Буквашка и Пёрышкин в Барабандии Унтера Хунтера

Рассказ со стихами

БУКВАШКА И ПОЭТ ПЁРЫШКИН В БАРАБАНДИИ УНТЕРА ХУНТЕРА



Не беспокойся обо мне, художник,
и привыкай к разлукам, если дал крылья!





Первые летние деньки. Миша перешёл в четвёртый класс. Впереди три месяца каникул и встреча с папой в океане. Папа уже четыре месяца во главе рыболовецкой флотилии работает в центральной части Тихого океана. И поскольку обещание выполнено – в дневнике за год только пятёрки и четвёрки –  через две недели на одном из обслуживающих флотилию кораблей он с мамой и сестрёнкой Наташей доберётся до папы, по которому так соскучился! Ну а сейчас, до отплытия, можно с головой уйти в своё любимое занятие.

Главной страстью мальчишки было рисование. Миша мечтал стать  художником-сказочником. Он каждый день придумывал какие-нибудь необыкновенные истории и иллюстрировал их своими рисунками.

– Мама, почти у всех красок уже лысины, – сказал Миша, показывая  коробку, в которой от красок остались лишь разноцветные ободки. – Надо сходить в магазин, тем более что акварельных карандашей и бумаги тоже мало.

В магазине карандаши и бумагу Миша выбрал быстро, а вот с красками дело не клеилось. Те, которые показала продавщица, не нравились ему. Вдруг на самой верхней полке он увидел стопку акварельных красок, которые, по всей видимости,  лежали там с давних пор.

– Пожалуйста, мне третью коробку сверху, – попросил он.

– Зачем тебе именно третья сверху, ведь все одинаковые? – удивилась продавщица.

–  Не знаю, почему, но мне нужна третья сверху, – настаивал Миша.

Мама строго посмотрела на сына, но он невозмутимо стоял на своём.
Продавщица улыбнулась и по стремянке стала подниматься за требуемой коробкой. Когда она взяла её в руки, брови у неё от удивления готовы были взлететь со лба.
– Надо же! – воскликнула она, – на всех коробках написано просто «Акварельные краски», а на этой «Краски для сказки». Мальчик, ты как это разглядел?

– Ничего я не разглядел, – ответил Миша. – Просто захотелось третью сверху и всё…
Когда вышли из магазина, мама спросила Мишу: – Как же ты сумел разглядеть эту необычную коробку, фантазёр мой?

–Ты же сама говорила мне, что многое в жизни можно увидеть и понять только сердцем, – ответил Миша и посмотрел с загадочной улыбкой маме в глаза.
– Конечно, конечно, – ответила она и, присев, крепко обняла сына.

Из магазина они приехали на дачу, и через полчаса Миша был на своей любимой лужайке. С двух сторон лужайку окружали деревья, с третьей стороны подступала окраина города, а с четвертой – океан. Согласитесь, не плохое местечко на планете! Но если вы подумаете, что Мишу больше всего в эти дни привлекали океан, город или лес, то ошибётесь. Рисование цветов, насекомых, сочинение сказочных историй из жизни лужайки – вот чему посвящал он свободное время. А чтобы лучше понять и узнать лужайку, он представлял себя крошечным человечком, жителем этого удивительного зелёного мира.

Вообразите, что вы идёте по необыкновенному лесу. Над деревьями пролетает невообразимо красивое, с яркой расцветкой существо. Размах его крыльев такой, что в тени оказываются десятки деревьев! Вы замираете от изумления. А существо, махнув тебе огромными разноцветными крыльями, продолжает путь дальше – радоваться миру и радовать мир своей красотой!

Не так ли выглядит бабочка, если смотреть на неё глазами крошечного человечка или муравья из травы? И не выглядят ли волшебными деревьями цветы и разнообразные травинки при этом?

Вы идёте дальше и видите, что на вас смотрит огромный глазастый прыгун. И то ли от радости видеть вас, то ли вспомнил о неотложном деле – т–р–р–ек!  – и он совершает такой прыжок, что перелетает сотни кустов и деревьев! Не таким ли божья коровка видит кузнечика в траве?

На цветы, как на самые красивые в мире аэродромы, садятся пчёлы, занятые заготовкой мёда. Муравьи, словно неутомимые рабочие, выполняющие дневной план, бегают со всякой всячиной для строительства муравейника. Уйди с их дороги, они с такими тяжестями!

А вот почти прозрачная зелёная гусеница ползёт и ползёт через всевозможные препятствия. Кажется, что никогда не достигнет своей цели, да и не знает она, где её цель. Нет! Всё она знает и преодолеет все препятствия, иначе никогда не станет бабочкой, никогда не достигнет неба!

Полежав на лужайке и понаблюдав за жизнью в траве, Миша начал рисовать. Только поставил мольберт, как тут же на него села божья коровка.
– Привет, красавица! – сказал Миша. – Знаешь ли о том, что ты – божья коровка? Чего молчишь? Эх вы, безграмотный народец!

Миша приколол к мольберту лист бумаги и написал на нём карандашом «Божья коровка».
– Ну-ка, читай по слогам то, что я написал – продолжал разговаривать с божьей коровкой Миша. – Сейчас я тебя научу чтенью. Хотя постой-ка, постой-ка!
Миша задумался. Это были секунды озарения!

– Нарисую я для всех, кто не знает буквы — и для малышей, и, конечно же, для вас, букашки, БУК–ВАШ–КУ! Пусть она борется с безграмотностью, помогает всем изучать буквы и читать. Моей сестрёнке, Наташе, тоже нужна учительница.
 

И попросим мы Буквашечку:
– Научи читать Наташечку.

Муравейка, воробейка,
Вот вам ваша грамотейка!

Мотылёк и носорог,
Быстро, быстро на урок!

Кто Буквашку разглядит –
Весь увидит алфавит!

Миша сам не ожидал, что экспромтом сочинит такой стишок. Но главное, в его воображении уже было существо, похожее на крошечную фею, с Дюймовочку, крылатое и в особом наряде. И он стал делать наброски. Божья коровка, не подозревая, на что вдохновила художника, улетела.

– Если это Буквашка, – рассуждал вслух Миша, значит, она должна  даже своим внешним видом нести грамотность в массы. А еще она должна быть симпатичной, большеглазой. Ведь как везёт детям, когда у них симпатичные, с необыкновенной красотой учителя! Школьники часто спорят между собой, у кого красивей учитель. Но главное в любом просветителе, дорогая Буквашка, это ум и доброта!

Вдохновение не покидало Мишу. Уже через полчаса на листе бумаги было по-своему прелестное создание. Внимательный взгляд действительно без труда отыщет на ней весь алфавит – на крылышках, одежде, башмачках, заколке… А на плече Буквашки висела сумочка, в которой, по замыслу Миши, лежала волшебная тетрадь с бесчисленным количеством листов, а также карандаши и ручка.

– Эх, грамотейка, оживить бы тебя как-нибудь, чтобы ты в самом деле помогала учителям и воспитателям обучать малышей чтению. И не только малышей. Как было бы здорово, к примеру, если бы мой кот Тимофей читал всей семье вечерами сказки! – улыбнулся Миша и начал промывать кисти.

В этот момент на угол мольберта сел махаон, как будто стараясь разглядеть Буквашку.

– Ух ты, какой красавец! – воскликнул Миша. – Какой модельер с тобой работал?
Махаон не обращал на мальчика внимания, он действительно как будто разглядывал Буквашку и изредка взмахивал своими большими крылышками. Миша оторвал взгляд от махаона, посмотрел на Буквашку и замер от изумления – её глаза смотрели вверх, как будто стараясь рассмотреть махаона.

 – Ого! – воскликнул мальчишка, – я же не так рисовал!
Но то, что произошло дальше, ещё сильнее тряхануло его, как электрическим разрядом: Буквашка медленно опустила взгляд, и, посмотрев ему в глаза, улыбнулась!
– Ну что ж ты растерялся! – сказала, покачав головой, Буквашка. – Художник должен быть всегда готов к тому, что его работы могут преподнести ему какой угодно сюрприз – от наилучших до наихудших, от счастливых до горестных...

После этих слов Буквашка, пошевелившись всем телом, с трудом оторвалась от листа, взмахнула крылышками и, сделав круг, села рядом с махаоном.  «Ничего себе, краски для сказки!» – подумал Миша.

– Давай дружить! – предложила Буквашка Махаону. – Нам не будет скучно вдвоём, ты мне покажешь мир, а я научу тебя читать. Однако молчаливый махаон отказался от общения и полетел своей дорогой.

– Да, по-видимому, населенье этой лужайки не готово получать образование, – глубоко вздохнула Буквашка. – Ну что ж, был бы хороший учитель – ученики найдутся. А сейчас я совершу небольшую экскурсию по близлежащей местности – ведь новичкам в мире интересно абсолютно всё!

Пока Миша соображал, что сказать, Буквашка была уже высоко над лужайкой, направляя свой полёт к океану.
– Не беспокойся обо мне, художник, и привыкай к разлукам, если дал крылья! – крикнула она Мише.

Оставшись один, Миша был в таком смятении чувств, что на глаза навернулись слёзы. Он её придумал, он её нарисовал, а она ему – «привыкай к разлукам!» Вот тебе и краски для сказки!

Ночью Мише спалось плохо. Тревожные сны не оставляли его до утра. С вечера он оставил окно открытым, надеясь, что Буквашка вернётся и найдёт его дом. Проснувшись, он понял, что зря надеялся на это.

На лужайку он бежал так быстро, как позволяли мольберт и сумка. Уже птахи пробовали свои голоса, чтобы вот-вот дать чудесный концерт. Бабочки порхали над травой, которая мерцала золотыми от солнечных лучей росинками. Буквашки нигде не было видно.

Миша, поставив мольберт и повесив на него сумку, стал ходить туда-сюда по тропинке. Настроение было нетворческое. Он уже хотел сложить мольберт и отправиться домой, как вдруг почувствовал, что его макушку как будто обдувает маленький вентилятор. Он поднял голову и увидел рядом над собой улыбающуюся Буквашку.

– Привет, недобрая красавица! – с укоризной в голосе сказал Миша. – Совесть я тебе, конечно, нарисовать не мог. Поэтому приходится обижаться прежде всего на себя, думая о том, как ты поступаешь.
– Вы только посмотрите на него! – возмутилась Буквашка. – Я весь вечер до звёзд ждала его здесь, едва не став добычей летучих мышей, а он мне же предъявляет претензии! У тебя самого-то совесть нарисована?
Миша улыбнулся и подумал: «Ничего себе, характер у Буквашки!»
– Где ты ночевала? – спросил он её.

– Вот с этого добрый и воспитанный человек начал бы, – ответила Буквашка. – А  услышав ответ, не стал бы отпускать шуточки насчёт совести. И Буквашка стала рассказывать о том, как ей было страшно ночью одной. Как она нашла нежилое дупло в лесу, как в него кто-то хотел влезть, но она так от страха запищала, что филин, сидевший на ветке соседнего дерева, с перепугу врезался в ветки другого дерева и так закричал, что переполошил весь лес…

– Извини меня, пожалуйста, что я тебя не дождался здесь, – сказал Миша, чувствуя себя очень виноватым. – В следующий раз я тебя буду ждать до ночи, до утра.

– Ты что, с ума сошёл! – засмеялась непредсказуемая Буквашка. – Ведь я могла бы и до обеда следующего дня не прилететь или вообще потеряться.

Миша оторопел от этих слов. А Буквашка, взлетев высоко над Мишей, стала изо всех сил кричать: – Невероятно, какой красивый мир! Я просто не могу выразить, насколько он прекрасен! Вчера еще не быть, а сегодня уже любоваться миром – от этого можно и вовсе дар речи потерять!  Я еще не могу привыкнуть ни к себе, ни к миру — какое это чудное состояние!

Буквашка подлетела к Мише и села перед ним на мольберт. – А ты можешь красиво-красиво написать или сказать об этом мире? – спросила она.

– Я пробую, – ответил Миша, – но вообще-то красивее всех об этом мире говорят и пишут поэты.

– Ой, Мишечка, подари мне на день рождения поэта! У меня ведь вчера был день рождения, но мне даже цветочка никто не подарил! А сегодня я уже не хочу цветочка, мне поэт нужен!

– Ну и запросы у тебя! – засмеялся Миша и добавил: – Поэт не коробка конфет. К тому же, их на земле очень мало, и в качестве подарка вряд ли кто из поэтов захочет тебе преподнести себя, хотя всякое бывает.

– Есть, есть выход! – закричала Буквашка. – Нарисуй поэта! Он обязательно оживёт как я, увидев с листа этот мир!

Миша от души посмеялся над предложением Буквашки, но, взглянув на свои краски, приколол чистый лист бумаги к мольберту.

– Что ж, попробуем нарисовать для тебя поэта, – сказал Миша. – Только давай рассуждать вместе, каким он должен получиться у нас.

– Обязательно добрым, бесстрашным и летающим, как я! И пусть будет очень талантливым и знаменитым – на другого я не согласна! – воскликнула Буквашка. – И чтобы я ему понравилась с первого вгляда. И чтобы влюбился в меня на всю жизнь!

Миша в удивлении, сделав трубкой губы, глядел на Буквашку. Слова нашлись не скоро:
– Летающим я его могу нарисовать, а за всё остальное не ручаюсь. – Всё остальное будет зависеть от тебя самой. Поскольку ты старше поэта на целый день, поэтому  будешь воспитывать его сама. Ну и впечатление производить. И при этом не исключено, что понравишься ему.

Не меньше часа Миша рисовал поэта. Что получилось – вы можете видеть сами. Буквашке поэт понравился с первого взгляда, хотя внешний вид его и вызвал несколько вопросов.

– Слушай, объясняю, почему он так выглядит, – сказал Миша. – Для поэта очень важно легко передвигаться в мире, находя всюду новые и новые впечатления. Поэтому он у меня, позволь выразиться, такой конструкции – два перышка-крылышка за спиной позволят ему в любой момент парить над землёй. Поэтов часто называют взрослыми детьми, поэтому одежда его проста и удобна. Большое грузное тело у поэта – признак плохих стихов и хороших гонораров. Бывают исключения, но так редко, что практически не бывают. У нашего поэта с телом все в порядке – тела, как говорится, очень мало. Порой ему достаточно росинки, шума морских волн или запаха тайги, чтобы несколько дней быть сытым и писать вдохновенные строки! На тонкой шее я нарисовал бабочку. Может, зря, а может, и нет. К концу жизни поэта, когда все признают его талант и пригласят на какое-нибудь очень важное торжественное собрание, чтобы присвоить звание и вручить премию, как предстать ему перед почтенной публикой без бабочки? В течение жизни он наверняка не заработает на хорошую бабочку, поэтому пусть она будет у него с рождения. Характерная черта лица – пылающие взором глаза и мешки под глазами от недосыпания. Все остальное – как у обычных людей.

– Но всего остального, как ты сам сказал, у него… так мало, – ответила Буквашка, – что он почти не похож на обычного человека.

– А я и не утверждаю, что это обычный человек, это…
Миша задумался на несколько секунд и радостно выпалил: – Это Поэт Пёрышкин, существо похожее только на себя и ни на кого другого!

 – Ай, как хорошо его зовут! – обрадовалась Буквашка. – Но почему он до сих пор не шевельнулся и не прочитал ни одной стихотворной строчки? Может быть, ему надо сказать о том, что он поэт?

– Да, действительно, он и не думает оживать, – растерянно сказал Миша. – В чём же дело?

– Чудак ты! – засмеялась Буквашка. – Не нарисовал ему записную книжку,  ручку и думаешь, что он захочет оживать. Без них он как лётчик без штурвала, как сапожник без молотка и гвоздей!

– Возможно, – сказал Миша и быстро нарисовал для  Поэта Перышкина записную книжку и авторучку, а также на жилетке карман для них. И, как только был сделан последний мазок кисточкой, Миша и Буквашка, вздрогнув, услышали звонкий голос:

– Привет, друзья!
Терять нельзя
На свете ни мгновенья,
Чтоб мир познать
И написать
Свои стихотворенья!

Конечно, это был голос Поэта Пёрышкина! Миша посмотрел на мольберт и увидел, что поэт почти освободился от листа и уже махал своими пёрышками-крыльями. Необыкновенные краски снова сделали своё дело!

– Ух ты, какой мир! – воскликнул Поэт Пёрышкин, взлетев над лужайкой. Работы для поэта в таком мире – невпроворот! Чтобы всему удивиться и обо всем написать стихи, одной жизни не хватит. Если я погибну или умру от болезней и голода, нарисуй меня снова, Миша!

Он подлетел к мольберту и сел рядом с Буквашкой. – Друзья! – обратился Поэт Пёрышкин к ней и Мише, – как только мне нарисовали уши, я услышал, как вас зовут. Как только мне нарисовали глаза, я увидел, какие прекрасные у меня друзья и мир, который нас окружает. Как только мне нарисовали крылья, я сразу подумал, что не надо терять ни минуты. Дорогие Буквашка и Миша, я улетаю! Мир ждёт поэта, и я не имею права бездействовать и лентяйничать. Я вернусь – может, через день, может, через год. Но я вернусь с книжками прекрасных стихов о прекрасной планете и прочту их вам, городу, лужайке!

Сердце Миши вновь сжалось от тревожных предчувствий.
 
Поэт Пёрышкин взлетел высоко над лужайкой, чтобы определить курс своего полёта, но сильный ветер, налетевший со стороны моря, подхватил бедолагу и понёс в сторону леса.

– Миша! – схватилась за голову Буквашка, – Поэт Перышкин такой импульсивный и бесшабашный, что без нас он наверняка попадёт в беду. Я догоню его и верну его!
Буквашка уже летела вслед за необузданным поэтом и кричала Мише: – Не беспокойся за нас, мы скоро будем вместе!
 
Миша растерянно стоял среди лужайки и смотрел, как над лесом в небе исчезают его друзья. Ему показалось, что они залетели в приближающуюся к городу тучку.

– Вот такие они крылатые друзья, особенно поэты! – подумал Миша. – С первым попутным ветерком улетают в неведомые края искать приключения, рифмы и образы для своих стихов. Им кажется, что благодаря только их строчкам и существует всё вокруг. Кто знает, может, они и правы.

Взяв мольберт и перебросив через плечо сумку, он с тяжёлым чувством на сердце побрёл домой.

Буквашка изо всех сил махала крылышками, но догнать Поэта Пёрышкина никак не могла, хотя и не выпускала его из виду. Восторженный поэт действительно подлетел к туче, но когда она полыхнула молнией над его головой и оглушительно загрохотала, он решил, что здесь ему не очень рады. Первые капли уже полетели на землю, и всё могло закончиться печально для Буквашки и Поэта Перышкина, попади они под проливной дождь, но до его начала они всё же успели вылететь из-под тучи.
Они пролетали над горами, реками, долинами. Изредка внизу виднелись небольшие населённые пункты. Полёт длился уже несколько часов, Буквашка чувствовала, что силы её на исходе, а летящий далеко впереди Пёрышкин, казалось, и не думал в ближайшее время приземляться. Буквашка, преодолевая свою усталость, махала и махала крылышками.

Приближалась ночь, мир погружался в сумерки, внизу Буквашка увидела странную картину: бесконечные вереницы людей бегали к огромному водоёму и от него – в неведомую даль. Она даже не могла со своей высоты определить, докуда тянутся эти вереницы – ей показалось, что до самого горизонта. Силы покинули Буквашку, и она поняла, что неутомимого поэта ей не догнать. Она сделала круг над дубовой рощей и села на самое большое дерево. К счастью, и здесь она сразу обнаружила небольшое свободное дупло, которое и стало ее убежищем на ночь.

Ночь была тревожная. До утра Буквашке снился улетающий от неё Поэт Пёрышкин. Проснулась тогда, когда в дупло проник утренний солнечный луч и нежно пригрел её! Но лежать дольше она не могла – снизу доносились голоса людей, гневные крики и бряцанье металлических вёдер и тазов. Она осторожно выглянула из дупла. То, что она увидела, никакому объяснению не поддавалось. Справа от дуба в сторону водоёма бежали люди с пустыми ведрами, слева в обратном направлении бежали люди с водой, как будто на пожар. Ведра у них были такие большие, что Буквашка не понимала, откуда у людей берутся силы носить их, тем более с водой. На тех, кто замедлял шаг, тут же грозно кричали  надсмотрщики.

– Что за страна? Где я оказалась? Где сейчас Поэт Пёрышкин, жив ли он? – с тревогой думала Буквашка.

Тревога её усиливалась тем, что она не знала, как теперь добраться до города, в котором живёт Миша. Во время вчерашнего полёта она не сводила глаз с Пёрышкина, и поэтому сейчас даже не ориентировалась, с какой стороны прилетела сюда. Она забралась в дальний уголок дупла и горько заплакала. Первый раз в жизни плакала Буквашка и поэтому очень удивилась тому, что в её глазах есть слёзы, что их так много!

Неизвестно, как долго плакала бы Буквашка, если бы до её слуха не донеслось чье-то бормотанье. Причём источник бормотанья находился рядом. Буквашка выглянула из дупла и посмотрела по сторонам –  никого не было видно. Тогда она вылезла из дупла и, встав на ветку, посмотрела за ствол дерева. И по ее лицу можно было догадаться, кого она  увидела! В ложе из веток, коринок и листвы, сооруженном на ветках, лежал Поэт Пёрышкин и подыскивал рифму для слова «Барабандия».

– Пёрышкин! Милый Пёрышкин! – воскликнула Буквашка – Как ты здесь оказался? Я так тебя старалась догнать, и так о тебе беспокоилась!

Поэт Пёрышкин оторвал от записной книжки свой затуманенный взгляд и посмотрел на Буквашку. Было видно, что он её почти не видит – так был углублён в поиск рифм.

– Что такое Барабандия? – спросила Буквашка. – Это не имя какой-нибудь красавицы, которая вдохновила тебя на стихотворение?

Только тут взгляд Перышкина прояснился, и он улыбнулся Буквашке. – Во-первых, я не люблю сюсюканье и фамильярность. Милый, любимый, великий, несравненный Пёрышкин – будешь причитать, когда я покину этот красивый и, к сожалению, часто безжалостный мир. А сейчас зови меня просто – Поэт Пёрышкин. Во-вторых, если бы какая-нибудь красавица имела имя Барабандия, то самое большее, что я посвятил бы ей – это свою усмешку и сочувствие. Барабандией зовут страну, в которой мы находимся. А на этом дубе я оказался потому, что заметил, как ты в погоне за мной, обессилев, стала приземляться-придупляться. Я хоть и старался улететь от тебя, но изредка все же приглядывал за тобой, оборачиваясь…

– Какой ты добрый и благородный, Пёрышкин… ой, прости, Поэт Перышкин! Как мне хорошо с тобой!

– Зато мне с тобой – как птице с телегой. Вместо того чтобы озарить мир новой рифмой, я должен устраивать быт на дубе и вести пустые разговоры, – сердито ответил Поэт Пёрышкин.

У Буквашки вновь на глаза навернулись слёзы. – Значит, мне надо срочно покинуть тебя, чтобы мир не был обделён твоими рифмами и стихами? – спросила Буквашка.
Поэт Пёрышкин как будто не услышал этого ответа и спросил Буквашку: – Хочешь знать о стране Барабандии? За ночь я облетел её почти всю, увидел, что делают люди, услышал, о чём они говорят. Я знаю, кто правит этой страной и какой у него нрав. Все утро я писал стихотворение и теперь предлагаю тебе послушать его. Называется оно «Король Барабандии и его народ». Не дожидаясь ответа Буквашки, Поэт Пёрышкин  встал в полный рост на ветку и, жестикулируя, очень выразительно стал читать.

КОРОЛЬ БАРАБАНДИИ

Король Барабандии
Не пропадёт –
Страна Барабандия
Не подведёт.

Однажды приснился
Корабль ему.
Он топнул ногой
И сказал: – Почему
Нет корабля
До сих пор у меня?
Жить невозможно мне
Без корабля!
Корабль скорее
Мне сделайте так,
Чтоб лопнул от зависти
Каждый мой враг!

Отряд барабанщиков
Бьёт в барабаны –
Приветствует он
Королевские планы.

И вскоре король
Был доволен от слов:
– Ну вот, повелитель,
Корабль готов,
Но думаем все,
Позабыв про обед,
Где море возьмёте,
Ведь моря-то нет!..

Король Барабандии
Тучи мрачней.
– Копайте же яму
Для моря скорей!

Усердно и долго
Работал народ
И, обессилев,
С докладом идёт.
– Ну вот, повелитель,
Мы множество лет
Работали так,
Что домов больше нет.
Мы срыли все сёла
И все города,
Есть яма для моря,
Но где же вода?

Король багровеет,
Сердито пыхтит,
Перед обедом
Пропал аппетит.
Кричит он:
– Лентяи!
Деревьев глупей!
Несите её
Из соседних морей!               
               
Отряд барабанщиков
Бьёт в барабаны –
Приветствует он
Королевские планы.

С тазами и вёдрами
Бегал народ.
И к королю,
Обессилев, идёт.

Корабль и море
Прекрасны с дворцом.
Но вышел король
С недовольным лицом
И тяжко вздохнул:
– Разлюбил я моря.
Балбесы, болваны,
Всё делали зря!
Влюбился я в горы,
В них больше чудес.
Не море, а горы
Мне сделайте здесь!

Отряд барабанщиков
Бьёт в барабаны –
Приветствует он
Королевские планы…

Поэт Пёрышкин закончил читать и искоса смотрел на Буквашку, ожидая её оценки. – Великолепно, Поэт Пёрышкин! – воскликнула она. – Я восхищена твоим талантом!
Перышкин от радости взлетел, чуть было не поломав свои перья о ветки. В этот момент он любил Буквашку больше самого себя, больше своего стихотворения. Да, такие они, поэты – достаточно внимательно послушать их стихи, восторженно сказать несколько одобрительных слов, как тут же будете пламенно любимы ими.

– Чему ты так радуешься? – спросила Буквашка. – Да, стихотворение написано прекрасно, но ведь история-то такая печальная! Мы оказались в стране, где так глупо и безжалостно устроена жизнь. Мне очень жаль этих людей, их детей!
Буквашка снова была готова разреветься. Поэт Перышкин нахмурился. – Давай договоримся, что ты больше попусту орошать себя слезами не будешь. Мы бессильны помочь им. А если не можешь помочь – хоть утони в собственных слезах, никому от этого легче не станет, а ты погибнешь. Буквашка смахнула с лица слёзы.

– Зачем же тогда писать такие стихи? Чтобы радоваться тому, как ты талантливо пишешь – в том числе и о несчастьях?

– Я пишу для того, чтобы ты задавала такие вопросы, – ответил Поэт Перышкин. – И если у тебя возникает желание сделать добрые дела – значит, моя задача выполнена. Ты оставайся и действуй, а я полетел дальше творить новые стихи!

– Ну и порхай! Без тебя обойдусь! – крикнула вслед взлетевшему Поэту Перышкину Буквашка. – Порхай и гордись собой!

Буквашка вновь осталась одна, не представляя, что делать дальше. Она подумала о том, что живёт на земле всего  второй день, но за это время на неё столько свалилось неприятностей! Может, Земля, несмотря на свою красоту, – это планета проблем, печали и слёз? Неужели каждого, кто появляется на земле, еще до рождения ждёт бесчисленное множество трудностей, которые надо будет ежедневно преодолевать? Почему всё так? И есть ли планеты, где всё устроено по-другому? Где рождаются только и только для того, чтобы радоваться жизни?

Буквашка перелетела на другое дерево, под которым стояли надсмотрщики. Она прислушалась к их разговору.

– Да, мы постоянно совершаем великие дела, – сказал главный  надсмотрщик. Слава нашему правителю и его снам!

– А вы слышали, что ему разонравилось море и теперь на его месте он хочет соорудить высоченные горы? – спросил товарищей пожилой надсмотрщик.

– Только бы ему джунгли не приснились, ведь он заставит нас создавать джунгли на тысячи километров вокруг дворца. Я удавов жуть как боюсь! А наш король, говорят, очень любит ползучих и сам готов превратиться в удава,– прошептал молодой надсмотрщик. – А вдруг он заставит нас строить подводный город? Нам всем сделают жабры, чтобы жить в нём? – спросил его приятель.

– Я вам пообсуждаю сны и дела Унтера Хунтера! – прикрикнул на них главный надсмотрщик. – Я быстро определю вас в рабочие и сделаю для вас самые большие ведра. Разболтались! И шёпотом добавил: – Болваны! Сыщики Унтера Хунтера могут сидеть за каждым кустиком, на каждом дереве!

После этих слов все запрокинули головы и стали смотреть на дерево, под которым стояли. Младший надсмотрщик, увидев Буквашку, вытаращил глаза: – Что за чертовщина! Клянусь, это новой породы его сыщик! – закричал он.

Все, кроме старшего надсмотрщика, упали на колени и стали просить у Буквашки пощады, думая о том, что она сейчас же донесёт правителю о их разговоре. А старший надсмотрщик, зная о том, что ему не будет пощады за плохое поведение подчиненных, решил по-своему избавиться от опасности. Он схватил своё огромное ружьё и выстрелил в Буквашку. Горячей струёй Буквашку отбросило на несколько метров, она на мгновение потеряла сознание. К счастью, пуля прошла в двух–трёх сантиметрах от неё, и не случилось самого страшного.
 
Очнулась Буквашка в траве.

– Внимательней смотрите, эта птаха с человеческой мордочкой упала где-то здесь! – кричал главный надсмотрщик.

Шаги приближались, и Буквашка поняла, что дела её плохи. Она поднялась, голова кружилась. Из последних сил она взмахнула крылышками и полетела ввысь, к солнцу. Это её и спасло. Солнце слепило надсмотрщиков, и они палили из ружей практически наугад. Через несколько минут Буквашка села на самую высокую ветку могучего дерева, дрожа от страха. Она прижалась к стволу и закрыла глаза, ей казалось, что в неё до сих пор прицеливаются и стреляют.

Когда она открыла глаза, то увидела перед собой Поэта Перышкина. Он сидел рядом на ветке и сокрушался: – Ну, невозможно сосредоточиться на поэзии! Только приглядишься к миру, только почувствуешь вдохновение, как этот мир тебя так огорошит, что вместо стиха на волю просится одно крепкое словцо. Только распахнёшь душу, как в неё залетит такая дрянь! Несмышлёная, ты хочешь навести порядок там, где тебя убьёт из ружья или рогатки любой невоспитанный пацан?

Буквашка на полуслове прервала речь Поэта Перышкина: – Почему ты вернулся? – спросила она.

– Потому что услышал стрельбу и сразу понял, что мишенью являешься ты, все остальные жители Барабандии не могут быть мишенями – они с рожденья беспрекословно выполняют приказы короля – ответил Поэт Пёрышкин.

Буквашка пристально посмотрела ему в глаза: – Неужели после этого ты не попытаешься хоть что-нибудь изменить в этой стране?

– Ну, что мы можем с тобой сделать? Тебе даже по лесу летать не безопасно, потому что можешь попасть в паутину. Представляешь, как паук будет рад защитнице народа Барабандии?

– Ни в лес, ни в паутину мы не полетим, – невозмутимо ответила Буквашка. – Нам необходимо устроиться на работу в королевский дворец, и тогда  станет ясно, что делать дальше.

– И кем же ты во дворце хочешь устроиться сама и устроить меня? – усмехнулся Поэт Пёрышкин.

– Ну… ты, например, будешь придворным поэтом… – улыбнулась Буквашка.
У Поэта Перышкина перехватило дыхание, он побледнел.

– Я – придворным поэтом!? Разве ты не понимаешь, что после первых же строчек здешний правитель Унтер Хунтер прибьёт меня башмаком или мухобойкой? Да, обыкновенной грязной мухобойкой прибьёт великого поэта! Я же при первой встрече с ним каждой строчкой, каждой рифмой сразу скажу о том, кто он такой в этом мире, что за гнилой овощ.

– Нет, не прибьёт, – ещё многозначительней улыбнулась Буквашка, – потому что ты будешь писать не просто стихи, а оды и дифирамбы, каждым словом восхваляя Бум–Бума.

– Как! – в приступе ярости закричал Поэт Перышкин. – Я, дитя свободы, певец любви и правды, буду хвалить этого жестокого глупца?!

Буквашка обхватила голову ладонями: – Ну, как ты не понимаешь? Работа во дворце будет нашей тайной игрой. Неужели ради благородного дела ты не напишешь две–три оды этому дуралею? Он же сразу поставит тебе столько много памятников, что твоя задача будет, летая, не разбиться о них. А нам, узнав лучше короля и его помощников, легче будет придумать, как помочь тем, кто строит для него то моря, то горы.

– Я не смогу врать и лукавить, Унтер Хунтер сразу всё поймёт, – стоял на своём Пёрышкин.

И тут Буквашке стало ясно, как можно тронуть сердце поэта.
 
– Да, ты прав, – сказала она. – Он наверняка разгадает твои стихи и намерения. И тогда при всём народе под барабанный бой казнит тебя. Ни плач, ни стон детей и взрослых не остановят его. Тысячи и тысячи голосов призовут его к милости, но он не пощадит защитника угнетённых.

Поэт Перышкин часто-часто заморгал – ему представилась картина его казни: около эшафота, где палач вот-вот отнимет у него жизнь, безбрежное море людей, которые с сочувствием и восторгом смотрят на своего героя. Глаза Поэта Пёрышкина заблестели от слёз счастья, сердце наполнилось решимостью, а мысль стала цепко ловить рифмы: борьба – судьба, герой – трубой, будьте – не забудьте…

– Что ж, Буквашка, ты, наверное, права. Все настоящие поэты почитали за счастье погибнуть за благородное дело. Вперёд навстречу судьбе! Летим во дворец Унтера Хунтера!

В полёте Буквашка едва успевала за Поэтом Пёрышкиным. На лету они быстро придумывали, как надо действовать.

Подлетев к парадному входу дворца, они обратились к стражникам: – Скажите, как нам попасть к его величеству Унтеру Хунтеру? Мы к нему с важным сообщением.
Однако в этот момент один из стражников так громко всхрапнул, что Буквашка с Поэтом Пёрышкиным в испуге отлетели от него. Но через несколько минут, полетав перед лицами стражников, Буквашка засмеялась: – Все стражники здесь спят стоя с открытыми глазами! Представляю, сколько они мучились, чтобы научиться этому! Какие усердные и какие бесполезные! Но для нас это то, что нужно!

Долго они летали по дворцу, пока не увидели тронный зал. Рядом с троном стояла огромная кровать, на которой с пилоткой-короной на голове спал властелин Барабандии Унтер Хунтер. Вокруг трона и кровати бродил старый начальник стражи с опахалом в жилистых руках. Он, наверное, за годы службы уже выспался на всю оставшуюся жизнь. Буквашка и Поэт Пёрышкин зависли перед его лицом.

– Господин стражник, разрешите спросить вас, – обратилась к нему Буквашка. Начальник стражи, подняв глаза и увидев перед собой двух чрезвычайно странных существ, взвизгнул и бросился под кровать Унтера Хунтера. От страха он причитал молитву «Отче наш» и, стянув одеяло с короля, закутавшись в него, спрятался под кроватью. Молитва не спешила на помощь. Унтер Хунтер из-за собственного храпа ничего не слышал и не чувствовал.

Буквашка и Поэт Пёрышкин сверху поглядели на короля. Казалось, что его жидкие ноги и руки никогда не оторвут от постели живот, который сердито урчал и даже рычал на всех.
 
– Надо как-то разбудить его, – с улыбкой сказал Поэт Пёрышкин. – Уже скоро обед, да и за страной пора присматривать.

– Не надо, не надо! – вопил под кроватью начальник стражи. – Если вы его разбудите, он меня сразу же отправит на самые тяжёлые работы. Мои деды и отец верно охраняли Его Величество. Крепче нас никто не порол провинившихся, а тут такой позор мне!

– Ну, если так, – сказал Поэт Пёрышкин, – тогда тебе давно пора сооружать моря и горы.

Стражник так зарыдал и затрясся, что кровать Унтера Хунтера стала трястись, подпрыгивать и громко стучать о паркет. Правитель проснулся и во все горло крикнул: «Стража!». Кровать затряслась ещё сильнее. Унтер Хунтер ничего не мог понять. Кряхтя, он приподнялся и стал смотреть по сторонам.

– Ваше Величество! – закричал Поэт Пёрышкин, на всякий случай взлетев повыше, – это ваш начальник стражи горько плачет под кроватью. Ему очень жалко народ, который трудится над выполнением ваших мудрейших, светлейших и добрейших указов.
Унтер Хунтер посмотрел на Поэта Пёрышкина и, схватив подушку, стал прикрываться ею как щитом: – Кто такой? – закричал он. – Почему маленький, не толстый и в перьях? Как проник в мои покои?

– Я Поэт Пёрышкин с моей подругой Буквашкой. Пропустили сюда нас ваши стражники, сказав: «Летите и будите этого толстопузого лодыря, пора ему дальше сочинять свои дурацкие законы».

Унтер Хунтер взревел, как медведь. Он вскочил с кровати, схватил скипетр и стал им тыкать под кровать, выгоняя оттуда главного стражника. В синей майке, в огромных семейных трусах, с пилоткой-короной на тыквообразной голове и с багровым от гнева лицом выглядел он довольно забавно. Конечно, если смотреть на него с недосягаемой высоты.

Кое-как он вытащил из-под кровати своего главного телохранителя и, отвесив несколько раз скипетром по заднице, приказал собрать всю дворцовую стражу. Через несколько минут перепуганные до смерти, ничего не соображающие стражники спросонок смотрели на своего повелителя.

– Снять обмундирование и сложить оружие! – крикнул Унтер Хунтер. Когда команда была выполнена, он крикнул еще громче: – А теперь на стройку бегом – марш!
В этот момент в тронный зал вбежал отряд барабанщиков и слаженно забарабанил. Это означало, что решение короля окончательное и бесповоротное, и все подданные должны возрадоваться королевской мудрости. Королевским указам не допускалось не радоваться даже тем, кого по королевскому повелению должны были казнить. Все узники тюрем должны были высоко подпрыгивать и громко хлопать в ладоши. Как, впрочем, весь народ.
 
Новый отряд строителей в чёрных драных комбинезонах с криком «Да здравствует Унтер Хунтер!» выбежал из дворца и через несколько минут был уже на стройке, где получал рабочую одежду и необходимый инструмент.

Новым начальником стражи был назначен барабанщик, который барабанил громче всех, и ему было приказано в течение получаса набрать новых стражников и приступить к службе.

Барабанщики вновь забарабанили, приветствуя мудрое решение короля. Каждый старательно изо всех сил дубасил свой барабан, ведь в любой момент лучшего барабанщика могли повысить по службе. Новому отряду стражников Унтер Хунтер приказал: – Ни мышь, ни муха, ни человек не должны без моего ведома попасть во дворец. За муху – одна голова долой, за человека две, за мышь… три. Нет, за мышь – четыре головы.

Снова грянули барабанщики, и стражники побежали на свои посты. А Унтер Хунтер огляделся вокруг и крикнул: – Эй, вы, как вас там, поэт с подружкой! Вы еще здесь или вылетели в окно?

Пока Унтер Мунтер менял стражу Поэт Пёрышкин и Буквашка сидели на люстре. Снизу их не было видно, и они спокойно обсуждали, как дальше действовать.

– Мы здесь, Ваше Величество! – крикнули в один голос Буквашка и Поэт Пёрышкин, слетая с люстры на спинку кресла. – Как мы могли покинуть вас без вашего повеления!

– А-а-а, я вижу, вы быстро поумнели. Рассказывайте мне, кто такие будете, и каким ветром вас вместе со страшными снами занесло в мой дворец?

– Мы к вам от… его величества Миши, – начала сочинять Буквашка. Да, от него к вам…  с приветом и добрыми пожеланиями…

– Ну, чужих приветов и пожеланий мне не надо, этого и без вашего Миши хватает. Лучше расскажите, что он создаёт – моря, горы, реки? – строго спросил Унтер Хунтер.

– В его королевстве все это уже есть. А сейчас он на каникулах, отдыхает, – продолжала фантазировать Буквашка.

– Видно, ваш король хорошо научил работать свой народ, коль все в его королевстве уже есть, — сказал Унтер Хунтер. – А перекрасить синее небо он не собирается – например, в клубничный цвет?

– Собирался, но передумал, – вступил в разговор Поэт Пёрышкин. – Говорит, что по неосторожности можно звёзды, Луну и Солнце краской заляпать.

– И то верно, – согласился Унтер Хунтер, дивясь мудрости неизвестного ему правителя Миши. – Ну, а вы-то по роду деятельности кто будете, и кто вас таких уродил?

– Мы путешественники, ваше  величество, – ответила Буквашка. – Летаем и любуемся миром. Но как увидели, что в вашем королевстве еще очень много дел, решили послужить и помочь вам, ваше величество.

Унтер Хунтер так громко захохотал, что зазвенела хрустальная люстра. – Чем же вы мне можете помочь? Разве что мух и кошмары отгонять от кровати, когда я сплю!

– Вы недооцениваете наши способности, – невозмутимо ответила Буквашка. – Например, Поэт Пёрышкин может в стихах воспеть ваши дела, сочинять  оды, грамотно записывать ваши указы. А я могу обучить вас чтению, и тогда вы сможете сами читать народу свои указы, а также письма от других королей и королев.

– Очень заманчиво! – сказал Унтер Хунтер. — особенно от королев любопытно почитать письма, да, хм... Я согласен. Только сочинение стихов разве можно назвать работой? Вот писать доносы на непреданных королю и не усердных в работе граждан – это почётная и высокооплачиваемая служба. Днём он будет писать доносы – хоть стихами, а вечерами и ночами – оды и хвалебные песни, посвященные мне.

У Поэта Пёрышкина вновь яростно засверкали глаза. Буквашка понимала, что он сейчас скажет Унтеру Хунтеру. Да, он на свою погибель скажет всё, что о нём думает, поэтому неожиданно громко закричала: – Поэт-доносчик – как это красиво звучит! Только вы со своей мудростью могли придумать такую специальность!

Поэт Пёрышкин опомнился, пришёл в себя и был очень благодарен находчивой Буквашке. А Унтер Хунтер радостный оттого, что во дворце появились такие способные помощники, обратился к Поэту Пёрышкину: – Итак, записывай первый указ. Пункт номер один: новым гражданам королевства Барабандия Поэту Пёрышкину и Буквашке до конца своих дней любить своего повелителя Унтера Хунтера и верно служить ему. Пункт номер два: заботиться о процветании Барабандии усерднее, чем о собственном здоровье. Пункт номер три: степень процветания Барабандии определять по настроению её короля. Переедание моё означает, что процветание будет очень скоро, сонливость говорит о том, что процветание будет через час- другой, а если король бьёт себя ладошками по животу, как по барабану – бум-бум! – это означает, что процветание… наступило, если даже никто в королевстве с этим не согласен.

После этих слов Унтер Хунтер звонко пошлёпал себя по животу и спросил Поэта Пёрышкина: – Успел записать?

– Самым лучшим образом, – ответил поэт.

Унтер Хунтер посмотрел на лист, куда Поэт Пёрышкин записывал указ, и восхитился: – Если можно писать так быстро, как и говорить, есть ли смысл говорить? Ведь время от времени сболтнёшь такую глупость, и все тут же её услышат! Выручает то, что народ даже мысли не допускает, что король может говорить глупости.

– Глубокая мысль! – поддержал короля Поэт Пёрышкин. – Более того, иногда говоришь – и сам не понимаешь, что говоришь. И уже никогда не поймёшь. А если бы было не сказано, а написано – тогда мог бы перечитать несколько раз подряд и, смотришь, что-нибудь и понял бы.

– У тебя голова, как я погляжу, не глупее моей, – захлопал в ладоши Унтер Хунтер. – Присваиваю тебе звание Главного Придворного Поэта и Министра поэзии Барабандии.

– Ух ты, какая честь для меня! – воскликнул Пёрышкин. А какие министры вам ещё нужны, ваше величество?

– О, министров много надо. Вот, к примеру, есть министр обороны, но нет министра нападения. Я вижу, что соседние страны вокруг неправильно живут – не боятся нас. Министр нападения должен быть решительнее тигра, чтобы мурашки на спинах были главными домашними животными соседей!

– Но ведь мурашки не животные и даже не насекомые. Это нервная реакция, – попробовал возразить Поэт Пёрышкин. Унтер Хунтер тут же приказал ему: – Пиши пункт номер три «Считать мурашек нательными кусачими животными. Точка.»

После этих слов Унтер Хунтер стал нестерпимо громко хохотать и хлопать себя по животу, а барабанщики громко барабанить.

– Да, понять вашу радость можно без труда, – сказал Поэт Пёрышкин. – А как министр обороны защищает королевство?

– Мудро, очень мудро, – ответил Унтер Хунтер. Согласно самой глубокой народной мудрости – бей, лупи своих, чтобы чужие боялись! Поэтому на виду у всего мира он так мутузит свой народ, что у врагов вокруг даже мысли нет ступить на нашу землю!

– Какой находчивый ваш министр обороны! – захлопал в ладоши Поэт Пёрышкин. – А ещё какие министры нужны? Министр здравоохранения есть?

– Зачем? – возмутился Унтер Хунтер. – У нас есть министр внушения! Ежедневно он внушает всем моим подданным то, что они самые здоровые в мире, самые сильные. Вместо больниц и лекарств  самое лучшее средство для всех – работать и  стойко переносить порку за плохую работу.  Мне нужен министр королевских ушей и макушки. Очень люблю, когда чешут за ушами и гладят по макушке.

– В вашей голове бездна… ума, ваше величество! – вновь поддержал Унтера Хунтера Поэт Пёрышкин, презирая в душе властелина.

 – А теперь нам надо определиться, где вы будете жить, – сказал Унтер Хунтер. - У меня есть золотые клетки для райских птиц, есть обыкновенные апартаменты для придворных – что выбираете?

– Ну, – сказал Поэт Пёрышкин, – золотые клетки – это такая роскошь для нас, лучше жить в обыкновенных апартаментах.

– Согласен, – сказал Унтер Хунтер. – В золотой клетке можно и рассудок потерять от радости и гордости за себя. Выделяю вам апартаменты с прислугой, рядом с моими покоями. Вы летите к себе, а мне надо поспать – слишком беспокойный день сегодня выдался. Честно признаюсь, люблю поспать. Спишь — и проблемы не смеют тебя мучить. Но в последнее время враги, которых пока не выявил, научились засылать в мои сны кошмары. Надо усилить охрану около кровати. И ещё одна моя просьба – зовите меня время от времени Ваше Величество Бум-Бум. Так звали моего премудрого прадеда, самого великого человека в нашем королевском роду, который строил деревянную лестницу до Луны. К сожалению, она рухнула и мой прадед героически погиб под ней. Так что и в стихах можете называть меня Бум-Бумом. У прадеда был самый большой отряд барабанщиков в мире… Бум, бум… Х-р-р-р…

Унтер Мунтер или Бум-Бум громко захрапел. Как хорошо, что сны часто прячут в своих владениях таких правителей от своих стран и всех граждан!

– В этом решении бездна мудрости, Ваше Величество! – уже на лету крикнул Поэт Пёрышкин.

В своих апартаментах они увидели две спальни, гостиную, две ванные комнаты, помещение для прислуги. На столе стояли огромные вазы с заморскими фруктами.

– Да, – усмехнулся Поэт Пёрышкин, – государева служба с первого дня приносит сладкие плоды, поэтому важно не подавиться от радости.

– Всё складывается лучшим образом! – улыбнулась Буквашка. – Наш план срабатывает пока что без сбоев. Ты сейчас будешь писать оду нашему повелителю, а я подготовлюсь к уроку чтения.

Поэт Пёрышкин уже полностью вошёл в игру. Разместившись на подоконнике, он стал искать рифмы к именам Унтер Хунтер и Бум–Бум, бормоча: Бум-Бум – хрум-хрум, Бум-Бум – ум, шум…

Через несколько часов из королевских покоев донесся звонкий голос  слуги: – Его Величество изволило проснуться и отобедать! Теперь желает послушать придворного Поэта Пёрышкина.

Поэт Пёрышкин влетел в тронный зал и разместился на спинке кровати Унтера Хунтера. Поэтично закинув голову и упершись взглядом в потолок, он начал читать:

               
 ЕГО ВЕЛИЧЕСТВУ БУМ–БУМУ

Ты не храбрый,
Ты – храбрейший.
Ты не сильный,
Ты – сильнейший.
Ты не умный ,
Ты – бумбумный!
Нет бумбумнее тебя –
Делай горы и моря.
«Нами вечно
Правь, Бум–Бум,
Не хотим
Жить наобум!»

Закончив читать, Поэт Пёрышкин взглянул на Унтера Хунтера. Тот сиял от счастья. Он даже не подозревал, что искусство может с такой силой воздействовать на его душу. Он встал перед зеркалом, распрямил спину, которая несколько раз громко хрустнула, задрал подбородок – строки стихов колоколами звучали в его ушах.

– Ты прекрасный поэт! – сказал Унтер Хунтер Поэту Пёрышкину. – Как справедливо ты отозвался о всех моих достоинствах! Кстати, я непременно напишу указ, чтобы в королевстве слово «умный» больше не употреблялось. «Бумбумный» – куда лучше звучит!

– Вы очень бумбумно говорите сейчас, – подхватил рассуждения Унтера Хунтера Поэт Пёрышкин. – Барабандия особая страна, в ней слова менять надо вовремя. Слова, как солдаты и матросы, должны верно служить только вам.

Унтер Хунтер был взаимно учтив: – И ты, Поэт Перышкин, очень бумбумный и талантливый. Пишешь очень бумбумно! Сегодня же скажу придворному художнику Мазюке-Перемазюке нарисовать тебя в полный рост. Благо, на тебя краски всего-то несколько мазков понадобится – не разоришь мою казну. А сейчас лети к себе и пригласи сюда мою учительницу Буквашку. Ух, как хочется читать самому свои указы и твои стихи обо мне!

Когда прилетела Буквашка, Унтер Хунтер ей сказал: – Если ты научишь меня читать, я выдам тебя замуж за самого красивого, стройного и бумбумного парня в королевстве.

– Простите, вы сказали «бумбумного»?

– Да, – с гордостью сказал Унтер Хунтер, – мы с Поэтом Пёрышкиным решили употреблять отныне это слово, вместо слова «умный». Так вот, если ты будешь бумбумницей, то будешь иметь самого бумбумного жениха королевства.

Буквашка на минуту задумалась, а затем кивнула: – Я буду вам очень признательна, но получается, что моя судьба полностью в ваших руках, то есть в способностях вашей головы. А голова ваша… ох…

– Не будем терять надежд, дорогая Буквашка, бумбумнейшая придворная учительница. – воскликнул Унтер Хунтер. – Приступаем к занятиям!
Первое занятие было очень простое. Буквашка попросила Унтера Хунтера внимательно изучить её. Она даже прочитала стихи Поэта Пёрышкина, которые были посвящены ей.

На Буквашку посмотри,
Видишь буквы – тридцать три?
Славный и полезный вид –
Отыщи весь алфавит!

Унтер Хунтер внимательно начал рассматривать Буквашку, находя все новые и новые буквы, а Буквашка учила, как они произносятся. Разумеется, любой шестилетний малыш быстрее Унтера Хунтера справился бы с этим заданием, но все-таки королю надо отдать должное за его усердие. К концу дня он нашёл все буквы и научился произносить не менее десятка. Он был алый от напряжения, капли пота  то и дело падали с его носа и подбородка на стол. Но он был так счастлив от своих первых успехов, что даже прослезился. Правда, слёзы радости смешались со слезами досады: – Увы, а вот писать я никогда не научусь, – захныкал он.

– Это почему же? – спросила Буквашка.
- А потому что указательный палец у меня совсем не гнётся. Как с прямым, как штык, пальцем я буду держать ручку? – сказал Бум–Бум.

– А почему у вас указательный палец такой? – спросила Буквашка.

– Потому что это королевский палец. Он должен быть строго прямым, потому что указывать надо четко, как стрелять! У моего предка Бум–Бума указательный палец ещё гнулся, но он примотал к нему гвоздь. А у его сына указательный палец уже не гнулся. Так природа подчеркивает наше королевское превосходство над всеми и заставляет народ верить в правильность наших решений.

– Но ведь как-то ложку и вилку вы держите в руке? – спросила Буквашка.
 
Унтер Хунтер рассмеялся: – Какая ты наивная! Если я буду держать в руке ложки–вилки, то нечем будет заниматься министру королевского питания. А безработный министр страшнее армии, которая не воюет – запросто может пойти с вилками, ложками, поварёшками в бой на своего короля.

– Да, действительно, какая я наивная! – согласилась Буквашка. – Но ничего страшного не будет в том, что вы не научитесь писать. Ведь у вас же есть на службе Поэт Пёрышкин и я, Буквашка.

– И в самом деле! – воскликнул Унтер Хунтер. – А я чуть было не забыл об этом. К тому же стоит только взять карандаш в руку, как тут же все подумают: «А почему бы ему лом или лопату не взять да не поработать со всеми вместе? Народ есть народ, ему палец в рот не клади – по самую шею откусит».

Вот так исказив поговорку, Унтер Хунтер велел Букашке лететь к себе, напомнив, чтобы она готовилась стать невестой удалого жениха. Чтобы не рассмеяться на глазах у короля, Буквашка быстро вылетела из тронного зала.

В своих апартаментах она увидела Поэта Пёрышкина, который сидел на подоконнике и с грустью смотрел на Барабандию. Буквашка села рядом.

– Вот мы хотим, – сказал Поэт Пёрышкин, – чтобы жители Барабандии жили без самодура Унтера Хунтера. А вдруг без него они так затоскуют, что заболеют какой-нибудь неведомой лихорадкой-заразой и захотят перевернуть всю Барабандию кверху дном, чтобы ходить вниз головой? Такие случаи в истории были.

– Неужели им хочется сооружать моря, горы, красить небо, строить деревянную лестницу до Луны, когда нет ни домов, ни больниц, ни  школ, ни книг? - вздохнула Буквашка.

– Если людям на каждом шагу внушать, что самый лучший голос — это  волчий вой, то они забросают тухлыми яйцами солистов самых лучших театров мира. Вот и здесь все слушают Унтера Хунтера и пребывают в блаженстве и в беспрекословном подчинении. Впрочем, бессмысленно сегодня хвалить или оплакивать завтрашний день. Поживём – увидим, что получится из нашей затеи.

На следующий день утром Унтер Хунтер прослушал новую оду Поэта Пёрышкина, в которой было сказано о том, что сияние идей правителя Барабандии значительнее сияния Солнца, что могущество Унтера Хунтера   значительнее той неведомой силы, которая вращает и кружит планеты,  звезды. Унтер Хунтер был так взволнован новым поэтическим творением, что дрожащим голосом сказал:

– Не знал, что такая польза бывает от придворных поэтов. Мне даже захотелось сделать физзарядку и немедленно похудеть. Клянусь, я так бы и сделал, если бы… не хотелось есть. А еще я хочу всегда быть на виду у своего народа. Нет, из дворца я чаще выходить не стану – это отвлекает от сочинения указов и часто портит аппетит, да и хворь любую подцепить можно или же какой-нибудь сорванец глаз из рогатки выбьет. Но над каждой постройкой, над каждой дорогой и тропинкой, на вершинах всех гор будут мои величественные портреты и статуи. Кстати, придворному художнику Мазюке–Перемазюке надо срочно увеличить жалование, чтобы мои портреты и статуи получились грандиозными  и не блекли под солнцем, дождём и снегом. Я правильно думаю, Поэт Пёрышкин?

– Неправильно думать, Ваше Величество, вы просто не имеете способностей, – ответил Поэт Пёрышкин.

– Да, – согласился Унтер Хунтер, – таких способностей за мной не водится, не дано природой. Да если бы даже они были даны мне – я не взял бы их, а природе всыпал бы по первое число.
 
– Но, Ваше Величество, – сказал Поэт Пёрышкин, – если ваших правильных мыслей станет значительно больше, то слава ваша тоже станет значительнее, и пользы для королевства будет больше.

– Я тебя не очень хорошо понял, – наморщился Унтер Хунтер.

– Я просто хочу предложить, – ответил Поэт Пёрышкин, – очень хорошо подготовиться к началу строительства гор. Поскольку горы будут стоять вечно, то и слава о том, кто придумал их, должна быть вечной.

Унтер Хунтер от радости шлёпнул ладошками несколько раз по животу.

– Бумбумник ты, Поэт Пёрышкин! А можно, чтобы тот, кто придумал строительство гор и всего прочего, ещё и вечно жил? Договорись об этом с вечностью. Напиши ей оду, дифирамб, благодарственное письмо. А я деньжат отсыплю ей в карманы щедро.

Хорошо, я подумаю, – ответил Поэт Перышкин, – но для этого надо самым лучшим образом устроить праздник по случаю начала строительства гор. Необходимо в соседнем государстве купить большой воздушный шар, поскольку в вашем… шаром покати… их нет. Украсить шар флагами королевства, вашим портретом и во время праздника запустить в небо. Пусть он летит вокруг земли, чтобы все народы знали о вас и ваших делах. И еще надо издать несколько указов, которые ускорят строительство и укрепят дисциплину в государстве.

– И какие указы ты предлагаешь написать? – радуясь полезным мыслям придворного поэта, спросил Унтер Хунтер.

– Видите ли, Ваше Величество, – сказал Поэт Пёрышкин, – все ваши указы, как я заметил, хоть и выполняются, но всегда с некоторым промедлением. А это очень дурно влияет на характер и нрав ваших подданных. Надо написать указ, чтобы все ваши указы и прочие повеления выполнились без промедления. Тех, кто хоть на секунду замедлит выполнение даже вашей обыкновенной просьбы, надо немедленно наказывать самым суровым образом. А для этого необходимо увеличить отряд барабанщиков  и заменить старые барабаны на самые большие и громкие. Пусть вся Барабандия слышит и узнаёт сразу о появлении новых ваших указов. А ещё я вам советую все ваши указы не пересказывать устно, а зачитывать. Ведь Буквашка скоро обучит вас чтению, не так ли? Народ еще большей любовью проникнется к своему грамотному правителю!

Унтер Хунтер снова забарабанил ладошками по животу: – Браво! Браво, мой поэт! Я об этом давно сам думал, но не мог лаконично выразить свои мысли. Конечно же, мы устроим самый грандиозный праздник в связи с началом строительства гор. Мы запустим в небо самый большой и  красивый воздушный шар. И, разумеется, без труда увеличим отряд барабанщиков и заменим барабаны. Указы разборчиво и большими буквами напишешь ты, а я их прочитаю на празднике. Во что бы то ни стало я должен научиться читать! Лети к себе и пригласи сюда Буквашку, мы продолжим занятия.

Прошло несколько дней. Унтер Хунтер был на седьмом небе от счастья потому, что выучил все буквы алфавита. За это время он не написал ни одного закона, и все жители Барабандии подумали, что их король вновь чего-то объелся. Они даже предположить не могли, что Унтер Хунтер совсем скоро сам  прочитает собственные указы.

На очередном уроке Буквашка уже учила Унтера Хунтера читать по слогам. Разумеется, даже многим дошкольникам это задание показалось бы легким, но надо помнить о том, что голова Унтера Хунтера была запущена, как старый заброшенный завод. Вот слоги и слова первого урока чтения.


УНТЕР ХУНТЕР Я,
БУМ–БУМ,
В ГОЛОВЕ НЕМАЛО ДУМ.
СТОЛЬКО МНОГО РАЗНЫХ ДУМ,
ЧТО В ВИСКАХ КРОМЕШНЫЙ ШУМ!..


Прочитав своё имя и имя прадеда, король громче прежнего стал хлопать себя ладошками по животу, прыгать и даже кувыркаться через голову – такова была его радость. Да, смысл стихов был не важен для него, лишь бы его имя было в строчках среди рифм. Ну а поскольку королевская радость очень часто сопровождается королевской щедростью, он велел своим солдатам немедленно найти среди строителей самого красивого, самого стройного и самого умного молодого человека, чтобы женить его на Буквашке. Ещё не успел Унтер Хунтер отдышаться от прыжков и кувыркания, как в тронный зал ввели юношу – действительно очень симпатичного и, как оказалось, впечатлительного и рассудительного.

Унтер Хунтер оглядел парня с ног до головы и сказал: – Назначаю тебя мужем моей придворной учительницы Буквашки и перевожу на полное королевское обеспечение.
Парень в недоумении смотрел на короля и молчал. Солдаты пальцами тыкали ему в спину и шёпотом подсказывали: – Надо отвечать: «Слушаюсь и повинуюсь, ваше величество! Спасибо за доверие и жену!»

– Слушаюсь и повинуюсь, ваше величество! – сказал парень. – А можно ли взглянуть на свою жену?

– А почему бы и нет! – воскликнул король. – Разрешаю не только взглянуть, но и смотреть, не отрываясь, хоть всю жизнь. Больше тебе не надо сооружать горы и моря. При этом важно помнить о том, не как выглядит твоя жена, а кто её тебе подарил, тогда будешь самым счастливым человеком на земле!

После этого Унтер Хунтер направил свой негнущийся указательный палец на Буквашку. У парня подкосились ноги, но его тут же подхватили солдаты. Он часто дышал и был бледным.

– Ваше Величество, вы хотите сказать, что эта… бабочка с человеческой головой будет моей женой?

Как это будет? – повысил голос Унтер Хунтер. – Она уже есть твоя законная  и единственная жена, которой ты  обязан быть верен до смертного дня. И зовут её не бабочка, а мадам Буквашка, она придворная учительница.

У парня снова подкосились ноги, и он на мгновение потерял сознание. Его окатили холодной водой, и он пришёл в себя. Унтер Хунтер продолжил знакомить его с его женой: – Да, допускаю, внешность ее могла быть удачнее, но главное – ум, а ума у нее – ого–го!. Хватит на тебя и на всю Барабандию. Если будешь прекословить, женю на змее или бабе Яге.

Унтер Хунтер громко засмеялся, словно заржал – такими остроумными показались ему его слова. А парня, который снова был в бессознательном состоянии, солдаты понесли в апартаменты угловой башенки, которые король выделил для  молодожёнов.

– Ай, какой нежный, какой хрупкий! – возмущался Унтер Хунтер. – Ничего, привыкнет к своей жене – человек венец природы, он ко всему привыкает за что мы, правители, очень благодарны природе. Многие жёны и в человеческом обличье – настоящие змеи, но ведь живут и с ними, и ни у кого ноги не подкашиваются.

Затем Унтер Хунтер обратился к Буквашке: – Желаю тебе долгой и счастливой семейной жизни! Лети к своему супругу и знакомься с ним ближе. Буквашка откланялась и вылетела из зала. Оказавшись в своих новых апартаментах, она стала изучать их, а придворный доктор в это время делал успокоительный укол  юноше, которому предстояло быть её мужем.

– Как тебя зовут? – спросила Буквашка паренька, когда он пришёл в себя.
Он лежал на роскошной кровати, а она стояла перед ним на тумбочке. – Ты не беспокойся и не расстраивайся, я не буду твоей женой, – сказала, не дождавшись ответа, Буквашка. – Твоей женой обязательно будет красивая, добрая, заботливая девушка. И вообще в твоей жизни случится очень много хорошего, потому что в Барабандии скоро будут большие перемены. Скоро люди не будут выполнять глупые указы и приказы, посвящая всю свою жизнь прихотям одного человека.

Конечно, было рискованно посвящать незнакомого человека в свои тайные планы, но Буквашке с первого взгляда этот парень показался таким человеком, с которым можно быть откровенным. Тем более, ей и Поэту Пёрышкину надо было найти союзников среди жителей Барабандии, чтобы осуществить свои тайные планы.

Паренёк посмотрел ей в глаза, улыбнулся и тут же у него развеялись все сомнения: – Меня зовут Вэд. Скажи, пожалуйста, зачем Унтер Хунтер затеял нашу женитьбу? Я больше не хочу выполнять его глупые приказы. После того, как будут построены горы, он собирается всех жителей Барабандии покрасить разноцветными красками, чтобы мы были яркими, как попугаи. Унтер Хунтер говорит: «Я исправлю ошибку природы и сделаю мир праздничным и цветастым».

– Послушай меня внимательно, Вэд, – сказала Буквашка. – Только, пожалуйста, никому не рассказывай о нашем разговоре. И Буквашка рассказала ему обо всём, что они с Поэтом Пёрышкиным собираются предпринять в самое ближайшее время. На Вэда это произвело такое впечатление, что он дал слово быть верным и преданным их помощником.

День за днём приближался праздник, посвященный началу строительства гор. Воду из моря, которое разонравилось Унтеру Хунтеру, вычерпали всю до капельки. Теперь это место предполагалось засыпать землёй и возвести такие горы, чтобы Унтеру Хунтеру из окон дворца мог любоваться крутыми склонами, могучими скалами и вершинами, покрытыми снежными шапками.

Много сил и терпения понадобилось Буквашке, чтобы Унтер Хунтер научился читать. Правда, читал он еще довольно скверно, но страничку без перерывов на сон и еду осилить мог. Более того, Унтер Хунтер выучил одно стихотворение Поэта Пёрышкина, но однажды ему приснилось, что стихотворение это сочинил он сам. А поскольку он очень доверял своим снам, то сразу же, пригласив на всякий случай отряд солдат, стал убеждать Поэта Пёрышкина, что автором своего стихотворения он не является. – Разумеется, ваше величество, – сказал Поэт Пёрышкин, – такое стихотворение могли написать только вы. Мой талант меркнет перед вашим. А сам про себя подумал: «Пусть присваивает мои стихи. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Потому что время плакать ещё не пришло». А довольный  Унтер Хунтер, собрав  всех придворных и своих министров, распахнув руки и глядя в потолок, читал якобы своё стихотворение.


ДИКАРИ И БУКВАРИ

Знают взрослые и дети:
Жил дикарь на белом свете.

Часто он ломал игрушки,
В брата он бросал подушки.

Он кричал на букву О:
– Ты кривое колесо!

Перед Ф чесал он лоб,
Говорил: – С ушами столб!
 
А на букву У обидно
Говорил: – Рогатка, видно.

Х и Ж он звал жуками,
Т – беззубыми граблями.

И на Ш глядел уныло,
Говорил: – Ну, это вилы…

Шесть годов прожил он так,
Но дикарь был не дурак.

Чтобы быть не дикарём,
Подружился с букварём.

И уже прилежно сам
Пишет письма дикарям:

«Дикари, дикари,
Открывайте буквари!»


Все удивлялись славному стихотворению и странному автору. А Унтер Хунтер хлопал себя по животу и говорил: «Так что, дикарики, ищите букварики. Это я вам говорю, ваш повелитель Унтер Хунтер, поэтому не сомневайтесь».

А Поэт Пёрышкин тем временем писал указы, которые Унтер Хунтер должен был огласить на празднике. Когда была поставлена последняя точка, он попросил короля поставить свою подпись. Унтер Хунтер, делая вид, что читает не хуже самого Пёрышкина, быстро пробежался взглядом по листку и левой рукой черканул несколько раз слева направо и снизу вверх. Этот своеобразный рисунок, похожий на тюремную решетку, и был подписью Унтера Хунтера.

– Для того, чтобы я прочитал эти указы торжественно и без запинки, перепиши их очень чёткими крупными буквами, – сказал Унтер Хунтер. – Король в этот славный день должен быть на высоте! Повторяю, я должен быть на высоте!

– Очень бумбумная мысль, ваше величество! – сказал Поэт Пёрышкин. Высота вам будет обеспечена.

И вот наступил праздничный день. На трибуне, которую соорудили в виде вершины горы, находились Унтер Хунтер и все его ближайшие помощники и слуги. Рядом с трибуной над деревьями и трибуной покачивался огромный воздушный шар, готовый взмыть в небо.  Шар, наполненный лёгким газом, был способен пролететь над землёй тысячи километров. На этом шаре высотой с семиэтажный дом был нарисован в полный рост Унтер Хунтер, а надписи прославляли его дела. С другой стороны трибуны стоял большой отряд барабанщиков с новыми огромными барабанами. Словом, всё, что советовал Унтеру Хунтеру Поэт Пёрышкин, было сделано.

Люди ровными рядами и шеренгами стекались на огромную площадь перед трибуной. У каждого в честь праздника на левом ухе был привязан  жёлто-чёрный бантик. Так распорядился Унтер Хунтер, сказав, что уши должны быть всегда украшены бантиками, потому что они, уши, будут иметь честь слушать указы правителя, которые он будет зачитывать сам. Это, по замыслу Унтера Хунтера, должно было сплотить весь народ, чтобы успешнее выполнялись его указы. Если будут непослушными и слабо выражать радость, слушая мои указы, я перевяжу им бантики с ушей на шеи!» – громко крикнул Унтер Хунтер и стал радостно барабанить по своему животу.

Взрослые и дети несли тысячу портретов Унтера Хунтера. Он был нарисован в полный рост, но не в полную ширину, поскольку при этом места для портретов на площади не хватило бы.

Хунтер Мунтер, стоя на трибуне, с большим удовольствием смотрел, как до отказа заполняется площадь людьми. Он представлял, как все внимательно и восторженно будут слушать, когда он самостоятельно начнёт читать свои указы. Буквашка находилась рядом с Унтером Хунтером на маленькой позолоченной площадке, похожей на птичью кормушку, которую сделали для неё и Поэта Пёрышкина. - Где же Поэт Пёрышкин? – спросил Унтер Хунтер Буквашку. – Он уже должен был прилететь с моими указами, написанными крупными буквами. Я немного волнуюсь, и хотел бы ознакомиться с буквами и словами, которые через несколько минут услышит весь народ.

Буквашка очень волновалась. Тайная операция, которую они придумали с Поэтом Пёрышкиным, могла потерпеть неудачу на самом важном, последнем, этапе.

– Не беспокойтесь, ваше величество, – поборов волнение, сказала Буквашка. – Посмотрите, Поэт Пёрышкин уже летит сюда, но ему мешает встречный ветер. Я уверена, через несколько секунд указы будут в ваших руках.

– Надеюсь и я, надеюсь, - хмуро сказал Унтер Хунтер, – лишь бы ему удалось преодолеть встречный ветер. Не хотелось бы на этой площади казнить придворного поэта!

Озноб мурашками пробежал по Буквашке, но она изо всех сил старалась выглядеть спокойной. А Унтер Хунтер вновь в своей манере засмеялся так, что на площади съёжился весь народ, поскольку микрофоны были уже включены. Но поскольку  в Барабандии было необходимо всем смеяться, если смеётся правитель, площадь откликнулась сдавленным смехом, который больше походил на плач. Все подумали, что Унтер Хунтер после моря и гор придумал более грандиозное строительство в своём королевстве.

Весь народ был уже в сборе, глашатай объявил, чтобы все приготовились слушать королевские указы. На площади стало так тихо, что все услышали, как урчит в животе Унтера Хунтера – он уже проголодался. И в этот момент, извиняясь за то, что не учёл встречного ветра, подлетевший Поэт Пёрышкин вручил ему листы с указами. Сердиться королю было уже некогда, он взял листы, нацелился взглядом на первую строчку и очень медленно, багровея от перенапряжения, громко стал читать:
«Во имя процветания Барабандии приказываю выслушать и запомнить мои высочайшие указы. Указ номер один: повелеваю всем моим подданным отныне и навсегда исполнять мои указы, приказы и просьбы без малейшего промедления. Промедление хотя бы на секунду наказывается самой суровой казнью». Народ зааплодировал. То ли содержанию указа, то ли тому, что их король хоть и с огромным трудом, но все же сам читал. Увидеть грамотного своего правителя – счастье для подданных, даже перепуганных. Ведь у всех появилась надежда, что он прочтёт их жалобы и прошения. Всем было известно, что его помощники их письмами  разжигали дрова в каминах королевского замка. Забота об уюте и хорошем настроении Унтера Хунтера была главной их обязанностью.

Буквашка и Поэт Перышкин стояли, взявшись за руки. Сердца их бились часто-часто, наступал самый рискованный этап операции.

Унтер Хунтер, довольный аплодисментами, продолжил читать: «Указ номер два. Ради счастья всех людей Барабандии приказываю под самый громкий барабанный бой и под самое громкое «Ура!» всех собравшихся на площади моим солдатам посадить меня в корзину воздушного шара  и сразу же перерубить канаты…»

Тут Унтер Хунтер замолчал и строго посмотрел вокруг. Брови его съехались к переносице. Он не очень хорошо понял смысл прочитанного, но чутьё подсказывало ему немедленно схватить Поэта Пёрышкина и Буквашку. Он хотел что-то крикнуть, но тут загромыхали барабаны. Кричать было бесполезно – новые огромные барабаны заглушили бы и рёв слонов. Барабанщики, помня, что было сказано в первом указе, барабанили, не жалея сил. Во-первых, никто не хотел быть казнённым, а во-вторых, каждый, как и прежде, думал, что его усердие заметит и оценит сам король. Им показалось, что Унтер Хунтер недоволен тем, как они барабанят, и стали стараться пуще прежнего. Унтер Хунтер повернулся к солдатам и стал что-то кричать им, и служивые подумали, что король не доволен тем, что они не несут его к воздушному шару. Солдаты подбежали к Унтеру Хунтеру, подняли его над собой, как живой флаг, и понесли к воздушному шару. Через несколько секунд их властелин был уже в корзине шара, а солдаты тут же перерубили канаты, которые не давали шару подняться в небо.

Шар медленно стал подниматься. Унтер Хунтер хотел перелезть через борт корзины, но живот позволял ему только привстать на цыпочки. Унтер Хунтер стал угрожающе размахивать кулаками в сторону народа, плакать, и народ подумал, что он не доволен тем, что никто не кричит «Ура!». И тут же вся площадь так грянула «Ура!», что едва не лопнул воздушный шар. Шар, между тем, поднимался все выше и выше, и вместе с Унтером Хунтером выглядел все меньше и меньше.

Напрягая в крике свои лёгкие и голосовые связки, все думали: «Какой бесстрашный выдумщик наш Унтер Хунтер! Он сейчас полетит вместе с птицами по синему небу! И для птиц, и для неба он придумает какие-нибудь указы!»

Когда облака скрыли воздушный шар с Унтером Хунтером, площадь замерла. Напряженная тишина не предвещала ничего хорошего.

– Люди добрые! – раздался чей-то визгливый голос. – Мы что ж, при живом короле остались без короля?

Его тут же поддержали: – Эй, придворные, верните нам короля! Он указал слушаться его, но не указал, что нам дальше делать. Мы же здесь, на площади, перемрём все с голоду без указов!

– Действительно, что нам дальше делать? – закричали в панике многие люди. – Кто же кроме короля может знать, что нам дальше делать! – отвечали им другие в ещё большем отчаянии.

– А ведь это придворные и солдаты виноваты! – закричала толстая рыжая женщина.

– Так ведь Унтер Хунтер сам приказал им это сделать – кто осмелился бы ослушаться короля! – ответил ей кто-то из толпы.

И тут на площади стряслось такое, чего ни Буквашка, ни Поэт Пёрышкин никак не ожидали. Люди, не находя ответов на собственные вопросы, стали так мутузить друг друга, что даже те, кто знал ответы, вынуждены были спасать свои умные головы бегством. Ну а те, в головах которых не созрело ни одного вопроса, получив увесистую оплеуху, тоже бросались в бой и бились не хуже тех, у кого вопросов была полная голова.

Поэт Пёрышкин подлетел к отряду барабанщиков и приказал барабанить королевский марш. Барабанщики, обрадовавшись тому, что хоть и не от короля, но все же получили приказ, стали радостно барабанить. Побоище прекратилось, все подумали, что вернулся с небес Унтер Хунтер, и притихли.

– Уважаемые граждане Барабандии! – крикнул Поэт Пёрышкин. – Я придворный поэт и писарь, поэтому мне известно, что сказано в указе номер три!

На площади стало еще тише. Многие, конечно, слышали, что в мире существуют поэты, но не имели понятия, как они выглядят. Не знали о чём и как написано в их стихах. Глядя на Поэта Перышкина, все подумали о том, что поэты – это особая порода говорящих птиц, более умных, чем попугаи.

– Зря вы размахались кулаками, – сказал Поэт Пёрышкин. – Ведь если Унтер Хунтер вернётся, он будет очень не доволен. Как вы будете отвечать за своё поведение? Тем более что руководить нами есть кому – слушайте указ номер три! И Поэт Пёрышкин, глядя в свиток указов, быстро прочитал приказ номер три:  «Я, король Барабандии Унтер Хунтер, отправляясь в многодневное или многолетнее путешествие на воздушном шаре, назначаю исполнять обязанности короля Барабандии до дня моего возвращения умного и очень талантливого  придворного помощника Вэда. Предоставляю ему право управлять Барабандией по своему усмотрению!»

В этот момент на самом высоком месте трибуны появился Вэд.

– Прошу любить и жаловать – перед вами приёмник короля Унтера Хунтера! Насколько молодой, настолько мудрый, здоровый и добрый юноша Вэд! – крикнул Поэт Пёрышкин.
Площадь ахнула – все с разочарованием смотрели на нового правителя.

– Какой же это король! – крикнул кто–то. – Ведь он ничем не отличается от нас. К тому же ему за воронами еще бегать надо, а не указы для страны писать. Говорят, поэты сочинять всякую всячину любят, не сказки ли сейчас нам рассказывают про этого парня, ведь сам король не зачитывал указ о нём!

Площадь снова зашумела. Но в этот момент друзья Вэда надели на него невообразимо яркую мантию, которая была сделана из двух простыней и размалевана самыми яркими красками. Издали можно было подумать, что это баснословно дорогое королевское одеяние. А на голову Вэда надели корону. Никто не мог даже предположить, что корона была сделана из обыкновенного картона – но ее так удачно разукрасили, что издалека она выглядела золотой и массивной. Приклеенные от пивных бутылок осколки сияли на солнце как изумруды, бриллианты и алмазы.
 
Площадь притихла. Все виновато смотрели на Вэда и думали: «Как мы могли допустить мысль, что это не новый наш король! Ах, какое одеяние, какая корона!»

Вэд невозмутимым медленным взглядом обвёл толпу. И тут человек с пронзительным визгливым голосом крикнул: «Да здравствует наш новый король!» И все остальные, кто действительно от радости видеть нового короля, кто на всякий случай, закричали: «Да здравствует! Да здравствует! Да здравствует!» Кто-то с перепугу от громкого крика упал на колени, и за ним на колени рухнула вся толпа, припав лбами к земле. И тут Вэд твердым натренированным голосом крикнул: – Доволен! Принял вашу присягу мне! Только… на колени больше не падайте передо мной… Брюки и лбы не пачкайте, мыло в Барабандии есть только в королевском дворце. Так что первым делом построим завод по производству мыла и стирального порошка, школы, детские клубы, жилые дома, будем возделывать сады, огороды, поля. То моря, то горы строить больше не будем. Будем учиться думать вместе, что нам больше всего надо.

Толпа с облегчением вздохнула. С каждого как будто свалилась гора с плеч, ведь все восприняли слова Вэда как указ, значит, жизнь снова наполнилась содержанием и смыслом.
 
Поэт Пёрышкин и Буквашка были довольны тем, как Вэд приступил к своим королевским обязанностям. Много дней и ночей в беседах они провели с Вэдом, вместе думали о том, как страну глупых указов и нелепой работы превратить в нормальную страну. К счастью, Вэд оказался настолько способным учеником, что часто в своих суждениях о жизни уходил дальше своих необычных учителей. Надо сказать, учителя этому очень радовались.
   

Шли дни. Народ Барабандии так тяжело привыкал к жизни без Унтера Хунтера и его указов, что из-за этого случалось много печальных курьёзов. Некоторые втайне от Вэда собирались небольшими группами и просили кого-нибудь из тех, кто хоть немного походил на Унтера Хунтера, быть повелителем и командовать ими. В конце концов это надоело всем и каждый стал учиться командовать собой. Кто думает, что это просто, тот, конечно, заблуждается. Попробуйте командовать по-настоящему собой несколько дней, и вы поймёте, что подчиняться самому себе могут далеко не все люди. Только в первый день, сказав себе, например, встать рано утром, сделать физзарядку, навести порядок в доме, выполнить школьные уроки, починить игрушку и сходить за продуктами в магазин, вы сделаете всё. Может быть, даже с удовольствием. Но на второй день многие дадут себе только половину заданий, а на третий скажут: «Я что, как дурачок, заваливаю самого себя работой?»

Тем не менее, все больше и больше становилось тех, кому нравилось жить собственным умом, своим любимым делом, и при этом уважать труд других людей. В Барабандии стали строить красивые дома, школы, детские сады, клубы. Всем было разрешено устраивать праздники и наряжать новогодние ёлки! Всем было разрешено критиковать короля – за это никого не пороли розгами и не отправляли в тюрьму – за это народ был бесконечно благодарен Вэду и с каждым днём любил его больше и больше, работал лучше и лучше.
 
Конечно, впереди было очень много работы, чтобы сделать страну красивой и уютной, и у многих пропало желание, чтобы к ним возвратился Унтер Хунтер. Всё больше и больше людей понимали, что Вэд, который думал, работал, переживал беды и удачи вместе со всеми, - это самый подходящий для них руководитель. Всё чаще и чаще на собраниях люди говорили: «А не кажется ли вам, друзья, что название нашей страны Барабандия – это позор и унижение для всех нас. Ради детей своих мы обязаны переименовать нашу страну!..»



– Нам пора возвращаться, – однажды Буквашка сказала Поэту Пёрышкину. – Я чувствую вину перед Мишей, наверняка он о нас беспокоится.
– Но, я думаю, он будет доволен тем, что сотворил в Барабандии своим талантом и добротой, – сказал Поэт Пёрышкин. Буквашка с некоторым недоумением посмотрела на друга: – Я тебя не очень хорошо поняла. – А что тут непонятного, – сказал Поэт Пёрышкин. – Если б не было его, если б не было его таланта, доброты – не было бы и нас с тобой в мире. И тогда неизвестно, когда в Барабандии случились бы добрые перемены.

– Конечно, ты прав, сказала Буквашка. – Итак, когда мы отправляемся в путь?..

Улетали Поэт Перышкин и Буквашка из Барабандии утром. Несмотря на ранний час, народу собралось на площади очень много. Буквашка и Поэт Пёрышкин стояли на ладонях Вэда и обещали прилетать в гости. Вэд улыбался, но в глазах блестели слезы. А это обещало то, что порядки Унтера Хунтера уже не вернутся в страну. Рядом с Вэдом стояли его друзья и помощники.

Когда Поэт Пёрышкин и Буквашка взлетели и делали прощальный круг над площадью, в воздух взлетели тысячи букетов – и не было в мире краше этого живого салюта! Люди кричали: «Возвращайтесь! Мы будем ждать вас! Мы любим вас!..»

………………………………………………………………………………

Миша проснулся рано. Папы в каюте уже не было. Он встал и подошел к иллюминатору. День занимался ясный, океан был спокойным. Настроение у мальчишки было превосходное, потому что корабль полным ходом шёл в родной порт. Миша уже соскучился по школе, друзьям, лужайке. Ну и, конечно же, он тысячный раз вспомнил о Буквашке и Поэте Пёрышкине. Каждый день он вспоминал о них и надеялся, что придёт день – и он обязательно будет вместе с ними.

Мама и сестрёнка Наташа еще спали, и он, прикрыв тихонько за собой дверь, побежал на капитанский мостик – к папе. Папа принимал доклады подчинённых о состоянии дел на кораблях флотилии, а Миша, взяв бинокль, стал рассматривать встречный корабль, появившийся на горизонте. Невольно он обратил внимание на предмет, который был на воде прямо по курсу. «Остатки какой-нибудь деревянной лодчонки, которая разбилась в шторм о скалы» – подумал Миша. Он вновь стал наблюдать за кораблём и вспомнил о предмете лишь тогда, когда корабль проплывал мимо него. На досках отжившей свой век лодки, как показалось Мише, сидели какие–то странные птички. Он навёл бинокль на них и так был ошарашен увиденным, что изо всех сил закричал: «Стоп корабль!» Папа сразу понял, что за бортом что-то неладно. «Стоп машина!» – дал он команду и подбежал к Мише.

– Папа, за бортом мои друзья, их надо спасти! – кричал Миша.

Думается, любому понятно, что Миша увидел Поэта Пёрышкина и Буквашку. Среди бескрайнего океана они сидели на жалких остатках от деревянной лодки, прижавшись друг к другу, и даже не обращали внимания на проходивший мимо корабль. Выглядели они настолько потрепанными, что Миша подумал: «Живые ли они?»

Через несколько минут спасательная шлюпка уже подплывала к Буквашке и Поэту Пёрышкину. Среди матросов на нём был и Миша. – Буквашечка! Пёрышкин! – кричал он. – Вы слышите меня? Очнитесь!

Но ни Буквашка, ни Поэт Пёрышкин не откликались.

– А что, это какие-то говорящие птички? – спросил матрос, который руководил спасением.

– Нет же, – ответил мальчишка, – это… Буквашка и Поэт Перышкин. –А-а-а! – многозначительно воскликнул матрос, как будто всё понял. Тогда давайте вместе с досками поднимать их с воды. Видно, что без жалости потрепала их буря, угодили в самое пекло.

Через десять минут Буквашка и Поэт Пёрышкин уже были в каюте капитана, на Мишиной кровати. Не подавая признаков жизни, они лежали на подушках. Вызванный доктор только разводил руками: «Извините, на других планетах не бывал, инопланетян ни разу не лечил».

Миша и его сестрёнка Наташа не отходили от Буквашки и Поэта Пёрышкина целый день. Только к вечеру Поэт Пёрышкин, шевельнувшись и вскинув руку кверху, стал что–то бормотать.

– Бредит, – сказал папа.

– Значит, оживёт, – сказала мама.

И тут все ясно услышали слова Поэта Пёрышкина: – Буквашечка, держись! Вот ещё накатывает волна! Вот ещё! Именно для тебя, Буквашечка, я только что сочинил стих. Слушай!
И Поэт Перышкин начал читать стихотворение, хотя и было ясно, что он еще не полностью пришёл в сознание.


Сбиты крепкими гвоздями
Доски, бревнышки, и вот –
Как живой, легко под нами
На воде качнулся плот.

Ни кают здесь и ни палуб.
Есть они у кораблей.
На плотах же места мало,
Места – только для друзей.

Если будут волны, ветер
И не рядышком земля –
Не волнуйтесь, не робейте,
А держитесь за меня!


После этих слов Поэт Пёрышкин открыл глаза и в жутком страхе крикнул: – Ты где, Буквашечка?!

Ему показалось, что он остался на обломках лодки один.

Миша со слезами на глазах кричал: – Пёрышкин, успокойся, опасность позади! Буквашечка рядом, на другой подушке. Вы на корабле моего папы, рядом со мной! Рядом с вами мои мама, папа и сестрёнка. Вся команда корабля волнуется о вашем здоровье, но уверена, что всё будет хорошо. Мы скоро будем в родном городе, дома!..

Поэт Пёрышкин потряс головой, часто-часто заморгал и улыбнулся! – Это ты, Миша! Как я рад встрече! Как жаль, что не хватит моих рук, чтобы обнять тебя крепко!

– И я хочу крепко обнять тебя! – раздался голос Буквашки. Все увидели, что и она лежит с открытыми глазами и с улыбкой смотрит на Мишу.

– О, Буквашка, как хорошо, и ты жива! Какой сегодня счастливый день-праздник! – радовался Миша.

Шеф-повар корабля, который в этот момент находился рядом и разговаривал о служебных делах с папой Миши, понял возглас мальчишки как определенную просьбу, и тут же поспешил на камбуз готовить с помощниками праздничный ужин.

Через два часа в уютной кают-компании началась шумная пирушка, в центре которой были совершенно пришедшие в себя, чистые, ухоженные Буквашка и Поэт Пёрышкин. Бывалые мореходы смотрели на них и не верили своим глазам. А когда маленькие путешественники стали рассказывать о своём посещении Барабандии, некоторым стало казаться, что они сами были героями этой небывалой истории. Эмоциональная официантка Лиза была так взволнована внешностью Буквашки и Поэта Пёрышкина, их голосами и рассказами, что на несколько секунд потеряла сознание, но оказавшийся рядом штурман подхватил её под руку и отвел в каюту.

Когда пирушка закончилась, и все расходились по своим каютам, боцман сказал своим друзьям: «А почему бы и не быть этому? Ведь если во вселенной есть мы, люди, значит, другие чудеса тоже имеют право на существование».

И многие согласились с этим мнением.

На следующий день Поэт Пёрышкин проснулся раньше всех. Он хотел записать впечатления от вчерашнего дня, но, глянув в иллюминатор, был поражен увиденным. Здоровяк-матрос, который мыл недалеко от капитанской каюты палубу, напоминал ему очень знакомого человека.

Поэт Пёрышкин подлетел к Мише и разбудил его: – Извини, Миша, не мог бы ты сказать, что за человек моет палубу? Миша потянулся, улыбнулся Поэту Пёрышкину, встал с кровати и посмотрел через иллюминатор на уборщика. Чуткая Буквашка проснулась и тоже подлетела к друзьям.

– О, с этим человеком тоже случились странные приключения, — сказал Миша. – На воздушном шаре он совершал, по всей видимости, кругосветное путешествие.  Но над океаном на его шар села стая перелетных уток. На шаре был нарисован большой портрет этого человека. А поскольку утки после многодневного перелёта были усталыми и голодными, они стали клевать краску, которая оказалась для них почему-то вкусной и питательной. Голодные птицы проклевали несколько дыр в шаре, и он стал терять высоту. Шар рухнул в воду недалеко от нашего судна, и поэтому путешественник был спасён.
 
От пережитого стресса он забыл, откуда родом и как его зовут. Правда, во сне, когда бредит, он кричит: «Зачем я, дурак, учился читать! Зачем я слушал стихи! Короли, все правители, никогда не читайте стихи, они коварнее бандитов! Я король! Верните меня в моё королевство!». Но наступало утро, он просыпался и снова ничего не мог вспомнить. Выздоровел, но не совсем. Физически окреп, соображает нормально, а вот память восстановилась не полностью. Боцман назвал его Борей Падишахом и предложил мыть палубы, чтобы зарабатывать себе на жизнь. Очень многим пришлось потрудиться, чтобы научить Борю Падишаха этой нехитрой работе, но, как видите, матросы добились неплохих результатов. Правда, швабру он часто держит как король скипетр. Может, и вправду где-то был королем. Но, что очень важно, день ото дня настроение его улучшается, улыбка все чаще появляется на его лице. Вчера он сказал матросам: «А знаете, не так уж плохо зарабатывать на жизнь своим трудом. Легче дышится и глупостей меньше делаешь…»

Буквашка и Поэт Пёрышкин переглянулись и улыбнулись. Миша это заметил и, подмигнув друзьям, сказал: «Да, понимаю, какую полезную и интересную работу вы сделали этим летом, какое чудесное путешествие совершили, но впереди у нас много других замечательных дел и приключений, мои умные, талантливые, родные друзья!»