Чтобы помнили

Война. Деревня. Полночь. Палачи.
Все обречённые у края рова.
Кричит навзрыд девчушка лет пяти
С глазами цвета неба голубого.

Фашист вскипел: мне мерзки ваши дети!
И дуло на толпу направил грозно.
Я досчитал уже до девяти,
А десять, как скажу, так будет поздно!

Мать, оборвав ладонью крик в ночи,
Шепнула строго: доченька, родная,
Толкну тебя я, падай и молчи!
Прошу, Любимка, жизнью заклинаю!

Тьму автомата очередь прожгла.
Не только тишину она убила.
В живых оставили хромого старика,
Для хохмы, просто так, игриво.

Работы много для тебя, старик!
Лопату кинули. Бог в помощь!
Не слышал ничего, в ушах лишь крик,
Слезу глотал он, проклиная немощь.

К утру затихло всё. Один, хромая,
Спустился в ров предать земле людей.
Вдруг видит: Боже! Девочка! Живая!
Что ж ты молчишь?! Кричит он ей.

Где мама? Лишь твердит хрипя.
Что мог ответить на вопрос ей дед?
Какой же сильный ангел у тебя!
На свете таких ангелов уж нет!

Хранитель у малышки с ликом мамы,
У смерти вырвал, отведёт и беды.
Он видеть мог и простенькие драмы
И Ад в глазах ребёнка цвета неба.

Моей бабуле восемьдесят семь,
На голове её и летом иней,
Глаза всё те же, цвета неба синь.
И помнит всё, а мы забыть не смеем.

Прошу: бабуля, про войну скажи!
Ох, милая, мне снится эта яма.
Как маленькой тебе спасали жизнь!
Про ангела, про деда и про маму!

И снова ров. Она в кровавом платье.
Там наверху старик и палачи.
Как будто крылья, мамины объятья,
И голос мамин: доченька, молчи...