Антистрофа III. Письмо в Марциал

Здравствуй, старый Феликс. Как там дела в Марциале?  Думаю, всё так же – финики, оливы. Либо захваты и потери, что, конечно, не отменяет друг друга. Многоточье... многострочье... Так мало и много хочется сказать.
Пишу тебе из Сумбура, точнее из того, что от него осталось. В столице разруха. Революция, начатая моим учителем, пламенным поэтом Девтерионом, дошла до своего предела. Скоро сопротивление собираются штурмовать Дворец Опия, это самоубийство. Впрочем... я не узнаю Девтериона, он стал мрачен и полностью перестал писать. Стихи, в смысле. В слоганах и речах он наоборот – преисполнился, слишком много говорит и почти ничего не пишет. Он должен был стать нашим Голосом, а стал мечом. Может, именно поэтому я отказался от участия в этой бессмысленной бойне.
Что про твоего воспитанника? Да то же. Понтус убит горем, после трагической смерти Антигоны и самоубийства близкого друга, Гемона, как ты знаешь, поэт заколол свои глаза над их телами в Саду, когда бедняжка повесилась на том злополучном дубе, Ветхой листве, а после – вовсе замолчал, больше ни слова, ни строчки. Он удалился от людей и заперся в своем ските, на имя не отзываясь. Даже меня не пускает. В народе его зовут «Лев Незрячий», кажется, так его в шутку прозвал Девтерион, который впрочем, уже сам не отзывается на свое имя, говорит: «Что То – поэта удел, а мой удел – безымянный...» и т.д. Это горько, но сделать я ничего не могу. Меня все забросили, а как поступать в уединении – я не знаю. А потому я просто  наблюдаю и тоже медленно схожу с ума. Наш бунт кончился ничем.
Поступок Антигоны, бедной нашей сестрицы, потряс всех. Пойти против воли Фив и самих богов, а после бежать от закона и сделать то, что было ей угодно, – это слабо поддается хоть какому-то объяснению. Иногда мне кажется, что она вовсе не человек. Но потом-то я осознаю, что вся величина сложившейся трагедии как раз в том, что Антигона – обыкновенная женщина и именно поэтому – великая душа, способная убивать горем и зажигать пламя борьбы. Жаль, что я настолько оказался пуст и скучен, что ни та, ни другая концепция – не смогли полноправно захватить меня, и я, как и было ранее, снова оказался между меланхоликом Понтусом и отчаянным Девтерионом. Я пешка. Они – ферзи с королями. Всегда так было. И так будет. Родился никем, и умру – так же. По амбициям, по потребностям.
Фивы падут, Феликс. Храни свою память о нас в солнечном Марциале, выходи к морю – и вспоминай. Призываю всех богов и все оставшиеся силы на молитвы к тому, чтобы безумие Опия не затронуло лазоревых ваших берегов, а если будет так, то бегите на Восток – там спасенье. Нам же уже поздно спасаться бесследно, только мы повинны в учуденном разладе. И лишь нам нести за это ответственность. Я же не поеду никуда, Феликс. Может быть я и трус, но в этот раз не сбегу. Мне надо, мне придется ответить. И я готов. Пусть отвечают все. Я – буду первым из них. Кажется... я наконец-то начал чего-то хотеть... Кажется... я меняюсь. Я уже не Моэзис.