Малахов курган
Мне тельняшка твоя велика.
И недаром, ведь столько в ней пройдено,
что вместила и жизнь моряка,
и - не скажешь без пафоса - родину.
Всё, что пройдено, что суждено -
всё бессрочно судьбой зафрахтовано,
всё швартовами с ней скреплено,
и - не вырвать! - к душе принайтовано.
Сколько раз кругосветку прошли,
сколь заморских чудес перевидано,
но отечеству преданность в сердце несли,
как осколок. Попробуй-ка вынь его!
Не впервой паруса поднимать
под турецкими, шведскими ядрами.
Чтоб склоняться - тому не бывать! -
разве - над мореходными картами.
И на суше - в штыки - не впервой,
подниматься чёрными бушлатами,
поминая накат штормовой,
подминать штурмовыми накатами,
словно шлюпку, раскачивать твердь,
уходя по-матроцки вразвалочку,
ровным строем на верную смерть,
как в прогулочный рейс, да под «Яблочко»;
на предельном ходу корабля
подниматься по мачтам в бессмертие,
чтобы крикнуть оттуда: «Земля!»
и оставить её нам в наследие...
Вам оттуда, конечно, видней,
что планета по-флотски устроена
с превосходством над сушей морей...
Вот и я, по-наземному скроенный,
может быть, поплевав на ладонь,
закусив бескозырки ленточку,
и рванусь под забвенья огонь,
и пошлю из бессмертия весточку.
Может быть, я таких же кровей,
пусть судьбой не геройской, не броскою.
Мне бы твёрдости каплю твоей,
чтоб строка зазвучала бронзою.
Свидетельство о публикации №123110803503