Ревич, Големба, Берестов, Шатров, Горбовский

.




ЖЕЛЕЗНЫЙ ВЕК I
(авторы родившиеся с 1900 по 1950)

Авторы:  Александр РЕВИЧ, Лев ДРУСКИН, Александр ГОЛЕМБА, Егор ИСАЕВ, Валентин БЕРЕСТОВ, Владимир СОКОЛОВ, Николай ШАТРОВ, Леонард ЛАВЛИНСКИЙ, Глеб ГОРБОВСКИЙ



==========================================

Александр РЕВИЧ (1921-2012)

ЗИМНИЙ СОНЕТ
 
И вновь снега, и снова будут зимы,
а сколько было горок и саней,
коньков и лыж в мороз невыносимый,
и музыки, и елочных огней.

Потом все это заслонили дымы
пожаров и раскаты батарей,
и ватный пласт, в котором тонут пимы,
в котором кровь попробуй отогрей.

Российский снег веселый и унылый,
искрящийся в глубинах ранних дней
и черный над окопом и могилой,
парящий пух, свистящий снеговей.
 
Нас, горемычных, Господи, помилуй,
но прежде тех, кому еще трудней.
 
1996


РАЙ

Здесь вечный день и сон в тени древес,
и солнечных былинок шевеленье,
и всплеск ручья, и шелестящий лес,
овечье стадо, а за ним оленье.
Здесь лев прилёг под лиственный навес,
и мирно дремлет волк. А в отдаленье
павлин уснул, и слон тяжеловес,
и прочее лесное населенье.

Где это всё? Пришло издалека,
приснилось и растаяло – так странно
прямоугольником телеэкрана
бежит неуловимая строка.
и это всё пришлось нам слишком рано
забыть навек, чтоб вспоминать века.

2 октября 2000


Лев ДРУСКИН (1921-1990)

Укладывайся, миленький, в сонет:
Четырнадцать  –  и более ни строчки.
И если места для разбега нет,
Взлетай отвесно, с самой малой точки.

Не расползайся – ты не холодец,
Не распускайся  – мускулы и воля!
Простора ветру не хватает, что ли?
Вполне хватает? Вот и молодец.

Вселенная (О, как она огромна!)
Предстанет гармонично и объемно.
Ее загривок сжат в твоей руке.
И больше ни поблажки, ни отсрочки,
И мысли раскрываются, как почки,
И смысла нет в пятнадцатой строке.


Александр ГОЛЕМБА (1922-1979)

БЕССМЫСЛЕННЫЙ СОНЕТ

Ночь холодна, а я еще живу,
я говорю о грозах и лазури,
я говорю о солнце после бури
и о желанном счастье наяву.

Я восхваляю чуждую молву,
я только малый мим в литературе,
я не Стручкова, я лишь Лапаури,
и танец я поддержкою зову.

Я повторяю речи первых дней,
когда всё было ближе и родней,
когда всё было сладостно и ново.
Но изо всех неповторимых слов,
непоправимых слов, ненужных снов,
мне дорого единственное слово.


***

Обжорка под названием «Едница».
Курорт. Цивилизованная глушь.
И под окном свою лепечет чушь
какая-то азартная синица.

Здесь желтая бы пригодилась тушь….
Какая грусть в моей душе теснится!
А вдруг мне эта осень только снится?
Приют для жирных туш, для слабых душ!

Отличнейший благоразумный Штранд,
спокойствие пустого побережья,
отдохновенья доблестный талант!
Иль вновь шутом заброшен на манеж я?
Иль вновь, закован в сумрак побережья,
читаю рыжих сосен прейскурант?


Егор ИСАЕВ (1926-?)

Всё, всё под нож! На срез, на слом, на сдвиг,
Всё на язык  –  хотите ль не хотите  –
Огня. И вдруг? И вдруг я слышу крик,
Как из развалин детства: – Помогите!
И я бегу, бегу, где по прямой,
А где в обход, как суетливый грешник,
На этот крик и вижу: бог ты мой,
С родного неба сорванный скворечник.
Тоска чернее чёрного во рту.
Да он и сам какой-то весь нелепый.
Я взял его, отнёс, как сироту,
К себе домой и подсадил на небо:

Семействуй, дорогой мой ротозей,
И всем семейством окрыляй друзей.


Валентин БЕРЕСТОВ (1928-1998)

В ЭВАКУАЦИИ
 
Сады оделись раньше, чем листвою,
Кипеньем белых, розовых цветов.
И кровли плоские с зелёною травою
Лужайками висят среди садов.
Арыка волны мчатся торопливо
Поить, и освежать, и орошать.
Плакучая к ним наклонилась ива
И ловит их, и хочет удержать.
А тень, которую она бросает,
Хотели б волны унести с собой.
На облачко похожий, исчезает
Прозрачный месяц в бездне голубой.
Как пышен юг!
Как странно голодать,
Когда вокруг
Такая благодать!

1942, Ташкент


***

Пишу сонеты, пусть я не Шекспир.
Несовершенства их признать готов я.
Но я люблю. И пусть услышит мир,
Как счастлив я, как я горжусь любовью.
Чтоб были мысли, чувства, звуков строй
Тебя, моя любимая, достойны,
Оттачиваю строчку за строкой
И помещаю их в порядок стройный.
Моя любовь невнятным языком
Мне шепчет их. Ей нужно на свободу.
Я не берусь равняться с Маршаком
В блистательном искусстве перевода.

И мой сонет – лишь бледный перевод
Того, что и без слов душа поет.

1949


Владимир СОКОЛОВ (1928-1997)

ИНТИМНЫЙ СОНЕТ

Опаловое море. Карадаг.
Скала с тяжелым профилем поэта.
Весна слегка показывает лето
И даже осень, если полумрак

И полудождь. Надоедает это.
И кто-то пьет, как списанный моряк,
Безделье коротая кое-как
В бесплодном ожидании корвета.

На набережной пусто. Все тела
Лежат на пляже. Нету для сонета
Здесь тезы с антитезой. Грустно это.
Вот, Марианна, каковы дела.
У каменного попроси поэта
Сонет с прибоем. Он и так скала.

1978


Николай ШАТРОВ (1929-1977)

БЕЗРАЗЛИЧНЫЙ СОНЕТ

Есть много мудрых на земле вещей.
Вот, например, вино и папиросы,
Ловить в реке на удочку лещей
И отвечать на праздные вопросы.
Ах, все равно мне: похлебать ли щей,
Иль бегать за мечтой златоволосой,
Над златом чахнуть, словно царь Кащей,
Иль броситься на рельсы под колеса...
Поверить в Бога и познать себя
Довольно скучно и довольно сложно.
Так и живешь, минуты торопя...
Иначе жить на свете – невозможно,

Иначе надо изменить весь мир,
Командовать... а я – не командир.

1952


Леонард ЛАВЛИНСКИЙ (1930-2005)


………………………………………лет назад.

Мне стукнуло  –  не шутка! –  в январе
Пятнадцать лет. А стужа на дворе!

И вечер синий. И клубится иней,
Перерастая в сон трамвайных линий.

Девицы чуть постарше – догони! –
Гурьбой спешат на клубные огни.

К подруге забегут, шубейки скинут
И скроются  –  на танцах жаркий климат.

Для Ани я растяпа и никто,
Смешной подросток. Но мое пальто

Ее согрело. Жутко рядом с нею
И хорошо. Не видно, что краснею.

Дверь настежь. И в объятья кавалера  –
Свое пальтишко. Паж и королева?



Глеб ГОРБОВСКИЙ (1931-2019)


Последний раз заезжий пианист
в древесно клубе треплет пианино.
Сегодня Лист лавиной сверху вниз
на наши души падал, как на спины.
Трещал мороз у входы в этот клуб,
стонали крепко сбитые скамейки.
И, как труба, огромный лесоруб
дымил, раздвинув створы телогрейки.
А пианист, вертляв и волосат,
летел и плавал лебедем прелестным.
Хочу домой... В морозный Летний сад,
где старики, которым все известно...

Стою, обняв колонное бревно,
смотрю, как в бездну, в мерзлое окно.






.