Бродскому 2

Дорогой Иосиф Александрович!

Что - там?!.

Ночь упала на лампаду темной

скатертью,

и евреи, и марксисты,

и еретики -

одинаково

                размазаны   по

паперти:

нотюрморт

сюрреализма

и патетики.

Современность мало

жалует

высокое,

к сожалению,

и жизнь сама измучилась.

Вот поэзия! -

и нравственность,      и око,

и мораль,

и правда,

искренность -

                уключина, -

растрезвонила 

                по  лирам и

и по  лирикам

совершенство

                истин   

без  смешной  истерики,

я  бы  счел ее натужной

арфой  мирика,

если б

не было Китая и Америки,

и других державных,

мощных, основательных,

тех,

которые и чтут,

и преклоняются

перед

              Музами и

рифмами ,

касательно

которых   

все  отчаянно   равняется.

Осень - ощущение отчаянья.

Боль расходится

безропотно,  безропотно,

как скороговоркою печальною

слышу

удивление

                раскованно.

Избаловано мое

                уединение

не  деньгами

и  не славою  известною,

но гармоникой -

                литавры и наследие -

одинаково

                заселены  на местности.

Дорогой  Иосиф  Александрович!

Шутки в сторону.

В  письмо вбиваю 

буквами

предложения в абзац,

как  старый завуч,

разливаясь

                по  щекам  -

да! да! -

опухЛЫми

кваказябрами,

                овалами

поэтики -

сюр  :

потаенное  откроется  из  донного,

потому что,

потому что

в соре  этики

мало   здесь

по-настоящему   искомого.

Существительное 

в  здешнем

не приложено,

прилагаетельное

в здешнем

существиТЕЛЬНЕЙ,

чем ботаника

по памяти  остожная,

и  must  doing,   и must doing

 осторожно.

Осторожно!

Осторожно!

Настороженно! -

ночь  разбилась о лампаду

мелким бисером,

я  по

комнате  блуждал

[архи]восторженно,

перепутывая

внутреннее  с

Питером.

"Кол...,

Виб...,

Снаб...,

Голь...,

Кеб...,

Аб..." -

не заканчивал слова,

молчал  в  фрамугу,

жег искусное искусство,

был растерян.

За окном шел дождь,

а мне казалось -

вьюга.

Я   с  ума сошел.

И  выкинул  свой телик.

Пешеход внизу

отчаянно 

горланил,

чуть

придавленный 

пластмассовым  экраном,

я 

искал  себя

в  мильоне   сотней

спален,

оставаясь

в  1-комнатной квартире

постоянно.

Эйфория!

Путешествие  к  Эолу!

Соль земли.

Сгущенье красок.

Мир -  изящен.

Я садился на предлинную

гондолу,

и -

"вперед!

Сейчас   к успеху 

"замонстрячим"  ! "

Я  бежал парадной

к  темным  переулкам,

чтобы  быть нужней 

на  улице,

чем  дома,

я  испытывал  нужник

в  сквозных  проулках,

где  мне

было  совершенно  невесомо.

. .....

.....

...
Неок.

23г