Уважаемому господину Гёте

Аристотель, античный мудрец,
Из гранита непостижимого пером писчим высек
Непреложный канон для любого творца:
Он словам и образам повелел обращаться громовыми раскатами и всплесками грозовых штормов,
Осеняющими непредвиденным заревом молнии
Небо
Даже самое темное,
Даже огоньков звезд и светил лишенное;
Возвращающими первозданные звуки в пустынный край,
Где платоновский мелос, сплетение слова, ритма и гармонии,
Иссяк, будучи осушенным.
И имеется в старом, как мир земной, предании,
Пересказанном мастером Гете,
Строчку за строчкой пронизывающая,
Расцветающая в последнем движении разума мысль,
Отвечающая неизменному правилу.
И пускай человек сам себя заключил в темницу,
Сторонясь и пугаясь света,
В душный гроб, в тесную клетку,
Где сквозь всякую щелку, скважину, выбоину, выемку
Сочится бездонный мрак,
Эта мысль,
Озаряющая небеса и заставляющая провалы земли содрогнуться,
Прорывается сквозь каждую запертую дверь,
Выламывая замки и сокрушая непоколебимые стены,
И провозглашает она,
Подобно монументальному, вечному, всеобъемлющему возгласу "Аллилуйя!",
Сладкозвучный гимн, несокрушимую и неизменную древнюю истину:
"Смерти нет!"