Иван

Не вдруг, не сразу и ни просто так
пришла империя к семнадцатому году:
Ордынский хан Узбек вручил ясак
Ивану, но платить  пришлось  народу…

До наших дней ещё не удалось
избавиться от непосильной дани,
чтоб на Руси по красному жилось
Тимошке  угличскому и тверскому Ване…

И  в избах тараканы на аркане
ворованные с поля  колоски,
с горчинкой  мёда дикого в  стакане
единственное средство от  тоски.

Но от нашествий внешнего врага
прививку получили: в нашем тигле
расплавились  ливонские рога,
кривые сабли от иного   ига…

Истоки нашего особого пути
не в том ,  что  слишком велики  просторы,
не в том, что неприступны наши горы,
и по медвежьим тропам не пройти.

Не в том , что слишком длинная зима,
бескрайние засыпала дороги,
враги отсюда не уносят ноги
не потому,  что косит их чума.

Мы  защищаем запад и восток,
И быстро учимся у тех и этих …
 История рассудит нас и Бог,
мы только перед ним одним в ответе…

Пусть хмурят брови, напрягая лбы,
и в тёмной комнате напрасно кошку ищут
и манускриптов тысячи напишут,
кивая на зигзаги  злой судьбы.

Для нас загадок нет -  секрет  души,
не тайна за печатями ,  на дубе
висит пустой сундук в лесной глуши…
и с нами вечно все, кого мы любим.

Нас если покорят , то изнутри,
хотя и знаем мы раздорам цену,
а всё одни князья другим на смену
впиваются в кадык на раз, два , три.

Но если даже в самом страшном сне,
сие, когда-нибудь,  и где-нибудь случится,
народ с землёй своей не разлучиться,
не может он существовать во вне…

Мы тут поднаторели, знает власть,
что стоит её прогнуться и споткнуться,
народ  предать и даже пошатнуться
подняться здесь ей больше не дадут.

Мы  знаем кто придёт на смену серым…
И помним каждым нашим позвонком,
что будет если низко бьют челом,
в кровь разбивая лбы не зная меры.

Не вдруг , не сразу и не просто так
нас в девяносто первом обманули
и развалили без единой пули
не потому , что наш народ простак…

Но русский  дух  опять за каждым чумом,
встаёт над каждой саклей, как рассвет,
и витязи,  стоят  за каждым срубом
затем, чтоб  умирать , как Пересвет.
                -
Не в добрый час привёл его Создатель
разбросанные камни собирать :
пришёл земли российской собиратель
туда, где восставал на брата брат.

Ясак получен князем не случайно,
против своих привёл чужих солдат,
скупил , что мог и дань  платил исправно,
был бережлив, расчётлив , вороват.

Но всё – таки во дни его княженья,
стеной дубовой кремль был обнесён,
из камня храм построен , на служенье
митрополит известный приглашён.

И сорок лет княжения не знали
вторжения татарских войск на Русь,
владенья неизменно  прирастали
но гложут до сих пор и боль, и грусть

и стыд за то, что волю потеряли
во дни его, и что свершений груз
всегда лежал на бедных и безвестных,
а им и слов не доставалось лестных…

Тугой кошель  носил на кушаке
великий князь, и подавая нищим
опустошал его на толковище,
но были княжества в надёжном кулаке.

Глаголет грамота из ветхой бересты,
что был Великий Первый Князь всея Руси,
носивший  прозвище  Ивана Калиты
прославлен , как «основы заложивший».               
                -
 Иван Второй народом прозван красным,               
не долго княжил был красив лицом,               
 природа отдыхавшая на нем       
от Калиты (он был его отцом)          

на сыне князя Дмитрии Донском
остановила  пристальный и ясный,
а может быть и вещий взгляд…
Ивана можно записать навряд

в число его сородичей великих -
надёжный  брат  и любящий отец
властителем был слабым и безликим,
и приняв схиму умер , как чернец.

У нас тут « каждый суслик агроном»,
мы ценим всё , что на войне добыто,
а то,  что миролюбием забыто,
или заснуло богатырским сном.

В нелёгкий час князь, собирая жито,
и зерна отделяя  от плевел
хотел,  чтобы  «не впроголодь, а сыто»
холопы жили , делал , как умел…

навстречу татям выставил дозоры,
росли при нём крестьянские дворы,
 и те монеты были там   отлиты
на коих всадник  и  копьём убитый

 у конских ног лежал  гигантский змей.
А умиротворённые татары
не угоняли тучные отары,
как перекати поле суховей …

Свирепствовала язва моровая
с купцами проникавшая в Москву,
 он  вотчины,  заслоны выставляя
хранил , водил дружину на Литву

от Ольгерда  вассалов защищая,
ордынцам нет сказал, когда делить
Мамант – Хожа пришёл и не пустить,
сумел его войска в  пределы края,

а это тяжелей , чем разрубить
гордиев узел и леса валить  -
дров   можно наломать , мосты сжигая…
А он  не жечь хотел , а наводить.

Была его смиренность нарочита,
хан Бердибек  ему ясак отдал
бояр он слушал и митрополита ,
мирил князей и распри упреждал

Не знаю, что прошло сквозь это сито –
пустая , может быть,  была руда,
не мне судить, но из того корыта
с водою князь не выплеснул дитя.
                -
Прошло сто лет , великие деянья
Ивана Третьего  вошли как в масло нож -
в свободном поле колосилась рожь
с его руки.  Когда б не злодеянья

от коих до сих пор у многих дрожь...
Никто иной, а он подвёл черту
под игом иноземным, и мечту
в явь воплотил, и многовековую

усобицу прервал , под власть свою
привёл князей ватагу остальную,
и их привёл к стоянью на Угре,
хотя и говорят в его игре

и там своекорыстных было пятен
нимало, и когда бы не «замятня
великая» в слабеющей Орде,
Бог весть на коем умер бы одре.

Но как бы ни было , а он отверг ясак,
и сын его не дал попасть в просак
дружине русской , пусть и вопреки
отцовским колебаньям у реки.

Ввёл Юрьев день, крестьян закабаляя -
чужое иго заменил своим
своё же своевластье защищая
и уйму бед принёс своим родным.

В темнице мрачной уморил с детьми
родного брата , а потом и внука
не только тесный круг его семьи
постиг сию кровавую науку…

Нам всем она ни мало обошлась,
и о неё не раз споткнулась власть,
и нашими чубами заплатила
за вырванное в Новгороде било.
                -
Иван Четвёртый ( по Карамзину)
в народе получил прозванье Грозный,
грешил неистово и признавал вину
и каялся, и вновь грешил безбожно.

Судачили, что погубил жену,
наследника убил неосторожно…
Не подтвердить  такое  невозможно,
не отрицать. Великую страну

оставил  -  больше остальной Европы,
земли российской первый русский царь,
«урочные лета», когда холопы
бояр  не могут оставлять, как встарь…

Опричнину , которой ужаснулся
в конце его пути земного сам,
и страх способный пересилить срам
и от которых сам же отшатнулся…

Любой  иной земли государи
суда и караваны  направляли
к нему , а смуты  зрели изнутри
и в бочки с мёдом дёгтя добавляли.
                -
Народа голос — это Божий глас,
а посему мы альфа и омега
нас испокон здесь , как зимою снега,
а князь любой тут, как халиф на час.

 Мы третий Рим  и красная Москва,
 не им , а нам она принадлежала,
 но почему-то до сих пор нимало
Иванов, здесь не помнящих родства…