Глава 17

В принципе Седой был прав. Когда освобождаешься, лучше сократить до минимума все эти загрязнения ненужным общением, вокруг тебя начинают крутиться всякие мутные типы, мужчины и женщины, жизнь определяет случай. В данном случае он был в погонах, пацан всегда прав, если напротив тоже пацан, если нет, бывает в обе стороны. Кто был больший бандит, Седой или Розовый, ещё посмотреть!  Если с точки зрения закона, точно Розов, такие, как он должны защищать нас, не так ли? Кто хуже, Мадуев или Евсюков? Хотел как лучше, но не получилось.

Дежурный ефрейтор нажал кнопку, замок щёлкнул, вынимая три толстых штыря из двери. Потянув её на себя, один из лидеров русских националистов, бросив суровый мужской взгляд в сторону прошлого, вышел на свободу.  По теории Маркса она есть от и для, в его случает сразу обе. Свобода утопить весь Арбат в крови и сразу, а не постепенно, время не ждёт.  Ворота исправительной колонии открылись, Оле с Ашотом навстречу вышел по-хорошему худой злой человек, держался он серьёзно. Седой всегда держался серьёзно даже когда шутил, он был конкретный.

- Не понял, - сказал Седой. Он часто использовал эту фразу для того, чтобы взять паузу и ударить первым. Даже если это все копейки.

- Как сам? – спросил Ашот. Он переоделся, надел спортивную кожаную куртку и серные вельветовые брюки, выглядел солидно. Или бизнесмен, или какой-нибудь главный инженер, может, менеджер. Мимо проходил дежурный помощник начальника колонии, офицер, осуществляющий непосредственный контроль за ситуацией в конкретной ИТК, капитан в новой фуражке. Он махнул им рукой, встретили и на выход, не устраивайте творческий вечер.

- Сам нормально, - сказал Седой, - вы кто? – В руках у него не было ничего. Перед освобождением надо всё раздаривать, разгонять по корешам, брать что-то с собой плохая примета, ты сюда ещё вернёшься, этого Седой никак не планировал. Он и не вернулся. Убивать он умел и любил, вот что. На свободе можно убить каждого, вопрос, какую ты за это заплатишь цену.

-  Мы от Ляпы приехали, Валер, - сказал Ашот. – К тебе! Как там? – Он махнул рукой в сторону зоны.

- Там нормально. – Седой сплюнул, если что, задушит этого чёрного. Пожилой хачик при капусте. Синим скажет, никто не приехал. – Это вы тут на суете. Что надо?

— Вот подарок от него, - он чуть подтолкнул к националисту Олю. – Братский подгон! Ты же там натерпелся, давно на выдержке, дарим! - Оля глупо захихикала, она была в ботфортах. Когда вы только что вышли из тюрьмы, а за вами приехала высокая красивая молодая девушка в ботфортах, вы не будете задавать лишних вопросов, особенно если вы истинный ариец. – Можно навсегда, что хочешь с ней делай, только не убивай! И машину, садись за руль, поедем к нотариусу, оформим тебе доверенность, такая чаечка! Тебя на ней вообще никто не поймает. Потом вы в Москву, я в Грецию, нормальный ход? Там у меня дочка, за уважение.

- Нормальный… - недоверчиво протянул Седой. - С чего такое? Я вроде с ним даже не знаком? Людей-то знаю…

- Я даже не сомневаюсь, - сказал Ашот, - что ты знаешь Людей, ара, что мы тут стоим у всех на виду, базарим? Ты страдал, уделял на общее, уходил на голодовку в камере, не сходил с неё пока погоны ваши требования не выполняли, красавец! Поедем в шашлычную, покушаем, раскубатурим, арестантский уклад един! Ум хорошо, а два лучше… - Они уже подготовили место, Ашот нашёл двух армян, которые держали на отшибе реки два мангала, сводили концы с концами, угонщик отвёл их в заднюю комнату, первый связал второго, Атос первого, ленинаканские.

- Так тут и сидите, поняли? Мусора приедут, скажете им, на вас напали и связали люди в масках, вас развяжут, вам ничего не будет. В Москве потом ко мне подойдёте, поставим вас на Арбат, я авторитет. -  Земляки согласились, люди должны друг другу помогать.

На скорую руку Атос с Олей подготовили колизей для забивки фашиста. В дальнем конце эстрада, покрытая грязным зелёным ковром, микрофон и барабанная установка, почти прямо вплотную к ней белый стол на изогнутых ножках, какие часто можно встретить на Чёрном море, к нему с трёх сторон три стула, гарнитур, положили вилки, ложки, бумажные тарелки, слева от эстрады у кирпичного квадрата для шашлыка поставили ведро мяса и ящик водки, которую обложили взятым из холодильника в офисе шашлычной льдом.

Воры учат, что самое главное в любом поступке мотивация. Винить ли в том, что произошло, майора Розова? Он защищал Арбат, пусть каждый решает сам. Милицию вообще зря обвиняют во всех смертных грехах, они делают свою работ. Позвонят вам в дверь хулиганы в одиннадцать ночи, обмажут собачьим калом снаружи ручку, что будете делать? Звонить в полицию, и они приедут, вот. Другое дело, что милиция или полиция всех вопросов не может решить, например, долговых. Хотите спать спокойно, не берите невозвратных кредитов, кто знает, что там прячется в темноте под лестницей.

Розов рассказывал Ашоту, чекисты во главе с Андроповым хотели подставить тогдашнего министра МВД Щёлокова и спровоцировали так называемую первую казанскую войну, конфликт двух группировок, «Тяп Ляп» и «Слободской», первые получали со всей Казани, бабушка, твои джинсы стоят 25 копеек, давали и уходили.
Собрали человек пятьсот со всей Казани, приехали на автобусах и всекли врагам арматурой и сделанными из подшипников шарами, постреляли.

Были трупы и больницы, «Голос Америки» кричал о Чикаго на волжском берегу, старшему «Теплоконтроля» Джавде намазали лоб зелёнкой, его товарищу Антипу дали примерно столько же и по такой статье, как Пуделю, изнасилование, третьего лидера еврея Скрябу в середине девяностых застрелил Хайдер по мастям.

Было бы смешно, если бы не было так страшно, в камере смертников до последнего дня своей жизни руководитель первой ОПГ СССР Завдат Хантимиров учил английский язык, доучивать ему пришлось на том свете. Точно так же Эдуард и Олег Иконников в ожидании исполнения высшей меры наказания в коридоре смертников ни на миг не теряли душевного и телесного покоя, с восьмого класса Эдик профессионально занимался музыкой, сочинял стихи и слова песен, и там так делал. Антип с Джавдой посидели за тюремным столом точно так же, как в своей качалке, которая была им офисом, вспомнили прошлое и расстались навсегда.

Люберецкие были очень похожи на казанских за одним исключением, не надо было никуда ехать, двадцать минут, и ты у метро «Ждановская», ещё двадцать пять, Чистые пруды. Велика Россия, а отступать некуда, в отделении милиции за кинотеатром «Энтузиаст» перечень оружия, изъятого из отрытых схронов, превосходил голливудский, начальник охраны Ельцина заинтересовался, у вас началась третья мировая война? Сто пятьдесят автоматов «узи» последнего года производства, по десять на каждую из пятнадцати люберецких банд, увезли на Лубянку, до Ляпы оружие не дошло. Очевидцы утверждают, в окнах второго этажа долго горел свет, чекисты совещались, что же в конце концов делать с этой культуристской страной.

- Опасную игру ты затеял, сынок, - сказал Жора Ляпе. Потом погиб Цыган…

Седой прикинул хер к носу, свобода! Вроде не врёт «уважаемый», что-то произошло? Что? Испугались? Решили сыграть птенец, птенец, я гнездо? Будут за чёрный ход разъяснять, брось фашизм, политика? В голове Седого мелькнула шальная мысль, а что, если урки ему портфель, он им свою бригаду? И то дело, фюрер уничтожил первых штурмовиков, ночь длинных ножей. Погиб силовой блок, СС стало главной боевой силой НСДАП, можно и так. Учиться и время от времени применять изученное, не в этом ли счастье.

- Поехали, - сказал он, - я сзади. – По дороге в могилу Оля время от времени строила бандиту глазки в зеркало вполне успешно, как-никак бывший помощник режиссёра. Играла кишками, как и завещал Станиславский, он бы ей гордился, она всегда делала всё, что могла, если необходимо.

- Спортивная? – Седой смотрел в окно. В уездном городе арестанты обычно видят только вокзал. Так себе место, два с половиной магазина, можно его потом прикрутить… Хотя зачем, брать под себя надо регионы, нужна вся Россия.

- Когда-то занималась карате, - Оля наклонила голову, Атос смотрел на дорогу. – В детстве.

- Я тоже, - захохотал Седой, - два приёма знаю, ***ки и ебуки! – С волками жить, по-волчьи выть, Оля тоже засмеялась.

- В присутствии Ваньки Барятинского, флигель-адъютанта Петра III, бывшего при аресте государя в его свите, и актёра Волкова Алехан - так его звали в российской гвардии - заколол царя вилкой! – кричали грузчики. Красивое белое лицо Алёшки Орлова, страшно разрубленное в пьяной кабацкой драке сабельным ударом, при этом было безучастным.

Пять братьев Орловых прибыли в столицу из глухой провинции, были неустрашимы, остальное, как у латыша, хер да душа. Только битюг Шванвич на вроде Архипа мог осилить одного из Орловых, но зато двое Орловых насмерть били Шванвича, два Зайца. Однажды Шванвич зажигал на бильярде, Гриша с Лёликом, какие имена, прям ореховская группировка,  выпили всё вино гренадёра, отняли у него деньги, самого вытолкали за дверь, Шванвич дождался, когда Лёша пойдёт посцать, рубанул его сплеча по голове на вечную память. Алехан, весь в крови, завалился в канаву, кончик отрубленного носа умудрился прирасти, шрам остался на всю жизнь, изуродовав фото.

28 июня 1762го года он вошёл в спальню к императрице, он недавно из неё вышел, и спокойным голосом сказал:

– У нас все готово.

В Петергофе избил караул голштинцев, посворачивал им челюсти, поскакал в Ораниенбаум, арестовал императора, делов то. Шестого проставлялся, выставил побольше бычки, распечатал колоду карт, посадил Петю IIIго рядом, игра, были ещё князь Барятинский, лицедей Федя, русского театра, игра закончилась тем, что Орлов заколол царя вилкой. Сидел справа от него, бил левой рукой под сердце от правого плеча по касательной, воткнул по ручку почти вертикально, какую силу надо. Привыкла рука к палашу, кисть. Шванвич мог голыми руками надвое разорвать человека, в кулаке сминал медный кубок, анабасис.

За царя и отечество, Екатерине он прислал записку, дело сделано, больше его с нами нет. (Думать надо, что подписываешь.) Петра III, как простого офицера, без почестей зарыли в конце Невского на кладбище Лавры, а записку Орлова вдова спрятала в секретную шкатулку. Алехан в награду получил чин генерала, восемьсот крепостных душ и титул, граф Орлофф.

– Это самый страшный человек, какого я знаю, – честно признавалась Екатерина II своим близким, она вся текла при виде него, плохих любят, и словно желая задобрить наперёд, чтобы он и их не убил, осыпала его имениями, орденами, лошадьми, золотом, чинами и женщинами. Орлов все брал и не потел, крыша, получал с самой императрицы, Шванвич с горя стал хроником, лузер, Лёша его передумал.

Олю эта история всегда восхищала, она сделала так же. Она вообще любила историю, кто её не знает, не человек. Инне всегда говорила, читай книги! Бедная Инна… Сердце её зашлось в ярости, злобу надо копить. Погибла из-за таких, как он, мразь эта, сука, сидит с ней рядом, таких надо держать в клетке. Будет тебе сейчас август 44го.

Полупьяный Седой положил ей руку на колено, стал гладить, мыслями он был уже в Москве, Бог не фраер. Кто знал, что так пофартит? Чурбан сказал, Ляпа его на Люберцы поставит, фигасе. Только сдай своих? На карьеры? Своих у нас мало, Седой вгрызся зубами баклажан, чурка хороший повар. Погоди, армяне разве чурки? Вроде бы христиане. У Гитлера был армянский полк, дашнаки, им он не очень доверял. Херня, проверим. Обляпаем кровью с ног до головы, самое верное, никуда не денется, Люди вяжутся кровью. Ляпа так Ляпа, лишь бы платили.

Пока он так гонял, думал, Оленька взяла шампур и левой проткнула фюрера насквозь точно через левое лёгкое и сердце, фашист не ожидал, она ведь только что снимала зубами с него шашлык, белые розовые зубки, жемчуга, такими по головке его члена чуть дзынь, и космос!

Он свалился со стула:

- Не понял?

Оля прыгнула ему коленями на грудь, заперла дыхание, как учил наставник, потом посмотрела ему в глаза по-индонезийски, рейд? Через несколько минут всё было кончено… Труп Седого так и оставили лежать под столом, убийцы укатили, Атос был доволен, умер как собака от женской руки, он хоть немного отдохнул от своей основной работы, гайки, винтики, рутина, вспомнил молодость, когда-то в день отпускали на небо по десять азербайджанцев.

До Москвы гнали, не останавливаясь, только один раз на заправку, адреналин. По приезду сразу закатились в «Савой» соединить скрипку со стаканом. Ашот отвёз Ольгу домой в Чертаново на такси, поблагодарил, поднёс к губам руку:

- Оля-джан, шнорнаколуцюн! (Спасибо.) – Поцеловал повыше. - Цавет танем! (Возьму твою боль себе.) – Ещё чуть выше. - Если надо, обращайся! – С того вечера мечта Оли Арутюновой претворилась в жизнь, она стала штатным киллером люберецкой ОПГ, ей дали прозвище Светлая.

Мы ведь все время ощущаем проблески добра, но не умеем их узнать, правда? Когда мы видим яркий цвет, слышим прекрасный звук, выходя из реки, в которой купались. Мы становимся очевидцами, слово «свидетель» автор не любил, его учили, это плохое слово, некрасивое, его употребляют продажные чиновники в советском суде, проявления нашего глубинного добра. Мы слышим это добро… Мы чувствуем себя свежими и чистыми… Мы ощущаем это дуновение свежего ветра… Оно всегда у нас было… Это может длиться долю секунды, как удар по касательной трёх звеньевой цепью из монастыря Шаолинь в область глаз, даже мастер тут же теряет зрение, но оно действительно представляет собой подлинное переживание мира и добра.

Конец семнадцатой главы Перевод на армянский стихотворения Гумилёва