душевно

Андрей Белый "ЖИЗНЬ" (танка)

Над травой мотылёк —
самолётный цветок…
Так и я: в ветер — смерть —
над собой — стебельком —
пролечу мотыльком.

 
(чуть ироническое)


Я слонялся по дорогам
в поисках библейских истин,
чтоб почив, предстать пред Богом
не приспешником коры́сти,
чтобы Он (не дай-то Боже!)
не считал меня тщеславным,
не поймал на выпендрёже,
не назвал лукавым фа́вном…

Чтобы с Ним запанибрата
разбирал я жизни ве́хи, —
попенял бы на зарплату
и ничтожные успехи,
упрекнул бы за небрежность
к причитаниям в молитвах,
пожурил слегка за внешность
и пристрастие к напиткам;

почему в дни возлияний,
так частенько возникавших,
не являлся мне в сияньи,
не целил рукой спасавшей?
А как будто потакал мне
в разгильдяйстве и привычках…
Я сгорал, как на вулкане,
от проблем и тягот личных!

Как Его пригляда свыше
мне, бродяге, не хватало…
Я — не жмот, не хвастунишка,
чтоб разжиться капиталом, –
не блудил я, хоть скитался,
не влезал в карман соседский,
редко ел буте́рик с маслом
без икры — не до эстетства...

Но не только, — однозначно
я скажу за вразумленье, – 
был я склочным и горячим,
смирным стал на удивленье,
всё — Его, Господня, воля
и чуть-чуть житейской правды.
А издержки алкоголя —
из-за лживой пропаганды.

Свищут чушь, как в сякуха́ти
йогачары в полудрёме, –
шарим зло в соседней хате,
а оно сховалось в доме…
Длится вечность этот ступор,
оклема́емся ль? — не знаю...
Тут бессилен даже рупор, –
тыщу лет скользим по краю.

Я б сказал Ему при встрече:
подсоби, мол, — жалко братьев,
разъясни по-человечьи,
где сместилось восприятье;
может бесы одолели? —
развелось их ныне тьмуща,
Ты же вроде в самом деле
Слово Истины реку́щий?

Щедрой милостью Всевышней
я не стал головорезом.
Помогал зада́ром ближним,
хоть ругали те "балбесом"…
Хоть петлял среди развилок,
обещаний не нарушил, –
нет для кары предпосылок.
От души!
                Душевно…
                В душу.





Картинка — иллюстрация к драматической комедии Теодора Мелфи
«Святой Винсент» («St. Vincent») 2014 года,
в главной роли — американский актёр и комик Билл Мюррей.

Библейская истина — понятие определяющее истину как божественную и незыблемую реальность. По Библии, Бог является источником истинного знания и мудрости, и Его слово наделяется совершенной точностью и надёжностью. Библия сама является источником истины. Она представляет собой испытанного и добросовестного проводника по вере и моральным принципам, которым мы должны следовать всю свою жизнь, а не только тогда, когда это отвечает нашим мирским интересам. Жить истиной — это быть светом миру и отражать черты, которые присущи Творцу: верность, любовь, милосердие и праведность.

* фавн (латин. faunus) — в римской мифологии лесной полубог, соответствующий сатиру в древнегреческой мифологии
** бутерик (простореч.) — бутерброд
*** сякухати — продольная бамбуковая флейта, пришедшая в Японию из Китая, использовавшаяся для медитативной монашеской практики.
**** йогачары — последователи одной из школ буддизма, особенно широко распространённого в Китае, Японии, Монголии и Тибете.
***** рекущий — говорящий; от древнеславянского "реце" говорить. К примеру: Жрец (образ буквицы "Ж" – «жизнь», "реце" – «говорить»), т.е. "жизньрекущий", — священнослужитель, который говорит о правильном поведении в жизни, т.е. как бы священник-наставник. 

Post scriptum:
Смеяться ведь лучше, чем плакать.
Особенно, если и то, и другое бесполезно.
(Эрих Мария Ремарк)

Евгений Евтушенко "Волчий суд"

Однажды три волка по правилам волчьего то́лка
на общем собранье судили четвёртого волка
за то, что задрал он, мальчишка, без их позволенья
и к ним приволок, увязая в сугробах, оленя.
Олень был бы сладок, но их самолюбье задело,
что кто-то из стаи один совершил это дело.
Для стаи, где зависть — как будто бы шерсть на загривках густая,
всегда оскорбленье — победа без помощи стаи.
У главного волка, — матёрого хама, паха́на,
угрюмая злоба морщинами лоб пропахала.
Забыв, что олень был для стаи нежданный подарок,
он вдруг возмутился, — ханжа, климактерик, подагрик.
Талантливый хищник, — удачи чужой он не вынес.
Взрычал прокурорски, играя в святую невинность.
Волчишка второй — трусоватый холодненький Яго
старался всегда показать, что он волк-дворянин — не дворняга,
с надменным лицом шелудивого аристократа
он скорбно взирал на заблудшего младшего брата.
Но по́ носу было, — такому нюху́чему, ясно,
что как ни брезглив он, а хочется – хочется! – мяса.
А третий волчишка поту́пился, ёжился зябко:
не волк, а телёнок, — безвольный анта́бусник, тряпка.
Боялся он первого волка, второго он тоже боялся.
Четвёртого волка обидеть боялся, и мялся, и мялся...
и мир сохранить бы хотелось, и косточку тоже,
и до́рог товарищ, а всё-таки стая дороже.
   
Пахан прорычал: "Этот волк — не из волчьего теста.
Он делал карьеру, предателям в стае не место", –
его паханята боялись дойти до рычанья
и грустно кивнули они в благородном молчанье.
А волк-подсудимый, не веря себе, растерялся,
хотел он завыть: "Дураки! Я для вас же старался!"
Забыл он, что в стае над чувствами только смеются.
Подарки волкам  неотмщёнными не остаются, —
с волка́ми ты жил, выл по-волчьи, теперь не взыщи ты!
На волчьем суде никогда не бывает защиты.
Побрёл он по снегу огням отдалённым навстречу,
совсем одинок  и по-волчьи, и  по́-человечьи.
Где был тот олень, там земля чуть дымилась, пустая:
добычу стянула  уже конкурирующая стая.
И волк усмехнулся над судьями: "Так им и надо.
Что стая волков? Лишь презренное тёмное стадо.
Как всё это тупо,  как всё это мерзко и глупо:
паханство и рабство, и все эти группочки... группы...
Они похваляются тем, что свобода их — льгота,
но в стае любой есть всегда полицейское что-то".

Волк шёл на огни, где дымы́ над домами кружили:
"Свои — загрызут. Пусть уж лучше пристрелят чужие"…