готова и встретила её с лёгкой иронической гримасой. Смеялось всё – и рот, и глаза, и даже волосы завивались во множество кудрявых улыбок. Стала звонить знакомым, чтобы узнавать новости о творческих вечерах и концертах. И один из них предложил на время свой старенький ноутбук. Это помогло завершить восьмидесятую книгу «Заветные росточки».
     Ну, значит, хватит… Достаточно для меня благодати Его. И так уже книги теснятся на полке… И мало, кто верит, не увидев, что столько издано. Они удивляются мне, а я им – за всю жизнь не научилась врать по-крупному, а если что-то присочиню, то это обычный художественный вымысел.
   «Москва, Москва, как много в этом звуке для сердца русского слилось…»  И моя повесть «Королева» родилась по московскому сюжету. Но что такое город, имеющий древнюю историю, величественные здания, изобилие товаров и развлечений, если в нём нет твоих людей?  Это чужая земля, которую ты созерцаешь в окно электропоезда. Проедешь и забудешь. Не привязана. Израиль привязал. Москва пока нет. А говорили – мать городов России. Что-то рано меня отняли от материнской груди… Но с Москвой связаны и добрые воспоминания из детства и юности, когда мы были в гостях у дальних родственников в Люберцах и Видном. И снова – люди. Не стало родных людей – померк облик города. Теперь надо приобретать, только определиться со сроками. Нельзя спонтанно, как снег на голову. Ведь говорят: «Незваный гость хуже татарина». Но это сейчас неактуально, в советской стране мы сдружились с нашими народами, а потом татарское иго и вовсе стало под большим вопросом в истории. Кто-то перепутал их с монголами, а татарам приходится отдуваться за эту путаницу по пословице.
     Мой город многонациональный. Нас всех роднят его стены и русский язык. После того, как у меня случился брак с мари, и я взяла фамилию мужа, для меня не существует национального неприятия, и если я озвучиваю национальность, то только из уважения к народу, который сохранил свою культуру и свой язык. Поэтому русский язык для меня язык межнационального общения. Так внуки мои – белорусы по месту рождения, но говорят по-русски, как их родители.
     Когда-то мне мечталось написать несколько книг до пенсии, а потом их тиражировать и распространять. Теперь я на пенсии, но не хочу делать книги своими господами, чтобы на их издание зарабатывать госслужбой. Поэтому выкладываю написанное в свободный доступ в Интернете. Есть одна читательница-землячка, которая попросила прислать ей несколько книг в электронном формате. Она их распечатала и переплела для своей домашней библиотеки. Прислала мне фото. А она – многодетная мама. И для меня это было трогательно. Вот таким почитателям с радостью высылаю свои книги.
     Меня часто спрашивают те, кто не пишет или пишет мало, не боюсь ли я плагиата. Мои стихи и рассказы специфичны. Они отражают линию моего мировоззрения, связанного с богопознанием. Если неверующий читает это, не украдёт, ему просто не с руки брать духовные стихи. А верующий даже не подумает украсть, ведь это грех.
     Теперь о моей миссии. Много лет назад один верующий предрёк мне быть раздавателем в служении людям. Это пророчество подтвердилось в дальнейшем пути. Я не имею богатства, чтобы быть меценатом, поэтому делюсь плодами своего дара бесплатно.  Как и сказано: «Даром получили – даром давайте».
    
ГЛАВА 2

Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой даёт тебе. (Пятая заповедь Десятословия)

     Наша маленькая семья всегда жила на кредиты, хотя мама работала на фабрике и хорошо зарабатывала. Она выросла в деревне, где с деньгами в многодетной семье было не густо, и научилась экономить. Поначалу она копила деньги на сберкнижке, накопила на кооперативную двушку, но всё ждала, что дадут квартиру бесплатно по очереди. Мы жили в коммунальной восемнадцатиметровке. И у нас на троих были лишние метры, поэтому на очередь нас не ставили.
     Комната выходила окнами на север, в ней всегда было сумеречно, потому что свет загораживал дом напротив и деревья во дворе. Мы рано включали свет, особенно осенью, когда я начинала учёбу, но пользовались настольной лампой ради экономии. У соседки на счётчике была кухня, у нас ванная комната и туалет, у другой соседки – коридор, но ванная была с окном, и свет из окна выходил в коридор. Когда через двадцать лет нашего проживания в квартире соседка уехала жить в Москву к дочери, нам разрешили занять освободившуюся комнату в четырнадцать метров. И я, наконец-то, переехала на собственную территорию. Комната была окнами на юг. Выходила на главную дорогу и с раннего утра пробуждала грохотом трамвая, который был на смене с пяти утра до часу ночи.
     Но мне это не мешало, поскольку я уже ходила на работу и дома была мало. Долгая жизнь в коммуналке приучила быть аккуратной и дисциплинированной, мама не разрешала принимать подруг, чтобы не беспокоить соседей, но каждую субботу к нам приходили родные. Соседки жили одиноко, только раз в год к ним наведывались дети и внуки, когда были в отпуске, но гостили недолго, и отпуска были короткими. Иногда я вообще не видела их гостей, потому что на всё лето уезжала к бабушке в деревню или на дачу от садика до школы.
     Несмотря на мою коммуникабельность и способность легко контактировать с детьми и со взрослыми, я не любила уезжать из дома. Это было моё гнёздышко. Когда родители работали, меня опекали соседи. Мы ходили вечерами прогуливаться вдоль дома, и я любила смотреть на окна, освещение улицы было неяркое, рекламы не было. Мы шли под руку с бабушкой-соседкой, которая дорабатывала бухгалтером в фабричном общежитии, но надеялась, что и на пенсии у неё будет подработка. Однако в пятьдесят пять её вынудили уйти, а ставку сократили. Ей пришлось жёстко экономить, она часто брала меня на прогулку в парк, чтобы собирать брошенные бутылки. Винные бутылки стоили двенадцать копеек, молочные – пятнадцать, а ржаной хлеб – восемнадцать копеек. Так ей удавалось немного экономить, с учётом, что десять копеек уходило на проезд до парка.
     Ей положили пенсию пятьдесят пять рублей, а моей бабушке, заслуженной колхознице – двадцать пять рублей, и только после смерти деда, с которым они прожили пятьдесят лет, разрешили получать его ветеранскую колхозную пенсию – сорок рублей. С этой пенсией она и переехала в Иваново из глухой вятской деревушки, которую построил мой прадед вместе с уволенными после Ленских событий, перебравшимися ближе к Центральному району России.
     Бабушку я помню с шести лет. Тогда мы с родителями стали ездить в деревню, до этого я была на даче. Бабушка любила слушать песни, и в минуты отдыха от домашних дел подсаживалась ко мне и просила: «Спела бы ты долгую песню…» Короткими она называла частушки. А у меня была хорошая память. Я пела песни с наших пластинок, которые папа всегда покупал и заводил каждый день. Там были: Лариса Мондрус, Нина Пантелеева, Николай Гнатюк, Николай Сличенко, Мария Пахоменко и многие другие эстрадные исполнители, кому я тогда подпевала вместе с папой.
     Но большое собрание людей меня смущало. В садике мы подготовили сценку в старшей группе, где я была Машей, а мой друг, Олежка, медведем. Когда репетировали, у меня получалось хорошо сыграть, но когда пришли на праздник родители, я стушевалась и забыла все слова. В дальнейшем, в школе, мне было легче написать сочинение, чем пересказать текст. Тексты казались мне перегруженными лишними подробностями, особенно угнетал тургеневский «Бежин луг», красоту которого я поняла в зрелом возрасте, а в детстве читала только диалоги.
     Папа любил Пришвина. У нас была толстая большого размера книга «Весна света». Однажды моя учительница попросила эту книгу для чтения. Папа ей принёс, а она прочла и вернула мне. В портфель книга не умещалась, я убрала её на время уроков в парту и забыла. Книга пропала. Потом я увидела её в книжном магазине, кто-то сдал в скупку. Я расстроилась, но папе ничего не сказала. Наверное, он бы её выкупил, он был очень огорчён пропажей и с тех пор никому не давал на руки своих книг.
     Мама не увлекалась чтением, когда мы поменяли квартиру и въехали в отдельную двушку, почти все книги остались новым хозяевам. Переезд был срочным, с двойным обменом жилья, к тому же у новых хозяев были дети-подростки, и они с радостью взяли наши книги. Папа уже не читал много, зрение ухудшилось, его перевели с шоферской работы в плотники, чтобы доработать до пенсии. До пенсии он не доработал, за год до этого случился первый инфаркт от переживаний за двухгодовалого внука, который упал и разбил голову во время прыжков на коленях у дедушки. Потом папа долго восстанавливался, и череда инфарктов и инсультов сопровождала его в течение пяти лет. Но он прожил ещё пятнадцать лет, и был для нас лучшим отцом и дедом.
     В то время я окончательно обосновалась в родительском доме, понимая, что мне надо жить со своими родителями до их ухода в Вечность. Вера в Бога и Его забота о нашей семье помогли мне нести общие трудности и переживания. Не смотря на то, что мои родители не посещали храма, они были истинно добродетельными людьми, любимыми всеми, кто их знал. Поэтому я старалась сохранить историю семьи в своих рассказах и поэмах, ради доброй памяти нашего рода. Это ещё одна линия моей миссии.

ГЛАВА 3

 …идите по всему миру и проповедуйте Евангелие
всей твари.(МК.16:15)

     Все события, пережитые нами, не могут быть оторванными друг от друга. Семья всегда является частью нашего существа, и мы не можем её отделить от своей личной жизни. Что бы ни происходило с нами вне семейного круга, мы непременно приносим в свою семью, вместе обсуждая успехи и неудачи. Не зря гласит пословица: «Мой дом – моя крепость». Но крепость может рушиться, если взаимопонимание утрачивается. Так происходит разрыв внутрисемейных связей. Бывает, что после этого дети покидают родительский дом. А мне уйти было некуда. Даже моя маленькая ячейка из трёх человек жила в родительской квартире. Вскоре после рождения сына свекрови потребовалась помощь по хозяйству, и муж уехал жить в деревню, а мы с сыном остались в городе. Я не могла рисковать здоровьем четырёхмесячного малыша.
     Я ещё не осознавала всей трагедии распада семьи, потому что рядом были родители, у меня была хорошая работа, у ребёнка – перспективное будущее в городе. Так мне казалось, но через полгода распался Советский Союз, и мы проснулись в другой стране. Я работала тогда под началом профсоюзного лидера, ставшего впоследствии депутатом. Мне верилось в добрые перемены и хотелось в них участвовать. Но все новорождённые партии были в младенческом состоянии, и по всей стране гремело только имя стоящего на броневике. Через год после отъезда мужа подруга познакомила меня с миссионерами. И я, искавшая справедливости в общественном устройстве, стала серьёзно искать истину в христианском движении, которое бурлило по всей России.
     Эта лавина подхватила меня на последующие двадцать лет, и даже, оставив активное служение, я не оторвалась от связи с вечными истинами. Слова, принятые в память и в сердце многими годами исследования, молитвы, которые исполнялись, потому что были угодны Богу, помогли удостовериться в Его существовании и желании быть Другом человеку, как любящий Отец.
      Радовало меня и то, что мой сын с раннего возраста полюбил Евангелие и детские христианские песни, подключился к моему миссионерскому труду, будучи ещё несмышленым. Мой «хвостик» всегда сопровождал свою маму, а вот родители долго противились нашим общениям с христианами. Чтобы задержать меня дома, мама стала давать непосильную стирку или уборку в квартире, оставляя это поприще для меня. Но вскоре поняла, что я всё равно, даже от усталости, не пропущу встречи с верующими, и отступила. Только через десять лет моего служения мама впервые позвала в гости моих друзей и принимала их со всем присущим ей радушием, как родных.
     Когда сыну было четырнадцать, мы пошли оформлять паспорт. Но требовался паспорт его отца как гражданина России для оформления гражданства. Об отце со времени отъезда и заочного развода не было ни слуху, ни духу. У нас появились проблемы – без паспорта сын не мог поступить в колледж. И сотрудницы паспортного стола помогли разрешить вопрос без волокиты, просто по-человечески. Кого мне было тогда благодарить, если в миру у меня не было связей – это Господь, что по обетованию не оставит сироту, расположил их сердца. Это и сын понимал.
     Помню, когда он рассказал, как их сняли с уроков на первом курсе и повели в Центр планирования семьи, чтобы слушали лекцию по половому воспитанию. А этот Центр был на территории НИИ, где я работала и всех сотрудников знала. Знала и врача, читавшего лекцию. Но мне было важно, что сын думал по этому поводу и как он отреагировал. Он сказал, когда задавали вопросы, что против абортов и противозачаточных средств, потому что у верующих многодетные семьи, и он хочет принимать всех детей, которых даст Бог. Лектор и аудитория были в шоке, потом ребята из группы стали задавать ему вопросы о вере.
     Это стало первой ступенькой к самостоятельному выбору. А вторая – альтернативная служба санитаром в доме инвалидов. Выбор он сделал сознательно, но меня пригласили в военкомат, чтобы убедиться, что у нас верующая семья.
     Где бы ни приходилось работать, чтобы моя семья не испытывала нужды в деньгах, мне приходилось выбирать, говорить о своей вере или молчать. Но я не могла молчать о Том, Кто стал мне Спасителем. Удивительным было и то, что иной раз диалоги о вере начинались в моём присутствии на творческих встречах. Я никогда первой не поднимала эту тему. Но, безусловно, она звучала тихой музыкой в моих стихах. И среди них были молитвы. Когда же рядом появлялись христиане, любящие Бога, душа моя ликовала, будто Сам Творец собирал Ангелов в нашу группу. Только спустя несколько лет творчества, перечитав классиков поэзии, которые были оставлены во время активного миссионерства, я осознала, что они понимали, Кому обязаны своим даром и вдохновением. Настоящие шедевры в литературе, музыке и искусстве рождаются от Его учеников.
     Иногда мне приходится иметь дело с людьми, которые полагаются только на свой опыт, не знают Бога, не веруют, но всегда начинают учить жизни, стоит только упомянуть свою проблему. В таком случае я говорю: «Не волнуйся, сейчас это неважно, а дальше Бог усмотрит». И они замолкают. Я ничем не лучше, находясь в своих земных заботах и сомнениях. Но внутри всегда есть аварийная кнопка, и она срабатывает напоминанием: «Воззови ко Мне – и Я отвечу тебе, покажу тебе великое и недоступное, чего ты не знаешь» (Иер.33:3). Слово к пророку Иеремии, так удачно поставленное под тремя тройками, что легко найти, не раз всплывает в памяти во время своих тщетных потугов.
     Я знаю, что окружающие всегда требуют от верующего подтверждения веры делом, а это бывает непросто, для этого не всегда есть ресурсы. Так и Господь испытывает нас на прочность веры, потому что у Него есть ресурс всегда, как Он обещал выше. Вопрос в том, чтобы уметь говорить «да» или «нет» в нужное время. А то получится как в ситуации с Петром, обещавшим дать статир служителям культа, не спросив у Учителя, есть ли деньги. Но меня восхищает детская вера Петра. Ведь у папы всегда есть средства для своего ребёнка, и дитя не даёт ему советы, где их взять.
     По сути, я имею всё для жизни и благочестия, просто мои склады не всегда открыты, но Господь открывает их в нужное время. Поэтому и учит: «Не заботьтесь ни о чём, но всегда в молитве и прошении с благодарением открывайте свои желания пред Богом…» (Фил.4:6).

ГЛАВА 4

     Потому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою. (Ин.13:35)

     Во всяком деле человек не может быть совершенным. Мы так устроены, чтобы жить в коллективе, где каждый выполняет свою миссию. Родители работают, дети учатся – родители заботятся о семье, дети помогают по дому. Даже если человек будет жить в комфортных городских условиях, он не всегда в одиночку справится с текущими делами в квартире. В молодости из-за отсутствия времени, в старости – из-за немощи. Потому мы нуждаемся в близких и друзьях, людях, готовых помочь бескорыстно.
     Моё присоединение к церкви принесло участие верующих в жизни моей семьи. Мы помогали друг другу всегда, и словом и делом. Пожилые верующие могли позвать молодых сделать ремонт в доме, наколоть дров, вскопать огород. Всякая помощь приходила без задержки, всякая нужда разрешалась общими усилиями. Так, когда сгорел дом у многодетной семьи, верующие собрали средства на стройматериалы, позвали друзей из братских церквей, чтобы построить новый дом. И через три месяца на месте сгоревшего дома высился двухэтажный красавец – для семьи школьного учителя и домохозяйки с пятью детьми это было великой помощью от Господа. Пока дом не выстроили, верующие разобрали детей-подростков в свои семьи, а родители жили в бане, там готовили еду для строителей. Дети в свободное от школьных занятий время приходили помогать взрослым. Все дети в этой семье, кроме основной школы, учились музыке, играли на скрипке, пианино, домре во время церковных праздничных концертов. Повзрослев, стали приобщаться к служению.
     Мне всегда нравились большие христианские семьи. Я видела, что родители в них любят детей, много времени уделяют их развитию. Но дети не были забитыми, пожалуй, они были шаловливей и энергичнее многих неверующих ребятишек. Но игры их были безобидными, никогда не были унижающими и жестокими. Старшие относились к малышам с нежностью, качали на руках, купали, если мама была занята. В семье у каждого ребёнка было своё определённое задание. Часто в семьях не хватало денег на хлеб, и хлеб пекли в духовке. Иногда не было средств на покупку новой обуви, и старую поношенную отец подшивал и подклеивал. Но ни разу мы не слышали жалоб священнослужителя, и многие не догадывались о нужде семьи, в которой десять детей. Ночами он работал сторожем через день, днём был на служении или с семьёй. Из десяти детей восемь посвятили себя на служение церкви.
     Родители не пытались навязать веру, понимая, что вера – это дар Божий, но также и свободный выбор человека. Своим воспитанием они показали, как можно жить благочестиво и хранить себя от греха, но дети учились в обычной школе, и перед глазами был другой пример жизни, поэтому у них был выбор. В школу, где учился мой сын, меня не раз приглашали, чтобы запретить водить ребёнка в церковь. Делали это мягко, поскольку в стране была объявлена демократия, но делали настойчиво, так, что я решила перевести сына в другую школу. Но он хорошо учился, потому с ним не хотели расставаться, и отступились от нас. Потом его первая учительница при встрече говорила, что наша дружба и доверительные отношения с сыном в её практике ещё не встречались.
     Помню, приехали к нам на богослужение братья-миссионеры, а разместить их негде. Я поговорила с мамой, и она разрешила заночевать у нас. Мы отдали для ночлега троим братьям нашу комнату с сыном, а сами потеснили родителей. Это в дальнейшем послужило к гостеприимству тех, у кого были свои дома, но сёстры опасались конфликта с неверующими мужьями. Я была благодарна маме за такую поддержку. Больше у нас приезжие не останавливались, а верующие «выстраивались в очередь» за гостями.
     На миссионерские служения мы ездили по области и по просьбе других церквей выезжали в соседнюю, Костромскую, область. Там было моё первое служение вне родного города. С теплом вспоминаю наши свидетельства в Костроме и Волгореченске, в жажде Божьего слова в Приволжске. Там меня почему-то, единственную из группы встречные называли матушкой, обращались с уважением и задавали вопросы. На первую из уличных встреч в неблагополучном дворе приехали пьяные милиционеры и стали требовать у старшего группы паспорта. Я полезла в сумочку за документом, но старший меня остановил. Пока он спокойно разговаривал с милиционером, мы отошли в сторонку и тихо молились о Божьей защите. Мы так увлеклись, что  не заметили, когда закончилась их беседа. Милиционер стоял и улыбался, потом пожал старшему группы руку и сказал, что мы можем проповедовать в городе. Больше нас не останавливали.
     На эти дворовые службы приходило до тридцати человек из двух соседних пятиэтажек. Приходили и люди с опухшими глазами от своих сборищ накануне. Но если кто-то мешал выступающим, в этой группе был свой авторитет, который проникся симпатией к нам и стал следить за дисциплиной своих товарищей.
     Я уверовала в тридцать один год. Может, поэтому ревность и любовь к благовестию после стольких лет бесплодного блуждания во мне возгорелась, мне было жаль людей, живущих в неверии, идущих по жизни наугад. Однажды я стояла за молоком в очереди к бочке недалеко от нашего дома. Вдруг женщина, стоящая впереди меня выскочила из очереди и встала в тени дома метрах в десяти. Её трясло. Я пошла, чтобы ей помочь, чем смогу. Она взглянула на меня и закричала: «Уходи, раба Божья! Оставь меня!» Я тогда только что приняла крещение по вере, и для меня этот случай одержимости был странным явлением. Пошла назад и встала на своё место, а женщина боялась вернуться в очередь. Так я поняла, насколько могут через греховные поступки бесы связать свободу человека страхом. Это многих удерживает войти в храм.
     Тогда же случилась страшная трагедия с о.Александром Менем. Сильным благовестником православной церкви. Я стал читать его книги, укрепляться в слове веры. Однажды на уличном базаре я увидела резиновые игрушки и захотела купить сыну ёжика, игрушка была дорогая, но я отдала последние сто пятьдесят рублей. Тогда продавец понял, что мы небогаты и подарил мне резинового гнома. Тут подошёл один высокий грузный человек, лет сорока, с косящим глазом. Мне приходилось видеть его у храма, он всегда истово крестился, глядя на купола. Я так обрадовалась, что встретила верующего, да ещё у меня не одна, а две редкие игрушки, что решила поделиться с этим человеком своей радостью и сделала шаг навстречу ему. Он выкатил жуткие глаза из орбит, белки задрожали, и не успела я вымолвить слова, как он прошипел: «Пошла прочь, евангелистка!» Тогда я сказала: «Тогда скажи мне, почему убили Александра Меня?» Он ответил: «Потому что он был евангелистом!» Это было для меня открытием и похвалой свыше, поскольку я полюбила этого пастыря, читая его труды.
     Книги о.Александра Меня сын увёз в Беларусь, думаю, что они ему нужнее для учёбы на теологическом факультете и служения в церкви. Теперь нас связывают духовные нити, которые я пряла для него в детстве. Мы молимся друг за друга и видимся на экране компьютера. Чем больше экран, тем лучше обзор его семьи. Всё-таки, хорошую технику нам подарили китайцы! Только вот для кого-то и хорошая техника служит ко греху, не всем – ко благу. Потому что человека не спасает благосостояние, а развращает, если человек отворачивается от Создателя. В каждом из нас есть Его частица, которая даёт обличающую совесть, верную любовь, упование на Его милость и благодать для служения Ему. Надо только разбудить в себе Божие творение.

ГЛАВА 5

     Ученье – свет, неученье – тьма. (Русская пословица)

     Папа пытался научить меня читать до школы, но в шесть лет я не могла освоить грамоту, не получалось читать по слогам – только по буквам, как у Филиппка. Когда же пошла в первый класс, то очень быстро научилась читать, и все детские книги, что мне читал папа, хотела прочесть вновь, но в букваре слова в текстах делили на слоги, а в моих книгах нет. Я горевала. Мама пошла в библиотеку, записала меня и принесла первую книгу – «Му-му» Тургенева. Она была напечатана крупным шрифтом, и слова разделены на слоги. Прочитав её вслух, я поняла, что могу читать слова без деления на слоги, и с этого времени стала сама ходить в библиотеку, благо она была в соседнем доме.
     Я читала запоем, как папа, игры меня не интересовали, разве что настольные, которые были у нас – детский бильярд, лото, игры-путешествия с кубиком, которые папа покупал в других городах, когда ездил по командировкам. Мы играли с ним вечерами в эти игры. Иногда я его даже обыгрывала и приходила к финишу первой. Папа показал мне шахматные ходы, это запомнилось  на всю жизнь, но не хватало логики, чтобы научиться играть. Мы играли с ним в «города», в «рифмы», причём, он всегда усложнял мою задачу. Сначала предлагал найти рифму к слову, а позднее – составить рифмованное предложение к слову. Это было в семь лет, и стало первым шагом к моему стихосложению. Стихи я начала активно писать с одиннадцати лет. К тому времени мой словарь был хорошо заполнен от множества прочитанных книг. Мне хотелось, чтобы мои стихи были опубликованы, и я отправила их в журнал «Костёр», там была рубрика «Кораблик». Стихи не опубликовали, но я получила письмо с подробной рецензией. Поняла, что написанное в рифму – не всегда стихи, и надолго оставила стихосложение.
     В четырнадцать лет меня выбрали старостой класса. Я стала активно привлекать детей к мероприятиям. Стала замечать, где непорядок в школе, и однажды написала большое критическое стихотворение о самом грязном кабинете. Прочла его одноклассникам. Они были в восторге. Этот кабинет был закреплён за нашим классом, но там проходили уроки биологии, и другие ученики оставляли много мусора в партах и на полу. В других кабинетах уже стояли современные лёгкие столы, дети не оставляли бумажек после себя, там не было потайного ящика, как у парт.
     Мои стихи дошли до преподавателей и других учащихся. Они передавались из рук в руки. После этого в кабинете стало чисто, а меня стали называть школьным поэтом. Мне всегда нужна была тема на злобу дня – иначе не писалось. Школа была образцовой, какой и осталась по сей день – и темы практически не возникали. Четырнадцать лет, седьмой класс – время первой влюблённости. Я была строгой и диковатой, очень критично относилась к своим одноклассникам-мальчишкам. Двое из них, дети из учительских семей, предлагали мне дружбу, но они для меня были – ниже на голову, мне было неинтересно с ними общаться. И книги оставались друзьями, да ещё премьерные советские фильмы, которые шли в кинотеатрах. Они всегда были про любовь. И я стала писать стихи о любви.
     Это была для меня в то время острая тема. Из обычной девочки, не отличавшейся красотой, мне необходимо было стать любимой. Поэтому мне нужно было стать актрисой. Ведь даже некрасивых актрис любили, иногда больше, чем красавиц. В это время, по рекомендации учительницы пения, меня взяли в городской ансамбль песни и танца под руководством Александра Михайловича Жуковского. Я пела в хоре два года, мы часто выходили с концертами на городские площадки. Однажды к нам специально приехал композитор Чичков с хоровой группой из Подмосковья. Это было перекличкой двух хоров. Мы вышли первыми. Серьёзно отпели свою программу. Потом на сцене появились гости из Подмосковья. Они пели песни Чичкова, а он был за роялем. Девочки в хоре были высокими и крупными, лет четырнадцати, все с большими белыми бантами сверху, все подкрашенные, в отличие от нас. Когда заиграла музыка, они дружно запели, покачивая головой в такт. Сначала такая манера нас раздражала, но потом мы влюбились в их раскрепощённость, и отбили ладоши аплодисментами. Александр Михайлович стал добиваться от нас эмоций во время пения. Это было непросто…
     Увлечение музыкой и хоровым пением становилось работой. Я ходила на занятия три раза в неделю пешком, час туда – час обратно. Так у меня было время для прогулки, но не хватало времени на подготовку уроков, и я съехала с четвёрок на тройки. А впереди был восьмой класс, и полный съезд «по аттестату» к окончанию школы. Мама не расстраивалась, а говорила: «Пойдёшь к нам на фабрику, после института зарплата маленькая».
     Перспектива фабричной жизни, где стоит вечный шум обувного конвейера, запах клея и смачный русский мат для бестолковых новичков – меня не грела. Я решила после восьмилетки поступать в педучилище и доказать всем неверующим, что далеко не тупая. Хорошо подготовилась к выпускным экзаменам, так что учителя хотели оставить меня в девятом классе, но я понимала, что хоровики пересилят своей любовью, и, оставшись, я вынуждена буду пойти на фабрику после окончания школы.
     Мне казалось, что в училище легче учиться, чем в нашей школе, по крайней мере, там нет ненужных предметов. Поступила я легко, экзамены сдала успешно и получала стипендию. Но вот по поводу учёбы сильно заблуждалась. Мало того, что первые два года мы проходили программу за девятый-десятый класс в школьном объёме, так сюда добавили два спецпредмета и   обязательные занятия хора или танцев – по выбору. Учительница музыки в училище говорила на этот счёт: «Кто может хорошо петь, пусть поёт, танцуют пусть безголосые!» Я снова стала хористкой. С той разницей, что теперь занималась в одном месте и уроками и музыкой, и не тратила времени на дорогу в студию.
     В эти годы читала книги только по программе, хорошо, что мы проходили русскую литературу в полном объёме, а уроки русского языка и математики преподавали нам по вузовским учебникам. Через три месяца учёбы у меня от нагрузок стали появились ежедневные головные боли. И я не могла учить уроки, нацелившись вернуться обратно в школу, с твёрдым желанием – учиться хорошо. Но мама восстала. Теперь уже она рассказала в своей бригаде, что дочь станет учительницей, и для неё, бригадира, было позором моё отступление. Она выдала мне аргумент: «Что я в бригаде скажу?» Многие сотрудницы приходили в праздники к нам, я их знала, и мне стало стыдно подводить маму. Пришлось доучиваться, но с третьего курса, по достижении восемнадцати лет, мы стали проводить пробные уроки, и я поняла, что правильно выбрала свой путь.

ГЛАВА 6

Пустите ко Мне детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царствие Небесное. (Мтф.19:14)

     Однако начало моей работы в школе было как неуверенное хождение Петра по воде. Я приехала в сельскую среднюю школу, где начальное звено было малокомплектным. В первом классе училось десять человек, во втором – двенадцать. Первый класс отдали молодому специалисту с высшим образованием. А мне вручили составной второй и третий класс, оставленный после года обучения учительницей на послеродовый отпуск. Это было крушение всех надежд! Мне необходимо было перекраивать конспекты, чтобы одновременно обучать два класса. Это была откровенная насмешка в виде толстовского рассказа «Филиппок»! Но там учителю было легче – дети кричали своё, он – своё. Советская школа предполагала занятия в тишине. А двое второклассников почему-то никак не могли самостоятельно заниматься, когда я объясняла материал третьему классу. Вскоре они стали подстраиваться под «наше несовершенство», и мальчик, приходя домой стал делиться с мамой программой третьего класса. Второй класс он окончил с отличием, а вот девочка осталась на второй год, но это было после моего законного бегства из ссылки на время декрета.
     Вернувшись в Иваново в марте, я стала искать работу. И опять под конец учебного года взяла класс после декретницы. В нём было тридцать человек. Второй класс сильно отставал от своих параллельных собратьев. А у меня не хватало опыта – и вытянуть детей, оставленных на совместителей почти на год, было нелегко. Но мы хорошо контактировали с родителями, они меня поддерживали. Чего нельзя сказать о коллегах. Там работали опытные учителя с большим стажем, надо было обязательно посещать их уроки, чтобы перенимать опыт. Но у меня для этого не было ни времени, ни желания. И коллеги, которые мне годились в мамы, через месяц посоветовали уйти воспитателем на продлёнку. Этот вопрос был поднят на педсовете – всех неопытных учителей, которые не могут справиться с дисциплиной, отправляли работать в группу продлённого дня. Там они справлялись с дисциплиной, подобно главному герою из сказки «Про доброго разбойника», который стал требовательным на государственной службе.
     Продлёнка помогла мне стать творческим человеком. Научила любить и жалеть детей, находясь с ними в свободном режиме после уроков. В дальнейшем этот опыт пригодился для работы в детском саду и на занятиях в воскресной школе, которые церковь попросила вести с детьми верующих. В то время я не работала в педагогическом коллективе, но мне всегда выпадала часть – быть среди детей. Занятия в воскресной школе, кроме игр и рукоделия, предполагали небольшую, минут на десять, детскую проповедь. Так я стала больше исследовать Писание, чтобы в доступной форме делиться откровениями с детьми.
     Вскоре старицы из районного поселения стали просить служителя направить к ним проповедника для проведения домашних собраний. Выбор пал на меня, так как братьев было мало. Для меня это стало неожиданностью, но после первой встречи, беседы и заинтересованных вопросов, я поняла, что бабушки, любящие Бога, подобны детям, только переход в Царствие Божие для них ближе по срокам. Через год старица, у которой мы собирались, отошла в Вечность. В посёлок переехал брат из Нижнего Новгорода, женившись на верующей вдове с двумя детьми. Он стал проводить собрания в своём доме, но из-за графика работы не всегда мог быть в воскресенье, и собрание распалось. А эта семья переехала в Нижегородскую область, где у брата была квартира.
     Мне же церковь поручила проводить евангелизационную работу в Фурманове. И около двух лет я посещала верующих в этом городе, но потом решили, что не дело сестре заниматься «братским трудом», ведь есть для сестёр – воскресная школа, и достаточно. А воспитателей не хватало, семьи верующих росли, всё больше детей нуждалось в духовном наставлении. В братстве были организованы курсы подготовки воспитателей, я дважды ездила на них. Получила для себя не только методические рекомендации, но и сильную духовную составляющую в проповедях и служении церкви. Так церковь заботилась о том, чтобы наши дети не отпали от Бога.
     Кроме воскресной школы дети на лето ездили в церковный лагерь. Там они проводили свой досуг в спортивных играх, библейских викторинах, устраивали спектакли и концерты. Были кружки глиняной игрушки, духовой и сапожный, кружок сурдопереводчиков. Дети всегда с нетерпением ждали своей лагерной смены на десять летних дней. В лагере была баня, летняя кухня и медпункт, поэтому родители не беспокоились за содержание детей. Дети возвращались весёлыми и загорелыми, купаться не разрешалось из-за отсутствия пляжа, но летний душ был дос-тупным. И на весь год хватало впечатлений от знакомства с детьми из других городов, с которыми потом переписывались, созванивались, а став постарше, ездили друг к другу в гости.
     Такая обстановка в церкви помогла моему сыну обрести жизненный стержень, найти верных друзей и дальнейшем – спутницу, чтобы создать свою семью. Невозможно идти в одной упряжке верующему с неверующим – воз не сдвинется с места, когда каждый тянет в свою сторону. Мне понравился на этот счёт пример из христианской литературы. Одна новообращённая сестра хотела выйти замуж за неверующего, надеясь, что в браке он обратится к вере. Она пришла за советом к служителю. Тот попросил  её влезть на стол, а сам остался внизу и схватил её за руку, легко стащив со стола, ей было трудно удержаться. «Теперь ты видишь, что не сможешь поднять на малую высоту того, кто потянет вниз – а сама упадешь в бездну», – сказал служитель.
     Постепенно в моём окружении и библиотеке стали появляться новые друзья и новые книги, которые были примером христианской жизни и служения. Но многие классические произведения были оставлены без внимания. Я чувствовала, что посвятив себя наполнению церкви людьми, теряю творческую миссию. И это переходило в рамки сектантства. Я жила в своём замкнутом, хотя и широком кругу, а спасать было некого, потому что утратила способность понимать людей, живущих в другом измерении. Но евангелизация и церковь не должны гасить таланты человека, делать его общей серой массой. Иначе то, что мы были способны видеть и с чем не соглашаться в коллективном образе мышления атеистического Советского Союза, автоматически перенимает церковь. В дальнейшем, дисциплинируя своих членов, выводя на арену или, напротив, низвергая неугодных, церковь сливается с государством, только на бумаге оставаясь отделённой.
     Видя, что церковь – это люди, объединённые одной верой и одной идеей, но всё-таки, люди, со своими слабостями, несовершенством, когда лидеры становятся кумирами, теряя братскую простоту, я стала всё реже посещать собрания, пока, не  «ударилась» в творчество, понимая, что моё виртуальное общение принесёт больше плода, чем номинальное посещение служений. Стала больше читать, слушать музыку, особенно – рок. Стала писать песни в этом стиле. Но редко, какая книга достигала моей души как Библия. Первой такой книгой стала «Несвятые святые» Тихона Шевкунова. Прочитав её в Интернете за три дня, я загорелась желанием её купить, и вскоре приобрела в церковной лавке. Удивилась, что она такая толстая. Между тем, убедилась, перечитывая, что вся книга мной прочитана за три дня, а в ней оказалось более шестисот страниц.
     Повествование поразило меня новыми подходами к благовестию. Особенно служение Иоанна Крестьянкина, после беседы с которым за чашкой чая, неверующие шли в церковь, каясь в грехах и меняя своё мировоззрение. Можно сказать, что это книга – продолжение «Деяний Апостолов» в наши дни. Теперь я понимаю, что если Господь не пошлёт духа разумения, то сколько ни старайся хорошо и правильно говорить, жить по закону, всё будет только ради спасения собственной души, а других душ не тронет. В служении о.Иоанна было великое проявление любви к человеку, с которым он беседовал, так что тот видел в пастыре человека Божия, и не хотел с ним расставаться, проникаясь ответной любовью и доверием. Любовь способна плавить каменные сердца. Как говорил в своё время Станислав Родионов, известный следователь, написавший серию детективных историй: «Если бы люди не жалели друг друга, человечество давно бы вымерло». И как часто малыш подходит после наказания и просит не прощения, а только: «Пожалей…» И мать прощает…

ГЛАВА 7

…и так весь Израиль спасётся, как написано: «придёт от Сиона Избавитель, и отвратит нечестие от Иакова. (Рим.11:26)

     Первыми детьми по вере в невидимого Бога стали дети Аврама – евреи. Поверил он, единственный, Богу – и это вменилось ему в праведность. И все его потомки – наследники обетования спасения. И всё-таки, этот неукротимый народ не всегда отличался послушанием своим пророкам, которые открывали путь святости. Вот многие из христиан, хотя и взяли на вооружение Библию от евреев, но сначала осудили евреев за неверие в Мессию, что способствовало казни, а потом взялись за еврейские Писания, где заметили, что этот народ истребил египтян. А ведь Христос призывал быть мирными.
     Поначалу у первых христиан, когда Евангелие было не заложено в канон, а формировалось на основе их рассказов и посланий, понимание еврейских Писаний, с изложением чудес Всевышнего в жизни евреев и их действий против язычников по воле Бога, не трактовалось  как нечто неудобоваримое. Но Евангелие ожесточило христианский мир против евреев, поскольку им было разрешено защищать с оружием себя и свои уделы, что в итоге и способствовало рождению Христа в Израиле. А то мы бы не смогли обрести спасение, не будучи евреями, ведь с язычниками можно было договориться только посредством святой, непорочной жертвы, подаренной не от мира сего. Но поскольку христианство пошло облегчённым путём в России, проповедуя основой жизни Евангелие, умалчивая роль первого еврея, то в нашей стране из-за антисемитизма евреям было неуютно. И это слово считалось неприличным. Ну, разве что признавались специалисты, почему-то с еврейской фамилией и еврейские анекдоты были популярны.
     Когда в Перестройку Библия стала доступной в продаже и даже бесплатно раздаваемой миссионерами из зарубежья на открытых служениях религиозных групп, я решила, будучи неверующей, прочитать эту книгу. Но она мне не давалась, хотя была написана на родном языке. Тогда я купила Детскую Библию, накопив за три месяца сто рублей, книга меня дождалась в киоске. Я пришла домой и стала её читать. Читала запоем. Видела, что к выдержкам из Библии для взрослых даётся толкование, и была восхищена еврейской верой. Это произошло в 1989 году, тогда Господь коснулся меня, и я плакала, говоря маме: «Где же эти службы, которые были бы похожи на библейские?» Ничего схожего в Православии не было. «Видимо, настоящая вера только в Израиле! Надо туда переселяться! Надо выйти замуж за ев-рея!» Так прямолинейно рассуждала я. И если бы на тот момент евреи открыли синагогу у нас в городе, они бы точно меня евангелизировали!
     Мама растерянно разводила руками – выхода не было. И только чрез три года после моих внутренних мытарств, когда сыну исполнилось полтора, произошла встреча с миссионерами, которые помогли увидеть путь еврейского народа в ином свете. С этого времени у меня отпала нужда искать мужа-еврея, поскольку некий Галилеянин (Иисус) захватил всё моё внимание. Но в христианской общине, куда я стала ходить, считалось, что евреев нужно обращать в христианство, потому что иначе они не спасутся. В это время все мои знакомые ортодоксы, коллеги по работе в вузе, стали либо шарахаться от меня, либо с грустью говорить: «Деточка, Иисус – не тот, за Кого себя выдаёт»… И мне оставалось только молиться за них во спасение души.
     Но мы относились друг к другу с нежностью и пониманием, им нравилась моя поддержка в социальной сфере, когда я работала в профсоюзном комитете. Я же чувствовала, что люблю их, как потомков Авраама, и всегда увещевала антисемитов. Мои взгляды на Израиль и Палестину круто изменились, а после посещения Израиля, я убедилась воочию, что нас, советских граждан всю жизнь водили за нос, пугая политикой Израиля.
     Написав предыдущую главу этой повести, я подумала, что она не закончена, но не было у меня темы для ещё одной миссии. И вдруг миссия свалилась как сугроб с крыши на мою голову. Мне позвонили из еврейской общины с просьбой назавтра прочесть цикл стихов в Израиле. Он у меня на особом счёту – давно ждёт своего часа, есть и четыре книги, посвященные израильтянам, написанные до и после поездки в Израиль. Хотя и сегодня еврейская тема для меня актуальна. Я пишу об их праздниках, традициях, которые знаю, о друзьях-евреях и, безусловно, о вере, которая соединила нас не человеческим обрядом, а духовными нитями, как верящими в единого Творца неба и земли, и всего сущего. В этом я вижу наше согласие и взаимодействие в диалоге. Это позволило мне увидеть евреев как граждан не только Израиля, но и носителей мира Божьего. Дружба с евреями изменила моё отношение к исповедующим Ислам. Поскольку они тоже дети Авраама, хотя и – двоюродные братья нынешним евреям.
     Я уверена, что Господь совершит спасение всего Израиля, и это будет великое собрание присоединившихся к детям Авраама через Жертву Сына Божия. Пусть седьмая, заключительная, глава моей Миссии будет посвящена евреям…