***

                I
Обрубил ты свой сук топором,
загасил свои свечи до времени.
В Роттердаме был гений в забвении,
и стекло - между делом - точил.
Чрез века ему гимн пропоём,
пол бетонный к постою примеривая, -
конформистскую речь не забеливая,
чтоб к руке шли века, как грачи.

Ты врубился, - ты метку ль засёк,
на каком мы застряли здесь демоне?
Христарадничать поздно в проклятиях,
и, тем паче, - сноситься в веках.
Гнутым корпусом, взятым из сёл,
только шухер на пальцах задействуем,
когда мост через время прокладываем, -
но на то ли сам-пят подстрекал?!

В представителях поздней поры,
что-то есть от породы отчаянных:
им недолго осталось быть в занятых,
чтоб вконец не сгубили страну. -
Не пространство свой век стопорит
иль не к тем горизонтам отчаливает:
но в прокладках, по стелькам Византия,
выйти в люди - как в прорубь нырнуть.

Кто б снабдил тебя парой основ,
чтобы плоть не давилась от вымыслов? -
Как, с ведра б, прям с колодца, студёного
с дробью губ опрокинуть в гортань…
Так, с Китайской стены ль осенён,
где б душа под восторгами вымылась, -
ну, кого б там на Лобном ни вздёрнули -
что-то в грех свой ты здесь обретал.
 
На подножном корму в облаках -
по домам, разнесённый - пропеллерами -
вроде Карлсона, в ветреной сладости,
кто-то выстроил взгляд свой быть для…
Разве ты здесь средой обладал,
чтоб опричникам выбор свой вверивать?
Словно б что-то в потомках не сладилось -
право беглых на цепь предъявлять.

Что ж до толку от всей той херни,
что столетьями в головы вмешивалась…
У скворцов петербургской династии
вдруг сработал монарший инстинкт. -
Он на то строй генсеков чернил,
чтобы, став продувными помещиками,
как под Киевом всласть им достанется,
делать пятки, чтоб рок не настиг.

С царским оком пасти б им хохлов,
пока конь твой топтался б у клевера…
Подзаборная сволочь с проскрипциями
вожжи власти не выпустит с рук.
Как сказал бы юрист Пастухов:
«Надо б рот им, как окна, заклеивать!..
Пусть бы пол в их дворцах не поскрипывал,
потерять всё - что есть - они срут»

Ах! как блазнилась ночь со двора
засадить своё время «капустою»,
где б кудрявый рассадник язычества
распрямлял свою громкую грудь.
Можно «лишних людей» выдворять, -
пусть бы это и делу сопутствовало, -
но в высотах эфира владычествуют
те, что в стройных когортах грядут…

Время ангелов - суперсистем, -
где включается сперма в посредниках:
по какой из подставленной лестнице
в лоно неба как боги взойдут?
Пусть бы сам ты как бог - отсвистел,
сквозь тебя сонм крылатых последует,
ни один где из паствы не сверзится
с Люцифером с запущенных дуг.

Дует прошлого прах, как в трубу,
под лукой виноградники стелются.
И раскосая дева причастности
запускает в свой гнев пятерню.
Ты напрасно свой сук обрубил,
с трёх китов сняв налоги на челюсти, -
только так вот с пространством встречаются,
как с Рублёвым в стекле б прикорнуть…

                II
Перемена слагаемых мест
допускает быть хабам источниками
некой новой волны информации,
что поставит над временем крест.
Правит миром не правая месть,
но, как дети играют песочницами, -
новой матрицы сеть оформляется:
во все сферы, как вирус, пролезть.

Параллельно проходит межа
меж сознанием Неба и личностями,
где поместные боги с богинями
за своё бьются насмерть, кичась.
Сколько б брови их Зевс ни смежал,
но разрыв меж собой увеличивается.
Так, ты на ночь кричишь: «Обними меня!»
и под чей-то пятой ловишь час.

Ты наскрёб что-то в левую горсть,
чтоб, как птицам, развесить по полочкам
в дешевизне промытую искренность -
вроде тока в портальную пасть.
Непонятно, как в кость улеглось,
чтоб Создателя верностью потчевать,
и при этом творить, не заискивая, -
даже если придётся отпасть.

Кто ж держал тебя в статусе дня,
но хранил твои сны - беспризорностью?
У системы, поблажкой к обидчикам,
та же нежность - что к розам в саду.
Лишь бы сам себя не обвинял,
с обстоятельствами со-образо-вываясь:
всё равно, какой тёлкой без лифчика,
и тебя, словно сволочь, сдадут.

Нет воинственней сфер бытия,
чем разборки жены и хозяина, -
иль в обратном порядке, что реже всё ж,
когда самка сама правит бал.
Кто всемирный потоп объявлял,
по прямой своей связи названивая,
где и сам ты под парками срежешься,
если право на жизнь не продал!?

Право гетмана в первую ночь, -
как и право Петра на правление, -
может где не грешит повсеместностью,
но в России свой снимет надой.
Сколько б в ступе воды ни толочь,
ретрансляция прав - параллельна нам,
ну, как Волга - в ушат ли поместится? -
так и здесь всяк свой выход найдёт…

С применением замкнутых мер
всё безродное к телу - не близится.
И смышлёный лазутчик под рёбрами
ловит воздух, как мамкину грудь.
Как два на два б в траншее имел,
врывшись в сеть на всю тьму телевизора, -
ты пытаешься древом - в подробностях -
гору времени мышкой прогнуть.

Девять выстрелов в ночь за окно -
и предмет твоей паники встретится
с обстоятельством насмерть влюблённого
иль по горло застрявшего в нём.
Пусть тот штепсель в розетку воткнёт,
кто внезапно проснётся в полтретьего -
много что в нём как веткой надломится,
чтоб узнать, с чьих был уст обвинён.

Градуирован сам здесь подход -
быть на стрельбище в доску распахнутым.
Птицеловам - за вычетом внешности -
вряд ли станет что впрок нам впороть. -
За какую б ты власть ни подох,
занимаешься жизнью как фактами.
Ну а это - как в окна б вывешивать
белый стяг, где взял в долг свою плоть.

Открываться ли взгляду во вне
только с тем, чтоб наткнуться на новости:
- Что ж там нынче свербит в них под бременем,
чтоб на завтра очнуться в хлеву?
Станет общим с порога ль вдоветь -
словно с огненным шаром все носятся:
- Кто б под ядерный взрыв ни беременел,
сдав Сибирь, - сможет водки хлебнуть.