Глава 10

Подобно пузырьку на воде, наше тело умирает и разлагается очень быстро, а после смерти являются плоды кармы подобно тени, сопутствующей телу. Дайте нам благословение знать и не забывать об этом, чтобы мы всегда я бдительно следили за тем, что делаем, и, избегая пагубных поступков, стяжали богатство добродетели. Радости сансары обманчивы, они не приносят удовлетворения, но одни лишь муки!  Посему склоните нас своим благословением чистосердечно стремиться к обретению единства блаженства и пустоты.

Наташа стреляла несколько снизу, и пули, войдя в Боцмана, прошили ему лёгкие, после чего застряли в теле. Он издал протяжный рёв, но продолжал стоять на ногах, афганцы. Наташа толкнула его рукой, он упал на медвежьи шкуры. Заговорщики, услышав выстрел, кубарем ссыпались вниз по лестнице. При этом неловкий Сергей плечом задел штепсель, clumsy, – электричество погасло, впотьмах Боксёр налетел на Шаха и громко вскрикнул.  («Я не шевелилась, – вспоминала Наташа, – боясь наступить на труп…»).

– Да зажгите же свет, чума на ваши дома! – велела она. Сергей вдруг вспомнил Олю. В том году подошёл к ней, обнял:

- Твои руки золотые! - Только что съел принесённые ей пирожки, вкус у них был особый, все, к чему прикасалась Оля, было необыкновенным. Как-будто туда положили японскую приправу «аджиномото», глютоминат натрия, арбузы от неё ещё арбузистее, мясо ещё мясистей.

- Но в твоей жизни, наверное, не будет больших денег! - Оля оттолкнула его. Нет больших, но сколько-то надо всё равно. Да, поспешно согласился Сергей. Он не хотел ссориться.

- Не только больших нет, мне ещё приходиться кормить большого взрослого мужчину. Это нечестно. - Сергей вздохнул. Ну не может он, не может взять, заработать денег. И кричал на неё, и сколько спорил, даже дрался. Женщины! Право от меня уйти, сказал он, у тебя есть. Все счастливые семьи одинаково счастливы, все несчастные несчастны по-разному.

– Сейчас, сейчас, – отвечал Наташе голос киллера.

Ярко вспыхнул свет, и они увидели Боцмана, лежавшего на спине поперёк шкуры какой-то африканской антилопы. По лицу его пробегала судорога, одной рукой он закрывал себе глаза, а пальцы другой были сведены в крепкий кулак, зажатый по всем правилам каратэ, намеревался драться до последнего. Крови не было, «браунинг» не «вальтер». Над Юрой, сжимая ствол, стояла Наташа, пацаны были восхищены её удивительным спокойствием. Спутница полковника!

– Надо перетащить со шкуры, – сказала она, – чтобы на ней не оставалось никаких пятен… (Где потом чистить?) Боксёр взялся за плечи, киллер за ноги, вдвоём они перенесли «скотину» на плиты каменного пола. Ползая на коленях, над ним склонился профессор, щупал пульс:

– Агония. Но минуты две-три ещё будет жить… Я заканчивал курсы медиков.

– Подождём, пока не сдох окончательно! - Киллер произнёс два роковых слова: «Он мёртв», – и тогда…

И тогда заговорщики вышли из подвала, последний из них погасил за собою свет как поляк, уезжающий из Польши, не забудьте. Все собрались наверху, стали дружно чокаться бокалами, поэт порозовел, говоря:

– Прекрасная это штука – убийство…

– Сергей! – Наташа взмолилась. - Сейчас не до лирики. - (Конечно.)

– Пацаны, – спросил киллер, – а вы заметили, какая у него рубашка? Она лоснится от каких-то дорогих парижских одеколонов…

– Однако, – заметил Боксёр, – уже четвёртый!

Да. Следовало поторопиться. Согласно плану, Ляпа и киллер должны были отвезти тело Боцмана на набережную, скинуть. На случай, если милиция, завернуть на Белорусский вокзал, там оставить. Утром Боцмана найдут в «хаммере», он числился в угоне. Всё ясно, криминальные разборки! Киллер с Сергеем пошли подышать воздухом.

– Да оставь ты свой «таурус», – сказал Боксёр, Бразилия, 1500 $, самовзводом под ружейный, «Смит и Вессон» у них украл дизайн потом. Ляпа положил оружие на письменный стол. Наташа переоделась в домашний халат, голые ноги, народ даже возбудился. Особняк был пустынен, и в нем было тихо, как в гробу. Говорить не хотелось.

Его хозяйка с синяками под глазами сидела в кресле, покуривая тонкую дамскую сигариллу «Havana’s Cherry», вишнёвая, 15 $ штука в комплекте с мундштуком, любовницы Фиделя, аромат кофе. Сергей напротив него помаленьку, но часто подливал себе французского коньяку. Чтоб писать, как поэт, надо жить как поэт.

– Редко приходится выпивать, – жаловался он, - Оксана не разрешает. - Напряжённая нота звучала в мёртвой тишине ночного дворца, «до» или «ре». Внизу (они постоянно помнили об этом!) лежал убитый Боцман. Что-то неуловимое и острое коснулось сердца каждого…Свет? Сергей и Ляпа одновременно испытали психический толчок.

Ляпа вспоминал об этом моменте кратко: «Вдруг меня охватила непонятная тревога. Твёрдо помню, что какая-то внутренняя сила толкнула меня к письменному столу Натальи Геннадьевны, на котором лежал вынутый из кармана мой револьвер, как я взял его и положил обратно, в правый карман шорт…» Ляпа был в шортах, джинсовых. Если членить тело… Наташа размяла в пепельнице ароматный яд. Бразилия карнавальная страна.

– Я спущусь вниз, – сказал она. (Докурила.)

– Хорошо, – ответил Ляпа и, запустив руку в карман шорт, переставил оружие на «open» (открытие огня). Пять ружейных, мало не покажется. Наташа включила свет в подвале. Боцман лежал в той же позе, в какой его оставили. Ни малейшего биения пульса не прощупывалось в его запястье. «Сам не знаю почему, – писал в тюрьме Сергей, – я вдруг схватил труп обеими руками и сильно встряхнул его. Он наклонился на бок и снова упал. Я уже собрался уйти…». Итак, все было кончено. Боцман был мёртв.

Боцман не был мёртв… Он открыл сначала один глаз, потом второй, и под упорным его взглядом Наташа невольно оцепенела. Очень хотелось бежать, отказывались служить ноги, захотелось в туалет. Боцман долго смотрел на своего убийцу. Потом чётко сказал:

– А ведь завтра, Наташ, ты будешь подвешена… (За ребро.)

Наташа молчала заворожённой. И вдруг одним резким движением Боцман вскочил на ноги («Он был страшен: пена на губах, руки судорожно бьют по воздуху бой с тенью»). Он часто повторял:

– Наташ… Наташ… Наташ… Наташ… - Кинулся на неё и вцепился ей в горло. Завязалась страшная, драматическая борьба от вольного. Отбиваясь от Боцмана, повисшего на ней, Наташа вытащила его на себе в тамбур, как водолаз вытаскивает из мрачной бездны противно облепившего его осьминога. Ты ведь не на службе живёшь водолазовой.

Женщине удалось расцепить Юркины пальцы, в замок сведённые на её шее. При этом в руке Боцмана остался рукав её халата. Наташа стала как китаянка в кофточке с разрезом, голое плечо.

– Шах, скорей сюда! – взмолился профессор. Нечистая сила.

– Наташу, Наташу… повесят! – завывал Боцман. (За ноги.) Ползя на животе и на коленях, хрипя и рыча, как дикий зверь, он быстро взбирался по ступеням на карачках. Весь, подобравшись, он сделал прыжок и очутился возле потайной двери, ведущей во двор особняка…

Здесь начинается какая-то мистика! Выходная дверь была закрыта, а ключ от неё лежал в кармане Натальи. Боцман толкнул её, и она… отворилась! (Отец.) Он шагнул на улицу, во мрак и… пропал. Наташа, взбежав наверх, рухнула на диван.

– Скорее туда… стреляйте! Он жив… жив… падла…

Сергей увидел закатившиеся глаза женщины. Она лежала в глубоком обмороке. Что делать? Приводить её в чувство или гнаться за Боцманом? Живучий! Китаец бы сразу склеил ласты. Поэт бросил даму, а сам – тата-та-та! – по лестнице: вниз. В криминальном мире они все туда.

Через раскрытую дверь в тамбур вливались потоки свежего воздуха. «То, что я увидела внизу, могло бы показаться сном, если бы не было ужасной действительностью: Юрка Боцман, которого я полчаса тому назад созерцала при последнем издыхании, а вообще знала почти 20 лет, переваливаясь с боку на бок, быстро бежал по рыхлому песку с гравием во дворе особняка вдоль железной решётки, выходившей на улицу…». До ушей Сергея долетал истошный вопль убегавшего:

– Наташа, Наташа, завтра все расскажу Розову…

Ляпа для начала выпалил в небо (просто так, для разрядки напряжения). Он бежал впереди, настигал Боцмана, попадая ботинками в его же следы на песке. Заметив погоню, Боцман припустил быстрее. Дистанция – двадцать шагов. Стоп. Прицел. Бой. Выстрел. Отдача в локте. Мимо!

– Бля! Не узнаю сам себя… - Ляпа промахнулся. Боцман уже был в воротах, выходящих на улицу. Он уклонился от «мае гири», который ему хотел влепить охранник. Выстрел – опять мимо. «Или он правда заговорён? Бес-трава?» (Ляпа.)

Наташа больно укусила себя за кисть левой руки, чтобы сосредоточиться. Гром выстрела – точно в спину, «браунинг». Боцман воздел над собой руки и остановился, глядя в небо, осыпанное алмазами. Он любил взрослые понты, пустить пыль в глаза.

– Спокойно, – сказал не ему, а себе Ляпа. Ещё выстрел – точно в голову ружейным. Боцман волчком закружился на песке, резко замотал ей, словно выбрался из воды после купания, уши заложены, он уже начал опускаться все ниже и ниже в ад.

Наконец он тяжко рухнул в гравий, но ещё продолжал дёргать головой. Шах, подбежав к нему, с размаху треснул Боцмана носком ступни в висок, импульс, череп треснул, из макушки показалось чёрное облако, ушла чёрная душа. Боцман скрёб импортный гравий, делая попытки отползти к воротам, и страшно скрежетал зубами, изо рта выступала пена. Наташа не ушла от него до тех пор, пока тот не умер…

С уверенностью человека, сделавшего нужное дело, киллер невозмутимо зашагал обратно во дворец. Его смущало только одно обстоятельство: во время стрельбы –
(«боковым зрением») — он заметил, как за решёткой дворца шарахнулись с панели прохожие, какая-то парочка, а где-то вдалеке уже бухали сапоги, солдаты у ворот министерства обороны у «Смоленской» начали утреннюю уборку. Зубами дракона начал появляться в зеленоватом утреннем свете МИД.

Наташа на правах жены полковника держала при главном подъезде особняка двух солдат криминального мира, 1500 $ в месяц плюс обед. Принеси, подай, выкинь вон. Ляпа знал об этом и направился прямо к ним. Сказал:

– Пацаны, я сейчас угробил Юрку Боцмана.

– Слава Богу! Нет больше пидора.

– Сумеете молчать об этом?

– Мы парни простые – трепаться не наше дело…

Ляпа попросил их втащить Боцмана в тамбур дворца. Сам поднялся наверх. Наташи на диване не было. А из туалета раздавались булькающие звуки. Ляпа прошёл в ярко освещённую уборную. Русская НикитА внаклонку стояла над унитазом, её мучительно рвало, Ихтиандр. Урка сказал ей, что Боцмана больше нет – тело его сейчас притащат солдаты…Глядя поверх унитаза, Ляпа бубнил:

– Наташа, Наташа… бедная Наташа! – (Муж бросил.)

«Очевидно, – вспоминал Ляпа, – что-то произошло между ней и Боцманом в те короткие мгновения, когда она спустился к мнимому мертвецу в столовую, и это сильно запечатлелось в её мозгу». (Свет.) Понемногу мадам пришла в себя, они спустились в тамбур как раз в тот момент, когда втаскивали со двора труп Боцмана. Здесь произошло что-то непонятное и дикое! Сергей с криком взлетел по лестнице обратно в гостиную и тут же вернулся с кастетом в руках. Афганский, красная медь.

– Он жив! – провозгласил поэт, вздымая кастет. Боксёр поднял нож верхним хватом. Ляпа и солдаты в ужасе отпрянули, как Ленин! Всегда живой, увидев, что Боцман начал двигаться, шевелиться, они слегка потерялись. Зомби, мертвец без души, верующий без Господа.

Перевёрнутый лицом вверх, он хрипел, и всем совершенно ясно было видно, как у него закатился зрачок правого, открытого глаза, левый вытек, не было и половины черепа… Неожиданно зубы убитого громко лязгнули, как у собаки, готовой кинуться на врага. При этом Боцман начал вставать на карачки. Удар, ещё удар.

Полновесный хук кастетом в висок со всей дури с плеча «колхозничком», русским народным боковым, прикончил его попытку само оживления. Придя в бурное неистовство, Сергей теперь регулярно вздымал над собой и ритмично, как молотобоец, опускал на голову ренегата кастет. С противным хряском расплющился нос Боцмана, хрустнувший череп окрасился кровью, а вся рубашка сделалась ярко-красной… Наконец кастет завяз в мозге. Мозгу не бывает больно, нервных окончаний у него нет. Украинец изо всех сил кромсал сверху вниз поверженное тело, он его всё истыкал. Киллер опомнился первым:

– Ребята, да оттащите же вы его поскорее! - Пацаны схватили поэта сзади. Он в каком-то трансе продолжал взмахивать кастетом и кричал:

– Сука… сука… сука… сука… сука! - Как мясник на бойне, он с ног до головы был в крови, пацаны завалили его на диван, отчего и вся обивка дивана оказалась испачкана боцманской кровью, IKEA 2000 $. Наташа взбодрила себя рюмкой коньяку, хорошо после кокаина. Кровь была на лестнице, на стенах, кровь струилась из-под трупа, Боксёр тоже весь измарался в крови. Шах покачал головой:

– Скоро его хватятся. «Ыхние сясества все знают.» –  Наташу решили пощадить – её оставили дома, вместо попросили ехать одного из охранников. Сняли красные штофные занавески. С помощью охранников завернули Боцмана для его последней колыбели на дне реки, колени его задрались к подбородку, потом куль с трупом
с трудом запихнули в кабину, Наташу сменил на руле сам Шах, который на полной скорости погнал машину к Москве-реке. На неизбежных ухабах отчаянно громыхали цепи от тренажёров в качалке и чугунные гири, взятые для потопления, 32 и 24.

Свет фар выхватил из мрака будку ГАИ, стакан на метро «Парк культуры», в которой безмятежным сном праведника отчётливо дрыхнул страж порядка. Шах не стал выключать мотор: «Быстро, шурави!» Четверо сильных мужчин, раскачав узел с трупом, швырнули его с моста вниз, где темнела прорубь. Тихо всплеснула чёрная стылая вода, и Ляпа издал слабый стон:

– Бля, какие ж мы фраера…

– Что случилось? – спросил киллер.

– Надо ведь было прежде обмотать его цепями и привесить гири… Нет, профессиональных убийц из нас не получится! – Шах засмеялся, матёрый. Может шутить в такой момент. Видел, как он только что вскрыл этому шакалу живот, так вернее не всплывёт.  Второпях побросали гири вслед Боцману, с кладбища домой не забирают, кое-как обмотали цепями его барсетку, «Садко Аркада», Франция, 1500 $ – тоже зашвырнули её в чёрную воду, и пистолет. Сергей посмотрел, «беретта». Как тебе весело, заметил киллер, бери себе. Взял.

– А откуда ты знаешь, что я знаю в поэзии, – ответил Арутюнов. – Ты же не я!

– Поехали! – скомандовал киллер. Не знаю, он мирно поднял руки. Сергей долго молчал, потом сказал:

– Надо было оставить труп где-либо на виду, чтобы милиция его сразу обнаружила. Такое захоронение грозит тем, что могут появиться лжебоцманы. Свято место пусто не бывает! - Ляпа буркнул:

– Бля! Кому охота быть Боцманом?

– Не говори, – с умом ответил поэт, продуманный, – это ведь дело прибыльное, дающее немало выгод… Беспредельщики.

Во дворе особняка Александра Сидоренко (на Арбате, возле дома Пороховщикова на Староконюшенном, тот дом сводил с ума и убивал, астрально убил сына Джуны) осветили кабину «хаммера» – и заметили, что вся кабина изнутри окрашена Юркиной кровью. Надо менять салон. Где? Как?

– И я в крови, – сказал Боксёр, водой оттирая свой смокинг. – Где это я умудрился вляпаться? - Все засмеялись, продолжая юморить, Шах сказал:

– А не лучше ли нам сразу во всем сознаться?

- Поддержано единогласно, - сказал Ляпа, - предлагаю позвонить на квартиру министру внутренних дел, самое время, посмотрите на часы – пять утра. - Ребята доели сладкое, легли спать. Киллер аккуратно принял душ, прошёл в спальню к хозяйке, перевернул со спины от себя влево, поднял ночную рубашку, боком вошёл в неё, Наташа застонала от наслаждения. Обняла его свободной левой.

- Да. Да! Да!! Ух…

Теперь подведём итоги этой волшебной ночи сказки. Боцман выжрал с вином и пирожными целых двести пятьдесят граммов крысиного яда, отчего у него «запершило» в горле, во время ужина его как следует угостили пулями, на десерт неоднократно подавали афганский кастет, которым можно свалить и быка. Но сердце волоёба продолжало стучать и под водой. Остановилось оно через минут 20, бес-трава таки даёт силу. Убивали: Шах, Наташа, Сергей, Ляпа и Боксёр. Полковник в это время спал без задних ног в номере люкс гостиницы «Рэдиссон Славянская» на Киевском, электронный ключ, 500 $ в сутки, залог за один день. Отсыпался после бурной ночи с Леной. Он стал рабом любви, отрезвление придёт потом.

Положенец Жора отметил участие в убийстве Шаха и Ляпы такими словами: «Все, что они свершили, полностью одобряем. Но это полумера, так как надо обязательно покончить со всей бандой Боцмана. За серией убийств афганцев к власти над Арбатом должна прийти люберецкая спортивная ОПГ. (Чертой.) Боцман совершил коренное падение любого бродяги. Он начал превышать полномочия, жить не по «понятиям» . Ему нарисовали Свет. Да пребудет Дом наш общий в спокойствии без ****ства и ненависти. Мир всем порядочным арестантам!»

Конец десятой главы