Глава 2

Боцман покусился не на банк, думал Танцор. Шах разведчику всегда нравился. Просто так, за деньги, он бы не убил бы даже под дулом автомата. Танцор зашёл в туалет, заперся, представил перед собой Лену. Сначала щёчки-персики, потом ягодицы.

Он сел на стульчак, спустил штаны. Член встал по-бырому, он ещё раз зажмурился, задержал дыхание, начал доить одной рукой свою безногую ящерицу. Вот, вот, ещё, а! Чтобы не запачкать брюки, не обтрухать, он извернулся, встал и закончил свою процедуру в унитаз.

Когда у вас одна нога, не до женщин, а здоровье необходимо! Через несколько минут организм войдёт в режим восстановления мужской энергии, параллельно даст команду улучшить иммунную и обменную системы. Если ты импотент, не можешь быть воином, надо держать себя в форме. Раз в неделю достаточно, к тому же денег на проституток у него никогда не было. Со своей доли он помогал старикам, таким же ветеранам, делал всё, что мог. Что ты можешь в жизни дать? Только пить и воровать.
 
Привычку мастурбировать Танцор завёл после Никарагуа, когда его списали. Кончилась его летучая мышь на фоне земного шара! Минимальная военная пенсия, и ещё скажи спасибо. Посмотрел передачу о пленных японцах, те в концлагере каждый день садились на корточки по команде и онанировали, чтобы в их рядах не было гомосексуализма. Самураи, им было плевать, что о них подумают «годзины», не японцы, «только с виду людей».

Дёшево и сердито, Танцор умел и любил учиться, он взял это на вооружение. Когда сердце перестало биться, бывший «волкодав» вышел из туалета, тщательно вымыл руки в раковине, расчесал волосы на пробор, отстегнул протез и начал приседать на здоровой ноге, обрубок ничуть не мешал. Так он мог раз пятьдесят или семьдесят. Погонял кровь, теперь чай, чай Танцор пил крепкий.
 
Ему нравился Шах!  В Афганистане Танцор не служил, но знал, как там было. Выдернут из строя новобранца ростом повыше, лицом покрасивее в учебку на стрелка. Кому калаш, кому СВД, научили немного и вперёд. А выживет он или нет, кто знает? Ни о какой спортивной подготовке с зубрёжкой таблиц превышения средних траекторий не было, какая там «интуитивная стрельба с уходом ночью с линии огня»? (Потом Шах выполнял это с завязанными глазами.)

Так, скажут, пулю надо чуть-чуть подбросить, если расстояние превышает... Поставят тебе на прицеле «тройку», и будь здоров, не кашляй! Однако за дистанцией установленного прицела пули будут уходить вниз. Отбежит какой-нибудь негодяй от тебя на 50 метров, выстрелишь, попадёшь ему даже не в ноги. При этом будет ещё разброс выстрелов, который невозможно учесть, все полетит что куда вбок и вверх, станешь искать точку рассеивания. Чем дальше, тем страшнее, вообще никуда не попадёшь, её площадь будет больше, чем силуэт противника. Чем кучнее бой ствола, тем лучше СВД.
 
Снайперов это достаёт так же, как и авторов, пытающихся от третьего лица худо-бедно вести своё повествование. Рано или поздно себя вставлял в текст даже Достоевский. Снайпер тоже начинает просто лупить туда, в середину галочки на оптическом прицеле. Но не Шах!

Киллер вообще не поднимал траекторию выше линии прицеливания, он просто поднимался и шёл к цели сам, потом делал прямой выстрел, охотничий. Это была его коронка. Винтовка с оптическим прицелом в его руках была пика, остриём которой, полным света, он пронзал чёрное сердце противника. Дальше он вынимал из кобуры пистолет, офицерские замашки.

Пистолет ему разрешили, старший сержант щеголял по Кабулу с кобурой на поясе, крестьяне иногда принимали его за американца, такой же раскованный. Шах ненавидел составлять баллистические таблицы под афганские погодные условия, которые командиры заставляли его регулярно делать. Голова падала на грудь, клонило ко сну, хотелось забыться и выбросить на помойку в мусорный бак все эти боковые поправки на ветер.  Сухой противный ветер самум - «афганец», слезились глаза, резало невидимой бритвой кожу… - он вообще считал нормальными погодными условиями.

Выследи дичь, сведи в одно линию мушки и траекторию полёта, подкрадись к ней на двести пятьдесят метров. Упадёт, иди туда! Жива, контрольный. Ранена, догони, достань пистолет. Как в метро тех чеченцев, одна из его первых работ в ОПГ. Падла добежал аж до турникетов… Что значит снайпер, ты такой же солдат, как и все, в атаку! Кончатся патроны, доставай нож. Нож в печёнках у кого-то завяз, ногами. Перехватили, руками, ближний бой! Бросай, падай сверху в захват на удержание, души. Заснула сука, отпускай. Ты же воин, а не какой-то очкарик, который сидит как те с Запада от тебя на вонючих матрасах за три километра, гадает, попадёт не попадёт? Попал, домой. Потом там в каком-нибудь ушлом городке закатного солнца ходит, хвастается всем, я врага убил. Сюда иди!
 
Убив кого-то в Москве, Шах не бежал как некоторые в угнанной машине куда-нибудь отлёживаться на дачу, гаситься, а шёл медленной походкой прямо в эпицентр. Хороший костюм, дорогие тёмные очки. Очередной неудачник бандитского движения бездыханный лежал на спине, а Шах с состраданием интересовался, что произошло.

Пожалуй, единственный случай, когда этого не было, была смерть китайца. И то, потому что он страховал, исполнял не он, так бы подошёл. Это была не бравада и не хладнокровие, а отдых. Шах понимал и любил людей, он не выносил долгого отсутствия общения, человек животное социальное. Всё это байки, что снайпера нелюдимы, берут с собой ящик кофе и бак с горячей водой, неделями лежат в засаде, поджидая жертву, меняя памперсы. Ждать вообще не их задача, их задача делать.

Снайпер — это художник, который заканчивает чей-то портрет, прорисовывая ему глаза, остальное всё уже все сделали, того, кого надо куда надо привели, положили на операционный стол врачи-диагносты из ГРУ, санитары из ДШБ. А он главный хирург,
который делает ему последнюю операцию лезвием по горлышку и в колодец. Роль анестезиолога в данном случае как правило выполняла судьба. Кому суждено быть повешенным, тот не утонет! Жертва сама себя загоняла в рамки, в такие жизненные ситуации и состояния, выход из которых был только один, смерть.

К счастью или к сожалению, снайперам было все равно. Шах стрелял из винтовки с оптическим прицелом как охотник и всегда приносил домой трофеи. Любил ли он своё дело? Конечно! Без этого на любой войне делать нечего. Спортивная пара снайпера «наблюдатель» была вся криминальная Москва. Один раз серьёзные люди поинтересовались:
 
- Кто этот фокусник? Волшебник? - Полковник ответил:
 
- Бродяга! - Больше не интересовались. Братва, которая знала Шаха близко, не знала, что он был снайпер.

Были, конечно, и другие киллеры, но они были не так известны. Это были бывшие военные, которые пошли на службу разных бригад, по больше мере к своему несчастью. Им платили только за выстрелы, в дела не пускали и потом зарывали в землю, ликвидировали. Шах же имел долю во всем, чем занимались другие, не чурался работы охранниками водителя, ездил в командировки за рубеж и по всей стране, мог пообщаться с бизнесменами сам. Он был не просто наёмный киллер. Шах стал причастен ко множеству событий теневого и обычного бизнеса начала, середины и конца девяностых. Кроме того, он держал общак. Вся выручка от золота должна была прийти к нему. Вот чего совсем не знал Боцман, и не должен.

Именно это и должна была сообщить ему Наталья под предлогом ухода от мужа. Что Шах держит общак, она уходит к нему. Проверить, что они часто были вместе, не составляло труда для любой контрразведки любой более или менее сильной московской бригады или Вора, это был секрет Полишинеля, да и то только для полковника. Он же знает, где Шифман хранит золото.
 
Ради спасения всех киллер вызвал огонь на себя. Как только Боцман клюнет на наживку, а он клюнет, иначе зачем он вообще всё это делал, его совершенно неожиданно встретит Сергей, которого Боцман в лицо не знает. Поэт справится. А вот тот, кто убил Синего, забота Шаха. Закон афганцев на добро добром, на зло светом. Отец Боцмана сел на прогнивший от времени корень дуба перед своей хижиной в медитацию.

Хибара – она хибара и есть, разве что побольше, чем в этой забытой всеми богами деревне. И смотреть не на что – слепой глиняный перекос. Вот ему точно лет триста. Может быть, пятьсот. Теперь так не строят, теперь всё на сваях. Особенно если у болота, а вот и оно. Болото это какое-то сердитое, злое. Даже не злое, наверное, а гневное. Как будто его изнутри подогревают, кипятят яростью и злостью. Спасения от которой нет. Хотя, если говорить по правде – наше спасение – в наших руках. В Афгане его сына звали Гдейр Мазум, «Не знающий поражений». Сто сражений, сто побед. И он побеждал. Свет залил всё вокруг, но он был, отец Боцмана понимал это совершенно, мёртвый, не живой. Вернее, не живой, но и не мёртвый тоже, просто безжизненный, потусторонний.

Конец второй главы