идти

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
За стеною
широкая терпкая солёная степь,
где ни дождя, ни ветра… ни птицы, ни зверя.
Отмеренной бесслёзной солью
падала каждая потеря
и сердце живое моё разъедала,
как солончак — чернозёмную степь…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 
(Анна Радлова "Крепче гор…")


 
Желать дойти... Исхожены пути
и ноги сса́жены... изодраны одежды,
а слабый лучик призрачной надежды, 
как знак спасения, уже ли долетит?
Но Он идёт, — истерзанный, больной
до скрытой в бытие всегдашней сути:
пока не обозлились — живы будем!
Чтоб солнце не померкло над землёй.

Да, солнце не померкнет... и во тьме,
пугающей, как марь, зловещей жутью,
Он выбирает направленье на распутье
и метит му́кой каждый километр.
Там — на пути — селенья, города
и — в отдаленьи — спо́лохи зарницы,
суров Закон: нельзя остановиться, –
соль правды не даётся без труда.

Незло́бия не достигают без усилий,
и стыдно жить под неусыпным игом лжи,
но тем отраднее священным дорожить, –
взрослея... Воскресая с каждой милей.
Мир создавая, наш Творец дышал,
посеребрив его безбрежностью ковыльной, –
когда расправлены Души летящей крылья,
то твёрже и отважней каждый шаг!

И Он найдёт неоспоримую бесценность,
искатель Истины — отважный пилигрим,
и мы соперничать и драться прекратим,
и станем возрождаться постепенно, –
и, словно дети добросовестных Отцов,
приученные ими к послушанью,
объединим все страны полушарий
одним воззванием:
"Да здравствует ЛЮБОВЬ!"




Post scriptum:
Мигель Эрнандес "Полёт" (перевод Юнны Мориц)

Существо, от желаний светлое, мечется, мечется, мечется —
хочет вырваться, чтобы свобода стала гнездом над мерзостью,
хочет забыть наручники, вросшие в человечество.
Существу не хватило перьев: оно утыкано дерзостью.

Иногда оно возносилось так высоко над сущим,
что небо сверкало на коже, а птицы — внизу и рядом.
Душа, однажды смешавшаяся с жаворонком поющим
и потом упавшая градом в ад, пропитанный смрадом.

Ты знаешь теперь наверно, что жизни других — это плиты:
живьем замуруют! Остроги — проглотят, как тварь, потроша́!
Вперёд, через груды и толпы тех, кто с решётками слиты.
Даже из клетки, где сыты, рвитесь, и кровь, и душа.

Смешное жалкое платье, моя оболочка бренная.
Жрущая и вдыхающая огонь, пустая труба.
Изъеденный меч, затасканный от вечного употребления.
Тело, в тюрьме которого разворачивается судьба.

Ты не взлетишь. Ты не можешь летать, никчёмное тело,
блуждающее в галереях, где воздух меня сковал.
Льнущее к небу тело, которому дно надоело,
ты не взлетишь. Всё так же мрачен и пуст провал.

Руки — не крылья. Руки — может быть, два отростка,
предназначенные для неба, для зелёного моря листьев.
Кровь тоскует от одиночества, ударяется в сердце жёстко.
Мы печальны от заблуждений, предрассудков и лживых истин.

Каждый город,
спешащий, спящий, обдаёт немотой казематов,
тишиной сновидений, которые ливнем огненным канут в жижи́цу.
Всё охрипло от невозможности улететь из этого ада!
Человек лежит, как раздавленный.
Небо высится.
Воздух движется.