Лечебница для монстров. 6-7

6.
А на этой койке лежит чёрный колдун. «Чёрный» в прямом смысле слова, потому что после ритуального сожжения он напоминает побывавшую в костре головешку. Волосы полностью сгорели, дыхательные пути повредил горячий дым, а тело сплошь покрывают ожоги третьей и четвертой степени. Обычный человек скончался бы на месте, но колдун с его умением влиять на энтропию, продолжал жить. 
И мучиться. 
Потому что ожоговым пациентам не позавидуешь. Их боль не всегда можно унять даже опиоидами, а телесные повреждения, остающиеся после заживления, граничат с уродствами.
Ходили слухи, что живущий у леса одинокий мужик умел оборачиваться в дикого зверя, напускать непогоду, болезни, травить скот и посевы. А ещё – он якобы совокуплялся с бесами, принимавшими вид молодых статных парней. Всё это оказалось невыносимым, и совестливые горожане решили избавиться от позора, по старинному обычаю очистив скверну огнём…
Минуло три часа от начала казни, и толпа уже разошлась, гонимая тяжёлым зловонным дымом. Огонь от недрогнувшей руки палача, погас, и только голодные искры ещё вспыхивали в золе, как будто сожалея, что всё угощение съедено и пора остывать. 
А когда наступила ночь, обугленная груда плоти у столба вдруг зашевелилась…
Казнённого принесли в мою лечебницу два дюжих молодца. Внешне они не были похожи на демонов, но кто их здесь разберёт?
Операции были долгими. Мне пришлось удалить так много некротизированной ткани, что нужно было срочно закрывать чем-то обнажившиеся раны. Классические марлевые повязки с антисептиками быстро высыхали и прилипали, поэтому я искал в комбустиологии новые методы, позволяющие сократить потерю влаги.
Получить подходящую для пересадки кожу оказалось проблемой. И не потому, что в Ином мире перестали  умирать люди или закон запретил использовать трупные органы – тутошние нравы были таковы, что тебя могли среди белого дня ошкурить живьём – просто попавшему в опалу никто не хотел помогать.
Никто, кроме…
И тогда я вспомнил о ксенотрансплантатах, применение которых ущербные умы причислили бы к колдовской мерзости и оборотничеству.   
Из специально обработанных частей животных удавалось получить эффективные биологические повязки, замещающие собственные покровы. Телячья и свиная кожа, перикард коров и лошадей, подслизистая оболочка кишечника свиней, говяжьи сухожилия – всё это шло в дело. Я искал приемлемый вариант соединительнотканного каркаса, создающего для ран влажную среду и ускоряющего регенерацию.
– Здравствуйте, доктор. – Скрипит колдун-головешка.
У него нарушен слух, нет глаз, нет обонятельного эпителия в носу, потому что самого носа тоже нет, – но каким-то образом он узнаёт о моём появлении. С самого начала в несчастного литрами вливаются кровезамещающие растворы, а моча выводится наружу через катетер. Питается он жидкими смесями через желудочный зонд.
– Заживление приносит мне новую прорывную боль. Такую, с которой не справляется морфин… 
Общаться с таким пациентом и даже видеть его – непростое испытание. И самое ужасное, что он остаётся в сознании, несмотря на своё тяжелейшее состояние… «Стоп, эмпатия, стоп!».
– Ещё немного, и можно будет выйти на заключительный этап. Если, конечно, удастся найти аллогенную кожу.
– Никаких «если».
Колдун слегка двигает правой рукой. И в этом немощном жесте столько уверенности и внутренней силы, что я понимаю: донор будет непременно.

7.
Говорят, его создал какой-то врач, швейцарец с еврейской фамилией. Создал несколько веков назад, а исходниками стали части мертвецов – людей и животных, – скреплённые примитивными скобами и шарнирами, доступными в то время.
Задаюсь вопросом: зачем нужно было использовать разные тела? И каким образом гений создателя поборол биологическую несовместимость? Вероятно, у этой странной формы жизни бездействует иммунная система, но тогда непонятно, почему он ещё не сгнил и так долго таскается по земле…
На вечернем обходе заглядываю проведать его.
Шрамированная громадина неподвижно лежит на кровати, похожая на плохо подогнанный трёхмерный пазл. И, кажется, даже не дышит.
Окрасив тон голоса в позитив, спрашиваю:
 – Ну, как ваше здоровье?
– У пустой оболочки нет никакого здоровья. – гудит чудовище. – Моя душа давно не здесь, ведь меня не существует. Я – лишь мясной набор, соединённый в одно, но не единое.
Изначально я думал, что существо не умеет говорить и лишено разумности. Из-за жуткой внешности ему приписывали множество злодеяний, в том числе – и убийство семьи своего создателя.  Однако, за время пребывания в лечебнице, я не столкнулся ни с агрессией, ни с ненавистью. А если закрыть глаза и не смотреть, то может показаться, что беседуешь с мудрецом, которому доступны философичность и цинизм долгой-долгой жизни.
– Вы верите в пристанище душ? А как быть с домом для тела?
– У любой, даже самой жалкой твари, есть логово, в которое оно стремится вернуться. Я же нахожусь в этой комнате только потому, что мне больше некуда идти.   
– Вы рассказывали, что побывали в разных странах, и даже на краю Земли. Так неужели не нашлось места, в котором хотелось бы остаться навсегда?
Существо издаёт то ли протяжный вздох, то ли стон.
– Люди таковы, что априори отторгают и ненавидят тех, кто на них не похож.  Кто-то испытывает откровенный страх, кто-то – жалость. Но и она граничит с брезгливостью или проистекает из приватного комплекса бога. Ведь такими мелкими кажутся собственные несовершенства на фоне грандиозной катастрофы тела и разума… 
Поражённый таким режуще-болезненным откровением, вспоминаю граничащие с убийством экспериментальные операции и апробирование лекарств. Чем же руководствуются мастера самой гуманной профессии, подвергая своих пациентов смертельному риску?
 А чудовище продолжает:
– Так уж повелось, что люди изолируют себя от «не-таких». Их помещают в интернаты, хосписы и дома престарелых. Потому что душевнобольные, уродливые и умирающие не должны портить остальным вкус жизни. И зачастую одного лишь поверхностного взгляда достаточно, чтобы причислить тебя к монстрам, от которых не положено ждать чего-то хорошего и светлого. 
Нервничаю. Пытаюсь защищаться:
– Внешность человека действительно говорит о его склонностях и пороках. Обжору выдаёт избыточное жироотложение, алкоголика – помятое лицо и дрожащие руки, опустившуюся личность – неряшливый внешний вид…
– А я? – Существо разворачивается всем корпусом так быстро, что усиленный каркас медицинской кровати тяжко хрустит. – Что вы скажите обо мне?
Напряжённая тишина наваливается и душит, и я опускаю глаза, чувствуя себя зависшим компьютером. Эта тварь-творение, бессмертное в своём посмертии, кажется, вскрыло мой разум и поселило в нём сомнение и самоедство.
Наконец, выдавливаю из себя:
– Вы – непростой собеседник. И мне, как физиологу...
Глаза чудовища тускнеют, подёргиваются пылью.
– Амбиции врача и стали причиной всех моих страданий. Спокойной ночи, доктор. 
Выхожу из палаты с ощущением, как будто на плечи уселись все голодные лярвы мира.
И давят.