Никогда не разговаривайте с неизвестными 1

черновик

В час небывало жаркого заката,
когда Москва была объята буйною весной,
два с виду неприметных гражданина,
на Патриарших
вели неспешный разговор
между собой.

Один- редактор толстого журнала,
красноречив,
         упитан,
в очках гигантских,
роговой оправы,
лыс и ростом невелик.
Другой - напротив,
молод и вихраст немало,
широк в плечах,
    почтителен и тих.

Вот эти двое,
члены профсоюза,
шли по аллее
вдоль ещё не столь тенистого пруда,
которая по странности,
в тот страшный майский вечер,
была под липами таинственно пуста.

То был не кто иной,
как председатель МАССОЛИТа,
весьма авторитетный Берлиоз М. А.
И спутник с ним,
товарищ Понырев,
почтитель музы.
Известный как поэт Бездомный,
с хорошим русским именем Иван.

По случаю жары в ларьке,
они купили по стаканчику фруктовой.
Напились и уселись тут же на скамейке,
лицом к пруду, спиною к Бронной,
и принялись немедленно икать.

А с Берлиозом вдруг стряслось такое...
И об этом мне необходимо рассказать.

Внезапно сердце литератора
куда-то провалилось,
потом вернулось,
но уже с тупой иглой
и беспричинным ужасом
наполнилось сознание,
с намерением
немедленно бежать от Патриарших.
Тотчас бежать
куда нибудь долой.

«Фу... переутомился»,
— побледнев подумал он.
«Шалит сердечко то»,
— он нервно оглянулся,
утратив весь свой лоск.
«Такого сроду не бывало.
Пожалуй, стоит бросить все  к чёртям
и дёрнуть в Кисловодск».

Тут знойный воздух перед ним сгустился,
и из него возник престранный человек
в картузике жокейском — неимоверно худ,
высок одновременно,
кургузый клетчатый пиджак,
разбитое пенсне...
и закачался над землёй — полупрозрачный.
Прошу заметить:
с глумливым выраженьем на лице.

Но Михаил, наш Александрович, 
по жизни к явлениям такого рода не привык,
зажмурился в сметенном пароксизме
и мысленно изрёк: "Да этого никак не может быть".

А в следующий миг, открыв глаза,
он обнаружил,
всё прекратилось,
марево пропало, и клетчатый исчез.
А с этим и игла тупая из сердца выпала.
Всё кончилось,
как будто вовсе не бывало.
Однако, прыгала еще в глазах его тревога,
и дрожащею рукой, наш Берлиоз
за носовым платком в карман полез.

—Вот чёрт! Ну, надо же, Иван,
со мной сейчас едва не приключился приступ,  натурально!
Какой зловещий знак.
И даже что-то вроде галлюцинации привиделось.
Да так детально... — вздохнул,
— Продолжим, ну-с, и так...

Анти церковная поэма для журнала,
как выяснилось позже,
была предметом разговора.
Её Иван, конечно, сочинил в короткий срок.
Поэма эта как живого изображала 
личность главного героя,
коей был Иисус как понимаете, Христос.
Его он вывел, хоть и отрицательно,
но всё ж весьма подробно.
И этим обстоятельством
Иван удовлетворить редактора никак не мог.

Тут Берлиоз, читая что-то вроде лекции,
явил массив обширных знаний.
Им упомянут был
как Филон Александрийский,
так и Иосиф Флавий.
Никто из них ни о каком Иисусе
ничего не знал и слова не оставил.
Он обратился наконец
к Тацитовым "анналам",
в которых что-то говорилось
о какой-то казни,
но теперь уже доказано,
что было это, мол,
в поддельной поздней вставке,
и не даром он занимал свой пост.
Он был непревзойденный интеллектуал,
короче, мастерски владел материалом.
Он в этих дебрях, там где любой другой свернул бы шею,
чувствовал себя, как птица в небе,
и с воодушивлением продолжал.

— Сын неба и земли,
Египетский Озирис,
И Финикийский бог Фаммуз,
И Вавилонский бог Мардук...
— Уже звенел под липами
высокий тенор Берлиоза.
Он не на шутку распалялся,
всё более входя во вкус.
Иван, тихонечко икая,
внимал ему в недвижной позе.
Ему буквально захватило дух.

Когда же речь пошла о грозном Вицлипуцли,
О божестве высокочтимом некогда,
в далёкой Мексике среди ацтек,
В аллее с тростью
и лихо на ухо заломленом берете,
по виду лет за сорок,
показался первый человек.

В последствии,
когда уже, конечно, было поздно,
в различных сводках
из инстанций...
Уж, где они могли такое накопать?
тот неизвестный
был описан так курьёзно,
так противоречиво,
Что даже и не стоит повторять.

А мы отметим между тем
что ростом был высок
Один глаз чёрен
другой зелёный почему то
рот кривой наискосок
Во рту коронки
слева платина а справа
что тоже примечательно
металл был золотой
Был дорого одет
в костюме серого сукна
и туфли заграничные
  костюму в цвет
Прегладко выбрит
Сам брюнет
И брови чёрные
    причём
одна выше другой
Ну словом был он иностранец
Кто ж ещё?

Он покосился на приятелей
скамейку проходя
и вдруг уселся на соседней
в двух шагах от этой
ничего не говоря
А руки поместив на чёрный набалдашник трости
собачьей головы породы пуделя
слоновой кости
и подбородок на руки облокотя
он с интересом
окинул взглядом те дома
что высоко стояли
пруды квадратом окаймляя

В них
стёкла  верхних этажей
ещё ломали
солнца свет слепящий
бесповоротно, навсегда
от Берлиоза уходящий. 
Тот к незнакомцу пригляделся 
и незнакомец Берлиозу показался немцем.
А окна нижних этажей простившись с яркими лучами,
уже темнели предвечерне
Иван подумал :
         «англичанин
Ишь ты !
И хорошо ему
в перчатках в эту то жару».


— Пойми Иван,
Нет ни одной религии восточной,
в которой бы, как правило,
от девы непорочной
Не произошёл бы Бог.
Так и христиане поступили,
своего Миссию миру предъявив.
Ведь дело то не в том, что был он плох,
или хорош там.
Всё это слишком   мало.
А в том что этого Иисуса
и вовсе не существовало!
Вот это ты и должен отразить.
Ту череду нелепых слухов,
тех вымыслов досужих,
что всё это...
Ну в общем всё это
...не более чем миф,
в которрм правды ни на йоту.
Иван икнул ещё разок,
мучительно и громко, пытаясь наконец унять икоту.

Тут иностранец будто встрепенулся
Поднялся и направился к друзьям
Заговорил с акцентом
а впрочем не коверкая слова
Почти ни разу не запнулся
Вы извините уж пожалуйста меня
Что как не будучи знаком себе я позволяю...
Но ваш предмет беседы настолько интересен что...
Он снял берет
И им осталось только
лишь приподняться и раскланяться в ответ

Он отвратительно
воспринят был Иваном
А Берлиозу всё это ..
Не то чтобы понравилось
но заинтересовало
хоть и не так уж больно
Вы разрешите мне присесть?
Осведомился иностранец
Писатели раздвинулись невольно
Устроился удобно между ними
И вот уже втроём они в полемику вступили

Я не ослышался?
Ответьте
Вы изволили сказать
что Иисуса вовсе не было на свете
Нет не ослышались
ответил Берлиоз учтиво
Да да
я говорил здесь именно об этом
Ах как всё это интересно

А какого чёрта ?
Нахмурился Бездомный
Эффект от встречи следует признать не безусловным
Вы соглашались с вашим
визави?
Осведомился неизвестный
Я понял правильно?
Не  так ли?
Повернувшись в право
теперь лицом  к Ивану натурально
Вот тут поэт любя определённую фактуру
выразился вычурно
и фигурально
Кто? Я?
Конечно на все сто
И растопырил обе пятерни
— О это изумительно
— Воскликнул собеседник
и оглянувшись воровски
Он вдруг понизил голос  свой  немного
— Простите  за навязчивость
но...
я  понял так что вы помимо прочего всего
Ещё не верите и в бога?
Клянусь
Я никому не расскажу
— Он выпучил глаза в комическом испуге
— Да мы не верим в бога
— чуть улыбнувшись  интуристу
ответил Берлиоз
— И вас уверить поспешу
Об этом можно говорить у нас вполне свободно
— Вы атеисты?
— Привизгнул Интурист с восторгом
и откинулся на спинку
— Уж я так просто не уймусь
Да, мы атеисты!
— улыбнулся Берлиоз
А Иван подумал рассердившись
«Вот прицепился,  заграничный гусь!»

Незваный собеседник крякнул в восхищении
— ох какая прелесть
— и завертел от умиления головой
Его попеременно восторгал
своим категоричным видом
то один, а то другой.

Тут Берлиоз дипломатически заметил
— У нас в стране  давно и никого не удивляет атеизм,
и население   сознательно отринуло
все сказки эти
и пережитки старого режима ...
никто не верит в бога.
Для большинства, религия простой анахронизм.
— Тут иностранец отколол такую штуку,
встал и пожал редактору обмякшую  ладонь, 
произнеся при этом
— Позвольте вас благодарить от всей души
мой дорогой!

— За что же вы его благодарите?
— недобро
заморгал  Бездомный
— За  сведение
которое как путешественнику мне 
чрезвычайно интересно  знать.
Вот так!
— И палец указательный многозначительно подняв,
им пояснил загадочный чудак.

Но тут
тревожное раздумье отразилось на его лице
позвольте вас теперь спросить,
А как же быть нам
с доказательствами
божия бытия,
которых как известно
существует ровно пять?
— Увы
— ответил с сожалением  Берлиоз
все эти доказательства не стоят ничего 
И человечеством сданы в архив давным давно
А что же,
ведь вы согласны
что в сфере разума 
тех доказательств
божия бытия...
их просто нет и быть не может?

О  браво браво!
воскликнул иностранец.
Ну право, это мило,
вы повторили в точности
цитату старика Иммануила.
Но вот курьёз,
он начисто разрушил доказательства,
все пять,
Ну а потом 
как будто бы в насмешку
над самим собою,
придумал доказательство своё, 
шестое.


- Редактор тонко улыбнулся
Он был великолепно образован
- Да да я знаю,
Но и у Канта тоже получилось не особо.
Недаром Шиллер говорил
что рассуждения его
годятся только для рабов.
Другие откровенно потешались
Вот Штраус, например, известно - был таков.

В то время как редактор
вел высокоумный разговор,
а сам всё время думал:
«Так чисто говорит по русски.
Кто же он такой?»

Но тут Ивану Николаичу приспичило вступить.
- Эх Взять бы Канта этого,
да за такие доказательства,
и года на три в Соловки.

Иван!
Задушенно сконфузился редактор.
В глазах его читался явственный укор.
Но предложение отправить Канта в Соловки
не только не смутило иностранца,
но даже привело его в восторг.

- Вот именно!
- кричал он возбуждённо.
и левый  глаз его зеленый
что к Берлиозу обращен,
вдруг засверкал как изумруд.
- ему там самое и место!
Я говорил тогда за завтраком ему,
уж воля ваша,
вы профессор 
придумали  такую ерунду...
Оно быть может и красиво и умно
но слишком непонятно
Над вами же начнут смеяться
...Редактор выпучил глаза
«За завтраком...
Иммануилу Канту?..
Чего он тут плетет? »
–Но, иноземец продолжал,
не замечая  изумления Берлиоза
И к поэту обратясь,
–его отправить в Соловки
по той причине невозможно,
что он уж с лишком как сто лет 
в местах гораздо более далёких пребывает,
чем Соловки,
и  уверяю вас друзья 
его извлечь оттуда
никоим образом нельзя !
– А жаль! – поэт задира отозвался сразу.
– Да,
жаль и мне! – добавил неизвестный, сверкая изумрудным глазом.
Но вот какой вопрос меня волнует:
если бога нет,
то, спрашивается,
а кто  вообще повелевает в этом мире ? 
Кто жизнью человека управляет?
Бездомный поспешил
с ответом,
И поспешил скорей напрасно.
– Сам человек и управляет, –хотя вопрос, признаться, был не очень ясный.
Да и ответ звучал не очень лепо.
– Позвольте, – мягко отозвался неизвестный,
– но чтобы управлять,
нам нужно, как-никак,
иметь какой-то точный план,
на сколь-нибудь приличный срок.
Ну лет хотя бы в тысячу,
А как же может управлять,скажите,
тот, кто представления не имеет о процессах на земле?
Тот, кто не может даже поручиться
за завтрашний свой день?
Вот что неясно мне.
И в самом деле,
–  Тут неизвестный повернулся к Берлиозу,
– вообразите, что вы начнете управлять судьбой,
 распоряжаться и другими
и собою,
и всё так ладно, ловко!
Но только вы вошли во вкус, и вдруг у вас такой конфуз —
кхе... кхе... саркома легкого...
– тут иностранец  сладко усмехнулся, сожмурился как кот, и повторил диковинное слово.
- О, да , саркома!

– И вот всё ваше управление
венчается концом!
Ничья судьба вас больше не волнует, кроме вашей.
Родные начинают лгать, в лицо,
вы, чуя нехорошее,
с энтузиазмом  даже,
бросаетесь к врачам ,
затем бежите к шарлатанам,
а бывает, и к гадалкам.
Как первое, второе, так и третье – бессмысленно,
и в общем даже как-то, жалко,
вы сами понимаете.
И все кончается трагически:
тот, кто недавно полагал,
что чем-то управляет,
вдруг оказался в ящике лежащим неподвижно,
поняв, что  от лежащего
нет толку никакого,
его сжигают в печке.
—Как вам такой пример из жизни человечьей?

Бывает и похуже:
Вот только что собрался  кто-то съездить в Кисловодск,
– тут иностранец кинул взгляд на Берлиоза,
– казалось дело пустяковое, 
и вот,
он даже этого свершить не может.
А дело в том, что неизвестно почему, вдруг поскользнулся и  упал под колесо трамвая.
Не уж то скажете что это  сам собой он так управил?
Быть может, правильнее думать,
что с ним управился совсем другой?
И незнакомец засмеялся удивительным смешком.

Рассказ был неприятен,
редактор слушал всё,
и в панике притих
«Нет он не иностранец!
– думал Берлиоз,
— да он престранный тип...
саркома лёгкого, злопредвещающий трамвай,
Позвольте , кто же он такой?  ...
Поди узнай!»