Синьор Иосиф и его сбывшаяся мечта

Хотя бесчувственному телу
равно повсюду истлевать,
лишенное родимой глины,
оно в аллювии долины
ломбардской гнить не прочь

И. А. Бродский

Выскажем несколько мыслей относительно авторства известного стихотворения Стансы Васильевскому острову («Ни страны, ни погоста»), безосновательно, по нашему убеждению, приписываемого Иосифу Бродскому, лауреату Нобелевской премии по литературе.

Е. В., А. Д.

Ни страны, ни погоста
не хочу выбирать.
На Васильевский остров
я приду умирать.
Твой фасад темно-синий
я впотьмах не найду.
между выцветших линий
на асфальт упаду.

И душа, неустанно
поспешая во тьму,
промелькнет над мостами
в петроградском дыму.
И апрельская морось,
над затылком снежок,
и услышу я голос:
— До свиданья, дружок.

И увижу две жизни
далеко за рекой,
к равнодушной отчизне
прижимаясь щекой.
— Словно девочки-сестры
из непрожитых лет,
выбегая на остров,
машут мальчику вслед.

1962

Стихотворение это, исходя из его смысла, эмигрантского происхождения. Написано оно зрелым или даже пожилым человеком, талантливым поэтом.

«Ни страны, ни погоста
не хочу выбирать»

Те из читателей, кто жил в Советском Союзе, понимают всю бессмысленность этих строк. Даже если бы поэт скончался в 1962 году, предварительно составив завещание, в котором строжайше приказывал родственникам похоронить его не то, чтобы в Нью-Йорке или Париже, а хотя бы в болгарской Варне, то и в этом случае последняя воля усопшего — пересечь в гробу государственную границу СССР — сбыться никоим образом не могла. Человек же, имевший возможность свободного передвижения из страны в страну, довольно поскитавшийся по свету в поисках лучшей доли, но неустанно тоскующий по родине, вполне мог такое написать.

«На Васильевский остров
я приду умирать»

Иосиф Александрович никогда не жил на Васильевском острове, и ни о каких, хоть сколько-нибудь значимых событиях жизни связанных у него с этим районом современного Петербурга, его биографы сообщить нам не могут. Видимо, оттого, что никаких «святых мест» Бродского на Васильевском острове попросту не существует.
 
«И душа, неустанно
поспешая во тьму»

А куда ещё, спросим мы себя, суждено «поспешать» душе несчастного странника, изменившего самому дорогому, что может быть в жизни русского человека,  —  своей Родине. В этих строках мы чувствуем горькое осознание автором этого непреложного факта.

«Промелькнет над мостами
в петроградском дыму»

Будущий создатель этого замечательного стихотворения уезжал из России в ту пору её истории (1914—1924) когда город на Неве назывался Петроградом. Именно поэтому «дым отечества» у него ПЕТРОГРАДСКИЙ, а не петербургский или ленинградский, что, в последнем случае, было бы естественным для ленинградца Бродского.

«И увижу две жизни
далеко за рекой»

В 1962 году на земном счету двадцатидвухлетнего Иосифа Бродского никакие «две жизни» не значились. У подлинного же автора в указанное им время именно и должно было быть две жизни: одна в России — другая на чужбине.

Самое же главное, по нашему мнению, что делает авторство Бродского невозможным, это его хорошо известная природная ненависть и презрение к России, её истории и культуре.

А чтобы написать стихотворение такой пронзительной ностальгической силы и берущего за душу лиризма, необходимо питать к своей стране совсем иные чувства.

Стихотворение это было впервые опубликовано в сборнике: Иосиф Бродский — «Стихотворения и поэмы», в издательстве Inter-Language Literary Associates, в США в 1965 году.

Но незадолго до выхода книги, в письме к редактору американского альманаха «Воздушные пути» Роману Гринбергу Бродский выступил с протестом против издания своих произведений на Западе: «Делаю это по многим причинам. Главные среди них:
1) отсутствие всякой гарантии того, что в Ваших руках находятся подлинно мои произведения...»

На первых порах, как мы видим, Иосиф Александрович пытался сопротивляться приписыванию своему имени (в целях его медийной раскрутки) чужих стихов. Но только до тех пор, пока не убедился, что эти стихи намного лучше его собственных.

Теперь ознакомим читателя с действительным желанием Иосифа Бродского относительно места своего упокоения, недвусмысленно выраженного им в автобиографическом эссе «Набережная неисцелимых» (Fondamenta degli incurabili):

 «И я поклялся, что если смогу выбраться из родной империи,
то первым делом поеду в Венецию, сниму комнату на
первом этаже какого-нибудь палаццо, чтобы волны
от проходящих лодок плескали в окно, напишу пару элегий,
туша сигареты о сырой каменный пол, буду кашлять
и пить и на исходе денег вместо билета на поезд куплю
маленький браунинг и, не сходя с места, вышибу себе мозги,
не сумев умереть в Венеции от естественных причин».

Прах Иосифа Бродского покоится на кладбище Сан-Микеле в Венеции