На маяке

Битые рты усталых домов,
по улицам рвы, по канавам шла кровь.
Все льется и льется, и нет уже слов,
как хиппи твердить, что такое любовь.

Плакаты концертов и рокот штормов,
тихая поступь вдоль темных углов.
Крысы сбежали гештальтом закрытым, -
тот городок теперь проклят чумой.

В длинном ТЦ, опустевший фудкорт,
кормит лишь ястребов вязью столов.
Разбиты прилавки и время застыло,
сколько людей перешло за кордон?

Закат обгоняет нелепые тени,
на стенах знамением корни растений,
Тут пахнет огнем человечества рвений,
но стала пустой колыбель поколений.

Граффити преследуют, будто термиты,
что въели в дома закрашенный шрифт.
На старом рапиде по улице тихой,
и скоро закончится этот бензин.

В моем рюкзаке, лишь всадников лики,
названия их висит в воздухе дым.
Травою крапивы тропинкою выстлан,
на море вход, восхитительный вид.

И с маяка, что берег побережье,
я лицезрел новый дивный наш мир.
Цветами надежды и глупости вишней,
осокой высот и берёзой седин.

Гремела гроза и под рокотом молний,
ступеньки свистели и душу скребли,
Мне снился во снах, как сейчас это помню,
рассвет побледневший унылой весны.

Петли скрипели в доме на пляже,
Ветер-репей мой играл, проводник,
Кто-то размазал краской-гуашью,
над морем цвет обрусевшей зимы.

И в небосводе горит лишь фонарик,
белой окружностью средь темноты.
И в небосводе мне звёзды мерцают,
мои ориентиры холодной среды.

Дождь все кричал и в двери ломился,
смоет потоком мои следы.
Мой громкий гость, он один объявился,
на променад в павший наш Рим.

Лампа-коптерка сажей измажет,
мои ладони, раны саднит.
Для кораблей что решат заглянуть,
на маяке снова лампа горит.