Кочетков, Поплавский

.





ЖЕЛЕЗНЫЙ ВЕК I
(авторы родившиеся с 1900 по 1950)


Авторы:  Александр КОЧЕТКОВ, Борис ПОПЛАВСКИЙ


Александр КОЧЕТКОВ (1900-1953)

«… Александр Кочетков; с ним «знакомство мое <…> составляет любопытную и причудливую сказку, но здесь ей не место, – писала Вера Меркурьева в автобиографии. «С глазами романтика и со стихами классика», – говорил о нем Вячеслав Иванов.»


***

Мы вновь втроем у круглого стола
В плодов и свеч уборе завершенном.
И вновь троим, утратой сопряженным.
Осенний пир нам леденит крыла.

Ты, Нежнокудрый, старый Мастер Зла,
Ты, Легкая, защита всем согбенным,
И с вами я, в чьем сердце обнаженном
Изныла тайн блаженная игла.

Зеленый взор, туманный, как лампада,
На Север Ты возводишь, и бокал
Твой зыблется алмазной зыбью хлада.

Так зачинаешь снеговой хорал
Под мертвый пыл Ее пустого взгляда,
И, клича Брата, зыбкий бьешь кристалл!


ПОЭТ

Средь голых стен, изъеденных клопами,
Ни в смерть, ни в страсть не верящий давно,
Сидит поэт, и пялится в окно,
И утомленно вопрошает память.

Внизу – проспект с огнями и толпами,
Здесь – гребни крыш, безлюдно и темно.
В пустом бокале вспыхнуло вино.
Восходят звезды робкими стопами.

Пером он помавает в пузырьке,
Чтоб раздробить сгустившуюся влагу, –
И легкая строка, скользя к строке,

Узором клякс ложится на бумагу.
Поэзия российская жива,
Пока из клякс рождаются слова.


***

Букет жасмина на столе моем
Благословляет одинокий дом:

Пускай душа блаженством не согрета,
Он ей несет весь пыл, все буйство лета.

Не знаю, чьей участливой рукой
Зажжен жасмина праздник восковой, –

Залог, быть может, нежности таимой...
Но он подарен не рукой любимой!

Благоуханьем светлым окружен,
Вдыхаю мир, как облако, как сон.

В тебе, благословенная отрада,
Нет примеси губительного яда,

Мятежная тоска тебе чужда...
О, в этом облаке остаться б навсегда!


***

Бессмертно-молодой хрусталь ключа
Из камня пробивается, журча:

Когда пылает солнце во вселенной,
Он семь цветов дробит в пыли мгновенной,

И я, чтоб в сердце затушить огонь,
Живую радугу ловлю в ладонь.

Как жаждал я несбыточного рая!
И, «над ручьем от жажды умирая»,

Припав к камням, как я молил у них
Отдохновенной ласки... хоть на миг!

И вот ключа целительная сила
Все страстные томленья погасила,

И свежей мглой мне сердце обволок
Один всеутоляющий глоток.


***

Преодоленье... Поднимаюсь я
По руслу пересохшего ручья.

Пусть лоб мне опаляет зной небесный,
Пусть спотыкаюсь на тропе отвесной,

Пусть сердце задыхается в груди, –
Иду... Зачем? Что манит впереди?

Вершина. На корнях сосны столетней
Прилягу здесь. Как жарок воздух летний!

Как сладко слиты – фимиам смолы
И свежесть из долины, полной мглы!

Тень облаков скользит, лаская горы...
И вновь влекут безбрежные просторы,

И сердцу вновь желанен божий свет...
Но вниз дороги (нет и) вверх дороги нет.


***

В воздушном море облако плывет.
Что движет им? Куда стремит полет?

Где поднебесное его жилище?
Всего земного радостней и чище, –

Оно подобно, в тихой вышине,
От неба оторвавшейся волне.

Скользит в долине тень его живая,
С холма на холм легко переплывая,

То нежно обнимая гребни гор,
То опускаясь в луговой простор.

Любому сердцу и любому саду
Равно дарит любовную прохладу

Посланница бесстрастной высоты...
Не так (же) ли, (мой) стих, ласкаешь землю ты?


***

Двух бабочек влюбленная чета
Крылатой пляской кротко занята.

Воздушные! Что им тоска людская!
Не устают они, круги смыкая,

Порханьями друг друга обнимать.
Вот врозь летят, вот встретились опять,

Вот на шиповник белый сели рядом...
Слежу за ними безмятежным взглядом,

И кровь, неукротимая порой,
Усыплена божественной игрой.

Но если б то, что гибельно и мило,
Мне сердце вновь бездумьем осенило, –

Как беззаветно вновь отдался б я
Восторгу и тоске родного бытия!


***

Я не дошел до моря. Но вдали,
На пасмурной окраине земли,

Мерцало зеркало. И ширь морская,
Прикосновеньем веющим лаская

Горячий лоб, разоблачила вдруг
В душе моей гнездящийся недуг.

И сердце обожгли воспоминанья...
О, сколько в прошлом счастья и страданья!

Но радость, что встречалась мне в пути,
Я погубил, не дав ей расцвести.

Стою в раздумье, тайном и глубоком...
И этот стих, склоняясь перед роком,

Я посвящаю морю – и тебе,
Последний отблеск дня в ночной судьбе!


***

Прочь от земли! Пора мне стать звездой –
Одной из тех, что легкой чередой

Проносятся по призрачному кругу
И светят, сквозь вселенную, друг другу.

Они чужды тревогам, страсть не жгла
Их облачно-эфирные тела,

Их души серафически спокойны,
Они – небесной участи достойны...

Хочу и я в бездонность к ним упасть,
Из сердца вместе с кровью вырвать страсть,

Расстаться с жизнью, беспощадно зная,
Что не нужна душе юдоль иная,

Что муки больше нет и страха нет,
Когда пронижет тьму очей любимых свет.


***

Прости мне, Муза! На закате дней
Посмел воззвать я к милости твоей.

Я верил: скорбный звук последних песен
Разрушит мир, что стал для сердца тесен.

Ты слушаешь с улыбкой этот стих...
Нет, я не смел касаться струн твоих:

Былой восторг в их трепете тревожном,
И вновь душа томится невозможным:

Из облачного полузабытья
Ее к забытой жизни вызвал я –

Безвестной властью песенного слова.
И нежный образ мне явился снова.

Но, в волшебство напева облечен,
Стал ближе, кротче, безмятежней он...


Борис ПОПЛАВСКИЙ (1903-1935)

ПОКУШЕНИЕ с негодными средствами*

………………………………..Илье Зданевичу

Венок сонетов мне поможет жить.
Тотчас пишу, но не верна подмога.
Как быстро оползает берег лога.
От локтя дрожь на писчий лист бежит.

Пуста души медвежая берлога,
Бутылка в ней, газетный лист лежит.
В зверинце городском, как вечный жид,
Хозяин ходит у прутов острога.

Так наша жизнь, на потешенье века,
Могуществом превыше человека,
Погружена в узилище судьбы.
Лишь пять шагов оставлено для бега,
Пять ямбов, слов мучительная нега –
Не забывал свободу зверь дабы.

1925


* * *

Стояли мы, как в сажени дрова,
Готовые сгореть в огне печали.
Мы высохли и вновь сыреть почали:
То были наши старые права.

Была ты, осень, медля, не права.
Нам небеса сияньем отвечали,
Как в лета безыскусственном начале,
Когда растет бездумье, как трава.

Но медленно отверстие печи,
Являя огневые кирпичи,
Пред нами отворилось и закрылось.

Раздался голос: «Топливо мечи!»
К нам руки протянулись, как мечи,
Мы прокляли тогда свою бескрылость.











.