Конец октября, 2

Дул, как всегда октябрь ветрами,
            как дуют при капитализме…
            Маяковский

Реставрация осени после морозной недели.
Неприкрытая, дроглая воля приречных озёр.
На каштанах, на клёнах шатры да венцы уцелели.
Тополя королями глядят, шелестят: одолели.
Сапоги, башмаки топчут почвенный чёрный позор.

В небе утреннем — в мутной, холодной, вороньей похлёбке — 
Раззудившейся кистью помешивает кашевар —
Ветер западный. Молча косясь на потоки да пробки,
Строем высятся, парень, твои одногодки-коробки.
Скоропортящийся поставляет нам север товар,

Быстрорушащийся… Молодецки вздуваются полы
Старой куртки защитного цвета — зовут: ветрохват.
Еле тёплой водицею студят больницы да школы.
Лезут ночью в жилище чужие ученья, расколы.
Разлетается по ветру рваный да топтанный плат.

Пахнут супом да местом отхожим да спиртом — больницы.
Школы — краской да потом, да тем безымянным, сырым,
Чем, случается, лет через двадцать набухнут глазницы,
И в окошках запрыгают — не сосчитаешь – синицы,
И от действия пятого вдруг да потянет вторым.

Реставрация осени — гиблое дело, гнилое,
Только, знаешь, столетья на гиблом стоят, на гнилом,
А ещё — для иных водяных и болото – жилое,
Лапа пращура может в любом отпечататься слое.
Что за звери живут, где лежит временной бурелом?

Эти звери — обмолвишься «изверги» — будет вернее,
Это мы с тобой, парень, пока еще юный Кащей.
Никогда не расскажут об этом житье-ахинее
Летописца столбцы, того менее Четьи-Минеи,
Разве список забытых, забвенных существ и вещей.

Реставрируя осень, гуляют над городом хляби,
Слезоточат сердечки, журчит переводный Верлен,
А пещерный жилец, возмечтав среди ночи о бабе,
Обретает язык; строго крестят озёрные ряби
Дикаря-горожанина: встанет с колен опале’н.

Подыми же стакан за короткие дни октябрёвы,
Их осталось не более трёх, подыми, опрокинь.
Рты суровы, и в отсвете нового скулы багровы.
Рваны-топтаны, по ветру, хлопая, мчатся покровы,
Липнут, клочьями виснут по стенам незримых твердынь.

В неразвеянном и невозделанном синем тумане,
Посмотри, восстают или попросту мнятся врата,
Из которых — Оно! Твердь горит, раздираются ткани.
Ближе глазом свети: разбегается рана по ране…
Не от этого мира ты, стало быть, в нём сирота, –

Подыми же стакан за тревожные дни октябрёвы,
Их осталось не более двух, подыми же второй.
Восстают или мнятся врата, раздвигают засовы.
Ветер западный рёвом терзает трёхлетнего рёвы
Слух — и старцу грозится разверстой землёю сырой

И погодой сырой: ломит-крутит колени да плечи.
Подыми же стакан за него: он остался один.
Ветер западный не прерывает с полуночи речи.
Душу держит умеючи давшая многие течи
Плоть Кащеева, ждёт реставрации старых руин.

Ноябрь 1998