в оранжевых тонах

Пожар!
О, осень, пожалей,
не так пали́!
Не так пылай, не так алей,
не так гори!
Листвы монетками бренча,
дари, меняй!
Любовью сердца невзначай
не опаляй!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
(Татьяна Ровицкая)


 
На подоконнике холёная сорока
трещит о том,
что осень на дворе…
Природа,
словно муха в янтаре,
застыла до положенного срока, –
деревья собрали́сь на карнавал,
в шикарные одевшись кружева,
их расписной
оранжевый фрактал
мани́т очарованьем волшебства.

Как будто музыка звенела издале́че
и навевала
беспричинную тоску, —
метнулась мысль невольная к виску
далёким отголоском летней встречи,
тотальной невезухой в столото́…
Стращают фа́тумом осенние потери, –
надев оранжевое лёгкое пальто,
иду на моцион
в знакомый скверик.

Бреду́,
шурша буреющей листвой,
усыпавшей пустынные дорожки…
Играет музыка — уже не понарошку
у итальянской пе́рголы большой, –
там, у скамьи
под гроздьями рябины,
одетый в шарф оранжевый, — как франт,
похожий на актёра Джеймса Дина
играет блюз
студентик-музыкант.

Пред ним старушка, божий одуванчик,
опёрлась на прогулочную трость, –
и сцена эта,
бередящая до слёз,
поодаль — с псом гуляющий собачник
такой прилив эмоций навлекли,
что я застыла,
нежностью согрета…
А в небесах
молились журавли
о жарких днях оранжевого лета.




Post scriptum:

Отмотай-ка жизнь мою назад
и ещё назад:
вот иду я пьяный через сад,
осень... листопад.

Вот иду я: девушка с веслом
слева... а с ядром —
справа, время встало и стоит,
а листва летит.

Все аттракционы на замке,
никого вокруг,
только слышен где-то вдалеке
репродуктор... друг.

Что поёт он, чёрт его поймет,
что и пел всегда:
что любовь пройдет, и жизнь пройдет,
пролетят года.

Я сюда глубоким стариком
не́когда вернусь,
погляжу на небо... а потом
по листве пройдусь.

Что любовь пройдет, и жизнь пройдет,
вяло подпою,
ни о ком не вспомню, — старый чёрт
бездны на краю…


(Борис Рыжий. 2000 год)