Глава 14

- Ты доедешь до станции «Таганская», там сделаешь пересадку до «Перово» в сторону «Новогиреево», - Оксана отправляла поэта проверить кровь на сахар, - в поликлинике спросишь Лесю, бесплатно сделает, в Украине всегда процветало маггерамство. - В тренировочных штанах без лифчика одесситка выглядела воинственно. - Или мне поехать с тобой? – Оксана делала Сергею экскурсии по Москве, вот Арбат, а это Калининский! Серьёзно? Да ну тебя, ты даже где туалеты в магазинах не знаешь, в карман сцы.
 
- Я вообще вырос в Москве, - улыбаясь, сказал поэт. – Найду с божьей помощью. Москва большая деревня.
 
- Я слишком много о тебе беспокоюсь, - сказала Оксана. - Всю время я только и делаю, что беспокоюсь и думаю о тебе!  Потому что ты совершенно не приспособлен к жизни.  – Началось, я тебе как мама.

Свадьбу по-сиротски отметили в «Контике», там, где он размочил, открыл счёт своим клиентам. Центр международной торговли ЦМТ, правильно «Совинцентр», «Хаммеровский» расположен на Краснопресненской набережной, построен при участии Арманда Хаммера к 1980му году.  Берёзки там росли прямо в холле и бегали первые в Москве стеклянные лифты, японский ресторан «Сакура» продавал настоящие суши, шеф был японец, за валюту был отличный бассейн, менты и бандиты плавали просто так, магазины и рестораны посещали банкиры и аферисты.  Петух на часах, кукарекал и изумлял.

Большинство из путан были прописаны только там и не шароёбились, где попало, проститутка была самая престижная профессия, конкурс, надо было многое уметь, не только красивое тело.  В ожидании постоянных клиентов, девки обычно сидели в лобби в кафе, где чесали языками, там им было отдыхать удобнее всего, пролезали и в бассейн. Однажды попали на бригаду Мирона «Подольского», их увезли из «Контика» на субботник. Смотря на то, как сворачивается в точку на горизонте центр города, а микроавтобус несётся к лесам, представительниц первой древнейшей охватил ужас.

- Ладно, мы их быстро! - Быстро не получилось, крепких спортивных мужчин на базе было много, все хотели. Это вам не ленивые южные цеховики из Тбилиси, брызнет тонкую струйку вялый член, послюнят и рукой на попку сто долларов, у борцов был реальный сухостой, дули так, костный мозг вылетал. Марина «Клофелиньщица» закричала:

- Мамааааааааааааа… – Мама тут, отвечали ей пацаны, и сиська у неё одна, сосать по очереди. Через сутки, кляня всё на свете, красавицы босиком в разорванных вечерних платьях и манто по ледяной каше топали обратно по шоссе, выкидывая в снег поломанные туфли, матерясь как извозчики, хоть бы денег дали.

- Прошу вас, не надо в задний проход, это невыносимо больно, - просила Стелла «Рыжая», победительница конкурса красоты, у неё был диплом и слёзы на глазах. При слове «больно» Мирон заулыбался и загнал ей свой елдометр по самое не могу, боль надо уметь терпеть, жизнь страдание. – Ты ещё в меня влюбишься, - пообещал он ей. Девушки попали, менты их особо не гоняли, в большинстве своём они были под крышей КГБ, в тот вечер, к сожалению, крыши рядом не оказалось.

- Ешьте, пейте, гости дорогие, - сказал всем Сергей, Оли не было. Позвать Андрея поэт отказался сам, не его тусовка.

По дороге в город N, освобождался Седой не из централа, Ашот был грустный, машину вела бывшая Сергея, водила она хорошо по-женски.
 
- Ты знаешь, я самый недооценённый современный авторитет, - говорил ей Ашот, Оля улыбнулась, вспомнив первого мужа, звучала эта фраза очень по-армянски. Он и гаишникам на выезде из Москвы сказал, я бродяга, весь пост смеялся им вслед. Атос был очень грустный.
 
- Я всех Воров знаю, все тонкости, как подход делать, как короновать, я вырос в этом, но у меня, представляешь, нет звания ВорА, ты прикинь! Грузины зажимают, не только я один в этом виноват. Надевают шапку кому попало за деньги, беда общая. Наиболее сильные, мужественные и свободолюбивые всегда были армянские воры.

- А оно тебе надо? - спросила Оля. - Сергей бы отказался.
 
- Ара, что Сергей, - вспыхнул Ашот, - он вообще нашей жизнью не живёт! Хоть бы раз за меня спросил. - Оля не знала, что Сергей стал почти профессиональный киллер, она работала с Шахом, при необходимости так и говорила, на Черемушкинском рынке ей бесплатно давали продукты. Думала, Арута просто ходит в Лит, в патриархию, преподаёт, живёт с Оксаной, снимает где-то квартиру… Сын им уже давно не интересовался, папа бросил.
 
- Вернёмся, я ему скажу, - Оля вильнула рулём, обгоняя по встречной машину, слева от неё отрулил вправо на обочину многотонный грузовик, недовольно бухнув клаксоном. В Америке за такое могут и застрелить, у каждого уважающего себя дальнобойщика рядом с водительским приторочено помповое, стрельба там национальный спорт. Созданный специально для того, чтобы показать, что весь остальной мир старый.
 
- Вот-вот, - оживился Ашот, - напомни! Скажи, есть такой, дядя Атос. Пусть мне денег загонит, а я его представлю Людям. Он в армии служил?
 
- Служил, - со вздохом сказала Оля. Вспомнила все бесконечные ночные пьянки мужа с бандитами и офицерами, иногда с офицерами-бандитам, сколько она в те годы натерпелась, ужас. Пахала на него как Крошечка Хаврошечка, готовила, стирала, родила сына, к черту. И как мужчина он для неё был так себе. Хорошо, но не блестяще, а Шах! Это прелесть, она оргазмов хотела, а не кухни, молодая, хотелось быть женой, за все муки Бог послал ей Шаха. Про ограбление в посёлке писателей она тоже Ашоту не рассказывала. Язык мой, враг мой, доведёт и до Киева!
 
- Жалко… - Ашот расстроился, почему в Москве все автоматчики, что за город! Где братва?
 
- Почему, — спросила Оля, теперь наоборот, она ехала слишком медленно в левом ряду, слушала «Модерн токинг», сзади стали мигать фарами машины. Ашот положил руку на руль, повернул его вправо, они перестроились. Теперь вправо ушла, дав себе как следует под жопу, какая-то «девятка».

- Ёёёёёёёёёёёёёб…
 
- В армии служил, нельзя короновать, - продолжил Атос, - такой закон! - Он сидел, Сергей? Кем? Сколько? - Сначала надо спрашивать, кем.
 
- Нет, - сказала Оля, — работал во вневедомственной охране, потом уволился.
 
- Ладно, - профессиональный угонщик махнул рукой, в Москве каждый мент. - Не важно! Главное, что армянин. пусть приходит, с Андреем его познакомлю, Андрей Розов.
 
- Кто такой? - спросила Оля, она достала из бардачка помаду, стала подкрашивать губы, Атос поставил в CD- проигрыватель другой диск. Боку. Ах судьба, ты сожгла мою душу до тла…
 
- Деловой, - коротко ответил урка. – Служит в МУРе, лапа там у него, всё знает про всех. У них, - глаза Ашота заблестели, - на тех, кто в Кремле есть компромат, честно! Сам говорил, на всех есть, они его собирают. Недавно мы с ним были в Германии, одна немка, прикинь вообще разделась, вилковой номер! Познакомилась с ним в гостинице, жили на одном этаже, пригласила к себе в номер. Он постучал, вошёл, а она вся голая… Загорелая такая! - Ашот снова загрустил. - А меня не пригласила…

Сверху на зеркало Ашот повесил образок, бородатый мужчина в хламиде держал скрижаль, из которой во все стороны распространялся свет, буквы на скрижали были Оле незнакомы. Она спросила, это Моисей? Пенчак силат теперь знала лучше «Библии».

- Месроп Маштоц, - гордо ответил Атос. Ей ничего не говорило это имя.

- А что там написано?
   
- Айб, бен, гим, армянский алфавит, первые книги на территории России были напечатаны в Армении по заказу из Византии. Бог Отец был армянин, кто ещё?
 
- Шняга, - Оле стало обидно за христианство.
 
24 апреля 1915го года по приказу младотурецкого правительства в Константинополе были проведены аресты среди армян всех рангов и сословий. В своих домах были захвачены депутаты османского парламента от разных партий, настоятели древних армянских монастырей, чиновники и редакторы армянских газет, адвокаты, маститые писатели, все, кто имел вес в обществе, армяне нация творческая. Почти все они погибли, помогали туркам немецкие и британские инструктора, основатели геноцида. Затем армян-военнослужащих разоружили и направили под конвоем в трудовые лагеря.

Личный враг китайского Максима Горького, друга Мао Цзэдуна литератора Го Можо, говорят он, знал все иероглифы, уничтоженный во время культурной революции китайский Осип Мандельштам поэт Ма Либинь писал:

Ли Мэй! Конечно же, Ли Мэй,
Я на тебя не обижаюсь,
Я в трудовых отрядах жалость
Похоронил как ты теперь.

Одна кирка на пятерых в провинции Синьцзян, в Турции происходило то же самое, история повторяется. Началась первая великая трагедия нового времени и первая попытка переделать историю человечества, полностью истребив одну его часть, на Босфоре.

За несколько лет, последовавших за этим днём, в городах и деревнях Турции было истреблено около полутора миллионов армян, катастрофа охватила огромные территории, распространившись на Сирию, север Междуречья и Персию, и проникло, после бегства русской армии, на Северный Кавказ. В воронку уничтожения ушли города, основанные древними царями, монастыри с гробами апостолов, мозаики, иконы и дарохранительницы, ковры, расписные керамические плитки и камни с нанесёнными на них армянскими крестами.

Исчез монастырь Нарек, где вопил в суровое небо Грикор, погоняло «Нарекаци», рассыпался университет Эрзнка, в котором сочинял свои бессмертные труды монах Хованнес, прозванный из-за роста «Плузом», то есть «коротышкой», скрылся навечно известный Тарский собор, построенный на месте рождения самого апостола Павла, вечный позор ООН и Юнеско, испарились золотые сосуды византийского императора Василия, пропал драгоценный трон царя Сенекерима и гроб иерусалимской королевы Марфы. Мертвецы были выброшены из могил турецкой чернью, схватившейся за лопаты в поисках спрятанных сокровищ, а откопавшей мрачное будущее. И только мушское «Евангелие» уцелело. его разорвали пополам, и так пронесли через горные перевалы. Чтобы плач младенцев не выдал туркам, где караван, армянки душили своих детей.

В Европе шла война, и прелести мирной жизни забывались, заканчивалась блистательная эпоха! Все, кто посещал театры и кинематограф, были на фронтах, но ожесточение пока ещё не наступило, работали рестораны. Полной жизнью жили еврейские местечки, разбросанные по всей Восточной Европе, работала готическая синагога Данцига и львовская «Золотая Роза», действовали бесчисленные ешивы – Паневежская, Виленская… - и раввинские дворы собирались по праздникам на сходку. Как далеко отсюда Малая Азия, с её кровавыми фанатическими обычаями и укладом, нацело лишённым гуманизма, думали ашкенази, не зная, паук к ним уже идёт. Тарантул, на спине которого тевтонский крест.

- Слушай, такая красивая девушка, тебя кто таким словам научил? Шняга… Шах что-ли?
 
- Шах, - гордо сказала Оля, - я живу с ним.
 
- Твой Шах, - твёрдо сказал Ашот, - бык карабахский! Такой же азик, как они все, место ему в стойле на стрелках строиться. А, - он отвернулся к стеклу, стал думать о чём-то о своём на сложном ленинаканском диалекте. - Бог с ним… Живи с кем хочешь! Что ты мне жена, что ли? Пока нет! - За эту фразу Оля его полюбила, они стали хорошими друзьями.

- Пока не жена!
 
В номере он достал из купленного во Франкфурте бумажника настоящей змеиной кожи своё фото, молодой, длинноволосый, волосатый как обезьяна кавказец стоял с эрегированным членом, ей даже показалось, член вибрировал и дрожал, чуть покачиваясь из стороны в сторону, гудел посреди какого-то холла, Ашот был абсолютно без одежды. Он смотрел куда-то вверх под потолок и был один, темы сисек не было, о, этот вечный страх мужчин перед вагиной! По цветовой гамме было похоже на курорт, Дагомыс?
 
— Вот, - сказал Атос, щёлкнув ногтем по выцветшему от времени черно-белому снимку, — вот в чем дело! Раньше стрелка всегда стояла на пол двенадцатого, а теперь висит на пол шестого.
 
- Сочувствую, - сказала Оля. — Это мы всегда можем, а вы не всегда.
 
- Что там всегда, - сказал Атос, - я мог это всю жизнь, - Оле вдруг стало его жалко. Она подошла к нему вплотную, чтобы он почувствовал её тело, магия.
 
- У мужчины не это главное! Хочешь, с подругой познакомлю? Как вернёмся?
 
— Это мне Джуна импотенцию устроила, ведьма, - со злобой сказал Атос, они с Розовым ходили к ней в гости на Арбат, с Джуной он поссорился. Потом черты его лица смягчились, быстро отходил. - С этой меня познакомь, - сказал он, - с Одессы блондинка. Которая ребятам там блины подавала, бугаю этому, Сонька Золотая ручка. У неё такая фигура! Сахар! Я вам с ней суп харчо приготовлю, тузлук, пальчики оближете! - Ашот хорошо готовил. - Клянусь на этот хлеб.
 
- Не могу, - честно сказала Оля, - Сергей меня убьёт, это его жена. - В мотеле они выпили за то, чтоб член стоял и бабки были, и легли спать. Они с армянином спали на одной кровати, если едешь с кем-то на работу, жить в разных номерах нельзя, могут выследить враги, но одетые. Как брат и сестра.

Конец четырнадцатой главы  Счёт из ресторана «Времена года» в парке Горького, 1983