Пять строф 21 века

Пушкинский день

Пушкин. Стихи еле видно в рекламе,
каждая строчка керамики бег,
мне б бутыли довести хоть на ламе,
рушит поэзию вспыльчивый век.

Не прочитать, иль почти невозможно,
вновь от рекламы слетают стихи.
Их с телефона читать очень сложно,
строчки рекламы быстры и лихи.

Пушкин задумчив в своем постаменте,
тихо, спокойно взирает на мир.
Рядом читают на память, что можно,
в душах людей много пушкинских лир.

Звуки романсов пронзают пространство.
Громко звучит и заученный текст,
Только немного звучит романс странно,
слышится в звуках забытый уж век.

Вновь пролистала стихи сквозь рекламу,
«Тучи» немного читаются вслух,
кончен концерт, и прочитаны главы.
Я промолчала. Ведущий был глух.

Славутич

Прошу не забыть санаторий,
который приветливо встретит,
легко путь к здоровью проторит,
Славутич в историю метит.

В какую историю спросишь?
Пройдите 'Озон' и 'Вихри',
и сразу лет двадцать ты сбросишь,
в массажном лишь кресле не спите.

Еще я хочу вам заметить:
в столовой все бело, все классно.
Бассейны нельзя не отметить:
они все по высшему классу.

Ох, как не отметить дорожки
из мягкого, чистого камня,
бег сумок по ним словно дрожки
выводят прощальные гаммы.

А небо опять изменилось,
и тучки темнеют угрюмо,
еще чуть, ну чуть - прояснилось.
Поднять за Славутич всем рюмки!

Алушта

Гористо-прелестные виды,
как будто дендрарий на воле.
Кто здесь кипарисы не видел,
Иль чайку над морем на волнах.

Над морем - огромное небо,
и Алуште - волшебное море,
и кто только здесь уже не был,
но каждый вдаль моря и сморит.

Здесь словно иное созвездье
домов, что сбегают по кручам.
Любые людские поездки
Всегда по Алуште всех круче.

Пленительно, вольно, волшебно,
чудесно в Алуште весной.
Цветы распускаются щедро,
и горы встают стороной.

Гористо-прелестные виды,
как будто дендрарий на воле.
Кто здесь кипарисы не видел,
Иль чайку над морем на волнах.

Прогулка

Ясный день, мороз и солнце
открывают в зиму дверь.
На пруду из льдинок кольца,
на земле листва теперь.

Рубят сосны лесорубы,
чистят лес перед зимой,
и стволы лежат как трубы,
лесорубом холод – зной.

Песики бегут в одежках,
лапки дергают слегка.
Псы идут спокойно стежкой,
им тепло наверняка.

Детки спят в своих колясках,
и не слышно детский плач,
воздух чист, мороза пляски
не разбудят за калач.

По лесу идут, гуляют
все, кому еще не лень.
Белки к соснам убегают,
а под снегом дремлет пень.

Гусли

Гусли, Новгород, дорога,
древних изб блестят пороги,
здесь Садко наверняка
гнал телегу, лошадь, ноги.

С кем он дрался и за что,
где летал звон колоколен?
Бересту читал почто? 
Был судьбой своей доволен.

Крепкий парень был Садко,
сквозь века прошли и гусли.
Не пробил тот щит никто,
о нем шли сказанья устно.

Царь морской его топил,
танцевал под гусли долго.
А Садко воды отпил,
и купцом стал ненадолго.

Древних стен белеют своды
сквозь века и непогоды,
в теплый день или зимой.
 Осень встретили с тобой.

Чувство

Чувство управляет человеком,
этикет скандалит, но внутри.
Вот идет красавец, быть бы веку,
он проходит рядом: раз, два, три.

Чувствую идет с душой на вылет,
он готов был трепетно любить,
но судей людских он не осилит.
Слухи. Разговоры. Все забыть.

Так проходят трепетно недели,
он пройдет, не дрогнет даже бровь.
Явно, что давно мы не любили,
очень мы боимся чувства новь.

Но внезапно чувства встрепенулись,
отскочили импульсы волны,
словно юность к нам опять вернулась,
сердце билось рыбкой без воды.

Волга встрепенулась чистой гладью,
словно кожа тянет за собой,
как ту кожу хочется погладить!
Нет, красавец! Чувствам всем отбой!

Дождь и грачи

Стекают капли с сосен, замолкая
на окончанье веток и ствола.
А дождь идет, питье земле давая.
Но птицы не щебечут, есть дела.

А за окном одни грачи летают,
вытаскивая мусор весь на свет.
Грачи людей прекрасно понимают,
они всегда здесь были. Люди – нет.

И только зелень распускает косы,
листочки развернулись под дождем.
Еще чуть-чуть начнутся здесь покосы,
а мы тепла и солнца подождем.

Один лишь дождь отчаянно струится.
Привыкли к интернету, нет сети,
так можно одиночества добиться.
И солнышку не скажешь: «посвети».

Порой из критики и ярого молчанья,
соседи вдруг становятся враги.
А за окном одни грачи кричали,
но ты свой мир и в дождь побереги.

Игуменка

Игуменка, дендрарий, Волга,
пансионат среди полей,
что поймою зовутся, полно,
водичку местную налей.

От нее польза для желудка,
или привет от докторов.
Среди истории голубка
с грачом гуляет средь котов.

Прекрасно мирное соседство,
животный мир среди листвы,
здесь лечат все, и даже сердце
забьется лучше в день весны.

И легкие вздохнут свободно,
расправив крылья. Воздух – плен.
А ингаляция упорно
здесь лечит бронхи, был в них тлен.

А можно полечить колени,
ладони в воске завернуть,
исчезнут в миг остатки лени,
и полечившись, снова в путь.

Ели и сосна

Холод. Ветер. Волга. Ель.
Небо удивляет:
облака плывут на мель,
солнце замедляет.

Редкий вид со всех сторон:
кустики, березки.
Ель не просто, ель-барон,
шишки словно слезки.

А сосна? Нет, не одна,
целые аллеи.
Вековая здесь сосна,
небо сквозь белеет.

Дождик, солнце и тепло,
а бывает холод.
Много волн здесь утекло,
путь у Волги долог.

Руки можно опустить,
подержав их в Волге.
Теплоход не пропустить,
путь туристов долгий.

Шахтер

Едва все снега отошли незаметно,
трава зеленела вдали,
и солнце слепило глаза несусветно,
шахтер про себя говорил.

Красавец шахтер ехал рядом в вагоне,
модерный попался вагон,
и шторки серели из саржи в погоне,
чтоб спрятать шинель и погон.

Любил Воркуту, жену, шахту, поездки -
мужчина напротив сидел.
Жена у него была явно прелестна.
Уехал. На все есть предел.

Откуда он ехал? Что в тундре оставил?
Он третьи был сутки в пути.
Закрыл за собой воркутинские ставни,
где уголь всегда мог найти.

Он четверть от века углем умывался,
по штольне туда и сюда,
однако красивым и бодрым остался,
он сам был как будто слюда.

10 марта

Самый солнечный, морозный,
двадцать два на солнце,
это март такой курьезный,
день рожденья вольный.

Вновь сегодня день великий,
я большая стала,
всем известны солнца блики,
я себя верстала.

Что такое? Что случилось?
Ничего подруги,
семь десятков получилось,
я живу сквозь вьюги.

Я чертила очень долго
и порою много,
я писала стихи столько,
чтоб быть в мыслях строгой.

А потом писала прозу,
пусть не знаменита,
но зато мороза розы,
в день пришли к пииту.

Розы-мимозы

Мерцает иней на морозе,
ведь солнце мир забыло греть.
И только розы и мимозы
всех просят в холод не стареть.

Мимозы зимнею порою,
когда сверкает снег в мороз,
всегда порадуют собою,
их ангел неба нам принес.

Цветы стоят и горделиво
несут улыбку в мир людей,
волшебной силою и льстиво,
сияют нежностью своей.

Благоухают розы долго,
коль примут на ночь ванну все.
От роз прекрасных больше толку,
они приблизят нас к весне.

Прекрасны розы совершенством,
мимозы солнышко дарят.
В каком-то сказочном блаженстве
все мысли тайные летят.

Пень

Вы стали пнем, покрытым мхом,
а все туда же.
Как будто в горле старый ком
на абордаже.

Все ручкой пишите стихи
без клавиш, кнопок.
В свои влюбляетесь грехи
под звуки стопок.

Все вспоминаете себя,
как вас любили.
Живете просто, не скорбя,
жизнь не пропили.

Но что-то скучно стало мне
от ваших басен,
оставлю вас наедине,
как старый бакен.

Пусть обтекает вас вода
с чужою тиной.
Забуду вас я навсегда,
стихи - овином.

Седой Икар

Если вам исполнилось шесть-пять,
стать должны вы в жизни невидимкой,
под запрет попал театр опять,
и свобода стала легкой дымкой.

Украшение улиц не для вас,
старым нет в метро святого места,
в опере услышать могут бас,
только те, кто в возрасте невесты.

Льготы все закрыты до поры,
когда птицы будут плыть по морю,
словно вы забыли суть игры,
в возрасте, когда болеют корью.

Вот такие тяготы пошли,
типа: не ходи куда хотели.
Стали проповедники грешны,
словно прихожанки из борделя.

Дома все сидите те, кто стар,
дома, словно вы примерзли к стулу,
так диктует сам седой Икар,
и Москва уменьшилась до Тулы.
 
Шарлатанка

Шарлатанка осень разметала
золотые косы по земле,
а потом о счастье растрепала
всей своей березовой семье.

И волшебным действием с пеленок
золотистой праздничной порой
по листве прошелся олененок,
и листву насыпал он горой.

Что-то призадумались осины,
грустным стал осенний дивный сон,
как стволы сереют их лосины,
но смеются тихо в унисон.

Вот они осенние разломы,
яркие кленовые листы,
рядом безутешная солома
из травы, засохшей до весны.

Зеленеет вредная крапива,
все желтеют, зелена она,
словно на века напилась пива,
словно она вечная сосна.

Рабочий сон

Мне нравилось продумывать приборы,
не лестницы, не платья, только их,
из электроники на плате, как наборы,
не спит мой разум, и во сне ретив.

Всю жизнь была «конструктором от Бога»,
а в «6 и 5» сказали тихо: «Нет».
Теперь мечусь во сне, ищу пороги,
ищу себя на склоне женских лет.

Ищу, хожу, по фирмам, коридорам,
пытаюсь отыскать свой прежний быт,
я прохожу вдоль кульманов и компов,
никто меня не знает, труд забыт.

Я столько в этом мире начертила!
Но все труды остались за чертой
подписок, мол, не знаю, не юлила.
Научный труд без чертежей? Постой,

коль спишь, так спи, пришла святая старость,
не смеешь даже выйти со двора.
О, Боже мой! В своем уме? Так, малость.
Еще могла придумать. Жизнь добра.

Гений

Я благодушно почиваю
без славы, почестей, похвал,
я меньше все себя читаю,
и не пишу за валом вал.

Ушел мой вал девятый, суя
осталась с мыслями одна,
я зеленею словно туя,
слегка колюча, как сосна.

Короче ель пред вами, люди,
мой ствол уходит в небеса,
мои стихи никто не судит,
из прозы выросли леса.

Я благонравна, бесконечно
сама себя я не хвалю,
все мной написано сердечно,
я не писала во хмелю.

Я – беспробудно трезвый гений,
поскольку я люблю КД,
конструктор я была без лени,
а стала старой, я - нигде.

Море в апреле

В апреле прозрачное море,
синеет один небосклон,
Мой взгляд отдохнул на просторе,
Вот дюна — огромна как слон.

Иду я прибрежным песочком,
шагаю навстречу волне,
не трогаю море носочком,
спокойна погода вполне.

Песочек весь светлый и мелкий,
приятно идти по нему,
Уходит он в море, где мелко.
Прохладно? Тепло? Не пойму.

Огромное светлое небо,
и солнце еще не палит.
Я съем бутерброд свой из хлеба,
он маслом и сыром залит.

Еще не проснулись отели,
еще нет палаток с едой.
Не все искупаться хотели,
Нептун не пускает седой.

Липы

Огромные, древние липы
цветут где-то там в вышине.
Аллеи прямые могли бы
быть вышиты на простыне.

По ним ходят прямо и косо,
по ним все дороги ведут,
то к клубу, где можно с откоса
смотреть на экран старых пут.

То прямо пройти до столовой,
в большой и загадочный зал,
с диетой до боли знакомой,
и гулкий как будто вокзал.

Пройти от статуй в белой кепке,
иль к корпусу с дивной водой,
и убраны в парке все щепки,
что падали в ветер волной.

И манит людей танцплощадка,
здесь ужин уходит за час.
Движения лечат нещадно,
но пары так редки сейчас.

Танцы

Танцует круто одинокий
мужик красиво.
Слегка подкачен, очень строгий
Все мысли льстивы,

но речь груба его прямая,
текст без извилин.
В июне нет покоя мая,
он сыч иль филин.

И я купила вдруг стекляшки,
пред ним блеснула.
Не понял мысли он без фляжки,
иль рядом Тула.

А он стоит перед глазами
уже неделю.
И песни льются голосами,
но нет Емели.

И танцы, танцы среди парка
вмиг потускнели.
А он ушел один под арку,
но вальс успели.

Пиво

Пиво из холодного стакана
выпью с воблой я наедине.
Время ощущаю чистоганом,
вижу твой портрет я на стене.

Здравствуй, мы не виделись три года,
облик твой как пиво на столе.
Знаешь - вновь прекрасная погода.
Память как картошка вся в золе.

«Горько» кто бы нам сегодня крикнул,
теплым вновь становится стекло.
Помнишь - наш костер и в небо  искры,
время очень быстро утекло.

Годы пролетают как столетья,
пиво вновь нетронутым стоит.
Воблу ты любил сквозь лихолетья,
облик твой с портрета улетит.

Пиво из холодного стакана
стало теплым в солнечных лучах.
Вобла пролежала без изъяна,
где-то без меня и ты зачах…

Шествие

На фоне зеленой весенней листвы
воздвигнуты новые зданья,
а в воздух направлены только стволы
орудий сквозь память сознанья.

Потоки людские идут по земле,
сменились давно поколенья.
И в каждой российской хорошей семье
войной были вырваны звенья.

И вот, словно память, портреты людей,
которых забрало в мир время,
портреты как отзвук былых новостей,
ведь выросло новое племя.

Идут и идут миллионы людей,
несут своих предков портреты.
Погибшие вышли из замка теней
и в мир выдают нам советы.

Чтоб были, чтоб жили, и чтобы росли
среди первозданной природы,
а память о прошлом в сердцах пронесли
сквозь время и веру в свободу.

Иней в мыслях

Стихи коварные создания,
порой идут сплошной рекой,
а то – сплошное увядание,
как будто встали на покой.

Им все равно на снег и иней,
им нет ведь дела до судьбы.
А мир вечерний очень синий,
и мысли – золушки грибы.

Но нет былых течений мысли,
они уснули навсегда.
Но я жива. В снегах зависли
деревья, ветви, провода.

Мне некому сказать - спасибо,
мне некому писать – люблю.
Уже другие все красивы,
а я одни бока кормлю.

Пошла на спорт, согнула ногу,
забыла талию согнуть.
Но я жива. Спасибо Богу.
Я мир по-прежнему люблю.

Неугомонность

Листва с осин почти не облетела,
еще березы стройные чисты,
а я опять сижу полдня без дела,
все потому, что мокрые листы.

Простите, листья влажные повсюду,
и дождь идет сквозь сутки напролет.
Конечно, не без дела.  Я не буду
сидеть, смотря в оконный переплет.

Я напишу, исправлю и продвину
в сети себя.  Куда и почему?
Куда-нибудь не всю, а половину.
Зачем мне суета, зачем? К чему?

А просто так, другого дела нет ведь,
меня списали, возраст мол, года.
Я не пою, не сплю, ведь не медведь я,
но я еще строптива и горда.

Пусть дождь идет, с зонтом я погуляю.
Пусть снег, мороз - я выйду на крыльцо.
И солнце я люблю пусть на поляне,
где ветер обдувает мне лицо.

Шарф

В небе лампочка - Луна,
холод запредельный.
Зимний вечер. Я одна.
Мир мой самодельный.

Не грущу или грущу.
За окном - дорога.
Мысли в город отпущу,
буду недотрога.

Быт мой прост. Окно во двор,
снег в ветвях ютится.
Напишу красивый вздор,
можно прослезиться.

Снег искрится. Белый мир.
Шапки натянули.
Холод снежный - мой кумир,
за окном вздохнули.

Не иду гулять в мороз,
детвора гуляет.
Шарф закрыл холодный нос,
пар лишь вылетает.

Проседь

Долгая зима сменяет осень,
солнце землю греть вновь не спешит.
В голове моей заметна проседь,
но она давно всех не смешит.

Небо серо, пасмурно и хмуро,
то весна вбегает с пеньем птиц.
Но леса не смотрятся угрюмо,
и листва зеленая летит.

Седину пока закрашу тихо,
незаметно будет на свету.
Пусть душа моя воспрянет лихо,
Стану, как сирень, и я в весну.

Улыбнулась краска в упаковке,
засмеялось солнце над листвой.
Мир порой из мыслей наших соткан,
хочешь - веселись, а хочешь вой.

Лето затаилось на мгновенье,
времечко еще не подошло.
Слышу за окном я птичье пенье,
настроение грустное - ушло.

Адлер

Платаны, пальмы, кипарисы
в прекрасном Адлере растут,
и отцвели давно ирисы.
Магнолий ряд цветет как куст.

Идти по городу - блаженство,
тепло и солнце в небесах.
С реки подует ветер нежно,
отели строятся в лесах.

Отели здесь довольно милы:
отделка, кафель и цветы.
И если есть немного силы,
то и на пляж заглянем мы.

А пляж огромен, волны, галька.
Душа у моря расцветет,
как здесь цветут герань и мальва,
и на погоду мне везет.

Я загорела, обгорела,
я накупалась на весь год.
Я походила по аллеям,
и не застала ливня брод.

Знакомства

Пронзительно чистое небо,
безбрежно-пленительный взгляд.
Смотрюсь я, конечно, нелепо.
А Вы как божественный клад.

Забралась в знакомства случайно.
искала, не зная кого,
И Ваша улыбка, как чайка,
вошла в мое сердце легко.

Не думайте, я не вернусь к Вам
по той незабвенной тропе,
что топчет в сети милый клан дам,
не я суждена Вам в судьбе.

Пройду, улыбнусь и забуду,
сама себя дерну в струну.
Нет, нет, я любить Вас не буду,
не буду скулить на луну.

Приятно, что есть еще парни
моих многочисленных лет.
Они, может быть, будут парой...
Одни короли! Мне валет...

Свадьба 

Сквозь обиды и тревоги,
сквозь любовь и тишину
шли по твердой вы дороге,
зная истину одну.

Что дошли вдвоем до свадьбы,
до взаимности в семье.
Появились мамы — сватьи,
значит быть отцу в судьбе.

И родни вдруг стало больше.
Не теряйте вы друзей,
пусть кричат вам: Горько! Горько!
Станет сердцу веселей.

Свадьба ладной получилась,
бело — синие цвета.
Счастьем парочка светилась,
но судьба увы, не та.

Захотели вдруг мамаши
денежки свои забрать,
видно ели много каши...
Мир распался. Подлость. Ять...

Злость

Любовь кончается словами:
«Мне не звони».
Еще кончается словами:
«Мне не пиши».

Любовь кончается словами:
«Мое! Не тронь!»
Еще кончается словами:
«Пошла ты вон!»

Она порой еще тревожит,
то есть любовь.
Но с каждым днем все голос строже,
не в глаз, так в бровь.

И вот почти уже затихли
любви шаги.
Еще чуть - чуть все чувства стихли,
на злость легли.

Потом и злость всегда уходит
за поворот,
и пустота как лень приходит,
и сомкнут рот.

Олимпиада

Великий старт олимпиады,
когда победа на кону,
когда не все идет как надо,
но каждый вправе: "Добегу".

И он бежит по эстафете...
Она летит под небосклон...
И только зрители с конфетой
сидят и смотрят биатлон.

Весь мир притих и каждый смотрит
и за своим, и за чужим.
Кто гол забил. Конек как воткнут.
И крик, и стоны, и нажим.

И нервы сотканы из стали,
и ветер вьется у ветвей.
И вот спортсмены лучше стали,
они как члены всех семей.

И все роднее, и дороже
успехи, горе и Звезда.
Звезда - медаль, она похожа...
А, где медаль, там и звезда.

Адреналин

Адреналин болельщиков огромен,
когда бегут со старта сотни лыж,
и каждый в этой массе внешне скромен,
но километры – тут не пошалишь.

И круг за кругом, силу проявляя,
уходят смело лыжники вперед.
Природа им комфорта добавляет,
и тихо дома буйствует народ.

Еще не время, десять километров,
еще немного и четвертый круг,
еще чуть-чуть и тридцать километров.
И здесь почти не важен враг и друг.

Бегут вперед, всех мощью завлекая,
в свой славный бег, забыв о ней совсем.
Они проходят как орлиной стаей,
болельщикам они прекрасны всем.

А вот и финиш. Силы на пределе.
Но тут взорвался гулом стадион.
И лыжники летят, они при деле.
И тройка пьедестала - медальон.

Пепел

Кто-то что-то перепутал,
или что не доглядел.
И в умах сермяжных путы,
БТР был не у дел.

Горизонт покрылся пеплом,
темной копотью от шин.
И сирены грустно пели
от погибших без машин.

Жизнь опять перевернулась,
вне политики не жизнь.
Вновь солдаты подтянулись,
им хотелось очень жить.

Гарнизоны у границы,
ощетинились стволы.
Грустно пели тихо птицы.
И пусты были столы.

Господи, яви в мир чудо,
всех и вся ты вразуми!
Мир верни! Пусть будет людно,
Пусть народ еще поспит.

Путь бессонный

Зеленая листва еще наивна,
и солнце светит скромно из-за туч.
Но снег летит и нагло, и цивильно.
А клен в цветение ясен и могуч.

Проходит репетиция парада,
проходит по брусчатке много лет,
и я виденьям этим очень рада,
не забыт ни один в шкафу скелет.

Вновь по земле опять проходят тучи
из той страны, где мир сам по себе
на миг исчез, остались только кручи.
И каждый не уверен вновь в судьбе.

И ужаса картинки давят в сердце,
и слезы наступают на глаза.
Но некто так шипит, что он весь серый,
и путает виновных голоса.

Закрыть экран и посмотреть на солнце,
осталось лишь надежда на того,
кто разумом постигнет путь бессонный,
когда настанет мир, пусть нелегко.

На лыжне

В шоке, в Ладе, в шоколаде,
или утром - шоколад.
Иль в раю, иль в диком аде,
или летом - водопад.

По лыжне иду на лыжах,
зимний вид и снежный блеск.
Дети, старые, кто выжил,
мне навстречу. Дети - треск.

Без падений в снежном мире
те, кто медленно - ползут,
кто змея в любом эфире,
кто надели цвет - мазут.

В шоколадном страстном цвете
мало ходят на лыжне.
Тут и куртки как конфеты,
словно фантик - малышне.

Иней ели покрывает,
ветви движутся кругом.
Снег лежит, как порывало.
Я на лыжах. Я бегом...

Мозги смартфона

Способность девушки любить,
вновь исчезает на мгновенье.
Она способна лишь лежать
с планшетом до изнеможения.

Она в смартфоне говорит,
и погружается в пучину,
потом кому-то погрозит,
и спит, не трогая мужчину.

Он за планшетом, за смартфоном,
он за стеной или в машине.
Он сам стал только жизни фоном,
и как проехать, весь в кручине.

Она прекрасная, вне моды,
лежит ленивая девица,
и смотрит дико на планшет, и
он ей попросту не снится.

Она не пьет, она не курит,
она не любит никого.
Она мозги смартфону крутит.
Почти не ест. Ей так легко...

Вальяжный снег

Нереальный снегопад,
белый, липкий и глубокий,
словно звездочек парад,
словно выпил неба соки.

Пусть лежит теперь в сугробах:
не проехать, не пройти.
Люди смотрят тихо в оба:
как, куда теперь зайти.

Занесло дороги в школы,
утром все пойдут гуськом,
ветра чувствуя уколы,
делая из снега ком.

Снег лежит немного плавно,
весь вальяжный и крутой.
Он сегодня в мире главный,
он застенчивый, лихой.

Утро раннее темнеет.
На деревьях змеи, снег.
Но от снега мир светлее,
ускоряется лишь век.

Капель флюсы

Снег летит сплошною пеленой,
у зимы уход не за порогом.
Так зачем мир белою стеной
застилает, словно перед Богом?

Чудная погода: снег и снег.
Ветер не теряет свою удаль.
Голову склоняет человек,
проходя под снегом днем и утром.

Угнетение было и прошло,
кажется, что мир закрылся снегом.
Душу ветром тихо обожгло.
Из снежинок веер, точно лего.

Посмотрю, когда растает снег,
скоро ль перейдет зима на плюсы?
Да еще неделька - снежный век,
а потом капель и капель флюсы.

Месяц остается до листвы,
месяц от зимы до чувства лета.
Вот и календарные листы,
каждый он как будто лучик света.

Планшет

Изменилась девушка немножко,
и сама садится вновь за руль.
Она любит, но себя лишь крошку,
не нашелся для нее король.

Девушка спокойными ночами,
что- то переводит на планшет.
И сверкает солнечно очами.
Парни без нее пьют свой фуршет.

Меньше и ее зовут смартфоны,
телефон ее забыт давно.
Телефоны стали граммофоны,
по планшету смотрит и кино.

Что-то о любви исчезли речи,
и забылись дивные уста.
Девушка одна, забыты встречи,
Мексика, каникулы. Устал.

Кто устал? Устал какой-то парень,
 что смотрел дом-2, теперь один.
Смотрит мексиканский сериал он.
Нет любви, любовный карантин.

Каникулы

Вновь отдыхают парты,
дети уснули, их нет.
Двадцать шестое марта:
ветер, мороз и снег.

Длятся каникулы просто:
дома, где комп, ТиВи.
Улица: снег, наросты
льда. Веришь? Так не смотри.

Скоро ли будет лето?
Дивный в сердцах вопрос.
Но еще дремлет веко,
школьник вопрос перерос.

Он почитает книгу,
умно мне скажет: «О. Кей».
Зная футбольную лигу,
смотрит лишь часть новостей.

Каждый живет, как может,
по трое смотрят сквозь комп,
Сзади их дом. Прохожий -
кто-то домашний, как кот...

Празднично

Летят красавцы истребители,
летят над солнечной страной,
летят, где войск чужих не видели,
летят, где встал народ стеной.

А небеса сияют празднично,
и улыбаются леса.
Наряд зеленый, нежный. Разница?
Весны и мира полоса.

Какой день выдался загадочный!
Тепло и солнце, и весна.
То День Победы просто сказочный
рассыпал мира чудеса.

Парад прошел, чеканя гордостью.
Машины вышли как гроза.
Страна покрыта счастьем, радостью.
И вновь зеленые леса.

Летят красавцы истребители,
летят над солнечной страной,
летят, где войск чужих не видели,
летят, где встал народ стеной.

Земной рай

Вкрадывалась в душу незаметно
томная строфа лихой любви,
в памяти осталась счастья метка,
где поют кукушки, соловьи.

Щебетали птицы в земном рае,
ввысь летели мощные стволы,
были мы в чудесном, дивном крае,
где надежды на любовь малы.

Сами мы того не замечали,
что вдвоем нам было хорошо,
по полям ходили и мечтали.
Нет, не повторится все еще.

Зарождалась сладость тихой встречи,
радости с улыбкой на устах
в день прекрасный. Был хороший вечер.
Мы танцуем. Руки на плечах.

Счастье - удовольствие большое
в танце, на глазах большой толпы,
когда все казалось нам смешное,
но ушли мы врозь в домашний быт.

Мудрая истина

Девочка, девушка, женщина, бабушка
годы идут. Не узнаешь, когда
вдруг появляется: милая, лапушка,
девочка, солнышка, зорька звезда.

Если ты девушка - мир просто сказочный,
всеми любима и всем ты нужна.
Ты и невеста, да просто ты - ласточка.
Ты и красива, в семье ты важна.

Стала ты женщиной. Жизнь. Озабоченность.
Только успеть бы все сделать и то.
Вечно бежишь ты и вечно всклокочена.
Кто пожалеет? И часто - никто.

Годы промчались - ты бабушка старая,
и не нужна ты теперь никому,
вечно идешь под небесною карою.
Эх, обслужить бы себя бы саму!

Горькие хлопоты. Мудрая истина.
Чтобы прожить в этом мире порой,
лучше молчать, жить в семейной все пристани.
Тяготы, радость считать лишь игрой.

Над стадионом

Над стадионом светит солнце,
искрится травка как палас.
Пока пустынно здесь и сонно.
Еще нет регби. Тихо. Класс.

Настырно вертолет летает,
он смотрит, ищет чью-то тень.
Он зарывается и тает,
за стадионом ищет сень.

Но вертолет шумит упрямо,
он не нашел кого искал.
Так подожди, не прыгай в яму,
не будь на солнце как Икар.

Еще чуть-чуть придут ребята,
они запрыгают как мяч,
они крутые, словно львята,
они регбисты, скоро мачт.

Здесь будет шумно и игриво,
и будет множество команд.
Пока лишь вертолет ретиво
мне заменяет детский гвалт.

Регби

В огромном небе пролетает,
гудя обычный самолет.
Он быстро и уютно тает,
весь в облаках, его уж нет.

За ним летит второй по курсу
и исчезает в облаках.
Погода с солнцем им по вкусу.
Пришли регбисты. На полях

они летают друг за другом,
они бегут за кругом круг,
и стадион им будет другом.
Вновь вертолет пошел на круг.

И как-то сразу потемнело,
похолодало над рекой.
И только поле зеленело,
не зная в регби свой покой.

Ребята бегают по полю,
и серебрится лишь река.
Прекрасно все, как сила воли.
И регби - просто лишь игра.

Гулкие чувства

Любовь ушла гулять по небу,
она исчезла в облаках.
Любовь уходит так нелепо,
как что-то вечное в веках.

Ты был таким, таким, как боги.
Ты был каким-то неземным.
Но ты ушел. И рвутся слоги,
не прилетают в чудо сны.

Случайно вместе танцевали,
не разлучаясь и на миг,
поверхностно любовь узнали,
не утоляя плоти крик.

Ты был таким, таким красивым!
Ты был уступчивым порой.
А если мог, был даже льстивым.
Остался пройденной игрой.

Мы вместе время коротали,
я не была твоей женой,
мы танцевали в гулком зале.
Забыт. Забыта. Ты чужой.

Салюты

Мне повезло. И вновь летят салюты,
поднявшись выше дома хоть чуть-чуть.
Мне видно шар. Рассыплется, где людно.
Вокруг него лишь тучи, холод, муть.

Смотрю салют украдкой из-за шторы,
и вижу шапки огненных цветов.
Они сверкают, вьются, словно горы
там за окном, за домом шум шаров.

А вот сегодня снова как-то круто
возник из самолетов чудный шар,
он разлетелся пламенным салютом.
Спасибо тебе летчик и радар.

Какой каскад из самолетов - чудо!
Потом они шли ромбом, просто класс.
Потом они исчезли круг за кругом,
да ими управлял какой-то ас.

Я так встречаю майские парады,
День города, ноябрьский парад.
Летите самолеты, я вам рада.
Взлетайте вверх салюты, мир вам рад.

Не везет – повезет

Не везет. Не везет. Повезет.
Исчезает реальность простая,
что-то долго везение ползет,
когда осень листочки листает.

Снова странный случился расклад,
и финансы ушли по этапу,
не осталось на скромный оклад,
и осталась медведю лишь лапа.

И нечаянно вздрогнул каскад,
и прошли по душе суеверья,
хоть пиши про везение доклад,
и слагай вновь стихи о доверье.

Замолчать, задышать, заморгать,
где каскад, где есть сад, где есть клад.
Все простить, не просить, укусить
этот склад, где оклад, где шел град.

Не везет. Не везет. Повезет.
Исчезает реальность простая,
что-то долго везение ползет,
когда осень листочки листает.


Ладонь чувств

Твоя ладонь мою ладонь держала,
Ты очень чутко чувствовал меня.
А я, как лист осиновый, дрожала,
и ты меня дней десять не менял.

Такой подарок от судьбы как чудо,
когда так мало надо для любви.
Ты вел себя неумолимо мудро,
над ними пели мило соловьи.

Еще кукушки искренне ворчали,
и ландыши прекрасные цвели.
Ты, как корабль, нечаянно причалил.
И мы друг друга до любви вели.

Прошла декада быстро и без брака,
прошла как высший бал в моей судьбе.
С тобою шла от света и до мрака,
но жили каждый сам в своей избе.

Я благодарна чуду из ладоней,
Забыть мне трудно дивные глаза,
что на меня смотрели тихо, томно.
Благодарю зеленые леса.

Розы на окне

Ох, эти розы на окне,
они цветут в угоду моде,
когда душа лежит на дне,
цветы цветут не по погоде.

К тебе летит моя душа,
но зацепилась за колючки.
Все возражения круша,
мечта летит, минуя кочки.

Ох, эти розы на окне,
на них бушуют вновь бутоны.
Но мысли тянутся к тебе,
они свежи как хлеб, батоны.

Ты разлюбил, но не забыл,
ты далеко, не выше неба.
Про розы чайные забыл,
и мы не ели вместе хлеба.

Ох, эти розы на окне,
они в горшке стоят, не в вазе.
Но отражаются в стекле,
в простом стекле, а не в алмазе.

Говорят

Говорят, что тебе изменяла...
Ты не верь, но любила всегда.
Нет, тебя на других не меняла,
год за годом менялись года.

Ты красивый, хороший и умный...
Так, зачем мне кого-то искать?
Это было бы глупо, бездумно,
мне тебя на кого-то менять.

Говорят, что тебе изменяла...
Что мне зиму на лето менять?
Иль весну вдруг зимою изъяла?
На кого ей под снегом пенять?

Это долгая, долгая сырость -
мои слезы всегда о тебе.
Ты давно загляделся на старость,
вместе долго прошли по судьбе.

Говорят, что тебе изменяла...
Хорошо бы узнать: Кто есть ты?
Вот тогда бы уж точно узнала...
А, что знать? На изменах кресты.

Земная дата

Дата приближается земная,
от нее волнение идет.
То была ты женщина простая,
стала ты на пенсии. И вот,

вроде бы как жизнь перевернулась,
словно по торту прошли ножом.
Ты померкла, но вдруг встрепенулась,
годы ощетинились ежом.

Ты еще совсем ведь молодая,
статная, красивая мадам.
А тебя на пенсию. Златая
осень пробежала по листам.

Бабье лето жизни улыбнулось,
пенсия по старости - не грех.
Увядают листья, жизнь запнулась,
знания - расколотый орех.

Все умеешь, знаешь и все можешь,
но немного в возрасте, и, что?
Ты еще дела все приумножишь,
ты еще красивая. Вот что!!!

Случайное счастье

В декабре вспоминаю, вздыхая,
теплый май и дождливые дни,
когда шли по прекрасному краю,
когда были вдвоем мы, одни.

Разливалась река под дождями,
заливая надежды и страх,
где тогда мы ходили с мечтами,
не предчувствуя собственный крах.

Берега улыбались игриво
и манили зеленой травой.
А мы шли мимо речки и виллы.
Ты волшебный был, чуточку свой.

Мои пятки сверкали и ноги.
Твои плечи светились в лучах.
Мы по кручам ходили пологим,
погибая от света в глазах.

Мы счастливые были случайно.
Я ходила с наивной мечтой,
что останемся вместе мы тайно,
что совсем невозможно с тобой.

Пустыня забот

Когда исчезли все мечты
беспрецедентно.
Когда совсем не нужен ты
эквивалентно.

На редкость грубые мазки
снуют по небу,
то бело - серые мостки,
и пруд без нерпы.

Болото в жизни часто вот,
когда все пусто.
Когда пустыня из забот,
но очень грустно.

Придумать надо что-то мне,
чтоб кровь струилась,
чтобы не думали: "А мнит,
всего добилась".

Совсем не так, иду вперед,
очки на вынос.
И что-то новое грядет,
в строке - невинность.

Лох

В судьбе вся кончилась недвижимость,
остались только лоха троны.
Осталась только чья-то видимость.
Звонки. Звонки. Тишь. Телефоны.

Кому поверить? Вроде некому.
Куда пойти? Увы, не знаю,
и промолчать, как - будто некогда,
и позабыть о чем мечтаю.

Потом все ищут, кто под поездом,
а кто слетел с домов вершины.
Самоубийцы - это пайщики,
иль те, кого в обман втащили.

Отдали люди свои денежки,
а их смертельно обманули,
и нервы просто разрываются.
И тут звонят.  Нет.  Потонули.

Внимание, чудо – лохов гонщики,
на вас нет судий, нет полиции.
И вы, как ассы велогонщики,
несетесь перед горем - лицами.

Камеры

Эх, какие дороги, развилки,
переходы внизу и вверху!
Опоздал? Не доехал до вилки?
Так худей в пробках и ни гу-гу.

Город пробок и видеокамер.
Шаг проехал - плати - не хочу.
Город едет. И вдруг, будто замер.
Опоздал? Тесен мир лихачу.

А когда все машины столпились,
рядом пусто, дорога пуста.
Застолбили, заедешь - заплатишь,
кто-то держит себе полосу.

Дом огромный, а рядом дом больше,
дом на дом наезжают порой.
А народ по машинам все тоньше,
им не кажется - мир сей игрой.

Трудно выспаться. Некогда. Позже.
Надо ехать. Дороги пусты.
А вот камера, кто-то стал толще,
у кого-то карманы пусты.

Атлеты прошлого

Я знаю, кто построил пирамиды!
Их мамонты построили, друзья.
Не надо на меня пустой обиды,
давно  все было, но все помню я.

Четырнадцать мгновений пролетело,
и каждое мгновенье  - толща лет.
Семь метров было и людское тело,
и каждый человек наш был - атлет.

Да, мамонты гуляли, носороги,
деревья ускользали в толщу лет.
Цвели пески, и делали дороги,
и блоки поднимали как букет.

Не верите? Проверите. Погода
тогда была совсем, совсем иной.
И кислород гулял, нагуливал породу.
Трава в песках огромная росла.

И не была песка. Нил разливался,
как море или больше. Тишина
плыла средь пирамид. Век обрывался.
Ушли те великаны навсегда.

Желтизна

Желтизна разбрызгана на листьях.
Легкая прохлада ветерка.
Пусто на душе. Любви нет в мыслях.
Память затянули облака.

Грустно. Бесконечно одиноко.
Глупо. Никого я не люблю.
Так бывает осенью глубокой,
в сентябре лишь руку пригублю.

Надо просто жизнь переиначить,
нужно поменять местами все.
Где-то ждет любовь, нельзя иначе.
Осень первозданная еще.

Осень пролетает желтым солнцем,
освещая мир своей красой.
Посмотри, дружок, в свое оконце,
полюбуйся лиственной лисой,

что прошла красиво по деревьям,
обнажая ветви от листвы.
Желтый мир порывистых стремлений
исчезает с ветром до весны.

Медный шорох

Щедро украшена почва листвой,
так и шевелятся желтые птахи.
Лес золотится малейшей тропой,
осень всегда - наша лучшая пряха.

Шорохом медным прошли по ветвям
капли дождя и скатились по лужам.
И заблестели тут тысячи ям
темной водой, а в ней листики кружат.

Желтым каскадом раскинулся клен,
Царь не иначе, он краше всех братьев.
Вот бы рисунок такой да на лен,
всех бы невест приодеть, даже сватью.

Грусть меня гложет, а брови в разлет,
словно то ветви, да те, что без листьев.
И наблюдаю я листьев полет.
Вот по листве уж не дождь - ветер свищет.

Солнечный терем стоит из листвы,
весь он пронизан летящей зарею.
Ветви огромные. Как любим мы
Здесь посидеть. Я люблю клен, не скрою.

Подобные

Человек творит себе подобных,
только неудачно иногда,
а то вдруг - родится преподобный,
а то вдруг - ученая среда.

Гены в нем заложены веками,
в них все есть про цвет и про глаза,
что бывают рядом с небесами,
или кареглазая слеза.

Видите, меняют жизнь дороги,
как растут огромные дома.
Вот автомобильные потоки,
там садов безудержных волна.

Солнца луч бежит по стеклам окон,
а за ними новенький уют.
Электронный мир закутан в кокон,
сотовый, компьютер в мир ведут.

Космоса дороги нам подвластны,
и глубины можно все достать.
Можно жить сто лет, нам век подвластен,
можно из мартена выжить сталь.

Позер

Ледяной, морозный воздух
очищает пыль времен,
покрывает ветви воском.
Снег хрустит как слог имен.

Мы пройдем с тобой по кругу
в облаке своей судьбы.
Я скажу тебе, как другу:
«Я люблю, и ты люби

эти тихие мгновенья,
замороженных озер,
и огней проникновение.
Что молчишь? Ну, ты позер.

Или ты заметил ели
под сугробами мечты?
Мы бредем ведь еле-еле.
Я люблю тебя! А ты?»

Ты невольно встрепенулся,
посмотрел вокруг себя,
и невольно улыбнулся.
«Холодно», - сказал сопя.

Похожие

Он похож был на Высоцкого
в звуках соло до небес.
Я влюбилась так в Патрацкого,
по любви и без чудес.

Анатолий Александрович!
Физик с солнышком взойдет...
Бард Владимир-то Семенович,
Песней по сердцу пройдет.

Внешне были столь похожие,
Оба. Каждый как-то по себе.
Физик, бард вообще прохожие.
Но в моей они судьбе.

Я была блондинкой стройною,
с натуральною косой,
оба уж они покойные,
оба встретились с косой.

Но скажу я в вечность вечную,
что любила сильно я.
Я была невестой венчанной,
стала грустная вдова.

Пригожий

Ты, мой хороший,
Стройный, красивый, солнечный.
Самый пригожий,
В чувствах ты самый красочный.

Милый, любимый
Самый заботливый, только ты.
Ты не забытый,
Помню я все твои следы,

Что затерялись,
Временно или совсем ушли…
Мы растерялись,
Но мы с тобой ведь еще живы.

Брось свои муки,
И набери только пару слов,
Самых хороших,
В меру коротких и дорогих.

Я тебя, жду
Каждый свой час, и каждый миг.
Я ведь приду,
Чтобы в любви меня вновь постиг…

Бег шагом

Утихают страсти. Замолкают мысли.
Небосвод синеет над лесной волной.
Облака беспечно над рекой зависли.
Ты опять приснился, будто был со мной.

Часто предсказуемо протекают годы,
то в борьбе за счастье, то за суетой,
даже безразлично от любой погоды.
А ты снишься, снишься, хоть во сне постой.

То плыву, то бегаю, то тягаю гири,
мышцы тренирую с тихою мольбой.
За окном просторы кажутся мне шире,
их пройду спокойно вовсе не с тобой.

С сумкой за плечами мимо елей, сосен
я хожу неспешно вольною тропой.
Вопреки всем возрастам бегаю я кроссы,
ты стареешь сидя рядышком с клюкой.

Пусть меня ломают возраст и невзгоды,
убегу я шагом по крутым полям,
у любой погоды есть любви восходы.
А тебе любимый: "Здравствуй! Где ты там?"

Россия

Россия простирается под небом
так далеко, что взглядом не объять.
Весною нелегко ее проехать,
но можно самолетами обнять.

Поля, сады, леса и перелески,
огромные просторы рек и гор.
Над водами озер сверкают лески,
а кое-где над бревнами багор.

Идут века, года и солнце светит.
Дома взлетают прямо в небеса.
Они стоят, как памятник столетиям,
и в окнах солнце, как в глазу слеза.

Умнее люди, и стройней, и краше,
за ними мудрых предков племена.
Цари, народ и родственники даже -
оставили на книгах имена.

Российские просторы прячут недра,
богаче их на свете не найти.
Медведи, кабаны, киты и нерпы -
всегда стремятся с выводком прийти...

ЦДЛ

Центральный дом литературы,
точнее ЦДЛ,
Он ловчий слов и пик  культуры,
в нем много лик и дел.

Издательство - предвестник славы,
точильный инструмент,
его забрасывают лавой
синопсисов, анонсов лент.

Есть Самиздат - парник поэтов,
ростков миниатюр.
И конкурсы - Богов приветы,
как мода от Кутюр.

А вот сам Автор многогранный,
раздвоен он в делах.
Он - словом лечит сердца раны,
с фантастикой в мечтах.

Куда потом ему податься
с огромной кипой слов?
Да в Самиздат, конечно, сдаться,
тут каждый двух голов...

Остановка поезда

Сурепка. Бабочки. Волна.
И за окном дары речные,
осока крепкая видна,
и гальки белые, сухие.
   
Вагон стоит. Окно в природу
открыто иве у реки.
Эх, подойти, нырнуть бы в воду.
И мотыльки. И мотыльки.
   
Еще немного. Путь неблизкий
через леса, поля, мосты.
И небосвод повсюду низкий
всегда один, под ним листы
   
природы дикой и домашней.
Платки в корзинах на еде.
Соленый плеск воды в Сиваше.
Наедине. Наедине.
   
Одна с собой, окном и ручкой
спокойно еду, налегке.
Еще чуть - чуть надену брючки,
И с сумкой выйду на руке.

Медузы

Пронзительны лучи жары,
они впиваются мне в кожу,
и обжигают изнутри,
и превращают мысли в прозу.
   
Горит загар на коже красный,
и кожа пышет от жары,
но все равно песок здесь влажный,
и дети лепят с них шары.
   
И море разное такое,
с утра все смотрится до дна,
а позже забурлит волною,
медуза выплывет одна.
   
Она, как шар односторонний,
или как купол киселя,
и щупальца ее просторно
шевелят воду бытия.
   
Иду на берег. Их все меньше.
Не любят берег кисели.
Залягу в воду, станет легче.
Ведь я сегодня на мели.

Бакланы

Воскресенье. День погожий.
Солнце. Море. И песок.
Ласточки у моря кружат
и летят под козырек.

Здесь их дом и птичий гомон.
Вновь бакланы над водой.
Они важные, их стоны
словно крик: "А ты постой!

не ходи за птичьей стаей,
остров птичий не волнуй"!
Вон и чайки в море тонут.
А, нет! Всплыли над волной.

А в воде одни медузы,
бело - синие круги,
и круглы как те арбузы,
но их щупальца долги.

Жгут они, не раня кожи,
а в руках как снежный ком.
Моря важные вельможи
охраняют лепет волн.

Лиман

Степной полуостров уткнулся в лиман,
там аист живет и фазан великан.
Тот аист стоит на столбе у дороги,
он видит, кто едет, его взгляды строги.

Так, что он заметил? Вдоль берега зелень.
Дома небольшие. И море, и мели.
Зимой людей мало, но больше весной.
А летом все едут сюда на постой.

Прельщает всех море чуть выше колена.
Для маленьких деток нет в море предела:
купайся, играй и лечись средь травы,
что в море растет, просто так для молвы.

Раздолье для маленьких деток, больших,
а отдых, загар здесь совсем за гроши,
что лучше не выдумать. Море без волн.
Июль наступил. Пляж людьми снова полн.

И как безграничны на море обзоры!
Медузы почистили воду, нет сора.
В душе очень пусто без добрых друзей,
как будто попала в чужой я музей.

Тревожный шорох

Тревожно шуршала листва по утрам,
идти в лесу жутко, ужасно.
Какой-то помятый мужик в лес удрал,
и взгляд его в спину ужалил.

Иду осторожно, потом вдруг побегу.
Куда, от кого? Шорох листьев.
Мужик прошел быстро, сверкнул, ни гу-гу.
И трески ветвей, словно выстрел.

Ой, страх пробежал. Я вдруг встала. Стою.
Смотрю на него. Он проходит.
И липа сверкнула листвой. Я молю,
а там за листвой солнце всходит.

Он сам вздрогнул быстро, как листья осин,
а я замерла, словно липа.
Стоим среди елей, огромных верзил,
а взгляд его яростный слепит?

Он вдруг пошатнулся и быстро пошел,
а я побрела, где люднее.
В лесу одиночество - шорохов шок,
здесь ходят одни, кто беднее.

Листочки амура

В день весенний ты волшебный,
обновленный, славный май.
В сердце сотканы свершения,
ты меня не забывай.

Я тебя в лучах весенних,
не забуду, так и знай!
Ты прекрасен как Есенин,
в строчках, милый, прилетай!

И любовь, как почки листьев,
тихо, медленно вспорхнет.
Ты немного странный мистик.
Чувство, чувствуешь, идет?

Оно медленно волною
в сердце томное взойдет,
я уже живу тобою,
меня ветрами ведет,

к той одной прекрасной цели,
где ты рядом, где со мной.
Вон амур листочком целит,
любовь сердцем тихо спой....

Рысь и Мурка

«Космические дали,
космическая высь,
там люди не витали?» -
спросила тихо Рысь.

«Какие уж там люди,
скажи, что муравьи,
они бы не летали,
так пели соловьи», -

сказала тихо Мурка,
лизнув свой ноготок.
В нее летела куртка,
и с нитками клубок.

«Вы кошки разболтались,
сбежали с чердака.
Коль Рысью ты назвалась,
так и сиди пока», -

сказала Степанида,
она несла носок.
Клубок весь раскатился,
увяз в нем коготок.

Стая собак

На детской площадке двенадцать собак.
Их лай голосистый и злобный
собой говорит, что их жизнь не табак.
Они, как отряд здесь особый.

Бродячие стаи огромных собак
удел городских завихрений.
Они отгоняют пришедших на брак,
и мстят домовым сновидениям.

И лают собаки с утра до утра.
Свободная стая удачи.
Их лай достает всех котов до нутра.
Дома здесь как соты, не дачи.

Собачек не ловят, не кормят порой.
Они давно сами с усами.
И дети боятся забыться игрой.
На детской площадке вновь стаи...

Но кто-то собак всех убрал со двора.
Коты давно сами исчезли.
Мышата свободно снуют по утрам,
собачью еду крысы сгрызли.

Не повторяется

Не повторяется любовь,
не повторяется.
Всегда она как в первый раз
раскрепощается.

И раскрывается душа,
парит взаимностью,
все стены прежние круша
былой ранимости.

Рука с рукою невзначай
случайно встретиться,
и поцелуем поцелуй
в любви отметится.

И нечто нежное пройдет,
как импульс гордости,
и потихоньку тает лед
тягучей горести.

И окунуться не спешат
два сердца в чувственность,
любви все таинства вершат
в пределах чуткости.

Миг единства

Есть тонкое чувство единства,
оно пролетает как миг!
Простите, но это ведь принцип,
годами не видеть сей лик!

Поверьте, дороже мгновенья,
пожалуй, и нет ничего.
Мы миг излучаем свечение,
и в сердце от взглядов - легко.

Такое прекрасное чувство
всегда затмевает весь мир.
И радость любви - просто чудо,
как наш молчаливый эфир.

Мы "Здравствуй" и то не промолвим,
мы мимо пройдем не спеша.
И чувства уносим мы, молча,
как – будто они все решат.

Потом в тишине своих комнат,
мы вспомним один только взгляд,
и сердце от мысли проколет,
как самый сильнейший яд.

Зоопарк

Нормальная московская погода,
тепло и солнце, ветер - холодок.
И зоопарка каменные своды
зовут к себе на солнечный денек.

С утра приходят, бродят единицы,
потом десятки, сотни и толпа.
Летают и сидят на ветках птицы,
и ухает красавица сова.

А зоопарк красив, он изменился!
Эффектней территории зверей.
Поверьте, что никто здесь не ленился!
И каждый в нем становится добрей!

И дельфинарий голубой на месте,
в нем есть отличный кит, и есть дельфин.
И в зоопарке хорошо быть вместе,
и ты тут будешь точно не один!

Я узнаю зверей и их повадки,
как гордо бродит беленький медведь!
У рта мелькает снег и сахар сладкий!
И солнца бесконечный свет!

В самолете

Оторвусь я от Земли,
пролечу по небу птицей,
рев моторов - соловьи,
жизнь моя - синица.

Турбулентность - есть гроза,
мимо пролетаем с дрожью,
не видны внизу леса
и поля с пшеницей, рожью.

Развернулся самолет,
под крылом вода мелькает,
чувство легкое - полет,
а внизу - люд загорает.

Пальмы бросились в глаза
и цветы больших магнолий.
Кипарисы. Чудеса
в воздухе так много соли.

Оторвусь я от Земли,
пролечу по небу птицей,
рев моторов - соловьи,
жизнь моя - синица.

Дивное море

От березок до магнолий
лету ровно два часа,
где лазурной водной соли
в горизонте нет числа.

Море дивное различно,
то оно пленит волной,
то щекочет пятки лично,
то ставиться стеной.

То оно зовет лазурью,
то обрадует теплом,
то затянется все мутью,
то опять лежит слезой.

То облизывает гальку,
то бросается волной,
то запрыгнет в чью-то майку,
то отпрянет синевой.

От березок до магнолий
лету ровно два часа,
где лазурной водной соли
в горизонте нет числа.

Серпантин

Уазик - это не машина,
Уазик - это альпинист,
ему подвластны гор вершины,
он, в общем, горный пианист.

Играет он на ваших нервах,
и тащит вас в адреналин,
на серпантине вечно первый,
а где-то вид речных долин.

А вы на круче, над обрывом,
Уазик тенет вас к снегам,
вам страшно очень до надрыва,
Уазик едет к берегам.

Да, да, не спорьте, водопады
зовут к себе - назло судьбе,
и капли их сродни петардам,
и на вершине вы в себе.

Уазик - это не машина,
Уазик - это альпинист,
ему подвластны гор вершины,
он, в общем, горный пианист.

Водопады

Газ - две шестерки - это что-то,
он любит дно речных долин,
он мчит по гальке, в брызгах кто-то,
и брызги в платьях балерин.

Такой машине мир подвластен,
что за вершинами течет,
вас потрясет до сладострастия,
но неизвестность - всех влечет.

Потом пойдете к водопадам,
по краю древности и грез,
где глубина веков - услада,
где мед, вино и шерсть из коз.

Какое таинство вселенной,
запрятано за суетой!
тут только не было в вас лени,
а впечатлений простой той!

Газ - две шестерки - это что-то,
он любит дно речных долин,
он мчит по гальке, в брызгах кто-то,
и брызги в платьях балерин.

Ривьера

Вечерний город взмыл в сиянье
своих безумств - в красе огней,
где карусельное сверкание,
всех видов красок и страстей.

И крики бурные бравурно
вращают карусельный мир,
потом билеты лягут в урны,
но страсти в парке - жизни пир.

Огни ночные, лица, тени
и полумрак ночных аллей!
Тут звери - куклы все же звери,
они из прошлого. Налей

себе немного местной страсти,
немного сказочных огней,
здесь люди ходят разной масти,
но вместе в сказке жизнь мудрей.

Вечерний город взмыл в сиянье
своих безумств - в красе огней,
где карусельное сверкание,
всех видов красок и страстей.

Городские тучи

Москва как горы вечно в тучах,
одни дожди и холода,
от серых буден очень скучно,
лишь не хватает летом льда!

Ау, кто свыше! Вы забыли,
что лето хмурое идет,
одна вода и нет уж пыли,
и осень летняя грядет.

Среди дождей бывали грозы,
и миги летнего тепла.
Дома стоят, как те утесы,
и тень от туч на них легла.

Москва столбит дорогу тучам,
она цепляет небеса,
она своей грядой могучей,
давно подмяла все леса.

И тот, кто свыше это видит,
и он бессильно шлет дожди.
Он город - горы не обидит,
погоду как у моря жди...

Расставанье

Неожиданно, непредвиденно,
не назойливо и с тоской
мы с тобой теперь не увидимся,
каждый сам себе доктор - сон.

Ты живи один. Я живу одна.
Солнце светит нам осторожное.
Мы в любви с тобой все прошли до дна,
счастье прошлого заморожено.

Ты прости меня. Я прощу тебя.
Жизнь от этого не изменится.
Мысли чуткие о любви скорбят,
неназойливо тихо светятся.

Не люблю тебя. Не хочу тебя.
Все, что пройдено, не вернется вновь.
Вспоминаю я, грусти не тая,
непредвиденно вдруг ушла любовь.

Ты пройди один стороной другой.
Ты уйди один среди солнца дня.
Увлечешься ты новою игрой.
Неожиданно ты забудь меня.

Проходит-уходит

Вот жизнь! Она идет, проходит
то мимо елей, то мимо пруда,
и каждый год, как сон уходит.
Зачем уходит? А потом куда?

Идет мужик своей дорогой
среди осенней красоты,
в день юбилея, стал он строгим,
его дорогой видел ты.

Он дед Мороз вполне отличный,
он дед, отец и даже муж,
рабочий стаж его приличный,
спасал от лени вечных груш.

А сей мужик великий тезка,
мечты поэтов прошлых лет,
и дочка с ним почти березка,
они вдвоем средь плат и дел.

Как хорошо всю жизнь трудиться!
Как хорошо всем танцевать.
А молодость ночами снится,
ее тихонько пролистать.

Мечтать не вредно

Музыка ворвалась в настроение,
вытесняя прежние мечты,
словно искра нового везения
навела на счастье мне мосты.

Декольте фривольно открывало
толику нежнейшей чистоты,
я волшебным звукам подпевала.
Где-то среди зрителей был ты.

Я сложила теплые ладошки,
поместив блестящий микрофон,
подпевала музыке немножко,
уловив невольно темп и тон.

Ярким вихрем я прошла по сцене,
шарф, закинув быстро на плечо.
Мир казался цирковой ареной,
акробаты выгнулись мячом.

Эх, мечты! Не я была на сцене,
и не ты сидел среди гостей.
Вечно плохо спится мне на сене
трав в подушке с запахом вестей.

Нелюбовь

Кто бы сомневался в нелюбви,
я теперь в тебе не сомневаюсь.
Полностью примолкли соловьи,
я тебе душою не покаюсь.

Надвигались жуткие мечты,
горько засыпало чувство мести,
жизнь сжималась в снежные пласты,
в голове примолкли тихо песни.

Так бывает грустно, ну хоть вой,
волки одинокие по лесу,
не найдут пристанище, покой,
отдавая чувство только бесу.

И во мне царил один покой,
словно я в снегу одна стояла,
словно бы настал всем чувствам сбой,
а я даже мысли не листала.

Сон - ни сон, но пресность бытия,
как-то изменила мою сущность,
не по мне два слова: быт и я,
надо бы добавить мыслей толщу.

Чепуха

Меня гнетет, меня влечет
от безысходности печали
в какой-то злой водоворот,
тобой забытого причала.

Я погибаю без любви,
тоска мои глодает кости.
Изнемогаю, позови!
Устала я от бывшей злости.

Не верю я в твои слова,
что ты мне бросил отвлеченно.
Пойми, есть новая глава,
а я тоскую обреченно.

Ты позови, ты оглянись,
иль подойди ко мне поближе.
Любимый, милый мой, вернись!
Я не хочу всю жизнь итожить.

Еще хочу, еще могу,
еще люблю, еще пророчу,
несу сплошную чепуху.
Тебя люблю - скажу короче.

По хорею

Я сегодня повстречала
позабытую любовь,
всей душой ему кричала,
но не дрогнула и бровь.

Вот спасибо, так спасибо,
надоела нелюбовь.
Ты стихом меня спаси-ка,
в рифмах старь и редко новь.

Амфибрахий - солнце в бликах,
вот анапест, в проводах,
он блокирует все лики,
и катается в ветрах.

Я пошлю тебе флюиды
по хорею, по путям.
Только ты, не уходи ты,
у меня так много ямб.

Я люблю в тебя влюбляться,
и в любви рождать стихи,
так могу я закаляться.
А грехи? Мои стихи!

Флюиды

Актюарит солнце в бликах,
и биморфит в проводах,
и блокирует все лики,
и катается в ветрах.

Ну, а ты? Сидишь и таешь
от чужих, простых речей.
Ты меня уже не манишь
И не любишь горячей.

Я не буду слать флюиды
в твои мерзлые мозги.
Да иди, иди, иди ты...
Ты с мозгами из розги.

Я найду себе другого,
кто умней тебя в сто крат.
Да, другого дорого.
Ну, а ты? А ты ведь рад,

что тебя послали к черту
по бионовым путям.
Мы с тобой любовь не чертим,
мы обходим чувства ям.

Костыль

Возьму костыль, пройду по тротуару,
глотая пыль несбыточных надежд,
пройду тропой знакомого бульвара,
среди людей и тополей невежд.

Меня ты бросил, только захромала,
я с болью в сердце это говорю,
тебе любви хромой недоставало,
и я в душе бессилием горю.

Оно понятно, есть меня моложе,
они идут, качая каблуки,
а ты ведь мне стал и ближе, и дороже,
но это уже видно от Луки.

Я поняла, хромаю одиноко,
я не достойна твоего словца.
Зачем тебе внимание трехногой,
а в прочем, есть четвероногая овца.

Возьму костыль, пройду по тротуару,
глотая пыль несбыточных надежд,
пройду тропой знакомого бульвара,
среди людей и тополей невежд.

Служба

Хорошее чувство единства,
признания, о дружбе - просты.
Но годы слетают как листья,
и встречи мои как посты...

Одно отторжение от дружбы,
не радуют встречи обид,
и жизнь превращается в службу,
на чувства наброшен лимит.

Сложнее найти мне задачу
для собственных, в общем, мозгов,
не видя любви и отдачи,
как будто я вся из долгов.

Должна и обязана, все же
взорваться желает душа,
и рано мне жизнь - то итожить,
свои междометия верша.

Такая я вся и сякая,
тружусь я с утра до утра.
Живу, никого не лаская.
Я вся из труда до труда...

Тпру

Переросла сама себя,
остыл фонтан душевных струй,
иссякла, видимо любя,
а жизнь сказала тихо: "Тпру".

Что это значит, не пойму,
но пустота необъяснима,
вот надоело же уму,
слова писать издательств мимо.

Мой вертолет упал с небес,
а я присела на рессорах,
и это видимо венец
моей мечты в столбцах позора.

На самом деле - пустота
такой исписанной натуры,
каких-то мыслей чехарда
идет, бредет весьма понуро.

Не перепрыгнуть мне себя,
и пересказ любой не вечен.
Вчера я вспомнила тебя,
а ты живи, ты будь беспечен.

Зеленоградская звезда

Хорошо ли жить в Зеленограде?
Я об этом знаю и пою,
здесь любой в тени живет, в прохладе,
я об этом прямо говорю.

Солнечные тропки всем известны,
солнце до краев наполнит вас.
Это разве очень интересно?
И наука здесь не про запас.

Я люблю проспекты, водоемы,
блики на воде в подлунный час.
Я люблю приборные разъемы
те, что лишь припаяны сейчас.

Знаете - МИЭТ? О, это чудо?
Переходы в зданьях микросхем,
в нем всегда прекрасно, тихо, людно,
а потом Зенит или Ангстрем.

Компонент помашет звездной елью,
запоет тихонько Элион,
а за ними Элма станет тенью,
и баском откликнется Протон.

Песнь заветная

Если ты споешь песнь заветную,
я тебе спою – песнь приветную.
Я спою, спою, вся я в пляс пойду.
Ну, а ты приди, я с тобой пойду.

Вы не знаете меня? Залихватская!
Я с утра и до утра песни клацаю.
Я пишу, пишу, пишу, без побед почти.
 Вас ищу, ищу, ищу. Ты - меня прочти.

Я пойду с тобой, по полям, лесам,
я пойду с тобой, где ты не был сам.
Сядем мы с тобой на лихих коней,
полетим стрелой, словно песнь полей.

Мы летим, летим. Мы поем, поем,
мы с тобой пойдем под березками.
Сядем на порог, что укажет Бог,
это домик наш, в нем любви итог.

Полюби меня, я люблю тебя,
с первой строчки я запою любя.
Ты такой сякой, ты отменный весь,
полюби меня и исчезнет месть.

Певица

Мои песни взлетают, как птицы,
мои чувства у вас на лице.
Песни в наших руках, как синицы,
или капельки солнца в слезе.

Я люблю своих зрителей смело,
и всегда я у них на виду,
я молоденькой пела и зрелой,
а теперь я так тихо иду.

На подмостках сверкала я в платьях,
я хотела взлететь над судьбой.
Дома ела с картошки оладьи,
и грустила, но только с собой.

Я себя поднимала с постели
сквозь болезни, печали и боль,
чтобы песни в просторы летели,
я не сыпала в раны вам соль.

Я по жизни всегда оптимистка,
оптимизм я со сцены несу,
и в годах я почти альпинистка,
я еще песнь, как флаг вознесу.

Эмоции

Ты изменяешь прямо на глазах,
изображая ненависть и страх!
Ну, надоела! Так вот и скажи,
и это будет лучше для души.

Идешь с другою дамой до тоски.
Ты с ней пройдешь до гробовой доски?
Деревья сохнут, глядя на тебя,
а ты забылся весь внутри себя.

Нет, лучший выход уходить в нирвану,
отдайся лучше старому дивану.
Смеешься? Грех, опять забыл меня!
Уйду одна я, лишь себя виня.

Да вру, конечно, не уйду, мне лень.
От вас двоих чудовищная тень!
Моя тень лучше. Не коварна - да!
Да у тебя видна лишь седина!

Мой вид с улыбкой отразит твой взгляд.
О, Господи, пошли, ты лучше их назад.
Нет, погоди! Мне без него не жить,
мне надоело жить и не дружить!

Листва златая

Листва златая в золотых лучах
струиться по лесам, садам и паркам,
как будто вся купается в мечтах,
как будто пьет ликер в чудесных барах.

И я среди осенней чистоты
вдыхаю воздух солнечной прохлады,
я упиваюсь светом красоты,
что в мир дают осенние рулады.

Листва желтеет, наполняя мир,
какой-то неуемной тихой властью,
как будто приутих плохой вампир,
как будто запоздают все ненастья.

Пусть буреломы жизни помолчат,
пусть запоздало чувства погуляют,
пусть хвостики мелькнут в листве бельчат,
пусть люди о красе земной узнают.

Насытиться красою невозможно,
вбирая разноцветную красу
в свои мозги легко и осторожно,
потом я это людям отнесу.

Человеку с ракеткой

Я люблю тебя давно и странно,
я люблю в движенье милый торс.
Ты такой! Ты словно неба - манна!
Ладно, выпью за тебя из клюквы морс.

Мне твои метания приятны,
а с ракеткой ты как эдельвейс.
Мне тебя сорвать с горы желанной,
иль ты ветер среди милых фей?

Солнцем улыбнись и брось мне лучик,
или лучше в корт пойдем вдвоем.
И зачем меня так долго мучить?
Лучше песню с мячиком споем.

Наша номинация, не скрою,
словно счастья лучик по судьбе.
Я иду! Я счастлива с тобою!
Словно мячик я лечу к тебе!

Прыг да скок, летают наши чувства,
прыг да скок, красивый ты в прыжке,
прыг да скок, любимый - ты весь - чудо,
прыг да скок - судьба на волоске.

Океан мыслей

Океан моих мыслей и чувств -
поглотил океан беспристрастный.
Я меж волнами в яле мечусь.
Ты как волны, любимый, опасный.

Впрочем, весла твои у меня,
я гребу, натирая мозоли.
Ты по волнам бредешь семеня,
избегая мучительной боли,

человеческих радостей, бед.
Много в волнах людей потонуло!
А с тобою свидание - бред,
я весло под волнами согнула.

Тяжело раскачать океан,
это только стихии подвластно.
А ты в сердце моем вечный пан,
и в тебе бытие сладострастно.

Ты плыви по волнам кораблем,
белым лайнером, солнечным бликом.
Только в сердце начерчен углем,
позабытым остался, великим.

Грибники

Идешь ты лесом, без дороги,
бредешь сквозь пышную траву.
А я боюсь, в душе тревога,
травинку длинную лишь рву.

Ты так велел, чтоб шли не рядом,
ты там один, я тут одна,
но каждый миг мне неким адом,
туманит страх, одна, одна.

Грибов не вижу, ягод тоже,
одна всемирная тоска
мне душу нежную тревожит
зеленым пламенем листка.

Ты крикни, свистни, спой мне что ли!
Но только, милый, не молчи!
А то заплачу я от воли,
кричи же, миленький, кричи!

«Любимая, куда ты делась?»
«Я здесь! Я рядом! Я сейчас!»
«А это ты так мило пела?
Наш поезд скоро, через час».

Лисьи разборки

Жизнь, любовь аборигенов
на природе и в лесу,
перенос в любви всех генов,
но из Волка да в Лису.

Волк сказал Лисе - лисице,
что она совсем не та.
Хуже, мол, его Волчицы,
жизнь с Волчицей - красота!

А Лисица рассердилась,
Волка хлопнула хвостом,
перед ним не извинилась,
все припомнит, но потом.

Волк в лесу замерз немного,
прогнала его Лиса,
у Лисицы дома строго,
в нем тепло, в нем все краса.

Ну, зачем сказал Волк глупость,
ведь Волчица - то бедна,
и идет он к ней понуро,
в шапке снега - седина.

Слон и лань

Влюбилась лань в слона как в лучшего мужчину,
и со слоном большим хотела лань пожить,
но слон давно любил свою слониху Зину,
и с нею по утрам устраивал он жим.

Лань подошла к слону, что ходит в зоопарке
по остреньким камням, ступая по шипам.
А слон и без нее в любовной был запарке,
он хоботом своим дал лани по губам.

И смотрит лань в вольер, где слон стоит, слониха,
не лезет между них, раздавят только так.
Слониха воду пьет как пышная купчиха,
и выпила она водички целый бак.

А рядом жил павлин, ходил по клетке тихо,
он только иногда все перья раскрывал.
И в веере хвоста павлина жило лихо,
а голосом своим любимую он звал.

И крики у слона как крики у павлина,
всегда сплошной призыв для счастья и любви.
Огромный, милый слон большой поклонник Зины,
и заняты они, такие соловьи.

Февральские мысли

Зима морозная страдает
сама от холода и льда,
сама себя уничтожает,
и нет еще весны следа.

Но день все больше и спокойней,
но ночь короче и светлей,
и ветер дует свежий, вольный,
а взгляд любимого смелей.

Весна еще за горизонтом,
еще зима морозит зло.
А я смотрю, любимый сонно,
Стихи - страданий ремесло.

Вот солнце тенью поднебесья
Слегка раскинуло лучи,
И от любви проснулись бесы,
А, ты любимый, не ворчи.

Зима пройдет, весна настанет,
Раскинет листья и цветы,
Любовь незримая потянет,
И лучшим в мире будешь - ты!

Сцепление уз

Я разорву сцепление уз,
освобожу себя от мыслей,
и будет муж уже не туз,
и будут мысли все отмыты.

Мы перешли пару границ,
в своей судьбе переиграли.
Опять лежит мужчина ниц,
как будто он проехал ралли.

Любовь поникла на дрожжах,
мы в чувствах, видимо, иссякли.
Теперь любовь на тормозах,
а мы в супружестве зачахли.
 
Но нет, дружок, я разорву
судьбы единые порывы!
Ты знаешь, милый, я не вру,
но в отношении - разрывы.

А он сказал: "Довольно ныть!
Не разойдусь с тобой и точка!
С тобой всю жизнь хочу проплыть,
а из раздоров только кочки!»

Астральные поездки

Алжир, Корея и Бразилия,
футболом бьют по сухожилию.
На море Кипр, потом Сицилия,
там люди летом очень милые.

Алеет розами Болгария,
сверкает росами Бавария,
а я был лишь на Украине,
жизнь Казахстанская окраина.

Вдали влечет святая Индия,
Мадагаскар, где светит лилия.
Пройду я вскоре по Австралии,
сегодня я совсем - астральная.

У Нила тихо лишь присяду я,
там древность тихая порадует,
заеду я сегодня в Турцию,
узнаю, что такое унция.

И США меня обрадует,
засветит солнышком и радугой,
и Лондон дождиком умоется,
потом в Норвегию и к морю я.

Поймы рек

В поймах рек дома не строят,
кто построил - отвечай,
будут жить вне дома стоя,
пить речной, заморский чай.

И людей не посылайте
в поймы, в топкие места,
а собаки лайте, лайте,
у собаки нет креста.

Трудно сделать всем отметки,
где речные берега?
Стонут бедные соседки,
жизнь весною нелегка.

Но опять дома на поймах
строят, строят без конца.
А потом с экрана ноют,
словно реки без лица.

Уважайте реки, люди,
их порыв не без греха.
Мстят на поймах реки люто,
И весной река лиха.

Погожий день

Погожий день. Сверкают росы.
Струятся в небе облака.
По травам бодро ходят косы,
мир, изменяя лишь слегка.

Или коса, или машина
подрубят легкий, нежный ствол,
то одуванчика вершина,
теперь играю с ним в футбол.

Лежат цветочки на асфальте,
их запах кружится лихой.
Подстанций свист высоковольтный
по небу стелется рекой.

Под облаками самолеты
летят туда, летят сюда.
Их не задержаны полеты,
и облака, ну как слюда.

Теплеет день, светлеет небо,
а травы в росах все стоят,
их участь в городе нелепа,
лишь красоту они хранят.

Солнечное утро

Как люблю я солнечное утро,
Легкий запах листьев и тепла!
Жизнь прекрасна, в ней тепло и мудро,
и дорога с солнышком светла.

Все цветы вдыхают с упоением
теплые, наземные лучи.
Я их поливаю с вдохновением,
а ты, друг, сегодня помолчи.

У меня сегодня другом - солнце!
С ним веду строптивый разговор,
на свету поблескивают кольца,
ты молчи, ты счастья нынче вор.

Ты замкнулся, солнцу нелюбимый,
хмурый и задумчивый чудак.
Ладно, я куплю сегодня сливы,
темные плоды. Что в них не так?

Оба вы темны, как эти сливы,
лучше абрикосы прихвачу,
в них от солнца стынут переливы,
я еще оливы прихвачу.

Осенняя тайна

По лесу тихо ходит осень,
уныло трогая листву.
К ней безразличны только сосны,
роняя иглы на листву.

Заря, цветами лишь играя,
роняет блики на листву.
А иглы, в бликах замирая,
бранят опавшую листву.

А я осеннею порою
иду с тобой, топчу листву.
Тебе я тайны приоткрою,
рукой хватаю я листву.

Тебя не трону, то опасно.
Смотрю, как кружится листва,
под солнцем все дорогой ясно:
желтеет светлая листва.

Опять люблю. Осенней тайной
к тебе я в сердце загляну,
прильну к тебе я нежной ланью,
сглотнув невольную слюну.

Шорохи осени

Шорохи желтого зарева
под ноги жмутся, шуршат.
Листья кленовые знаменем
осень листвы завершат.
 
Небо высокое, вольное.
Солнце лучами слепит.
Не было лета здесь знойного,
осенью каждый сопит.
   
Бабье вращается лето все,
листиком с неба летит,
дом вам покажется клеткой лишь,
вольная воля - магнит.
 
Листья златые, роскошные
желтым ранимым листом
падают мне под окошками,
кружат последним витком.
   
Клена листва как салфеточки,
листья березы малы,
рядом летают соседушки,
вновь, оголяя стволы.

Жало

Ты сказал, что хочешь,
что меня он ждешь,
но опять хохочешь,
слов не разберешь.

Это я блондинка,
жгучий ты брюнет,
любишь ты лезгинку,
я люблю балет.

Между нами годы,
долгие века,
хрупкие невзгоды
есть наверняка.

Значит, зреют злаки,
связь других времен,
ты печали знаки
в мыслях не отмел.

Чтобы не мешали
встретиться со мной,
ты препятствий жало
бросил на покой.

Новогоднее

Третий день на столе ананасы
там и тут, там и здесь, там, где лесть.
Вокруг елки снуют папуасы,
разнося новогоднюю весть.

От шампанского волей - не волей
появляется гибкость в ногах,
и любое пространство им поле,
его топчут в туфлях, сапогах.

С рюмкой водки дичают с глотками,
обезьяньи ужимки, прыжки.
Лихо машут руками, платками
и съедают банана вершки.

Апельсин рядом с винною бочкой,
топот слышен как стадо коней,
новогодняя ставится точка,
под мигание ярких огней.

Ананасы опять все не съели,
оливье горкой снежной лежит.
За окном завывают метели,
и салют за салютом летит.

Рождество

Вновь Рождество вошло в мои края
без лишнего помпезного сиянья,
гирлянды в мини звездочках даря
для нового в их жизни созидания.

Мне нужен ты, мой лучший, верный друг,
ты в Рождество неистово пригожий.
Нужна поддержка добрых, честных рук,
Люблю твой голос - сильный и хороший.

Как хочется уткнуться вновь в плечо,
почувствовать твое благословенье.
Мне одиноко, в мыслях тяжело
перебирать лишь прожитые звенья.

Но ты - мираж, как праздников парад,
почти забыт, не чувствую ладоней.
Ты рад был мне. А кто судьбе не рад?
Друг далеко, не слышу сердца стоны.

Вновь Рождество осталось за окном,
холодный воздух звездного сиянья,
и каждый человек немного гном
перед величием звездного послания.

Блаженный вид

Есть что-то общее в поэтах:
тревожный взгляд, блаженный вид.
Они – мудрейшие на свете,
В стихах хороших - каждый гид.

В них суета спокойных опций,
меланхоличность светлых дней,
и мысли их неровных порций,
порой в загадках и видней.

Такими сделала природа.
И летописцы всех вождей
всегда бывают из народа,
они как жрицы новостей.

Когда все вместе, то нередко
от них идет ионный пыл,
и каждый что-то скажет метко,
потом поникнет. Все. Остыл.

Такие странные создания.
Поэты - славные умы,
все - летописцы мироздания,
что выжимают луч из тьмы.

Гимн АКАДУ

Пролетели строчки как года,
линии зеленого на черном,
так доска нам стала навсегда,
под АКАД в компьютер занесенной.

Было ли: доска и ватман друг,
циркуль, карандаш еще линейки,
и графит творил за кругом круг,
рисовал как ветер занавески.

А сейчас компьютер, мышка - прыг,
стали для конструктора как кульман.
В дисководе слышен дикий рык,
а программы стали нашим культом.

Тридцать два я года с чертежом,
несколько он тоже изменился,
а АКАД мне стал теперь пажом,
скорости хорошей он добился.

Плоттер встретит все мои дела,
и чертеж в нем словно бы из книги.
Я себя всю делу отдала.
А стихи? Они мои вериги.

Стихи-грехи

С годами я люблю все больше:
люблю стихи.
А книга, книга жизни толще,
легки грехи.

И становлюсь я бестелесной,
всегда одна.
Я беззащитна, я из леса,
твоя пята.

Живу, терплю судьбу и боли
без суеты.
И только нервы как мозоли,
и в мыслях быт.

Какой мой вид? Его не трогай,
все в нем запрет.
Я неизвестна за порогом,
там тет-а-тет.

Моя судьба, семьи проблемы
среди родных.
Я лишь в стихах бываю смелой,
простор страны.

А на просторе тесной кухни,
где шаг и стол,
где мебель новую не купим...
Квартира - стол...

Не халва

От борта, от винта, от прически,
от вселенной покинутых фраз,
от певучей и модной Глюкозы,
от Виагры, триумфа, экстаз...

От тебя, от меня, от природы,
просто так по велению слов,
невод жизни приносит нам воды,
и вполне подходящий улов.
   
Мы никто, мы ничто, мы проблема,
мы всесильные люди судьбы.
Мы давно позабыли колено,
от еще обезьяньей ходьбы.

Сколько было людей, сколько будет,
сколько бед, вездесущих забот!
Все равно, мы, как первые, будто,
это нас покидало за борт.

Так уйдешь, и никто не заметит,
только вздрогнет печально молва,
кто-нибудь погорюет над сметой,
а земля она вам не халва.
   
Модерный гений

Обложек глянцевых музеи,
стоят на полках тут и там…
Но Самиздат без бумазеи…
Его-то гений создал нам!!!

Простых оков из невезенья,
когда прозаик и поэт,
не знали счастья вожделенья,
когда вокруг одни лишь нет!!!

-Ты современник? Нам не надо! -
так говорят везде и все.
-У нас и так забиты склады!
Такое слышишь из бесед.

А почему забиты склады?
Кто там лежит? Картонный мрак?
Все дорогие, как в помаде,
народ – то беден и чудак,

который в лирике жизнь видит,
не может корочки купить,
и дорогих обложек виды,
на гроши вовсе и не купить!!!!!



Свое плечо

Прислоню я голову
к своему плечу,
не заплачу голосом,
в облаках лечу.

Жизнь не остановится
без твоей любви,
будет счастье новое,
облачко, лови!

Брошу тебе пригоршню
стареньких грехов,
было много горького
в счастье облаков.

Нет ведь моей мамочки
и отца уж нет,
нет и мужа милого,
весь остыл их след.

Горе, горе горькое,
на моем плече,
голова - то гордая,
улыбнусь свече.

Печаль любви

Печаль любви. Спокойствие и все.
Мы двое это нежно понимали.
Печаль тумана просто повесит,
а мы сегодня страсть свою поймали.

Заволокла печаль мои глаза,
ушли за поворот потоки мыслей.
Леса стояли, словно бы леса,
но были чистотой снегов умыты.

Кристальность чувств, свобода и покой,
не просто повседневные заботы,
когда вдвоем, то значит не изгой.
Из веток в вышине сияли соты.

Какое чувство просто волшебства,
заполонило мысли, словно медом,
в нем таяли проблемы естества,
и не звучали серебристой медью.

Печаль любви. Спокойствие и все.
Мы двое это нежно понимали.
Печаль тумана просто повесит,
а мы сегодня страсть свою поймали.

Крылья стрекозы

Крылья стрекозы,
дым вьет из трубы,
ясен небосвод,
пруд замерзших вод.

Снова я и ты,
снова мы не мы,
скучно так, пойми,
грусть мою уйми.

Я не стрекоза,
слез моих роса
вспыхнет возле глаз.
А ты быстро слазь,

сгинь с моей судьбы,
мы же не столбы,
снова я и ты
стали дружно - мы.

Стрекозы букет,
лепестков просвет,
и любви амур,
он в букетах бур.

Смелое действие

Кольцо, два кольца, оба круглые,
намек на судьбу, ой, ой, ой!!
Шаги по ковру в загсе гулкие,
но всякой свободе – отбой…

Быть первой на чьей-то дистанции,
ответственность, царская честь,
быть первою частью субстанции,
поверьте, проблем здесь не счесть.

И радость, и горечь, и праведность,
и счастье, и важность, и боль,
и мысли, а может все правильно?
На старые раны вновь соль…

А может отчаянье смелое,
поможет в тяжелый нам миг?
Закрутится старая мельница,
и в кольцах – портрет наш, как лик…

Решиться на смелые действия,
уйти от несказанных слов.
О, Боже, то ты посодействовал!
И кольца златые улов…

Дуэт и соло

Мы завоевываем мир
без орудийных залпов.
Мы просто огненный сапфир
великий свет на запад.

Мы дышим воздухом весны
и исцеляем души.
Приманкой светимся блесны.
На постаментах - Пушкин.

Мы многоликой красотой
спускаемся с туманом.
Мы расстаемся с высотой,
мы жизни - талисманы.

Без нас нельзя, мы - эликсир,
мы вечный пламень жизни.
Без нас не выживет кумир,
без нас не едут шины.

Мы - океаны и моря,
мы - горы, степи, солнце.
Пока мы живы: ты и я,
пока дуэт и соло.

Тройное чувство

Встречает женщина другая,
она моложе и милей.
Мужчина, всех чертей ругая,
готов сказать: чайку налей!

И вот готовая оплошность,
он шел ни к ней, он шел к другой,
соображая сразу плохо,
готов на все махнуть рукой.

Но тут выскакивает третья.
Мужик заигрывает с ней.
Ну не хотите, и не верьте,
и к третьей тянет все сильней.

Забыв про жажду и стремленья,
и заблудившись среди трех,
он вдруг впадает в умиленье:
и чай бывает смертный грех.

Как обойти беду такую?
Все двери вовремя закрыть,
когда вдруг тетерев токует,
чтоб усмирить мужскую прыть.

Лучик счастья

Как все просто. Сквозь преграды
я прошла к тебе,
словно шла сквозь баррикады
по самой судьбе.

Улыбнулся лучик счастья,
усмехнулся ты.
Пусть преграды были часты,
но нашла я тыл.

Понимаешь, словно годы
отошли назад,
будто встретила восходы
и прошел закат.

Я иду к тебе сквозь мысли,
с тобой мысль одна,
словно прошлое мы смыли
и дошли до дна.

Мы остались с тобой вместе,
просто я и ты.
Это наше с тобой место,
ты ведь не остыл...

Мимо звезд

У меня есть тропка мимо звезд,
млечный путь сияет озарением,
белые светила - капли слез,
осыпают тропку вдохновением.

Книги - вдохновение реклам,
и в неоне звезд сверкают ярко.
Фильм из звезд как будто великан
небо достает, ему не жарко.

Птицами рассыпались мечты
и летят они к судьбе красивой,
но вернулись мне сказать, что ты
среди звезд летишь, что ты счастливый.

Ты - есть ты, ты больше, чем звезда,
для меня - ты искры вдохновения.
Я с тобой согласна иногда,
в книжном небе мы - стихотворение.

Тысячи моих заветных строк
буквами рассыпались по небу,
в них словесный буду я пророк,
получу я томик - звездный слепок.

Интрига

Любовь прошла по клеточкам руки,
и солнце засветило в восхищение.
Твой поцелуй попал в мои виски,
так трепетно пошло раскрепощение.

Рука ползла змеею по груди
и ласково обвилась вокруг шеи.
А губы прикоснулись. Погоди...
И запылали чувственные щеки.
      
Интрига пробежала по спине,
как птицы мы с тобой попали сети.
Ты оказался солнечным в весне.
Как много за окном сегодня света!

Весенние движенья так сильны,
что трепет рук от счастья не заметен.
Мы в выборе партнера не вольны,
Его нам присылают с белым светом.

Зачем нам поцелуи, солнца свет?
Зачем любовь? Зачем весной нам счастье?
Нам не прожить без счастья полный век.
Поэтому весной и встречи часты…

Звонкий подарок

Я подарю тебе звонок,
когда весь мир ты проклинаешь,
когда все мысли как клинок,
когда ты сам себя не знаешь.

Я подарю тебе свой мир,
который очень интересен,
ты лучший мой волшебник Лир,
ты станешь частью многих песен.

Я подарю тебе любовь,
она одна тебе под силу,
а ты люби, не прекословь,
ведь мир прекрасен, а ты милый.

Я подарю тебе себя,
я подарю все знания чувства,
все будет сделано любя,
все будет ласково и чутко.

Потом невольно разозлюсь,
и ты исчезнешь на мгновенье,
но я с тобою померюсь.
Я позвоню, уйму волнение!

Вуаль воды

Сугробы уменьшаются
под каплями дождя.
И небеса вращаются
годами шелестя.

Деревья серо-черные
стоят с капелью - блеск.
И доктора ученые
проходят их как лес.

Все серо-буро-черное,
и белые снега,
но тают как никчемные,
вуаль воды легка.

Туманом иней стелется
по марту словно кот,
и трубы смотрят стелами
средь облачных болот.

Дороги стали голыми
без снега и воды.
В сугробах ниши полые,
тепла они следы.

Пробок сеть

Зачем нужны в Москве машины,
когда кругом одни "нельзя"?
Поток машин достиг вершины,
и без стоянок все скользят.

Стоят дома, архитектура.
сносить - нельзя они ценны.
Остановись - и ты скульптура,
отдай зарплату в полцены.

Какое жуткое движенье
царит везде, где тишина
была когда-то воскресеньем,
где миром правил старшина.

Теперь авто все на экранах,
и смотрят, где есть пробок сеть.
А сколько слов в машинах бранных!
Все за века не перечесть.

А выход есть, коль без стоянок,
пойдут машины по кольцу?
А может быть спросить селянок:
«Нужна корова к их дворцу?»

Прорубь

Вновь за окном царит весна,
желтеет верба.
Обид мне хватит и во сне,
жизнь - прорубь нерпы.

Когда боялась я любить -
летала скука.
Когда боялась с кем-то быть
глухая мука.

Когда одна сижу весь день,
то все не мило.
Со мной дела, одни дела
скользят как мыло.

Скучнее скуки я сама
в своих проблемах.
В моей душе царит зима,
жизнь стала пленом.

Все, улыбнусь и позвоню,
долой невзгоды.
В душе запели соловьи
лихой погоды.

Соль

Как часто мысли эшафота
приходят в голову тогда,
когда любовь прошла у флота,
и ты больна, ты не годна...

Боль, кровь, таблетки и проблемы,
вот частый символ всей любви,
а полюбила, как из плена,
потом век думай и реви.

Но снова тянут в это дело,
опять зовут к святой любви,
а так паршиво, ноет тело,
и вся любовь-то на крови.

«Ах, ты не хочешь, и не надо,
тогда погибну без тебя!» -
так скажут вам словами яда,
и скажут, в общем-то любя.

Любовь - она, пошла подальше,
мне надоела эта боль.
И лучше я увижу - дали,
чем поцелуя выпью соль.

Дятла стук

Любви мгновения прекрасны,
но нелюбовь уж тут как тут.
В любви вдвоем на все согласны,
после нее и взгляд как стук.

Такая ненависть колышет
все мысли с ночи до зари!
Никто те мысли не услышит.
Любимый, мысли разорви.

Надоедает все так быстро,
как ветер гонит облака,
так я гоню любовь, но искры
ее пылают. Жизнь - легка.

Опять одна иду по свету
всегда одна и без тебя.
Сегодня надо кануть в лету,
весной приятно жить любя.

И теплый взгляд меня заводит,
как солнца свет из-за угла.
А я люблю деревьев своды,
их тень усталая легла.

Карабас

Ты Карабас без бороды,
ты синий, синий.
Ты от среды и до среды,
какой-то зимний.

Ты источил мой нервный пыл,
я замерзаю.
Ты, словно дым по небу плыл,
я зависаю.

Я перегружена тобой,
экран и стрелка.
Ты перегрел меня собой,
с тобой мне мелко.

А мне нужна ведь глубина,
другие воды.
Смотри, пробилась седина,
как блеск породы.

Ты Карабас без бороды,
ты синий, синий.
Ты от среды и до среды,
какой-то зимний.

Апрельский мороз

Мороз апрельский солнцем ясен.
Синеет небо среди туч.
Тончайший иней тронул ясень,
На ветках блики - солнца луч.

В апреле холодно в природе,
замерзла верба, снега пух.
Белеют грядки в огороде.
Притих отчаянный петух.

Спят водоемы в белом виде,
лежат средь темной мерзлоты.
Мороз под утро явный лидер.
Сугробы - крепкие плоты.

Печально верится, что это
отчаянья последний шаг,
снега исчезнут все без следа,
когда Весна придет как маг.

Седой Мороз с ней не согласен,
С Весною спорит поутру.
Не распушится снова ясень,
пока морозы утро ткут.

Озон

Не мы, не мы, немые
озоновые дыры.
А мы ли, мы ли, мыли
все дырочки у сыра?

А ты ли, ты ли, в пыли
ловил миры чужие.
А мы ли в пыли были
и в древности все жили?

Давно, давно, давно ли
сквозь дыру видно землю?
Да, ты не знаешь, что ли,
что я веками внемлю.

Всегда была та дырка,
вонзалась в Антарктиду.
Всегда любили пылко,
как пуля цели в тире.

Не мы, не мы, немые
озоновые дыры.
А мы ли, мы ли, мыли
все дырочки у сыра?

Гриль

Я изнывала от тоски,
мне подарили...
Уныло дергались виски
в тоске у гриля.

Бежало время просто так,
а я ни с места.
Но постучал ко мне чудак,
сказал: "Невеста".

Я улыбнулась тем словам
и снова к плитке.
Сказала: "Что Вы, будет, Вам!
женись на Лидке.

Она без гриля у плиты
готовит куры,
она и к Вам всегда на «ты»,
скромней амуры".

Я изнывала от тоски,
мне подарили...
Уныло дергались виски
в тоске у гриля.

Тревожно

Тебя люблю? Быть этого не может,
но без тебя, помилуй, плохо мне.
Мысль чувства прошлогодние итожит,
но ветры их уносят по весне.

Поссориться с тобою невозможно,
и день проходит, словно бы во мгле,
а на душе так пагубно, тревожно,
как сердце прикоснулось бы к игле.
   
Не надо мысли вбрасывать в ворота,
ты как ручей весенний на снегу.
Не дам тебе я милый отворота,
жить без тебя я просто не могу.
      
Вернись, пойми, снега весной случайны.
И ты догнал, со мной, как был зимой.
Как будто бы корабль мой причалил,
и рядом, рядом, рядом ты со мной.
   
И все на месте, мяч уснул в воротах.
Футбол примолк, забыта третья мысль.
Пойду теперь, на кухне были шпроты.
Спокойно спи и ты, достигший высь.

Шпоры

Пусть конь летит навстречу жизни,
меня пусть носит тут и там.
Под сбруей тоненькая жилка
слегка откликнется верстам.

Опять мешают бегу ветви,
на быстрый шаг перехожу,
но в сердце блик вонзился светом,
и мчу вперед, жизнь не виня.

Вновь очень грустно, и печально,
но не волнует то меня.
Исчезла страсть, былая шалость,
как будто встала в стремена.

И мчу во весь опор по полю
своих проблем, обид, любви.
Коня подпрыгивает холка,
его ты шпорой не зови.

Мне как-то сразу стало легче,
вздохнула воздуха лесов,
и ветви всюду словно свечи,
а мысли прячу на засов.

Цивилизация

Цивилизация идет вперед проблем,
но люди телефонам верят мало,
не надо доказательств, теорем,
и разговоры словно с неба манна.

Мне хочется с тобою говорить,
мне хочется звонить, но я не буду.
Вдруг ты опять сегодня не побрит,
и выглядишь с утра как после блуда.

Весть сообщить, а долгий разговор,
нет, лучше мне с компьютером общаться.
А телефонный милый договор,
как сотовый, сказал и попрощался.

Мне хочется немного сохранить
все то, что было даже не убого.
Не хочется мне раны бередить,
Не хочется тревожить и пороги.

Я не прощу прощенья, жизнь простит.
Но отпусти меня, в сердцах не мучай.
Цивилизация и дома, и на стрит,
но хочется любви оставить случай.

Унисон

Я хочу сказать: "Нет!"
Ты сегодня, друг мой, мне не нужен.
От мечты бывшей след,
это только лишь маленький ужин.

Коротать жизнь с тобой
мне, пожалуй, совсем не по средствам.
Всем свиданьям - отбой,
не с тобой в унисон бьется сердце.

Я привыкла одна
завоевывать мирные блага.
У тебя цель видна,
для меня это только бумага.

Не зову, не прошу,
оставайся один ты на воле,
Вся любовь - шалашу,
это сказка, пожалуй, не боле.

Разошлись мы с мечтой,
не совпали и планы на вечер.
Все, пожалуй, отстой,
только мысли порой душу лечат.

Невпопад

Сближает ночь холодная,
покров весны един,
спит одеяло модное,
а рядом господин.

Пленяет ночь красивая,
холодный звездопад,
слова немного льстивые,
вьют ласки невпопад.

Мерцают окна светлые,
там любят и не спят.
Деревья машут ветками,
весною ночь таят.

Листки не спят зеленые,
хоть вечером темно.
Часы минуты щелкают,
не спим с тобой давно.

Глаза немного сонные
к компьютеру прильнут,
и уведут у милого
весною пять минут.

Слова-раздоры

Весна. Дожди. Зеленая листва.
Мне легче оставаться одинокой.
Я без тебя во всем всегда права,
а при тебе все кажется мне склокой.

Кто думает, что радости весны
всегда сверкают отсветом любовным,
тот зиму в одиночку видел сны,
а по весне вступил в любви альковы.

А у меня с тобой наоборот.
Зима сверкала чувствами прилежно,
был рядом где-то ты, лежал как крот.
Ты был любимым, или просто нежным.

А вот сейчас - безумство майских дней,
безбрежные зеленые просторы,
но чем в природе было зеленей,
тем больше тишина, слова - раздоры.

Мы замолчали, канули...  Куда?
Нам лучше одиночеством укрыться?
Неправда это! Чувства как беда...
А за окном поют прилежно птицы.

Неистовость

Расправили деревья плечи,
листва трепещет на ветру.
Мне на душе немного легче,
а птицы звонче поутру.

Вот небеса безбрежной далью
уводят взгляд за облака,
сверкая оловом иль сталью,
и в небесах жизнь нелегка.

Но посмотреть немного можно,
зарыться в плечи мужика.
Забыть в любви - нет "осторожно",
так было в древние века.

Летит листва, расправив крылья,
А я лечу в свою любовь,
познать, что в жизни много были,
найти неистовость и новь.

А поутру быть словно небо,
слегка небесной и стальной,
быть мне из олова - нелепость,
а быть счастливой и шальной.

Пятиградусные дожди

Пятиградусные дожди
разрывают меня на части.
Подожди, ты дождь, подожди,
и не лей на землю так часто.

Пусть и нравится дождь траве,
разрастается и кустится,
и деревья как галифе.
От земли - дождю все простится.

Только я не хочу прощать,
и душа от дождя промокла,
и дожди над землей как шаль,
они много полить так могут.

Пятиградусное тепло,
пятиградусный дождь нелепый.
Сколько снова воды утекло,
может это поможет хлебу.

Только мне без тебя - все дождь,
только мне без тебя - все сырость,
значит в сердце моем - ты вождь,
без тебя я, как хлеб без сыра.

Дивное утро

Вхожу я в лес прекрасным, дивным утром.
Вверху маячит солнце, синева,
я словно окунаюсь в сказку. Будто,
здесь вечность одиозная права.

На каждой ветке - зелень благородства,
на елях молодые бубенцы,
и даже между елями есть сходство,
есть разность как зеленые ключи.

На каждой ветке липы - просто листья.
Она поторопилась, отцвела.
Ей хочется лишь зеленью делиться,
семян - стрекоз еще в мир не дала.

Осина побросала клочья ваты,
они лежит снегами у ствола.
Все эти украшения староваты,
она листву зеленую дала.

Похоже, все, листвы прошла дорогу,
открылось небо, поле, города.
Осталось мне сказать спасибо року,
что лес красив безбожно иногда.

Любви сурки

Морозил душу внезапный холод.
На яле плыли, кругом вода.
Ты был задирист и просто молод,
бывал ты разным почти всегда.
      
Прохладу гнал нам далекий север,
он нес потоки своей пурги,
он охлаждал нас и ставил сети,
мы в них уснули, любви сурки.
      
Огромной массой бурлили волны,
летели с ветром вперед, назад.
А мрак сгущался незримый, полный.
И волны моря, и полный ад.
      
Теплее рядом, в твоих объятьях,
теплее рядом с твоей душой.
Пусть мир холодный и необъятный,
но ты-то теплый и ты большой.
      
Морской волною к нам пригнан холод,
и за кормою летит волна.
Но чувства наши не знают голод,
я лишь с тобою любви полна.

Побелка

По потолку бродила кисточка,
иль валик весело катил,
встречал неровности и точечки,
как поднебесный крокодил.

Нырял в раствор в красивой плошке,
и вновь стремился высоко,
уничтожал любые крошки,
и потолок менял лицо.

Другая кисточка ныряла,
в какой-то клей, словно кисель,
и на обои доставляла,
свою добычу как на мель.

Хватали руки длинный свиток,
несли его до потолка.
Стена, обои, словно слиты,
по ним бежит ее рука.

Какая прелесть в оппозиции,
иль хитрый взгляд со стороны,
она меняла лишь позиции,
и белокаменные сны.

Трактаты

Читаю все трактаты о семье,
когда и кто, зачем выходит замуж,
различное есть счастье на земле:
секс парный, групповой, да было так уж.

И женщины в веках имели власть,
но чаще власть мужчин предназначение,
не прекращать любовную им страсть,
есть страны, где на все есть заключение.

Гаремная семья для богачей,
министрам разрешалось иметь по три,
а в племенах все было горячей,
там просто племенные страсти оргий.

На родственные связи - есть запрет
во всех веках, во всех известных странах.
А возраст был различный, брачный свет
пил первым не жених, а кто был паном.

Мужчинам прекращать связь в шестьдесят,
а женщинам всего лишь в пять десятков,
чтоб сохранить здоровье, ведь весят
от дряхлости любви родные пятки.

Как хорошо…

Как хорошо смешить людей
хоть чем попало,
потоком бурных новостей
с любого зала.

Как хорошо играть в любовь
пускай смешную,
а говорить: "Не прекословь,
одна тоскую".

Как хорошо чертить чертеж,
играя мышкой,
а линий много, словно рожь,
но ты в них лишний.

Как хорошо, что не смешно
бывает дома,
но быть одной ведь не грешно,
нет в горле кома.

Как хорошо включить ТВ
Е. Петросяна,
и думать тихо о тебе,
мир без изъяна.

Карта грез

Я посмотрю на карту грез
с температурой.
Там Север. Юг почти без гроз,
там жизнь натурой.

Ой, где вы теплые деньки?
Ой, где вы? Где, вы?
Куда забрались пареньки?
Куда их девы?

Мерцают теплые деньки
поближе к югу.
И только девоньки одни,
нет места другу.

А в наших чащах без тепла,
пронзает холод.
Качает мокрая ветла,
на солнце голод.

Сбегают капли по окну,
сплошная влага.
Оставил девушку одну,
и вот все благо.

Ах, дожди…

Проливные дожди, заливные дожди
обошли все леса и ко мне подошли.
Что хотите дожди? Что шумите дожди?
Беспробудною влагой меня обожгли.

Вы все льете дожди, все стучите дожди,
по полям, по лесам, по асфальту: там, там.
Не будите дожди, не зовите дожди,
дайте снам, хоть немного побыть по местам.

Я ведь сплю. И немного затихли дожди.
Я не сплю. Дикий шум, он опять за окном,
словно тысячный душ подключили дожди.
Сильный шум за окном, не забыться мне сном.

Но зато посмотрела я сны сквозь дожди,
в этих снах все как в жизни любимый с тобой.
Ты меня, ты меня сквозь дожди подожди,
а душа от любви как дождливый прибой.

Ах, дожди. Ах, дожди. Ах, дожди. Ты все жди.
Ты в дожди, ты любимый меня подожди.
Дождь замолк и устали ночные дожди.
Ты не жди, ты не жди, без дождя ты не жди.

Шепот июля

Шептал июль шальные мысли,
гонял по небу облака,
а облака летели в выси,
июль хватал их за бока.

Дожди июль спокойно сдвинул,
тепло с ветрами подогнал,
и сено кинул он на вилы,
устроив солнечный аврал.

Тепло гуляло по задворкам,
котов гоняло и собак,
и открывало окон створки,
комар врывался для атак.

Взрыхляли пруд велосипеды,
вращал их лопасти июль.
Летели лодки как торпеды,
и брызгали водички пуль.

Блажен июль, тепло приятно,
одежды меньше на телах.
Хорош июль, в листве нарядный,
прекрасна жизнь в своих делах.

Пустой воздух

Застыло небо цвета стали,
прикрыло синь и облака.
С тобой спокойно утром встали,
перевернувшись на бока.

И птицы влет идут без звука,
и еле шепчется листва.
Над миром виснет серость, скука,
и одиозность лишь права.

И в окнах воздух пустоватый,
не веет свежестью листвы,
как будто воздух стал из ваты.
Как будто мы встаем мертвы.

Мы оживаем понемногу,
глоточек кофе - мир другой,
теперь бодрее движем ногу,
и в интернет, мир дорогой.

Проснулись только в интернете,
где скука кончилась давно,
там воздух чист, в нем жизнь инета,
Какой там климат? Все равно.

Бездна слов

Свинцовые летели облака,
а я застыла, ветер не пускает,
и отпуска остывшие бока
еще моя судьба перебирает.

Я не грущу, я словно в пустоте.
Обиды и потери, и утраты.
Мне душу отвести бы на листе,
содрать свои забытые заплаты.

Опять стихи мой затемнили свет,
я их в сети по свету разбросала,
никто нигде не передаст привет,
меня стихами в бездну засосало.

А в облаках, а в облаках светло,
но я спешу на землю возвратиться.
Ну, вот и все немножко отлегло,
и я в своих стихах парю как птица.

Я в бездну слов свалилась, мне не встать,
она меня давила сонной кручей,
устала себя милую листать,
закончила все книгой я могучей.

Мистика

Возник в могиле дикий вой,
и разбудил земные лики,
для мертвых голос этот свой,
а для живых он смерти блики.

Мне ужас сковывал шаги,
но ноги скорость набирали,
для призраков шаги легки,
живые просто обмирали.
   
Луна светила над крестом,
стоял повсюду трупный запах.
И звезды тихо над леском
смотрели в памятники. Запах.

Здесь город мраморный стоял,
блистали стройно обелиски,
и призрак медленно витал,
смотрел на фото очень близко.

И дикий вой опять затих,
Мне стало страшно и тоскливо,
На той могиле спрятан лик,
он в рай теперь ушел. Счастливо.

Музей осени

Музей среди леса, полян и дорог
искрит золотистою охрой.
Мы в осень с тобою зашли за порог,
и шли по траве утром мокрой.

Вторгается осень янтарной листвой
в леса.  Изумрудные зори
еще освещают деревья собой,
в них ветер с листочками спорит.

Мерцает богатство из красок и тем,
деревья покрыты ажуром.
Луч солнца из мира небесных систем
в янтарь здесь вонзился амуром.

Приятно пройти среди злата листвы,
где светит нам цвет изумрудный.
Осенний лишь дождь загрустил словно ты.
Прекрасен твой взгляд или мудрый.

Твой взгляд, словно осень, застыл средь листвы,
иль память застыла в музее.
И мокнут в картине деревьев стволы,
и мох на них. Мысли звенели.

Не хочу…

Я не хочу быть депутатом:
народу много и шумят.
Я не хочу быть адвокатом,
какого вдруг не защитят.
   
Я не хочу быть адмиралом:
весь в золоте его мундир.
Я не хочу быть генералом,
порою он, как бригадир.
   
Я не хочу быть: гл. редактор,
я не люблю судить стихи.
Я не хочу водить и трактор,
моторы наши не тихи.
   
Я не хочу быть космонавтом,
я лучше что-то начерчу.
Я не могу быть аргонавтом,
я в те века не долечу.

Прошли года, чего хочу я?
Остались проза и стихи.
Осталась пряжа. Что же чту я?
Желаний нет, и спят грехи.

Деревенские мысли

Будет урожайным високосный год,
будет у коровушек славный мой уход.
Задышу я осенью золотой,
сразу и улучшится мой удой.

Зашуршу я листьями по стихам,
да задую ветрами по лесам.
Я пройду дороженькой: стук, стук, стук.
А за мной коровушки: тук, тук, тук.

Подою я козочек и коров,
будут они дойными на покров.
Полушалком красочным утеплюсь,
под его прикрытием помолюсь.

Да зайду к коровушкам я на миг,
и затихнет в душеньке моей крик.
Я пройду хозяюшкой по двору,
мусор и все лишнее уберу.

Я поглажу козочку и кота,
будет все ухожено у скота.
Будет урожайным високосный год,
будет у коровушек славный мой уход.

Бурая осень

Бурые волны надменных лесов
солнце еще сохраняют остатки.
Времени года прошло колесо,
люди живут в нищете и достатке.

Трудно надменно свой лик сохранять,
спину не гнешь, так сгибаются мысли,
словно по жизни свою тянешь нить,
чуть задержался, тебя в вечность смыли.

Только листва золотится еще,
несколько дней - до весны улетела.
Трудно узнать, что теперь хорошо,
лучше не гнуть свои мысли и тело.

Любит - не любит, прозрачная нить.
Ценит, оценит, оплатит расходы...
Можно на свете любимой прослыть,
если читать чьи-то мысли как коды.

Можно листвой любоваться и все,
бедная будешь, финансы считая.
Жизни простое промчит колесо.
Будешь, как листья ты осенью таять.

Осенняя вечность

Из тумана в солнце Симферополя
я въезжаю словно в дивный свет.
Серебрятся ветви лишь у тополя,
А каштаны с ветром шлют привет.

В городе дома стоят прекрасные,
древность, современность - все при нем,
дни здесь бесконечно длятся ясные,
а листва еще горит огнем.

Осень в парках нежная и теплая,
на пруду из уток хоровод,
ночь за солнцем сразу очень темная,
заблестит в ухмылке местных вод.

И такси бегут тогда по городу,
словно бесконечность по судьбе,
еду я спокойная и гордая,
и слегка скучаю по тебе.

Осень ожидания и беспечности,
осень грусти, вздора и тоски,
все осталось где-то в дикой вечности,
и давно исчезли те листки.

Точка отношений

На наших отношениях только точки,
число тех точек: месяцы, года.
Пред точками стояли в чувствах строчки,
теперь все то, что было - ерунда.

Еще могу я быть немного нужной,
для этого должна я быть рабой.
Должна я быть рабой твоей послушной,
иначе и звонкам твоим - отбой.

Со всеми так, когда исчезнет страстность,
а это гостья редкая, весьма.
Семья на время связывает властно,
любой длины кончается тесьма.

И я тебе звонить уже не стала,
и Новый год не повод для звонков.
А быть рабой... Желанье скрыто сталью.
Тесьма и сталь линейки из годков.

А меж собой... мы прожили, довольно,
нам больше не осилить, ну и что?
И ты по свету бродишь ветер вольный,
а я семьи остатки своей чту.

Старый год

Новый год наливается силой,
задышал, закричал, что он есть!
Но тотчас был откинут на сито:
он в истории новая весть.

Чувство есть, проезжаешь вершину,
на вершине бессонная ночь.
Старый год - въезд в историю шины.
Мы проехали. Дальше что? Прочь.

Так в любви побеждает новинка
из эмоций, прелюдий, страстей.
Старый год стал забытою вилкой
на бифштексе из лучших частей.

Старый стих, старый фильм, старый номер.
Стало прошлым безумство любви.
Новый год, он во всем еще молод,
ты его, как флюиды лови.

И бегут в круговерти каникул:
сказки, песни, улыбки и смех.
Вот, вот, вот и восторги все сникнут,
жизнь войдет в прежний ритм из помех.

Клон

Земля меняет поколения,
земля меняет день и ночь.
Кто знает прошлого колена?
В седьмом колене был точь-в-точь.

Клонировать самой природой…
В развитии идешь вперед,
и в прошлом цепь живого рода,
ты удлиняешь свой же род.

Пересечения разных кланов
усилят кровь одной родни.
Родятся новые уланы,
они грядущего родник.

Бывают родственные связи,
они несут болезнь крови.
А можно в прошлом всем увязнуть?
Клонироваться без любви.

Стоят коровы клон на клоне,
как стадо ровное телят.
Березы разные на склоне.
На склоне вновь стада ягнят.

Голубь

Рождество, мороз и ветви,
словно линии судьбы,
простираются под светлым
небосклоном из мечты.

Голубь сжался, точно шарик,
под окном сидит один.
На судьбе все беды - шрамы,
холод нынче господин.

Голубь вдруг расправил крылья.
И над ветками судьбы
полетел. Две птицы рыли
снег балконный без вражды.

Словно кто меня услышал:
голубь стукнул мне в окно.
И поют опять под крышей.
Что за птички? Все равно.

Рождество и голубь мира,
примирение хоть на миг.
Заиграла в холод лира.
На сугробах солнца блик.

Цесаревич

Что с тобой, гитарный Цесаревич,
бард давно  известный, тем родной?
В старых джинсах, признанный царевич,
ты поешь над зрительной страной.

Параллельны чувственные годы,
струнами натянута судьба,
пальцы гитариста - скороходы,
на тебя смотрю почти любя.

Подпеваю я, конечно, молча.
В памяти всплывают лишь слова.
Пой, Царевич, пой, скажу короче:
среди бардов ты ведь голова!

Нравится давно твой дивный профиль,
за тобой - твой преданный ансамбль.
Среди бардов ты - чудесны профи...
Но, родной, на кухне - готовь сам!

Что еще? Хозяин магазина.
Что еще? Немножечко дельфин.
Жизнь солиста, словно бы резина,
тянется, шуршит как тот овин.

Прелюдии любви…

Разлука и в душе бывает криминальной,
и расставанья миг тревожит день и ночь.
И солнечной любви бывает очень мало.
И вот уж не стоит никто у ваших ног.

Похоже, нет сейчас вам дел до новой грусти,
что вновь почтила вас уже в который раз,
все боли на душе не пересадишь в садик,
чтобы потом расцвел колючками от роз.

Лишь грусть и говорит, что вы сегодня живы,
что память вновь болит издержками забот.
Позвольте, может, вы ни ту надежду сшили?
А горести у вас…  Вы брошены за борт.

А я не утону, я поднимусь по трапу,
и раны от любви, конечно, заживут,
Вы встанете у ног, и будите так рады,
что розами души Вас мило позову!

Прелюдии любви… Их избегать спокойней.
Боюсь, их вечный зов, в беспамятство любви.
Отчаянье и боль закончат вечер знойный,
в букете не поют привольно соловьи.

Красно-синий

Она ходила — в красном с белым.
Он — темно-синий был герой.
И вот, когда все вишни спели,
жизнь обернулась к ним игрой.

Он к ней тянулся — мягкий, сильный,
ее он Милой величал.
Она казалась очень милой,
но импульс шел, а взгляд кричал.

Она читала. День был летний.
Звенит звонок как громкий зов.
Он звал ее как мушку к слету.
И дверь закрыл, замок — засов.

Проходит несколько мгновений
из очень теплой тишины,
закончен секс и стихли вены,
и в кресле с думами жены...

В ней зародился некто синий.
В потоке красном он исчез.
А лик ее был бело-синий.
Так улыбнись. Ты — в жизни. ЧИЗ.

Насмешник

Он долго женщин не любил,
такая лень, без денег, право.
Он женщин точно бы побил,
но за дела кричал бы: браво!

И он хотел лишь побеждать!
Но побеждать над кем-то надо,
ему бы женщину зажать,
но лишь под чьим-то тихим взглядом.

С собой подругу с другом брал,
смотрел, как тянутся друг к другу.
Потом подругу забирал,
а друга выдворял из круга.

Он часто жен чужих манил,
пленил очами и фигурой.
Он с ними ласков, нежен, мил,
коль муж платил за секс и туры.

Он долго женщин не любил,
менял и изводил словами.
Он пары многие разбил.
Случайно он сейчас не с вами?

Иду всегда к тебе

Иду сквозь облака, летающих снежинок,
сквозь бурю нежных чувств, пылающих к тебе.
Деревья в кружевах немыслимых новинок,
и дремлют их стволы, замкнувшись все в себе.

Иду сквозь шум потерь, и сквозь сигналы горя,
сквозь сон и ураган, потерянных надежд.
Иду сквозь шум дождя, не с кем давно не споря,
и кожею скреплю, и кожею одежд.

Иду всегда к тебе, но мимо сонных буден,
по топям и тропе, ухоженных дорог.
Когда-нибудь еще мы вместе, может, будем,
когда нам протрубит олень в красивый рог.

И ветви в вышине сплетаются мечтами,
и снежные холмы на памяти моей.
Но вот встают дома и исчезают - дали,
и окна в них горят свечением монет.

Иду к себе домой, где нет мужской опеки,
где нет любимых глаз, где ужин не стоит,
где сняты у судьбы любовные все пенки.
Осталась тишина. Остался женский скит.

Янтарь в январе

В мае тает лед желаний,
исполняются мечты.
Год насыщенных познаний,
словно милые черты.

Облака плывут светлея,
над моею головой.
Ветви в листьях тихо млеют
и качаются ветлой.

Размечталась я о мае,
за окном царит январь.
Солнца мало, очень мало.
Я в руке держу янтарь,

в нем смола моих желаний,
о морских чужих краях,
где по пляжам бродят лани,
иногда и без рубах.

А есть женщины как осень,
на плечах лежит листва,
охрой выкрашена проседь.
Шлейф, как медная молва.

Жду, не жду

Жду, не жду, надеюсь и люблю,
утомленно всматриваюсь вдаль.
В мыслях я пою надежды блюз,
ты надежду мне на счастье дал.

Я хочу увидеть облик твой,
я хочу в руках твоих затихнуть,
я хочу насытиться тобой,
но мечты все тише, тише, тише.

Знаю, что билет для встречи есть,
поезд, день, вагон и километры.
Принесли сороки счастья весть,
в сердце дата, это снова метка.

Вот к перрону поезд подошел,
темное зеленое виденье,
и надежда как компостер, шелк.
Рядом с тобой девушка, ты демон.

Не хочу я видеть облик твой,
не хочу в руках твоих затихнуть,
я уже насытилась тобой,
и мечты все тише, тише, тише.

Ночной обзор

Духи и книги, стол и стулья,
букетик лилий и комод,
ТВ, компьютер, вазы дуло,
какие-то предметы мод.

Слегка разбросаны предметы,
слегка раскиданы слова,
а в голове остатки сметы,
не спит, не дремлет голова.

И тик, и так, и шум машины,
и тени темные в углах.
Лекарство с медом как вершина,
надежд движенья на ногах.

Ночные мысли - отголоски
дневных забот, точнее дел.
От лепестков цветов - полоски,
точнее тени белых тел.

Как эти лилии надменны!
Бессмертник спрятан в лепестках
на фоне стен, белее мела,
как проза мыслей на устах.

Обрамление

Обрамление волос,
обрамление взгляда,
контур черный глаз, не слез,
что для взгляда надо.

Словно новый парапет
на речном вокзале.
Так и новый кавалер
Вас закружит в зале.

Если речка без бревна,
и сомы не бревна,
значит, близится весна,
и зима царевна.

Обрамление волос,
обрамление веток,
лес зимою не подрос,
рост весь будет лишь летом.

Это темные снега
вокруг рек и пруда.
Пред весной зима легка.
О красе - не буду.


Солярий

Солярий солнечной системы
светил в десятки светлых труб.
После загара засвистели
сигналы, мол, плати свой рубль.

И весь загар в стеклянной колбе
теплом и светом был наполнен.
Спокойно потемнела кожа,
все для тебя, все для тебя.

Сказать собой: "Люблю". Ты тоже
на мне осмотришь все любя.
Не трудно быть твоей богиней,
но трудно быть, как светит иней.

Для похудения съем таблетки,
лекарства больше, чем еды,
чтоб ощущать себя кокеткой,
чтоб говорить, что лучший ты.

Солярий солнечной системы…
Как трудно жить в свои-то годы.
Как быстро годы просвистели…
Как трудно быть милей на годы.

Привет

Звоню тебе как в первый раз.
Узнал меня, но удивился.
Ты ждал звонка, любви рассказ
недели две. Звонок забылся.

"Привет! Привет! А ты одна?
Сегодня точно будешь дома?
Давно нигде ты видна,
А без тебя тоскливо, томно".

Проходят дни, года, недели,
проходит быстро наша жизнь,
без поцелуев и постели,
но вдруг звонок: "Меня дождись!"

Мы где-то были и так долго.
Ты где-то там, я где-то тут.
Весь разговор пройдет без толку.
Любви надежды не растут.

Я не хочу тебя коснуться,
поговорила, вот и все.
Ты стал забытый мой касатик.
"Ну, позвони, привет, еще".

Город лесной

Город лесной, город родной,
светлый, красивый.
Солнечный весь, небом, водой,
зданиями в иней.

Взмоет фонтан струйкой воды,
облаком влаги.
Город родной, милый как ты,
в трепетном флаге.

Вижу красу новых людей,
умных, спокойных.
Едут, идут в мир новостей
честно, достойно.

Город живой тихой водой,
словно весь вымыт,
мертвой водой в годы войны,
он будто вымер.

Выжил родной, встал он из сел
белым и славным,
и в микросхемах прочно осел,
и в них стал главным.

Неизвестность

Спасенье ищут в неизвестности.
А если стало все известным,
не изменяя больше местности,
вдруг закрываешь мыслей вести.

Закрылся мир, закрылись горести.
Здоровье копишь одиноко.
А может просто дело в гордости?
Боишься грубости? Однако.

Не хочется встречаться с обществом:
все улыбнутся, кто-то клюнет,
пусть интересы были общие,
но не люблю чужие слюни.

Они как зависть очень липкие,
чем выше мысль, тем больше колют.
Уж лучше вновь сидеть под липами,
кленовый лист, иглой не колет.

Когда одна побудешь с мыслями,
И соберешь строкой, что гложет,
готова новь сказать со смыслом ли:
спасенье - стих – всегда поможет.

Друг Осень

Нет, мы с Вами не встречались,
не бродили под луной.
Вспышкой молнии венчались,
но не с Вами, был другой.

Был другой такой хороший,
но его сменил другой.
Нет, меня, и он не бросил,
помню радугу дугой.

Радугу сменил друг Осень,
и опавшая листва.
"Долго он был?" - кто-то спросит.
Снегу я была нова.

А один весной заметил,
но другой перехватил,
Летом он меня приметил,
и фигуру все хвалил.

А потом я изменилась,
а потом пошли дожди,
и с грозою появились
очень милые цветы.

Одиночество

Как трудно быть судьбой гонимой,
как трудно просто первой быть,
как хочется неутолимо,
кого-то просто полюбить.

Но кто же даст? Да, нет, конечно.
Меня оставят в пустоте,
меня опять хотят безгрешной,
все только видеть в суете.

Я не нужна ни тем, ни этим.
Должна я быть всегда одна
под зонтиком, пусть солнце светит.
И, чтоб никем я не видна.

Хожу, брожу по чьим-то сайтам,
там напишу, а тут скажу.
Кругом свои там правят байки,
а я друзей не нахожу.

Бывает кто-то на два слова,
бывает кто-то на пыльцу,
и нет нигде совсем улова,
опять иду сюда, к крыльцу.

Квадрат

Квадратик кнопки, полоска строчки,
удар по кнопкам и слово есть.
Ну, кто-то смотрит с улыбкой робко,
не трону, милый я Вашу честь.

Квадратик неба, полоски - лампы,
ко мне вопрос Ваш: "Так, как дела?"
От прозы к прозе, но лучше строчки,
когда есть рифма, она мила.

Дела - квадратом, овал улыбки,
и беспредельный зевок судьбы.
Сосед сегодня не вяжет лыка,
ему сегодня все хоть бы хны.

Квадрат экрана и глазки скрепки,
и скучно что-то не в первый раз.
И чай не пью я, он слишком терпкий,
а легкий кофе - он в самый раз.

Квадрат работы, совсем зеленый,
зелено - белый чертеж готов,
а цифры, словно листочки клена,
и черно - белый поток листов.

Теплый день

Долгожданный мой хороший,
самый теплый день,
ты в забвении не брошен
среди разных дел.

Все равно меня достанешь
теплотой своей.
Все листочки больше станут
в тишине ветвей.

Серебрятся мирно волны,
ветер с ними брат,
он всегда немного вольный,
ветер волнам рад.

Я пройду сквозь теплый полдень,
сквозь аллеи лет.
День пригожий, знаешь, полно
приглуши свой свет.

Вот и ладно. День теплеет,
где-то мимо нас.
Значит вечер. Вечереет.
Май природный ас!

Вельможа

Как ты опять неосторожен,
летишь на желтый солнцепек,
не видишь брошенную брошку,
и одуванчика цветок.

Какой ты весь сегодня милый,
как мне приятен облик твой!
Не делай царственную мину,
ты улыбнись, и вот, вот, вот...

Ты словно герцог лучезарный,
ты словно воин знаменит,
ты как полковник очень бравый,
ты словно батюшки зенит.

Ты без погон, но так похоже,
что на плечах твоих заря.
Ты сам как царственный вельможа,
мне брошку желтую даря.

А их сегодня очень много,
на всех газонах желтый крик.
Но где тюльпаны, их трогай,
там желтый отблеск не горит.

Чай

Тибетский чай из русских трав,
немного горьковатый.
Я пью его, смолкает нрав,
сегодня толстоватый.

Мой вес опять за горизонт
от стрелки оторвался,
меня вполне закроет зонт,
коль он не оборвался.

Диеты все мне не к лицу,
они почти без вкуса.
Дополню кекс я к огурцу,
и сразу станет лучше.

Мой вкус диет он вне диет.
Я съем и то, и это.
И всем худым скажу: "Привет!
Не с вами в это лето.

Не  вами я кто уж за сто,
сегодня перебрался".
Я съем таблеток этак сто,
но весь мой вес остался.

Ленинград

Блестят в граните берега.
Каналы ткут свои узоры.
Как море, плещется река.
Встают великие соборы.

Ворота редкой красоты
златою кованой зарницей,
слегка касаются листвы,
и отражают чьи - то лица.

Пройду Великий Эрмитаж,
коснусь прекрасного величия,
и поднимусь как на этаж,
в душе своей, в полеты птичьи.

Янтарный клад пленит меня
своим теплом, своим сияньем.
Он будет комнатный магнит,
он отразит веков слияние.

Фонтаны плещут в синеве
и замирают у Самсона.
И только блеска нет в листве,
но блеск есть даже у газона.

Предложение

Скульптура Ермака давила мощью
огромной глыбы, древностью лица.
Вдали виднелись трубы, как-то молча,
а рядом шла фигура молодца.

Пальто на нем сидело мешковато,
растянуто лишь было на плечах.
Он девушку держал чудаковато,
учил ее быть сдержанней в речах.

Решал он с ней по физике задачи,
вот так спокойно, прямо на ходу.
Коль не было любовной в ней отдачи,
так хоть умом была бы с ним в ряду.

Он мог поднять ее над всей землею,
и это было все разрешено,
но не были они одной семьей,
в задаче у них все уж решено.

Река текла и медленно, и вольно,
и так же было вольно на душе.
Вдруг он сказал: «Ой, знаешь, что? Довольно,
пойдем мы в ЗАГС!» И это не клише.

Эдельвейс

Пройди тропой любви в предгорье,
увидишь красочный пейзаж,
потом поднимешься на горы,
и там увидишь вернисаж.

Из дальних, ближних гор и впадин,
и неба ломаный кусок.
Здесь могут сдвинуть камнепады,
здесь можно пить любовный сок.

Вдали увидишь эдельвейс
такой, какой совсем не видел.
И ты обрадуешься весь
как тот цветок, а ты как идол.

Какая глупость! Ты один!
И не с кем радостью делиться,
ты словно весь из горных льдин!
Дай кинокамере открыться!

Любимой с неба принесешь
и эдельвейс, и вид вершины,
и даже прошлогодний снег
нетронутый любой машиной.

Подсолнух

Подсолнух черный, совсем поспел он,
его собратьев стоят поля.
И помидоров подолы полны,
они красивы как - никогда.

Стоит палатка, стоит шалашик,
костер пылает на берегу.
Один купальник, какой там плащик.
А я себя лишь и берегу.

Мужчина мощный, весьма спортивный,
колдует снова над тем костром,
и мысли вовсе не позитивны,
и он как пьяный, в нем будто ром.

Он как в тумане с такой девчонкой,
что не дается никак ему,
она уж въелась ему в печенки,
но не подвластна.  Быть по сему.

И он сдается, живет соседом.
Она - в палатке, он - в шалаше.
Они колдуют лишь над обедом.
Такой наземный у них фуршет.

Пригожий

"А Вы меня бы полюбили? -
спросил высокий человек, -
Иль Вам нужны автомобили?"
Глаза блестели из-под век.

Такой холодный магнетизм,
был неизбежен на природе,
ведь я подсела как турист,
и от него была на взводе.

Но изменилось нечто в нем,
когда его слегка коснулась,
таких пылающих огней,
мне видеть и не приходилось.

И он сказал: "Сидите тихо.
Опасны чувства за рулем.
Поехали", - добавил лихо,
глаза блеснули в нем углем.

А я подумала в смятение:
"О, Господи, как он пригож!"
А, он подумал: "Вот везение!
Какая дама! День хорош!"

Пурга

В пургу попали на Алтае,
сугробы стенами стоят.
Природа стонет, завывая.
Автобус полон был ребят.

Они все пели песни дружно,
так заглушая страха миг.
Мотор ревел во тьме натужно,
и не естественный был мир.

Стояли вдоль дорог машины.
У них, что ль кончился бензин?
Сугробов дикие вершины
страшили близостью картин,

Они почти касались окон.
А снег вращался и летел.
Никто от страха не заохал,
лишь прессовал сугробы тел.

И все сближались ближе, ближе,
И пели громко, что есть сил.
Их головы склонялись ниже,
вдруг, кто-то сонно засопел.

Созерцание

Есть опыт счастья небольшого,
и для поэта он бальзам,
не надо мужа мне чужого,
и своего вам мужа дам...

Но лишь в стихах, но только в мыслях,
порой для красного словца,
чтобы душа была умытой
любви обильного ловца.

Фантазий много, через меру,
но ровно столько, что б самой,
мне не впадать в тоску, химеру,
стихи казались бы игрой.

Так вот в чем счастье: в развлеченье,
в самом массаже слов и дел,
в любви самой или влеченье,
и без касанья рук и тел.

Еще есть счастье в созерцанье:
что б пред глазами было то,
что вам приятно в мирозданье,
и что б тепло, хотя б в пальто.

Шашлычная погода

Погода, я скажу вам, не шашлычная,
с зонтом не очень хочется гулять.
Деревья мокнут, дело-то обычное,
под зонтиком пройду сегодня я.

На озере дожди с водою светлою
встречаются, как точечный массаж.
Деревья в такт качают тихо ветками,
ты мне главой кивнул. Какой пассаж!

Шашлык устал томиться, с луком вяленый,
ведь дождик затевает новый бег.
Деревья мокнут, ветрами повалены,
стояли ж на пригорке целый век.

Шашлык сегодня нам не улыбается,
и кровь в сердцах не вспыхнет от вина.
Погода очень мокрая и банная,
и встреча наша вовсе не видна.

Мир спит под дождик влагой затуманенный,
под зонтиком все медленно спешат.
А дождик расплескался водной манною,
и капли в лужах рожками смешат.

У озера

У озера чернеют очи,
у озера твой взгляд кричал.
Наверно, дивные здесь ночи,
твои глаза таят печаль.

Под голубым сияньем неба
прозрачна черная вода.
Рябит она, но нежно, плавно,
над нею чайка не видна.

Есть рыбаки, кто ловит рыбку.
А мы отлавливаем вид.
Наш взгляд по озеру все рыщет,
ты мне по топям местный гид.

Откуда ты как черный отзвук,
как черный озера отлив,
нездешних мест красивый отпрыск?
Ты даже в лени не ленив?

Белеют белые березы,
их ветви клонятся дугой.
Оставим озеру мы грезы,
оставлю я тебя другой.

Интересное положение

Ах, интересная Вы дама,
Вас все обходят стороной,
и вид у Вас весьма упрямый,
несете гордо над страной.

Повисла серая завеса
из смеси неба и дождя,
и каждый праведный повеса
к себе и дам домой не ждет.

Походка так тяжеловата,
что в Вас нет даже суеты,
и ноги мягкие как вата,
и округлились все черты.

И все труднее все движенья,
лишь воля к воздуху ведет.
И в небе мелкое брожение,
Вас от прогулки не спугнет.

И Ваши бывшие повесы
затихли, словно в забытье.
Для них - огромный вес - завеса,
Один лишь знает: Он и Вы.

Междометье

Какая схватка междометий,
какой каскад чужой любви!
Мы красный праздник так отметим...
О, милый сильно не дави...

Чужой мужчина на постели,
чужие ласки и тепло,
мы вместе с ним лишь ужин съели,
а тело рядышком легло.

Стою пред ним я на коленях.
Какой пассаж, какой фурор!
А он вальяжный в сгустках лени...
Звонок, звонок...  и скорость сбор....

Куда, зачем, все в междометье.
И лишь осталось на века,
его любовь, на память метка,
и очень нежная рука.

И он исчез в пространстве жизни,
как мимолетный и чужой,
но он остался, словно жилка,
что только бьется лишь с женой.

Пионы

Пионы цвели десять дней пред глазами,
фонтан, окружая пушистой волной,
а струи им вторили, как голосами,
и что-то хорошее было со мной.

Я тихо парила над бездной небесной,
была на глазах твоих вечер и день.
Ты мне улыбался совсем бесполезно,
А туя бросала прекрасную тень.

Летит день за днем, то обеды, то ужин,
то крик чьей-то песни, то танцы молчком.
Я знаю, что ты и в безмолвии нужен,
когда я на пляже под солнцем ничком.

Плыву я на лодке, средь бреющих рыбок,
среди незнакомых совсем берегов,
где дачи и дачи, и зелень в них - рынок.
И вдруг тебя вижу. Ах, вот ты каков!

Везде успеваешь, везде ты бываешь...
«Ой, время скажи, мне уехать пора».
В дверях мы столкнулись: «А ты уезжаешь?»
«Пионы все вянут, прошла их пора».

На пляже

По пляжу шел поэт хороший.
Лежала группа из парней.
Один сказал: «Поэт, похоже».
Лежащим, шедший был видней.

А я стояла, руки в боки,
глаза, прищурив от лучей.
О, где вы были, чувства Боги!
Все стало сразу горячей.

Поэт прошел, главу склоняя,
не повернув ко мне глаза.
Я вслед бежала, догоняя,
не сдвинув с места. Чудеса.

Прошел поэт. Прошел хороший.
Его я знаю много лет.
Он не узнал? Узнал? И что же?
До счастья с ним – не мой билет.

Он меня предал между делом,
он заменил меня другой,
не для меня изгибы тела.
Спина в одежде лишь дугой.

У фонтана

Травинки - былинки. Листочки и почки.
И вид самолета, и рокот его.
И дом - небоскреб, что построен так точно.
Струя самолета расплылась легко.

Ребенок поранил мизинец в фонтане,
бежит и кричит, что в нем сетка остра.
Берем подорожник почти что спонтанно
и кровь остановим, и кончится страх.

Стремительно птицы летят к водопою.
Фонтан гладкой струйкой скользит с высоты.
И листья к фонтану летят, как к прибою,
летят с черешками. И мокнут листы.

Опять разбрелась детвора по фонтанам,
но обувь совсем не снимают с ноги.
Быть может, кому-то все это и странно,
но в речке вода холодней, не с руки...

Травинки - былинки, и дети - картинки...
И солнечный вечер длиннющего дня,
и шлепанцы в ряд на фонтане, ботинки...
Придет для них время. Сижу не одна.

Голубой простор

Как ясен голубой простор!
Какой размах небесной тверди!
Как хочется придумать вздор,
чтоб в омуте проснулись черти!

Вода в реке и без волны,
равнина неба наизнанку,
а чайки чувствами полны.
Шоферы держат лишь баранку.

У утра есть закон утра,
когда встают лишь поневоле,
когда идти не всем пора,
когда не птицы мы на воле.

Кусочек неба в вышине
оставят нам на день грядущий,
И вздор затихнет весь во мне.
Работа есть, я в ней ведущий.

Остались небом и глаза.
Твои глаза уже проснулись?
Они и небо, и леса,
со мною только разминулись.

Бывало и так

Деревья в корень спилены,
остались пни да кочки,
в песочке счастье полное,
детишки и совочки.

Еще сказали будто бы
и дом наш весь снесут,
хоть это в близком будущем,
но эту весть несут.

В моем дворе все сломано,
живут одни собаки,
у них здесь видно логово.
Сидят на стульях бабки.

Все будто кем-то куплено,
построят здесь объект,
а мы жильцы все куцые,
мы вовсе не субъект.

Ведь мы не знаменитости,
автограф не берут.
Стихи поэта нитками,
коль их в печать не шьют.

Что успокоит

Нормальная южная ночь
легла в среднерусской равнине.
А градусник - тридцать, ноль, ноль.
Колышет лесная низина.

И утром усталости нет,
есть чувство - тебя разварили.
Оставлю я пеший свой след
у леса, клещей там морили.

Ищу я прохладу в лесу,
а там испарения земные.
Я бренное тело несу,
и ладно, что ноги не ныли.

Автобус я свой обошла,
прошла там, где мало, кто ходит.
Достигла положенных благ,
еще проработаю годик.

А может быть больше, Бог даст.
А может... к чему все сомненья.
Работа - конструкторский дар,
для мозга нашла применение.


Подпол

Откроем эру неба, солнца
и просто трепета души.
Уйдем из бочки, из засолки,
откроем крышку, словно щит.

Мы помидоры, если в банке.
Мы огурцы. Хорош засол?
Танкисты мы, коль едем в танке.
Душа закрыта, так посол.

Вот джем вкуснее сладкой ночи,
легко ложится на кусок.
Так и девица без сорочки
легла куда? Он что брусок?

Морской капусте путь к диете
всегда открыт или закрыт.
А волк морской летит по свету,
ветрам и солнцу он открыт.

Морковь прекрасна с подземелья
всегда, везде, во всем она,
во все закуски лезет смело,
и где видна, и где одна.

Перламутр

Покрыты губы перламутром,
на веках тройственный каскад,
а лоб блестит от пудры мудро,
в губах сверкает виноград.

А ногти в блеске светлых сказок
сжимают веточку мечты.
И замирает пир негласно,
глотая капельки воды.

Потусторонние предметы
летают где-то в вышине,
они в безоблачность одеты,
и приукрашены кашне.

На подбородке порезвился,
какой-то западный фокстрот,
слегка весь соусом облился,
гусенок, видя некий грот.

Подносит рюмочку мартини
довольно крупная рука,
а взгляд уже от жажды стынет,
где перламутра губ легла.

Гулкие шаги

Чувствую, иду по западне
в мареве небес без откровений.
Опускаюсь, мысленно на дне
в мистике пера и вдохновения.

Глазом ухватила красоту:
тихая вода течет устало,
ехала машина по мосту,
в воздухе прохладность зависала.

Не скажу, что каждый из мужчин
тех, что по дороге повстречались,
все имели много величин,
ощущение: шла как вдоль причала.

Не свернуть и мне не повернуть,
чувствую от них настороженность.
Так же было, как бы здесь ввернуть,
в день Олимпиады - напряженность.

Шла с Олимпиады по Москве,
по пустым проспектам - тихий улей.
В это время умер весь в тоске,
бард и чародей российских улиц.

Всезнайки

Физики живут весьма непрочно,
головы забиты их с лихвой,
в институтах учат, как нарочно
то, что не ухватишь головой.

Учат языки, да еще пару.
Мозг студента, словно на века,
им еще работать до угара,
и до пенсий жизнь их не легка.

Тянут, тянут лямочку всезнайки,
а она не в силах им помочь,
нервы свои вывернут с изнанки,
и уходят с этой жизни прочь.

Убегают в лес или на дачу,
убегают в детство, где теплей,
упускают бывшую удачу,
их не в силах выдержать дисплей.

Физики, довольно специфичны,
гонор в них сменяет пустота.
Их проблемы с нервами типичны,
старость у них с первого листа.

Дождь-морзянка

Разливались быстро реки по асфальту,
поплыла вода неведомо куда,
под зонтом идут не шатко и не валко,
в брюках мокрых притаилась вся вода.

Водопады застилают горизонты,
усмехаются кудряво небеса,
и народ с утра какой-то слишком сонный,
в каждой капле пробуждения - роса.

Ты влетел весь взбудораженный потоком,
из машины, словно мамонт или бык,
и экран сверкнул, не выдержал он тока,
очень влажно и в компьютере все блик.

Хорошо, потом сменим предохранитель,
и компьютер снова с нами оживет,
а пока он будет таинства хранитель,
и таинственно в душе моей поет.

Прекратился, усмирился дождь - морзянка,
и на крышу опустилась тишина,
и земля от влаги точно негритянка,
Ты за стенкой. Все спокойно. Я одна.

Возрастные изменения

Как женщины меняются с годами,
то были и красивы, и легки.
С мужчинами о будущем гадали,
и в завитушках были их виски.

Потом их ноги точно похудели:
каблук, чулок и юбка от бедра.
Потом они немного пополнели,
и груди стали, будто это бра.

Затем они кричали на потомство,
и мужа от себя гоняли прочь,
и на чужих заглядывались томно,
потом и тем сказали: "Не морочь".

Потом вприпрыжку бегали за внуком,
и с молодыми спорили слегка.
Потом на них свалилось бремя скуки,
и мудрые морщинки у виска.

Потом они сидели на скамейках,
и старики ворчали им вослед.
И вот стоят на кладбище скамейки,
и правнук говорит: "Пойдем, мой дед".

Мысли веером

Скучно было до безумия,
и с утра стоял туман.
Целый день я как беззубая,
пока в воздухе дурман.

Пушкин, Пастернак, Патрацкая,
интернет всего не понял.
Солнце тоже радиация,
а под ним и кони - пони.

Разлетелась мысли веером,
будто конские хвосты.
Из стихов своих намеренно
раскроила я холсты,

В них писала отголосками
своих бешеных невзгод,
и рецензии полосками
усмехались целый год.

Пастернак в вишневой корочке,
Пушкин в золоте тесьмы,
и Патрацкой стихи колосом
вышли будто бы из тьмы.

Кораллы

Кораллы белые бутоном
цветут как некий странный куст,
как будто море странным стоном
застыло в камне и мир пуст.

Остались былые кораллы,
остался каменный букет.
Его Вы в руки нежно брали,
смотрели в море. Моря нет.

Вас память вдаль несла незримо
туда, где были Вы давно,
где Вы склонялись пилигримом,
и Ваша память как кино.

Моря и дали словно юность
застыли - каменный букет.
Какой тогда Вы были юный!
Коралл остался - странствий след.

Теперь коралл источник музы,
он словно вешалка для бус,
он открывает в мысли шлюзы,
но бусы жемчуга без уст.

Борис Пастернак

Длинное лицо, глаза простые,
свет в окне, как пламя из огня.
Ветры бродят горькие, сквозные,
ямбы ему с ветрами летят.

Пастернак поэт мне не встречался,
знаю его фото наизусть:
он стоит у форточки печальный,
и слова застыли в кромке уст.

Ногти. Пальцы. Спрятаны манжеты.
Белая рубашка и пиджак.
Нос прямой у рамы.  Шпингалеты.
Словно он в пространство сделал шаг.

Взгляд его уходит за мечтами,
волосы взлохмачены рукой,
манят его строчки, манят - дали,
и душа, не знавшая покой.

Ухо. Шея. Впадина на горле.
Полнота красивых очень губ.
Главное - стоит он очень гордый,
этим бесконечно многим люб.

Красавица и Тор

Красавица и Тор играли в странный секс.
Катрин к нему пришла в назначенное время.
Попутный ветерок, мужчина, словно Зевс,
хотел остановить, познать любовь и бремя.

Катрин сказала: «Нет, сегодня Тор со мной,
ты Зевс освободи мне лунные дороги,
я не могу с тобой встречаться под луной.
Довольно поздний час, а Тор сегодня строгий».

Красавица прошла сквозь ветер не спеша.
Навстречу ей катил сам Тор в медвежьей шкуре.
Остановился Тор. Катрин, едва дыша,
открыла тихо дверь, сказала: "Здесь не курят".

И тут же поняла всю крепость Тора рук.
Тор кнопочку нажал. Сиденья вмиг упали.
Осталось вдруг Катрин без туники и брюк,
а шпильки каблуков уже педаль достали.

Красавица и Тор друг друга разожгли.
Все спуталось вдруг в миг: касания, ласки, стоны.
Вдруг по машине стук. Их страхи обожгли.
А там ворона вдруг: «Тор, дай кусок батона».

Поворот

Обойду я взглядом грусть земную,
скорость надо правильно сбавлять,
поворот дороги я миную,
и увижу ровную я гладь.

Затаи дыханье - неприятность,
неумытый, грязный небосвод.
Неприятность - с нею лучше в прятки,
и не видеть неприкрытость вод.

Пусть течет вода серее неба,
рябь души клубиться над водой,
кто бы ты ушедший в небо не был,
станешь словно памятник литой.

Граждане, шоферы, руки в брюки!
Едите: опасно! Поворот.
Не в воде, ни щуки, ни севрюги,
не пройдете вы дорогу вброд.

Медленней поэты и шоферы,
вы творите чудо на земле,
не впадайте в разные аферы,
берегите жизнь и чудо лет.

Булат Окуджава

Кто не знает его профиль соколиный?
Кто не знает его дерзкие черты?
И в Москве его я встретила. Былина?
Это правда, как столкнулись Я и Ты.

Еще в школе пели песни Окуджавы,
мы с подругой знали все их наизусть,
и мальчишек с этой песней провожали.
Годы канули, осталась в сердце грусть.

Мы столкнулись в магазине. Центр вселенной.
Рядом муж, а рядом с ним была она.
Да, блондинка. То ли Ольга, то ли Лена.
Но она очарованием полна.

А Булат обтянут джинсами лихими.
Он крутился предо мною просто так.
Он товар смотрел. Шли девяностые лихие,
когда в джинсах не ходили просто так.

День был теплый. Он обтянут, словно тополь,
иль береза. Да, он в белом был друзья!
Разошлись они и мы. И стих наш топот.
А куда мы шли, давно забыла я.

Мужской коллектив

Люблю мужские корабли,
плывут они в заливе знаний,
и многомужеству сродни,
не все они чужие сани.

Когда встречаю я фрегат
из чисто женского значения,
я в нем - заброшенный агат,
не для любви, не для прощенья.

Лишь пара слов ответных дам,
и ухожу я восвояси,
я среди них всегда ни там.
А почему? А мне неясно.

Иду в любимый коллектив
из разноплановых мужчин,
а среди них я их актив,
и тут хоть молнии мечи.

Они совсем ни так опасны,
они порядочны вполне,
найду для рифмы я запаску,
когда есть профиль на окне.

Давай солжем

Давай солжем, что все прекрасно,
что мы любимы, ты любим.
Давай солжем, что солнце ясно,
что мы с тобой любви хотим.

Давай солжем, что нам по двадцать,
что ветер бродит в голове.
Давай солжем, что все повадки
у нас с тобой не первый век.

Давай солжем, что мы флюиды,
что носит нас по воле тех,
кто любит солнце и корриды,
что я мех-тех, а ты - физтех.

Давай солжем, что черепаха
нам отдала свой длинный век.
Что у тебя была папаха,
что на коне ты лучше всех.

Давай солжем, что из народа,
потом приврем, что короли,
что у нас кровь, у нас порода,
что мы шуты, что мы врали ...

Послание

Пишу сквозь дождь в твои края,
где светит солнце каждодневно,
где волны плещут у руля,
где есть твое мужское дело.

Скучаю, милый, каждый день,
летая с аистом по крышам.
А капли, словно дребедень,
и каждый день их только слышу.

Надеюсь, где-то на корме,
не заблудилась птица феникс?
А ты не мальчик, не корнет,
ты ей не нужен, словно веник.

Пошли мне весточку, родной,
сквозь даль вершин и глубь морскую.
Пусть лебедь реет над страной,
пусть он курлычет, как тоскую.

Надеюсь, чайка от тебя
подальше держит крылья счастья,
не зачастил ты к ней любя?
А то здесь дождик плачет часто.

Юмор и печаль

Что делать, если юмор жизни
влечет в неведомую даль?
Похоже, страсть мы не изжили,
а возраст - юмор и печаль.

Когда и я, и ты годами,
все как не надо, набекрень?
Что чувство к нам пришло с дарами
одних лишь слов, давая крен.

И осторожно, выбираясь
из этой страсти не для нас,
я убегала не ласкаясь,
боясь твоих горящих глаз.

В охрану маму попросили,
чтоб сторожила от меня.
Тебя в любовь не тянут силой.
Кто нас на части разменял?

Какое все-таки болото,
любая чувственная новь!
А кто любовь спасает? Кто-то?
Как тяжела порой любовь!

Альт сентября

Листья зеленеют,
словно не сентябрь.
Холод, ветры веют,
будто бы октябрь.

Я совсем замерзла
в лиственной глуши.
Листья не измерить,
будто камыши.

Небо темной страстью
замерло и ждет,
что сентябрь проснется,
желтизна пойдет.

И бескрайним морем
зеленеет лес,
как бы перед смотром
праведных небес.

Мокрый цвет асфальта,
мокрые листы,
и сентябрь альтом
в холод шлет мосты.

Страдания души

Душа влюбляется вне возраста,
не понимая, почему
ее кончаются возможности
и в голове, и наяву.

Проходит таинство лингвистики,
и остается в реках плес,
душа страдает лишь неистово,
неся в себе подобный крест.

Не надо мучиться бессонницей,
такой удел мне не впервой.
Ну не влюбляюсь я ведь в конницу,
а только в роту с головой!

Все это глупая нелепица,
мои страдания души,
два дня пройдет, и он отлепится,
чтоб снова чувствами крушить.

Не бойтесь, мальчики и дедушки,
мужчины милые, меня.
На вас смотрю почти без ретуши,
вас в преисподнюю маня.

Шаль неба

Листва качается, качается
под ветром томно и легко.
С мальчишкой девочка встречается
и с ним уходит далеко.

Идут куда-то в звездной россыпи
и окружение полей.
Идут красиво, гордо, рослыми,
со знанием города, аллей.

А здесь совсем иначе видится,
когда за далью, видно даль.
Когда им не на что обидеться,
когда все небо в звездах - шаль.

Они идут и не касаются,
им жалко чувство нарушать.
Они словечками бросаются,
им только руку бы пожать.

В них чувство есть как небо звездное,
им еще много в жизни вновь.
Пора домой, ведь время позднее,
слегка проклюнулась любовь.

Морока

Вам жалко. Очень жаль.
Мне нужен только он.
С ним в холод, страсть и жар.
У вас в глазах укор.

Ну, право, почему?
Он тоже ведь не прочь.
Что, что сейчас пойму?
Все. Ладно. Не морочь.

Конечно, проживу
без ласк и нежных слов.
А что это по шву?
Он ест? Сегодня плов.

А, ладно, не впервой,
но грустно, Боже мой,
опять одной, хоть вой.
Одна иду домой.

Что, что? Его отец?
Так он всегда с женой.
Опять любви конец.
Пиши стихи. Не ной.

Осенняя стыковка

Втекают в небо клубы пара,
тропинки вьются у дорог,
в моря вошли все речки даром,
а милый мой забыл порог.

Кем ты увлекся, мой любимый?
В какой еще попал ты плен?
Кому ты был сегодня милый?
К кому ушел осенний лен?

Листва без солнца не желтеет,
зеленый, мокрый, темный цвет,
и не видны густые тени,
без солнца теней вовсе нет.

А без тебя я не старею,
никто не снится по ночам,
осенний лист на ветке реет,
а мне остался горький чай.

Пусть ты ушел к другой парковке,
ты в новом доме соловей.
Твоя осенняя стыковка...
Ты только с ней гнезда не свей.

Лиса и Лис

Лиса красива, бесподобна,
но без любимого – никто.
Не обойтись Лисе без клона,
развеселил бы кое-кто.

Но вот однажды объявился,
какой-то старый мудрый Лис,
и беззаветно он влюбился,
а, полюбив Лису, исчез.

Лиса вдруг стала разрастаться,
и юбки лезли ей на грудь.
Лис на денек всего остался,
Лису любил и не был груб.

И оказалось – все, что надо,
и оказалось – все при ней.
И ходит мимо Лис детсада,
с Лисой заметно стал сильней.

Дите подкормят их телята,
они малы, но вот когда
они заметно подрастут,
лисенку молочка дадут.

Осенняя грусть

Меня уколол ты отчаянным взглядом,
который ко мне был отправлен тайком.
И в сердце надежда забилась: «Так надо!
Так надо, приятно, а грусть вся — потом!»

Осенняя грусть неприятных событий
ложится на сердце, как капли дождя.
И новости часто похожи на пытки,
мне хочется крикнуть всей грусти: «Нельзя»!

Нельзя так нельзя. Но осенняя хмурость -
опять затянула весь мой небосклон.
И сквозь неприятность лишь стрелы Амура -
ко мне полетели как счастья поклон.

Попали в меня. И в мое же сердечко.
И в сеть новостей. И в любовный прикол.
Но только спокойна по-прежнему речка,
ей все безразлично, как ветки укол.

На речку летели отчаянно листья,
с тобой уходил странный взгляд навсегда.
Как хочется с взглядом таинственно слиться!
Но ясен ответ: «Никогда, никогда!»

Городской вид

Вид сверху на город прекрасен и чист,
деревья - шары расписные.
Фонтан затихает, грустит словно лист,
а листья, как будто резные.

И вижу тебя, милый твой силуэт,
спеши, опоздать невозможно.
Березка танцует - осенний балет,
и так хорошо, что тревожно.

А там, есть скульптура, как будто - моя,
с похожей мадам рисовали.
Она так прекрасна, собою манит,
что скульпторов лучших созвали.

Пройдем, рядом Пушкин, скамейка, газон,
я здесь пару раз выступала.
Здесь все - так как надо, и воздух озон
в ограде, что тенью упала.

Красива здесь осень прекрасной парой,
пока отдыхают капели,
дожди, что скрываются этой игрой,
когда каждый шаг - капли пели.

Комбинация

Темно-синяя прозрачность кружевами -
облегала статный женский стан.
Ей звонили, приглашали, просто звали,
все искали и секреты, и изъян.

Комбинация манила сквозь одежду,
небывалый в ней таился сильный бес.
Она яркою светилась вся надеждой,
кто еще бы до нее сквозь тюль долез.

В ней хозяйку добывали сквозь запоры,
увозили на машине всякий раз.
Люди бились об заклад и лезли в споры,
Только к ней стремились люди, как в экстаз.

То пытаются вагон пригнать к вокзалу,
и шампанским заливать весь белый свет,
и гостиницы снимали, даже залы,
и в квартирах ожидал ее привет.

И зимой, и летом, осенью, весною,
к ней летели и стремились со всех ног.
Но с годами получила дама волю,
все исчезли и забвение итог.

Супружество

После загса жизнь с мужчиной
круглосуточный режим.
Мужу все теперь по чину,
даже праведный отжим.

Отжимание в кровати,
и отжимы на полу,
на столе как акробаты,
только б крепости столу.

Десять раз, пройдя за сутки
пресс-качающий рефлекс.
Вечно в плаванье как утки,
и целованный процесс.

Шея в пятнах поцелуев,
и жене не продохнуть,
чтобы не было вопросов,
ей бы воздуха глотнуть.

Она скроет незаметно,
шею маленьким платком.
Муж платок и не заметит.
Он ей кажется полком.

Чуть стара

Клен достиг совершенства земного,
золотая пора расцвела.
В этом золоте солнца так много,
что по кленам я взгляд провела.

Есть в лесном этом микроинфаркте,
красота переспелой поры,
Отрицать красоту, словно факты?
Это неба земные дары.

Красно-желтые листья играют,
разбавляя зеленый пейзаж.
Отрываясь, листочки страдают,
им достался от ветра массаж.

Но не будем о грусти, не надо,
еще раз огляжу хоровод,
это краски лесного парада,
что венчает собой небосвод.

Только сердце болит в эту пору,
знает, скоро другая пора.
И на жизнь я смотрю без укора,
я чуть-чуть, я немного стара.

Связистки

Связистки сотовой сети
везде и всюду с телефоном.
А мне не стало в них вести,
живу по интернет законам.

И все же были те года,
когда от писем мир резвился,
и были голуби тогда,
и к связи каждый так стремился.

И появился телеграф,
где телеграммы - часть вселенной.
Кто с телеграфом, тот и граф,
и даже там, где речка Лена.

На Иртыше был телефон,
и мне звонки междугородной.
Любовь звонкам беспечный фон,
и от звонков мир очень гордый.

Теперь есть сотовый, но мне
он, в общем, как-то и не нужен.
Есть интернет, любимых нет,
а без любимых мир, как стужа.

Пассаж

Какой пассаж на белом свете:
мужчин для танцев снова нет,
ушли в спецназы на рассвете,
до балерины дела нет.

Балетной примы не приемлют.
Не могут, что ли танцевать?
Мужчины снова всуе дремлют,
и не танцуют старый вальс.

Но есть танцоры в белом свете:
на румбу силы отдают,
они танцоры в высшем свете.
В театре только и поют.

Лишь  танцы мира не исправить,
не пересмотришь древних па.
Какой бы не был ей красавец,
не будет новых – па–де-па.

Но будут новыми костюмы,
и будет в танце новый стиль…
Мужчины сели все по трюмам,
на корабле без женщин – штиль.

Дать сдачи

Борьба за жизнь, борьба за правду,
борьба за лучик за окном.
А можно жить и думать славно,
а вся борьба потом, потом.

И накопилась куча грязи,
налипла тяжба на словах,
и в словесах, так просто вязко
от огорчений на правах.

Права на жизнь, права на совесть.
И не перечить, не скулить,
живешь вот так, немного сонно,
а надо, надо отлупить.

Дать сдачи этому, другому,
того послать ко всем чертям.
Нельзя, нельзя мне по - иному.
Послала всех по новостям.

Теперь спокойна. Отомстила.
Пишу, потом придет молва,
со мной шутить нельзя до ила,
есть в мире всякие слова.

Ясень

Махну в весну из осени,
хотя бы на недельку,
где золотые ясени
листву на землю стелют.

Где тонкие лохматые
их волосы струятся.
Где джинсы очень мятые,
а лица, словно святцы.

Где взгляды ясней ясного,
где мальчики взрослеют,
красивые как ясени,
любовью мощной зреют.

Я листиком березовым
себя приклею крепко.
Зарею, нежной розою,
не вытащить как репку.

А он как ясень осенью
весеннею порою,
себе наметит сосенку.
И станет жизнь игрою.

Шорох осени

Блаженна нежность в листве украдкой.
Крадем минуты, крадем часы.
Они летают с листвой тетрадкой,
и завлекают твои усы.

Осенний ворох и шум, и шорох,
и радость наша среди берез.
И в желтых листьях воркует шепот,
и мы все ближе и все всерьез.

Вот красный отсвет на белом фоне,
стена белеет среди берез,
но исчезает в объятьях воля,
как исчезают уловки поз.

Мы просто вместе, мы просто рядом,
среди мельканья теней ветвей.
Но вот дождинки по листьям градом,
и замолкает наш соловей.

Часы проснулись и с ними совесть,
миг расставанья, пора домой.
На наших чувствах родится повесть,
мы улыбнемся с тобой зимой.

Сережка

Сорвалась сережка с уха,
покатилась и пропала.
Она малая как муха,
не жужжит, а я попала.

Золотой виток пружины
под ногами не найти.
Над сережкой мы кружили,
не уехать, не уйти.

Что в ушах случилась осень?
Листопад в машине был?
У тебя, мой милый, проседь,
ты об этом позабыл.

Я сняла с себя сережку,
без нее пошла домой,
горевала я немножко,
мне без них легко самой.

Но нашел он мне сережку,
и вернулся прежний вид.
Ревновал мой друг к Сережке,
все прошло и без обид.

Сольные чувства

Сольная жизнь на путях интернета,
арии песен, не спетых ни кем,
прыгает в вечность златая монета,
сыгран еще замечательный гейм.

Новые ракурсы нам приоткрыты,
можно опять уловить теплый миг,
можно забросить дела без корыта,
и улыбнуться тому, кто так мил.

В солнечной страсти есть искры столетий,
в каждом оттенке есть таинство лет,
в каждой любви есть картинка для сплетен,
или до счастья мгновенный билет.

Шепот мгновений любви лучезарной
грезится вновь, как предвестник стихов.
Мы покоряемся счастью азартно.
Мы преуспели. Мы - чадо веков.

Сольные чувства исчезнут незримо,
мы улыбнемся такой пустоте,
были и не были только что примой,
снова в любви мы на белом листе.

Ускорение частиц

Скользит красавец до упора,
изгибы мыслей все сильней.
Под действием любви напора
он стал единым вместе с ней.

И ноги, словно сталактиты,
и влага неги и тепла.
Другие ноги сталагмиты,
и чувства тлеют, как зола.

Но вот огонь внутри сильнее,
и пламенеет кровь людей.
Раскрепостились и вольнее,
ушли из мысленных сетей.

Осталась сила притяженья,
и ускоренья частиц,
изнеможенье изверженья,
и ощущенье сильных птиц.

Опали крылья. Распластались –
два тела в сумерках души.
И нега томная настала,
но свет любви их не туши.

Вельможа

Богатый мот, красивый кот,
он несомненный полиглот.
Красавец кожаных колен,
любимец сказочных Елен.

На лимузине экспорт-класс,
он в пробках просто милый Ас,
с прической Некого Сережи,
в цепочках весь и в кольцах, в коже.

Он был бы пагубным вельможей
на знаменитость весь похожий,
но голос выдавал его,
что он как будто не того.

Он слишком нежен и хорош,
он на беретке - носит брошь.
В любви любой он знает толк,
любовниц ценит нежный шелк,

Он мимолетный как закат,
он быстротечен как плакат,
сегодня есть, а завтра - нет,
от лимузина только след.

Кнопочки

Кнопочка - открыты шторы,
кнопочка - открыта дверь,
все экраны - мониторы,
и главенствует лишь лень.

Полюбить - включили фильмы.
Поцелуй - экрана миг.
Книжку на экране видим
и того, кто сердцу мил.

Зритель - бог телеэкрана,
все друзья нам - интернет,
а работаем мы рьяно
на экране много лет.

Где движенья? Где же встречи?
Интернетом поросли.
Вот опять настал мой вечер,
где еще цветы цвели...

Застрочили мы по буквам,
так тепла нам не узнать,
так потомства не прибудет,
если буквы нам лобзать.

Друг

Лучший друг собака - в кресле
смотрит фильмы про собак.
Черепахи с нею вместе
танцевали в ритм - гопак.

В водной собственной стихии,
глаза высунув едва,
лапками танцуют или
смотрят просто как сова.

И собака, понимая,
что экран другая жизнь,
к черепахам поднимает
кверху лапу: "Ну, держись!"

Черепашки испугались
и нырнули глубоко,
зашуршали вместо галек,
но вздохнув уже легко.

Пес улегся снова в кресло,
И лениво подмигнул,
Он послушал чьи-то песни,
и тихонечко уснул.

Забытый лист

Тебя коснулась я едва,
и сердце в неге сладко сжалось.
Сухая мокрая листва
в деревьях важно задержалась.

А я прошла сквозь бездну лет,
сквозь годы тайные желаний,
у осени простой полет,
а я подобно грустной лани.

Мне суждено так на роду:
желанной быть и одинокой,
мужчин я мимо так пройду,
они же стрельнут только оком.

Останусь как забытый лист,
одна опять среди постели,
и буду помнить чей-то лик,
как листья желтые летели.

Полнеба в тучах и дожде,
полнеба в солнечной купели,
а ты меня опять дождись,
в своих желаньях страстной пены.

Боярышня

Вот на крыльце – боярышня то наша,
в расшитом бисером красивом сарафане,
она с утра ругала все Парашку
за то, что пропустила вечор франта.

И хочется боярышне на волю,
в кибитке да на тройке полететь,
подружка Стеша замужем, год что ли.
И стала уж немножечко полнеть.

Еще ей приглянулся кузнец Проша,
красавец и силен не по годам.
Скорее бы снежочек да пороша.
Так вечером на свечках погодам.

Ох, Господи, мамаша не даст воли,
и парня ей сегодня не видать.
Боярышня поморщилась от боли.
Ох, Проша ведь в сердечке он опять.

А франт, однако, знатный проезжал здесь.
А, может, он заскочит к ним опять?
Колеса у телеги завизжали.
Да, скоро ли мамаше будет зять?

Рифмы

Пойду опять своей дорогой,
мне в ней уютно и тепло,
не оббиваю я пороги,
люблю я тихий стиха слог.

Забуду музу сольных песен,
забуду все, что не со мной,
забуду критику из лести,
забуду холод я зимой.

Ты мне как друг, ты мне как радость,
ты воды мощные морей.
Мой милый слог, такая сладость,
что я лечу к нему скорей.

Пройду дорогой рифм свободной,
без всех уступов дум сердец,
иначе будет сердцу больно,
иначе чувствам всем конец.

Влетаю с рифмами я к небу,
я с ними по лесу брожу,
мне с ними видим - мир неведом,
Я в них сама себе скажу.

Звездный блик

Чистота морозных звонких улиц
в первый холод осени дрожит.
Дом стоит, как нежный теплый улей.
Осень зимний холод ворожит.

Севера небесные потоки
устремились в мысли, словно душ,
отошли тепла и солнца сроки,
лишь остался моросящий душ.

Снег морозит стеклами по лужам,
и искрится в бликах тишины.
Нет, еще не заглянула стужа,
звезды замерцали в вышине.

Город спит под тайнами столетий,
тайны замерзают - не раскрыть.
А бывают тайны, словно плети,
мерзлотой морозный мир укрыт.

Светят нам небесные светила
утомленно в телескопе линз,
чернота ночная звездам мила.
На замерзших лужах звездный блик.

Карета

Карета подана к успеху.
Флобер, Анри и старый мир,
где цугом кони мчаться к веку,
иль из того, где все ампир.

Все дамы в шляпах с кисеей,
поля у шляп вместо очков,
и ленты газа вьют змеею,
и право, меньше стариков.

Кареты выстеганы тканью,
летят по пыльной мостовой,
и самоцветы в них сверкают,
на платьях с яркою конвой.

И дамы в этих пышных платьях
читают лирику стихов,
улыбками надежды платят,
тем, прибавляя женихов.

Герой Флобера ищет счастья,
пешком бульвары обходя.
Но дамы с книжками не часты,
за ними слуги так следят...

Истукан

Улыбаясь обаятельно,
провожал меня домой,
защищал от неприятелей,
только сам стал домовой.

Импозантно-привлекательный
ты сидел, как истукан.
С лицом белым, цвета скатерти,
 пил свидания стакан.

 Осмелевший-занимательный
 ты коснулся нежно рук.
 Руки волосы косматили
 и касались странно брюк.

Размягчено-расторможенный
долго нежно целовал,
был любовью размороженный
и любил за валом, вал.

Огорченно-растревоженный
бросил ты меня одну.
Был любовью обезвоженный,
уходя один во тьму.

Он, она и остров

Он, она и остров — полуостров,
двое потерпевших - на одном.
Женщина почувствовала остро,
что мечтает только лишь о нем.

Молодой мужчина кучерявый
белую блондинку полюбил,
на него подействовали чары.
Он с нее строптивость быстро сбил.

Остров, где хибара да погода.
Вся еда плывет по воле волн.
Вместе они пробыли полгода.
Не был лишь мужчина с нею вол.

Он себя представил господином,
а она - раба перед судьбой.
Быть им лишь на острове - единым,
только там им нравится прибой.

Их любовь никем не оборвется,
разве кораблем, пришедшим к ним,
или мнением западного света,
чтоб остаться достоянием нимф.

Тамбур

Страсть влюбленных в сердце мира,
в центре движущихся масс.
А в купе играет лира,
и сплетение страстных ласк.

Словно в ракушке движенья,
Двое едут. Сердца стук,
возрастает вожделение.
А колеса: тук, тук, тук.

Проезжают степь желаний.
Поезд лучше, чем дворец.
Миг законченных посланий
среди замкнутых дверей.

Темнота скрывает лица,
теплоту прекрасных губ!
Счастье сможет возвратиться,
если ты совсем не дуб.   

Остановка. Подъезжают.
Чемоданы. Руки. Дверь.
Руки просто пожимают.
Все спокойны. Все. Поверь...

Ноль, ноль икс

Ноль, ноль икс и ноль тринадцать -
встреча пары на заказ.
Деньги щелкают лишь налом.
Он красивый – на показ.

Худосочная брюнетка
и покладистый блондин,
с броней черная жилетка.
Перед ними лишь камин.

А потом удар нежданный,
драка мрачная мужчин.
Женщина для них желанна,
бьет она не без причин.

Все подрались, победили
тех, кто был сильнее всех.
Ноль, ноль икс - удар прекрасный,
обошла всех без помех.

Победила и исчезла,
взяв прекрасный бриллиант.
Ноль тринадцать бился честно,
защищал ее атлант.

Верный стих

Скрываю то, что есть,
пишу о том, что нет и
всегда в разлуке лесть,
как осенью есть лето.

Нам миг взаимный нов,
вступили в пору весен
для кратких в рифму слов,
листы для слов и песен.

Во сне мои пути,
во сне мои дороги.
Стих верный, друг – лети,
читатели так строги.

Без ласк и суеты
мы вновь нашли общенье.
Жизнь белые листы
без ругани и мщенья,

то ль дружбы, то ль любви.
Мы вновь с тобой на грани
знакомства на крови.
Слова, как поле брани.

Массандра

Орхидея, розы в нежных красках,
словно радость вкуса над столом,
светлой красотой печалью броской,
совершили мысленный излом.

Розы в тон листочкам Орхидеи,
нежной кожей пламенной руки,
как тончайшим выплеском идеи,
были бесконечностью легки.

И Массандра томно-темной струйкой
поплыла в хрустальном башмачке.
И сплелись отчаянные руки.
Поцелуй был сладким на челе.

Орхидея гордой головою,
в лепестках сиянья любви,
розы заслонила вся собою.
А Кагор запел, как соловьи.

Ласковые трепетные мысли
пронеслись над розами как рысь,
в орхидеях страстными зависли.
А Кагор с Массандрой обнялись.

Лицо праздника

Голубые ели, горстка снега,
марево печали у стволов.
Зеленеет травка, словно ветка,
и ноябрь, и холод легких слов.

Темная вода стоит без всплеска,
не замерзла, но и безо льда.
Зеленеют ели среди леса,
будто говорят сегодня «да».

Лиственницы голы как березы,
их иголки плавают в воде.
В ноябре уснули даже грозы,
и слова притихшие везде.

Вот оно: ноябрь, седьмое, холод,
очень день туманный без проблем.
Двери открываются внутрь холла?
Нет, почти не праздник, без дилемм.

В этот день когда-то было то-то,
А потом парады без конца,
встречи средь парадов - это что-то.
Праздник вдруг остался без лица.

В грусти

Жить в грусти так трудно,
лекарство пить нужно,
и никнуть лишь нудно,
и мир станет чуждым.

Пройти это надо,
ожить и спокойно
увидеть - все ладно,
а, в общем, пристойно.

Что делать, проходят
года, чьи-то веси,
живут и уходят,
молчат о них вести.

Сжимается сердце,
сникают сосуды,
закрыта в жизнь дверца.
Куда ты? Откуда?

Поставим здесь точку.
Замолкнут салюты.
Оставили кочку,
где холодно, люто.

Букет

Лилии увяли
и засохли розы,
высохли и стали,
словно лист в морозы.

С ними настроение
блекнет исчезая,
съемка я печенье,
коль и нет уж саек.

От еды недолго
радость мельтешила,
в мыслях больше толку,
и стихи - вершина.

Напишу вновь стих я,
погрущу на строчке,
смотришь, дрема стихла,
я сижу в сорочке.

Все. Букет на выброс,
настроение тоже.
Стих тихонько вырос,
мир цветов итожа.

Липовые грезы

Вы влюблены в меня - скажите:
в мои стихи, в меня, зачем?
Как до сих пор Вы только жили?
Вам не прожить без неких черт,

что мне дала одна природа?
Или Вам трудно объяснить?
Или так действует погода?
Иль потеряли жизни нить?

Одни слова под липой грезы,
еще один виток судьбы.
Не говорите, жизнь дороже,
ведь нас не держит нервный быт.

Слова любви в одном признание,
слова и веры, и добра,
как мимолетное свиданье,
все можно выплеснуть до дна!

Не греет, греет, вот, теплее
мне стало вдруг от Ваших слов,
От нежных слов иду к дисплею,
несу словесный свой улов.

Чуточку

Рок, судьба или предвзятость,
или мистика, она
правит миром, но без взяток,
только взглядом не видна.

Все предвидеть невозможно,
что-то можно просчитать,
что-то высчитать несложно,
в мыслях лучше не летать.

Надо быть спокойней, строже,
в дифирамбы не вникать,
лучше быть нам осторожней
и не стоит ликовать.

И судьбу поправить трудно,
можно чуточку чудить,
независимость - при людях,
но людей нам не судить.

Обойди проблемы просто,
но решай всегда свои.
Будь среди людей как остров,
мысли чуточку таи.

Дикобраз

Жизнь требует: Лис, стань ты дикобразом,
добавь иголок, страсти и проблем.
И повезет, возможно, пусть ни сразу,
но непременно жди ты перемен.

Лес притаился в снежном зазеркалье,
стоит скульптурой жизни на земле.
Лиса опять в лесу тебя искала,
где ели как соборы, как в Кремле.

Но тянутся тянучки прочных буден,
проблемы ускоряют дикий бег.
Лис вновь в лесу плутает, мишек будет,
то ловит извороты прошлых лет.

Лис ходит бесконечно по вселенной,
Лиса для всех вполне понятный друг.
Снега в лесу, как шубы счастья, плена,
и лес лишь замыкает встречи круг.

В лесу зимой не стать ведь дикобразом,
не остановит Лис обычный бег,
а остановит, коль Лисица лазит
с ним по сугробам, а вокруг лишь снег.

Поэтесса

Поэтесса из Москвы,
значит из России.
Темы солнца и судьбы,
и любви красивой.

Поэтесса тупиков,
городских проспектов,
баскетбольных игроков
цветового спектра.

Поэтесса пылких чувств
на ступеньках лестниц,
где она ждала чуть-чуть,
от свиданий лести.

Пишет нежные стихи
в толчее поэтов,
но ее стихи тихи.
Что сказать на это?

Первой быть в Москве нельзя,
первой быть непросто,
поэтессе все везет
с баскетбольным ростом.

Жесткие рамки

Только туманы парят в поднебесье.
Только туманы, но мы на земле.
Милые, милые страстные бесы.
Милые люди. Любви сладок плен.

Странное чувство: я словно любима.
Странные мысли: тебя не понять.
Словно в тумане тебя я слепила.
Словно в тумане, а вышло опять

ждешь меня снова и смотришь игриво,
ждешь каждый день, вопреки всем и вся.
Жестки рамки, как пена у пива.
Жесткие чувства, но счастлива я

маленькой толикой пламенной страсти,
маленькой тонкой, надеждой в душе.
Очень приятно сказать утром: "Здравствуй!"
Очень красив, снова в сердце, уже.

Листья осыпались. Что за новинка?
Листья они пусть в тумане поспят.
Главное в жизни растаяла льдинка.
Главное, вместе, и нас не разнять.

Милый день

Заботы, быт с утра до ночи,
и плач, и крики малыша.
Ребенок маленький, короче
он ростом в три карандаша.

Еще малютка мал, но месяц
ему сегодня. Милый день.
И в ползунках весь мир не тесен,
а он кричит, где свет, где тень.

Все рядом с ним, все только с малым.
Малышка в крик - все на ушах.
Прогулки с ним, он спит как шалый,
и каждый день в других вещах.

Звук погремушки тает в звуках,
и ванна малая воды,
и мама в мыслях о науках,
около месячной среды.

И памперсы великолепны,
без них нам было бы трудней.
А мальчик, словно папы слепок.
Со стороны все в нем видней.

Лапша с ушей

Коснуться кожи за ушами,
сквозь трепет пальцев увести
твои надежды небольшие,
и вынырнуть, оставив сеть

твоих, моих, былых уверток.
Лапша с ушей или души
была похоже на отвертки,
или НВ - карандаши.

И все забыто на мгновенье,
мгновенье выросло тогда,
осталась искренность сомненья:
была излишне я горда?

Мне жаль твои простые уши,
и легкий трепет нежных сил.
Мы разбежались кушать груши,
достались косточки от слив.

Мы просто выпиты другими,
озноб остался, страхи чувств.
А мы влюбились, мы пустые.
Лишь за ушами сил чуть-чуть.

Приоритет

Да, лидер ты. Приоритет
неоспорим и не предвзят он,
как твой любой менталитет
слегка знобит, он очень зябкий.

Иного взгляд скользнет, и нет,
а твой так прочно задержался.
Пусть промолчишь, но твой привет,
как лучик солнца отражался.

Нас разлучат с тобою в ночь
любым и каверзным вопросам.
Уйдешь ли ты сегодня прочь,
но мысли рядом, словно осы.

Проснешься ты, и я не сплю,
пусть между нами - километры.
Любовь безмолвную терплю,
ее ласкают только ветры.

Ты не сердись, ты улыбнись,
мой лидер мыслей полуночных.
Не спишь, так на бок повернись,
но в сердце ты вонзился прочно.

Уйти от правды

Весь горизонт - сплошное солнце,
восход алеет над землей,
Останкино темнеет соло.
Картина. Ткань. Ее б на лен.

Меня трясет, в меня влюбился
один хороший, молодой.
Меня еще он не добился,
но хочется кричать: "Постой!"

Куда, зачем? Лихие строчки.
Стихи его как родничок,
его поэзия как почки,
про возраст наш сплошной молчок.

Но острота в одном сюжете,
любовь младая. Бог, ты мой!
Я не гожусь в младые женки,
пусть ты влюбился, мысли смой

своими строчками, стихами.
Уйди от правды в забытье.
Так на земле идет годами,
родник не мерзнет, он питье.

Механика любви

Зачем нужны телесные объятья?
Они, как санитары ваших чувств,
и надо бы двоим всегда влюбляться,
как будто извергать слова из уст.

Механика очистки ваших мыслей,
желанья превращает просто в быт.
Постигнуть, очищаясь, чувства выси,
и чувствовать, что временно ты мыт.

Для жизни и любви нужны супруги,
друг друга очищают для других,
они потом становятся упруги,
и нет у них и мыслей-то плохих.

А если одиноки вы вдруг стали,
вас чувства пожирают изнутри,
ведь человек из чувств, а не из стали,
тогда и вспомнишь эту цифру три.

Но чистка чувств порой необходима,
и просто так с любовью не сравнить,
стихи ей посвящают пилигримы,
и золота протягивают нить.

След памяти

На пальмах снег в блестящем Сочи.
Тебя не встречу никогда,
ты другом был мне, между прочим,
ты память юности всегда.

Наш первый бал. Ты - "Пьер Безухов"
и теплый город солнца - дар.
Я в белом платье. Ты без звука
со мною рядом. Кто был стар?

Нам по семнадцать. Ночь и город.
Два класса движутся к реке.
Плыл теплоход весь белый, гордый.
С тобою шла я налегке.

А я? Я там, где холод лютый.
Тебя я помню много лет.
Последний взгляд. Автобус. Люди.
Остался в памяти лишь след.

От школьной дружбы след остался,
в душе навеки, навсегда.
Ты медик - медику достался.
Твой город Сочи - иногда.

Стена фристайла

Стена фристайла явно не для нас,
а мы с тобой слегка в нее воткнулись,
и вместо вида славных облаков,
судьба в любви нам снова ставит нулик.

Опять затих? Боишься синяков?
Не упадешь, лежи в своих подушках.
Года идут, а ты всегда таков:
для вида заблудился ты в подружках.

Ты горных лыж не видел никогда,
и знаешь о фристайле очень мало,
впадаешь в одинокие года,
и в ванне у тебя лишь только тало.

Вот там фристайл, вот там твоя стена,
а в ванне полотенце есть и мыло,
там сущность человека не видна,
а радость на двоих с водой уплыла.

Ты выходи из ванны иногда,
меня ты на пути своем не встретишь.
Стеной фристайла стали на века
остатки той любви, которой бредишь.

Лыжная прогулка

Нарастают страсти на закате,
на рассвете ветер и мороз.
От лопаты, снег скребут, раскаты.
Подоконник снегом весь зарос.

А вчера - провал в температуре
не было мороза и ветров.
И девчонки подняли вдруг бурю,
доставая лыжи. Свитеров…

Он один под курткой. Лыжи в руки.
Теплый день, снег-иней на ветвях,
как рукой прогнали с сердца скуку,
шапочки девчонок на бровях.

Бег на лыжах по лесным угодьям,
где давно проторена лыжня.
Лес чудесный, снежная погода,
две девчонки около меня.

Да, на лыжах семьи и подружки.
Розовое утро и закат.
На лыжне и дети, и старушки,
парни и мужчины, стар и млад.

Эстафеты

Эстафеты происходят часто:
в биатлоне, лыжах и судьбе.
Можно передать свой финиш классно,
можно не бежать, сиди себе.

Эстафета - словно жизнь земная,
жизнь друг другу все передают,
и в науке ум - умы сменяет,
и в быту, и весь его уют.

Подойдет ведь все для эстафеты:
урожай сменяет урожай.
Посмотрите: разные конфеты,
а какой сейчас в продаже чай!

Звезды только светят в отдаление,
знания лишь о них передают.
Войны - чье-то горе-повеление,
и в морях есть смена у кают.

Все идет, меняется в движенье:
и стихи, и музыка, и клип;
транспорта любое продвижение;
и деревья, и цветение лип.

Прохлада

Легкая морозная прохлада
стелется строптивым ветерком,
все в природе солнечно и складно:
сердце, боли, ночь и в горле ком.

Сколько одиночек в ночь печальных
бродят, ходят, ездят по стране?
Сердце их лишь в счастье не причалит,
у свободы совесть в стороне.
 
Потеряли, снова потеряли,
что-то неприметное в душе.
Вновь исчезли друга-мужа пряди,
и глотали ночку всю драже?

Хорошо, лекарств - для сердца много,
на потерю - несколько лекарств,
для леченья внутреннего смога,
чтоб не слышать, как ворона: «Кар».

Не сказав, ни с кем не перемолвись,
все внутри себя, похоронив,
пережили все печали, молча,
а теперь - прогулка мимо ив.

Соседи

Он - сын полковника с Урала,
красивый парень был высок.
Считала я его за брата,
мы пили с ним березы сок.

Она - все корни гор Алтайских,
миндалевидные глаза,
учебы путь прошла недальний,
там, где из башенок леса.

Когда учеба завершилась
их было трое. И так что?
Их ждали умные вершины.
Надолго нет? Их путь хорош.

И вот однажды он заметил,
соседи были с ними мы,
с Урала - Я, а эту мету
с души и облика не смыть.

И Он вскипел, как будто гейзер,
и, прокусил мою губу.
Уехал в Штаты, знания, кейсы, 
но через Обскую губу.

Олень

Привет, Олень! Я вновь с тобою,
твой голос слышу, радость в нем.
Ты уезжаешь?  Жаль, что боле
не загорят глаза огнем.

Так я ошиблась? Завтра дома?
Вот это да! Нет в горле кома!
Надежда светится от счастья,
я веру в сердце обрела.

Любовь нас ждет не очень часто,
нас ждет суббота, не среда.
Прекрасный день: февраль, день снежный.
О, милый мой, с кем нынче, нежный?

«Оленем» прозван был ты другом,
ведь от супруги ты ушел.
А с другом ты ходил по кругу,
и пил свой яблочный крюшон.

Привет, Олень! Ты мне не нужен.
Понятно мне, что все прошло,
ты был моим пассивным мужем.
Тебя забыла, есть за что.

Соломенное солнце

Соломенное солнце лежало на столе,
соломенное сердце спокойно в феврале.
Соломенные мысли нашли в душе уют,
соломенная дама мужчине не приют.

Она весьма капризна в течение жизни, дня,
прокручивает годы. Судьба не для меня.
Мой разговор с мужчиной и краток, и жесток,
а два, четыре слова прервали слов поток.

Рычаг попал под палец и прерван разговор.
Спокойствие, печали всегда до неких пор.
Задвинута меж нами соломенная дверь.
Соломенная крыша не едет к нам теперь.

Однажды, целой группой мы забрались в стога,
в соломе не торчали ни руки, ни нога.
Под утро все проснулись: смотрели кто и где?
Солома разбежалась, колола всех везде.

Теперь летит спокойно соломенная жизнь,
от шалости и горя мне шепчет: «Воздержись».
Белеет на природе прохладный солнца луч,
чем дальше от восхода, тем больше жизни круч.

Бай, бай один!

Птицы поют над окном свои песни.
Солнце сияет над лесом с утра.
День пробуждения свободный и бесы
с ним не проснулись. Спокойно. Ура!

Ты остаешься вчерашним и черствым,
ты остаешься всегда за бортом.
Я забываю, что было днем черным,
я забываю тебя и твой дом.

Словно отпели мы песни из сердца,
мы распрощались спокойно, без слез.
Бай, бай один, одинокий и серый,
я покидаю все таинство грез.

Я просыпаюсь одна в своем доме,
мне так спокойно, что ты далеко.
Нерв исчезает с тобою фантомом,
мне хорошо, мне так знаешь, легко.

Это же чудо, заветное чудо,
душу свою оторвать от тебя.
Кушай, готовь сам себе свое блюдо.
Птицы, я с вами! – кричу им любя.

Чудо-женщина

Чудо-женщина нашей эпохи
в этот солнечный, ветреный день,
где она? Как относятся Боги
к этой женщине, где ее тень?

С увлеченьем поет чудо-песни,
гривой дикой пленяя людей,
рассыпаются розы из лести,
от улыбок, приветов, вестей.

Просто чудо, экранная дива,
я не знаю ее наяву.
Кто-то видел ее, ее деву.
Я не зритель из зала. Зову

ее образ всегда на экране,
перебрав все каналы программ,
с ней любовь моя связана, раны,
увлеченья. О, жизнь, ты - экран!

Больше я на экране не вижу
чудо-женщины, песен ее,
не увижу уже, не услышу,
на экранах лишь принц, но ее.

Певец

Когда душа витает на свободе
среди программ, дискеток и кассет,
когда она запрятана в кроссворды,
тогда певцы, актеры икс и зет.

И вдруг удар, удача, остановка.
Среди других есть явный рекордсмен!
Певец красивый - сердцу установка,
он очень модный, очень, тем и смел.

Смотрю других, красы не замечая,
певца же волос, будто бы в руке.
Я знаю о нем мало и не чаю,
увидеть его снова налегке:

волнующим, пленительным, поющим,
и новых песен слышать нежный тон.
Аристократ изнеженный и южный,
а из души мерцает милый стон.

Но он исчез, исчез и он с экрана,
другие есть, а этот никогда...
И нет любви и нет его дурмана.
Эй, появись, дай счастья иногда.

Он не спешит

Снега сошли, остался иней
и ветер дует суховей,
и чистота прозрачных линий,
как бы черты изящных фей.

И чистота в моем сердечке,
гуляет ветер в пустоте.
Я словно дикая овечка
мужчин забыла. Что же те?

Они исчезли за долами,
они ушли, и кто куда.
Я не окликну их словами,
для всех останусь: просто, та.

В такое утро запоздало
пишу я строчку за строкой,
стою у двери я устало.
Несутся буковки рекой.

Он не спешит. И дверь закрыта.
Премудрый ключ и мудрый код.
Опять у старого корыта
чужой забытый бродит кот.

Снежный саквояж

Апрельский снег застыл искристо
и равномерной пеленой
покрыл природу, стало чисто.
А холод утром, словно зной.

И щеки вновь алеют шало,
ведь ветер острый как массаж.
Нам от вселенной перепало,
нам снежный выслан саквояж.

Привет и ты! Ты на машине?
А я быстрей тебя пришла,
я шла по снегу, по вершине
земного шара. Нет числа
               
в красотах снежного обмана,
что так таят твои глаза.
Опять с тобою мы в дурмане
снегов и холода. Леса -

они белеют хладнокровно,
и ты холодный как они.
Ты очень снежный, дышишь ровно.
Глаза смеются. Снег. Огни.

Первое тепло

Блаженство первых теплых дней,
блаженство женщины в движенье.
Сквозь лес безлиственный видней,
одежда чувствует скольжение.

Тепло и свет, и небосклон,
и блузка мило – нараспашку.
От ветра ветви шлют поклон,
и гладят волосы, рубашку.

И мир открыт, и ослеплен
своим теплом благополучным.
Седой, могучий, старый клен
еще чуть-чуть и станет лучшим.

А вот пока простор и все,
на парне – светло-голубое.
Король, валет и с дамой - сет.
Как глубоко вздыхает поле.

Тепло их душ, тепло лучей
на перекрестке сожаления.
Как вздох пропущенных мячей,
и без надежды обольщения.

Ось сна

Ось земли и ось сна,
ось столетий с годами из предков,
в данный миг я одна,
но такое случается редко.

Я цепляюсь за жизнь,
а она от меня убегает,
мне так хочется жить,
но в сосудах от бед много гари.

Догоняют года,
пролетают со скоростью лета,
каждый день - божий дар,
вдохновение от горестей лечит.

Я верчусь и кручусь,
моя ось отдыхает, не спится.
Мне заснуть хоть чуть-чуть,
но все мысли не вяжутся спицей.

Я встаю и пишу, сразу сон
долгожданный проходит.
Вот какой сон мой шут,
сон-стихи, уходящие в годы.

Аквариум
       
Журчит вода. Аквариум мерцает.
В нем черепашки. Замок. Камни. Блеск.
Растения изображают цаплю,
и постоянно водный слышен всплеск.

Блестит красиво, солнечно под лампой,
там пузырьки жемчужные бегут,
качаются листочки нежно, плавно,
а камушки цветные - водный пруд.
         
Вот черепашки как домохозяйки,
их замок словно древний бастион.
Две черепашки, в драках забияки,
однако это пара. Шустрый - он.

Берут свой корм лишь лапками, кусают.
Потом плывут спокойно налегке.
Их панцирь словный дом, а может сани,
Простор, конечно, меньше, чем в реке.

Аквариум. Все в нем предельно просто.
Стекло, вода, растения, насос,
и галька там лежит, и камни с просо.
И только лишь насос воркует: "SOS!"

Белый клен

Лето входило в права над остывшей землей.
Падали снежные хлопья отчаянно рядом
просто на листья. И ветви крутились змеей,
снег не ловили, и с листьев катился снег градом.

Листья сирени и гроздья замерзших цветов
Так оказались зимой, а не солнечным летом.
В белых соцветьях рябины, потухших костров,
снег не заметен, и спит под мерцающим светом.

Мокрые хлопья отвесно и грозно скользят
вниз по листве снегопадом, холодной грядою.
Листья тонки и поэтому просто висят.
Снега все больше, искрится на листьях слюдою.

Словно и клен стал рябиной в белейших цветах,
в сочных соцветьях замершего раннего лета.
Клен притаился, он скован, как прожитый страх.
Снег все идет, укрывая, скрывая все это.

Бело-зеленые волны могучих лесов
вновь принимают холодные снежные стаи.
Лето без шуток. И холод почти невесом.
Снег прибывает. Цветенье под снегом не тает.

Весенний бумеранг

Растаяли чувства как будто снега,
весна улыбнулась игриво.
И сразу идет к нам всевластно сама
любовь так легко, горделиво.

Оттаять земле лишь еще предстоит,
и долго в пруду лед не тает.
Так долго, как будто он гость из тайги,
как будто в снегах живет тайна.

Весна нас пленила весенним ручьем,
она нас влекла за собою.
Она нас спросила, но только о чем?
А ты заслонил мир собою.

Ты весь темперамент, ты создан из чувств,
и руки теплом полыхают.
И я от тебя задохнулась чуть-чуть,
а руки сплелись, словно халы.

Какой-то весенний в тебе бумеранг,
и чувство ко мне вдруг вернулось.
И сразу твой вырос немедленно ранг.
Зима превратилась лишь в нулик.

Вербные псевдонимы

Вербные пушинки в солнечных снегах
гордо замерзают, прямо на глазах.
Обманулись. Рано расцвели они,
ведь тепло шальное - дереву магнит.

Часто привлекает в жизни красота,
быстро увядает, если жизнь ни та.
Сколько же красивых канули совсем,
ранние морщины, где желаний сейф.

Кажется - жизнь легкой, где шальной доход,
старость к ним приходит быстро как исход.
Вербные пушинки, снежные поля,
в снежных переливах спят все тополя.

Прячутся поэты под покровом букв,
несколько латинских капелек на дуб.
Пусть владеют словом - текста мастера,
но раскрыться милым не пришла пора.

Вербные пушинки раньше всей листвы
окунулись в воздух, в шепоты молвы.
Трудно им раскрыться, имечко назвать,
словно бы в пушинках им так мягче спать.

Лупа из пруда

Сиреневый каскад ступенчатой воды
я вижу каждый день вдали на побережье.
Сквозь лупу из пруда смотрю, а где там ты?
Но с каждым днем, поверь, тебя я вижу реже.

Где взять мне микроскоп, чтоб различить тебя
среди других людей на нашем побережье?
Сквозь облака потерь ищу тебя любя,
смотрю сквозь телескоп, слеза глаза мне режет.

Я в лупу из пруда просматриваю дно,
быть может, это там тебя я потеряла.
Не вижу ничего, лишь солнышко одно,
да лодку на песке, я в лодке и застряла.

Иду вокруг пруда, лежит он словно жук,
смотрю на небеса и местные просторы.
В бинокль ты смотрел, как в воду я вхожу,
но мы вдруг разошлись - житейские раздоры.

Теперь беру очки, смотрю на монитор.
Каскад, пруд за стеной, я их совсем не вижу.
Съем бублик, он как тор. Все. Камера. Мотор.
А где-то вдалеке Останкинская вышка.

Напыщенность

Каскад великолепного фонтана
сползает очень медленно с горы.
Он бережет влюбленных многих тайны.
Он бережет их нежные миры,
      
Когда вокруг него мелькают листья,
когда зеленый соболь из цветов,
когда идем с тобой мы, - песне литься
под солнцем, иль прикрытием зонтов.
         
Когда меня интересуешь очень
ты у фонтана в блеске шумных струй,
когда ты прячешь чувственные очи,
когда уходишь, - просто сердца трюк.

Красивый вид, простор и рядом город.
Красивейший обзор домов, дорог.
Сквозь блески струй мне город больше дорог.
Фонтан сверкает, будто серпа рог.
            
Уют, уют прекрасного пейзажа,
вокруг снуют, играют, воду льют.
Но нам с тобой фонтан не меньше важен,
он в нашем сердце праздничный уют.

Древность сквозь смог

На берегу, покрытым смогом,
я вижу древности черты.
Вот частокол, который смог бы
огородить от горя рты.

А там повыше колокольня,
домов, размытые следы.
Их можно обойти невольно,
а вот лежат холсты, холсты.

Их отбелили просто солнцем,
но юбки женщин все мокры,
они мочили их у донца,
и вот в руках у них багры.

Мужчины, сети, дети, бредни,
на них холстина, вид рубах.
И лапти среди них не редки,
вот кто-то в колокол вдруг: Бах.

Собака бродит в подворотне,
и на завалинках платки.
Но барышень платки не портят,
вот сапоги еще редки.

Любовь и коды

В вишневом шелке играет солнце,
с бокалом в искрах он жизни рад.
В томатном соке немного соли.
Кишмиш лучистый - блеск виноград.

Рука несмело ласкает шею
и отпускает совсем легко.
Глаза смеются, уста немеют,
и все сверкает вокруг него.

И мощно плечи едва кружатся,
рука находит их дальний край.
Томление лечит, тела прижаты.
Любовь и коды, касания - рай.

Он заблудился в вишневом шелке
и окунулся во тьму ночей.
В душе гордился рассветом желтым,
что был любимый, что был он чей.

И шелк вишневый лежит несмело,
шелк сделал дело, шелк не причем.
И виноград лучистый спелый
лежит без блеска. Стих не о чем.

Туфли

Туфли, медленно бледнея,
робко подошли к дверям.
В туфлях девушка не фея,
что сегодня ей терять?

Вот рукою приоткрыла
дверь в заветное крыло.
Вырастали счастья крылья.
Двое в комнате, и лоб

должен думать о заданье.
Курсовой проект... Что там?
Из заданья вдруг свиданье
получилось, и ногам

предстояло развернуться,
сбросить туфли невзначай.
Он обнял. Он повернулся.
На столе забытый чай.

Были туфли, некий полдень,
брючный, красочный костюм.
Вседозволенность? Нет, полно...
Просто страсти первых дюн.

Холодильник

Сжимаются мышцы от грустных мелодий,
сжимается сердце от жгучей тоски,
а все потому, что вся жизнь из пародий,
и что-то противно стучится в виски.

А то холодильник клокочет угрюмо,
компрессор устал и ему невдомек,
зачем надо бегать по внутренним трюмам.
Лет двадцать - работал, а этот год нет.

Устал холодильник, трясется противно,
грохочет, щекочет, но холод идет.
И шум отдается как песнею дивной,
что больше не хочет он делать свой лед.

Купили другой.   Его нам подарили,
он очень большой, в нем застыла вода.
Но ручку его через день уж отбили,
такая случилась вдруг с ним ерунда.

В нем камеры две, есть мороз или холод.
Конечно, спасибо, с таким хорошо.
А ручку совсем оторвали, стал молод.
Так что мне сказать. Он стал гладким еще.

Вишневая дорожка

Я хочу вишневую дорожку
проложить от солнца до двери.
Солнце пробежит по ней немножко,
а потом рукой его бери.

Я хочу тебя увидеть рядом,
проложив заветную мечту,
в мысли у тебя вонзиться ядом,
а потом в глазах твоих прочту…

Ты идешь ко мне не той дорожкой,
кто-то уцепился за тебя.
Кто это та маленькая крошка,
что идет листочки теребя?

Дочь могла бы быть такого роста,
но ты много время прогулял.
С женщиной ведешь себя ты просто,
видно, что ее ты забавлял...

Проложу вишневую дорожку,
вопреки всем женщинам земли.
Подожду тебя еще немножко,
средь поэтов солнечной семьи.

Портрет

Сияет белый воротник
ажурною каймой,
как белый к алому привык...
Сказал, что стиль такой.

Глаза с прозрачной бирюзой,
судьбой отмечены,
а брови: молния с грозой,
характер - женщины.

Еще что? Губ простой излом,
грустнее некуда,
они встречаются со злом,
а молвить некому.

И нос, как нос, слегка похож.
Ноздря с ноздрей идет.
Он рисовал карандашом,
как будто мазал йод.

А волос, волос! Как кошма!
Как будто бы парик.
Художник Бог, художник Маг,
хотя давно старик.

Мистика

Момент инерции исчез,
душа упала, раздвоилась.
Из тьмы возник какой-то крест,
и поднялся над тиной ила.
 
Взошла заря, разогнала
всю эту дикую картину.
Она одна, она мала,
и день настал, где солнце дену?

Оно светило из-за туч,
оно вонзалось во все окна,
оно не знало диких круч,
оно всегда на крышах доков.

А где-то к вечеру луна
упала светом с полным ликом
на потемневшие луга,
где тени трав качались дико.

И сон окутал как туман,
и темнота, и грусть манили
в еще один ночной обман.
Вдруг лампа, вздрогнув, засветила.

Флюидный мужчина

Когда очень сильный, флюидный мужчина
почтил своим дерзким, таинственным взглядом,
он чувства все ваши как спичкою чиркнул.
Иль это два поезда и буфер лязгнул.

Уйти он него, не уйти, не пытайтесь,
найдут его мысли, настигнут сердечко.
А в вашей душе лишь появится тайна.
Нашелся хозяин на сердце - уздечка.

Он будет преследовать денно и ночью,
без встреч, без свиданий, давя расстояния.
Он вас полюбил, полюбил взглядом прочно.
Сильнейшее чувство без чувств подаяния

Любовь или ненависть даже заочно
находят флюидами слов или мыслей.
А взгляд – это выстрел на чувства сверхточный.
Флюидный мужчина, он весь точно в мыле.

Пройдет все преграды. Найдет, если надо.
Обнимет, обманет, приманит, заманит,
потом он пошлет вас куда-нибудь на фиг.
Флюидный мужчина - он тот, каких мало.
 
Любовь без любви

Десять месяцев любви, но без любви.
Десять месяцев копилось вожделение.
Ситуация: не хочешь, не люби?
Возникало лишь взаимности пленение.

Привыкание, восхищение, первый пыл,
и касания, поцелуи длились сочно.
На фонтане от упреков жизни пыль,
но не знала дама радости от ночки.

Десять месяцев копился нервный пыл.
Поднялось давление и внутри фонтана.
Он любил ее! Он был ее! Он был!
Очень людно у фонтана что-то стало!

Был избыток молодой лихой любви,
много импульсов работало в их теле,
а потом уехал он, и не зови.
Ставим точку на строительстве и деле.

Нет, постойте, было все совсем не так.
Он приехал, даме сделал предложение,
поженились, но разъехались, вот так.
Все же было в этом деле продолженье…

Не падают звезды

Не падают звезды в космических далях,
они лишь меняют пути.
Вам хочется звезды раздеть на детали?
Нет, лучше с дороги уйти.

Пускай пролетают, сверкая надменно,
приятно от их красоты.
И вашим глазам, эта звездная смена
почти как падение листвы.

Они разноцветны с сверкающим ликом,
в падение блистают во мгле,
когда пролетают, то мечутся блики,
как солнца лучи на стекле.

Не падают звезды как слитки столетий,
пусть их позабыты миры.
Сверкают алмазные грани на леди,
галактик земные дары.

Не падают звезды - лицо в тонких нитях,
стареют немного и все,
но пишут свои похождения на свиток,
взлетают невольно еще.

Неземная верность

Пустынно, светло и безоблачно мило,
иль жутко бывает порой на душе.
С какой-то волшебной, неистовой силой
тебя рассердила. Ты взорван в кашне.

Но ты хладнокровно молчал, замечая
одни недостатки, печали судьбы.
Ты весь очень мирный и просто не чаял,
когда же сойду я с военной тропы.

А я замолчала и канула в лету,
исчезла, замолкла, забыла любя.
Меня ты нашел. Я опять к тебе еду.
Ты ждешь молчаливо листы теребя.

Какая-то верность в тебе неземная.
Ты любишь другую и любишь меня,
и годы меж нами, невольно сминая,
одну на другую не будешь менять.

Ты будешь молчать, отвечать односложно.
Меня ты вернешь даже с края земли.
Ты будешь работать со мной осторожно,
всегда, укрепляя устои семьи.

Неведомая сила

Всем нравится неведомая мощь
и сила, неизвестная для многих,
и кто-то нам протягивает мост
от прошлого до будущего. Ноги

того моста идут через тайгу,
проходят сквозь моря и океаны,
с него луне повесили серьгу,
и помогли попасть кому-то в Канны.

И сила эта правит над землей,
и смешивает горы и долины,
возьмет и поменяет хлопок, лен
на сказки и забытые былины.

Неведомая сила - интеллект,
ей тоже очень многое подвластно.
Неведом нам и маленький объект,
коль почему-то он не в нашей власти.

Неведомы кулисы чьих-то дел,
не все известно нам о мироздание,
неведомы известности предел,
неведомы нам силы созиданья.

Блики чувств

Отраженные блики случайны порой,
в них какая-то есть отрешенность,
будто снова идем мы тенистой тропой,
эти блики любви завершенность.

Весь ты весь на виду, словно солнце, луна,
но когда мы вдвоем ты невидим.
Отраженные блики как сердца вина,
друг на друга напрасные виды.

Ты тепло мне даешь отраженной волной,
где-то сам ты остался невольно.
Эти блики из глаз засветились виной.
Дорогой, ты такой подневольный!

И чем выше твой статус, коль ты деловой,
тем скромней отраженные блики,
но еще я нужна, ты творец силовой,
не найти нам с тобою улики.

Что-то теплится вновь, луч упал на висок,
серебрятся прекрасные нити.
Отраженные годы уходят в песок.
Солнца блики блестят словно лики.

С ним…

Свободна от ревности, низменных чувств.
Салют всем проблемам, я вас позабыла!
Слетает на лоб друга ласковый чуб.
Совсем мы свободны от общего быта.

Сомненья, волненья - не по годам.
Счастливые дни - не тревожат нисколько.
Советы ему никакие не дам.
Со мной он идет, и нам просто привольно.

Сквозь лес мы идем, мимо елей, берез.
Скользят мимо нас оживленные листья.
Сосна разбросала иголки в разрез.
Сегодня по листьям росе не пролиться.

Сотрудник он мой, просто так хорошо.
Согласна я видеть его непременно.
Система общенья в лесу, где свежо.
Собрат мой пригожий, такой неприметный.

Сок дыни испить с непроторенных уст.
Сонливость любви где-то за горизонтом.
Сосна загляделась и веточки хруст.
Смысл в нашем общенье? Нейтральная зона.

Созвездье двойное пройдет и уйдет.
Сойдет все на нет, и любовь, и свобода.
Свиданья продлятся, но счастье пройдет.
Свободны мы оба, забыта работа.

Запруды

Земляные запруды в долине реки
укрывают воды драгоценные капли.
В интернете запруды меня обрекли
быть скромнее в строках и спокойнее цапли.

Но бывает - замру, но бывает - замкнут
на странице одной, дальше нет мне и шага.
В древних странах всегда правил пряник и кнут,
человек он всегда до аншлага так жаден.

Что творю я сейчас? Пирамиды из слов,
но другим удалось до Величия добраться,
и Мемфис лучший сайт для умнейших голов,
а поэты всегда в чем-то сестры и братья.

А запруда моя далека от реки,
она быстро встает, высыхает бесследно.
Были боги всесильны. Для сильных - легки
и большие стихи, и небес эполеты.

Наконец удалось сделать дамбу свою,
я ее возвожу каждый миг свой на свете,
рядом с нею стою, защищая в бою,
от нападок и просто плохих лихолетий.

Туман встречи

Прохлада августа легла оцепененьем,
исчезла дикая и знойная пора.
Настало время вдохновенного везенья,
Возникла над водою новая строфа.

Туман поплыл с прохладой августа нежданно,
спокойная пришла к нам дивная пора.
И для уныния, милый, нет малейших данных,
теперь иду, лечу к тебе во всей красе.

Ах, извини меня, немного задержалась,
ты звал меня давно, тогда плыла жара.
Меня кололо сильно солнечное жало,
А вот теперь иду, настала вдруг пора.

Идет и дождь, и ливень. Противятся все встречи.
Ты улыбнулся, милый, изменил настрой?
С тобой мы проведем весьма хороший вечер,
и чувств давно забытых будет дикий рой.

Пока же волосы мои немного влажны,
над головой от фена стелется туман.
Красивой быть с тобой мне бесконечно важно.
Плыл удивительный в строках любви - роман.

Ночные звуки

Радуга зари на облаках
продвигает прочь смятение ночи,
разбивает сон видений в прах,
унося то ль музыку, то ль порчу.

Как - то ныне скорбно на душе,
кто - то выл сигналами, сиреной.
Мстители. Машинное клише.
Двор для звуков - дивная арена.

Утро раздвигает облака,
занавес театра и подмостков,
где сигналы в виде сквозняка,
завывая, ставили на мостик.
 
Но метания ночи - позади.
Усмирили шумную машину.
Сон под звуки нервно уходил,
заставляя вздрагивать и шею.

Уши. Вата. Снова этот вой.
Или переливы стройных звуков.
Кто - то бесконечно умный, свой,
заложил в сигналы звуки - буквы.

Вернись, Лина!

Менять все достижения в мире, выси
на бездорожье жутких прошлых дней,
мы можем мысленно, случайно, быстро.
Через мгновенье мозгу все видней,

что не хотим, и мы давно не можем
вернуться в прежний, злободневный низ.
На нас повисло слово, имя: «Лина!»
И зов: "Куда же ты? Вернись! Вернись!"

Ты там была, судьба тебе знакома,
тебе в разлуке будет тяжело,
и для тебя, то царство - просто кома.
Ты выше их, поверь, ведь все прошло.

Пусть там, вдали есть неба горизонты,
но не твои они, не для тебя.
Расчерчены миры земли на зоны.
«Вернись, вернись!» - зовут тебя любя!

Вот так. На место. Дом. Судьба другая
давно идет. Даль, знаешь, не с тобой.
Иди вперед, ты умная такая,
а от метаний мелких просто сбой.

Сапфировая медь

Сапфировый блеск удивленного взгляда
спокойно бежал по знакомой тропе,
по милой улыбке в джинсовом наряде,
по стройному телу как будто стан пел.

Два отблеска счастья столкнулись незримо
на гранях ступенек, где небыль и быль.
Вопрос пролетел: "Ты из Вены иль Рима?"
"Что с ног не исчезла болотная пыль?"

Их радость общения в витавших флюидах,
и мраморный холод растраченных дней.
"Как пела сегодня на сцене Аида?"
"Я в первом, в партере". "С балкона видней".

Ресницы слегка встрепенулись надменно,
сапфировый взгляд вдруг померк и поплыл.
И встреча сапфира с надломленной медью,
всего лишь из прошлого временный пыл.

Бывают мгновенья, когда безвозвратно
уходит из прошлого ваш человек.
Сапфировый взгляд не вернуть вам обратно.
Закончен, закончен ваш раунд.  Все. Свет!

То да се

Лучший фильм любых времен
не для нервных, слабых жен.
Гобелен лежит уютно,
жутким розам часто трудно.

Но тому, кому пишу,
я об этом не скажу,
а иначе будет плохо,
над стихами будет охать.

То да се, да то вот так,
осуждать любой мастак.
Марево, тепло и сухо,
я пишу, я не старуха.

Очень вредно для себя
на работе быть красивой,
без романов жить нельзя,
надо в меру быть счастливой.

Ах, какой роман пропал,
только стих он выжимал.
Напишу теперь другому,
не тому, а мухомору.

Гарь

Тоска заболоченной гари
плывет над моей головой.
Как выдержат это все твари,
не их ли послышался вой?

Дышу я в закрытом пространстве,
где форточки нет ни одной.
Я выйду из грусти и транса,
что встали меж жизнью и мной.

Мы где это так наследили,
что грустно от гари земле?
Горит в тех болотах без пыли,
в кромешной замученной мгле.

Я выскажусь рано иль поздно,
я прозу в стихах погашу,
а это все засухи козни.
Любовь, я тебя подожду!

Дышу я в закрытом пространстве,
пойду подышать я в леса.
Пусть едет замученный транспорт,
пройду по тропинке. Слеза.

Осенняя икра

Икринки по маслу скользили неровно,
как шарики ламп над моей головой,
как листья, что ветром сгоняются к бровке,
но там за окном с желто - красной листвой.

И дети икринками ходят по сцене,
затем у зеркал непременно встают.
Все их упражнения заманчивы, ценны.
Потом по домам разбегаются - юрк.

И осень одна отцветает листвой,
деревья - шары, это те, что одни.
И скоро листвы будет, скошенный ворох,
но только икру мы всегда не едим.

Стихов мудрых строчки - икринки столетий,
находки геологов - солнечный клад.
И пусть многих дел завершается лето,
но в виде икры они где-то лежат.

Люблю я икру, ту, что просто на масло
Мне Бог положил своей щедрой рукой.
Ее бесконечно, безудержно мало,
и эти икринки все в лузу, с игрой...

Желтые гривы

Желтые гривы роскошных лесов
ждут завороженно пристальных взглядов.
Жесткие игры зверей, как засов,
жизнь защищают и лес от проклятий.

Жадно хватаешь от жизни ты все:
жирный кусок уходящих мгновений,
женщину ту, что ты любишь еще.
Жаркие взгляды — любовные звенья.

Желтые гривы на женских плечах
ждут теплой ночи с лесным вдохновением,
жарко искрятся от чувственных чар,
жухло колышутся — сказочный веер.

Жизнь — это сказка, истома судьбы,
жаркие дни очень часто мгновенны.
Жалюзи леса видны без листвы.
Женское счастье всегда переменно.

Жесткие игры - семейный дуэт,
желтой стезею уходят с экрана.
Желтые гривы исчезли, их нет.
Желтое солнце встает только рано.

Жгучий брюнет

           Жгучий брюнет, как гимнаст очень гибкий,
в осень идет, раздвигая листву.
Он подчинил тренажеры и гири,
а вот теперь он поднимет и ту.

Где она? Где? За каким поворотом?
Мощно шагает красивый атлет.
Может, он выпил зелье с приворотом,
или травинок насыпали в след?

Желтые гривы лесных великанов
он зацепил своим торсом, и вдруг:
Вот она милая! Встал истуканом.
И отступили деревья за круг.

Медленно, медленно встретились пальцы.
Искорка взгляда. Пьянящий покой.
Светлые волосы на руки пали,
словно коснулись до нервов рукой.

Жгучий брюнет приподнял. Закружился
лес вокруг них весь счастливый, хмельной.
Жгучий брюнет стал вдруг жадным до жизни,
в воздухе терпко запахло смолой.

Жгучие встречи, желтые гривы,
жадное счастье, жаркие, где Вы?

Тень отношений

Мы где-то рядом, но не близко,
компьютер встал меж мной и им.
И улыбаются лишь лица,
и человек любой как мим.

А я его - околдовала!
Он просто счастлив, вот и все.
А быть приветливой так важно,
и здесь не важен рост и вес.

Шумит наивно дисковод,
он явно щелкает программы,
мы не решаем здесь кроссворд,
и не рисуем диаграммы.

Листва растений - скрасит быт,
нас обогреет нагреватель,
и надо просто, чтоб он - был.
У сердца есть свои вольт, ватты.

Околдовать нельзя однажды,
он рядом здесь и каждый день...
Мы воду пьем без всякой жажды,
на отношеньях жизни тень.

Лучи

Юбка солнечных лучей
улеглась на ели.
Солнце греет без печей,
с инеем присели:

и травинки, и листва,
и вода в морозце.
Днем опять придет весна,
все согреет солнце.

Ведь в автобусе весна
ехала с красавцем,
и ее нога одна
ослепляла солнцем,

А вторая под пальто
спряталась надменно,
но красавица на то
посмотрела смело.

У соседки - брюки - лед,
ноженьки сковали.
Что кому, зачем, идет,
нос свой не совали.

Натюрморт

Вся жизнь стихия столкновений,
то с правдой жизни, то с судьбой.
И в разговорах откровения
напоминают: в мыслях сбой.

Но столкновения в жизни – мета,
есть некий двигатель вперед,
пусть я для друга и комета -
он с хризантемою живет.

Я с ней столкнулась разговором,
а телефон помог понять,
что все решилось вдруг без спора,
все в треугольнике на пять.

Как в красной вазе украшения,
для интерьера это смотр:
травинки, прутиков вращения.
Столкнулись в вазе - натюрморт.

Я вместе с ним в стихах столкнулись,
как птицы вешние в леске,
как будто прутик очень гнутый
выводит строчки на песке.

Стволы

Листва разглажена дождями,
лежит покрытием земли.
Льют с неба капельки и днями
все землю моют словно лик.

Деревья с каждым днем свободней
от высыхающей листвы,
исчезли лиственные своды,
и промывает дождь стволы.

Кап, кап и кап с небесной сферы,
никто не ходит по листве.
Не сушат землю ветры - фены,
закончился осенний век.

Темнеет рано, ночь длиннее,
из полумрака тишина,
и даже небо не синеет,
и даже шутка не смешна.

Листва разглажена дождями,
одежда мнется от дождя,
и сохнут дни календарями,
все на исходе года - дня.

Радуга любви

Под зонтом, под небом и под крышей
двое бессознательно прошли,
а волненье чувств дано им свыше,
бабочки-капели мысли жгли.

Шли они, совсем не прикасаясь
друг о друга, просто шли в дожди,
ждали их причудливые сани,
нарушая в сердце давний штиль.

Рядом с ним всегда была другая,
рядом с ней всегда шагал другой,
друг на друга глянули сгорая,
промелькнула радуга дугой.

Радуга мелькнула и исчезла,
вечность чувств была сейчас не та.
Радуга у дождика невеста,
быстротечна счастья красота!

Так же редко милое мгновенье,
как скольженье ткани мокрой в дождь.
Под зонтом исчезло все волнение,
и осталась только строчек гроздь.

Постоянство

Она была игрушкой для него,
он истязал любовью полуночной,
любовь была несчастнее всего,
так проходили дни, и годы, ночи.

Вдруг женщина сказала: «Не хочу!»
И пролетела метра три в пространстве.
А он кричал ей в след: «Я отучу!»
Так в их семье рождалось постоянство.

Прошло лет десять. Стал он уставать.
А тело у нее любви хотело.
Тогда она вдруг стала изменять:
ведь тело у нее просилось в дело.

Кого винить: любви в ней на троих,
замена к ней летела как на крыльях.
Мужчины исчезали. Их корить?
Другие жены - им родными были.

Прошло лет двадцать. Рядом никого.
Она живет одна совсем спокойно,
обходится с заботами легко,
и на душе ее вполне пристойно.

Ревнивый туман

Упал туман роскошно над планетой,
прикрыв от глаз космическую даль.
Исчезла вмиг межзвездная вендетта.
И небо стало - сероватый тальк.

К тебе все мысли протяну невольно,
свои лучи из звездного огня.
Ты как туман меня окутал в волны.
Ты словно небо поглотил меня.

За что в туман из слов меня окутал?
Я вся в тумане дебрей из тебя.
Твои слова, дела. Прости, не буду,
не буду покидать тебя любя.

Коня как ревность спрятал ты от света.
Все хорошо. И не уйду я, нет!
Да, улыбнись, сверкни как луч ответом!
И мы с тобой растаем словно снег.

Упал туман на землю вместо солнца,
и охватил осенние снега,
он песнь любви земле пропел весомо.
Земля в тумане капельном - река.

Безоблачно

Безоблачно, безбрежно, без мороза,
и без любви, без взоров, без речей.
Мужчины украшают мир, а розы,
а розы - колебания свечей.

Какие-то да некие причины,
и кое-кто да некто не со мной.
А где-то есть тепло, наверно в Чили.
Безгрешно, тяжело. Лицо умой:

от сглаза, от проблем и от печали,
от сказанных, не сказанных обид.
Быть может, оголились нервы, чары,
а может утомление от бед.

И так не ем, худею, не худея.
Откуда жизнь послала мне тебя?
Завишу от тебя как наше дело,
а ты все ближе, ближе, теребя,

какие - то небесные предметы,
какие-то беззвучные слова.
Ты, что опять вокруг меня заметил?
Те розы, что оставил старый вальс?

Чего-то нет

На Земле прекрасные условия,
разные места есть для труда,
грустные проблемы, счастье, словно,
разделен весь мир на «Нет» и «Да».

Сложно угадать, где больше счастье,
в каждом крае что-то есть свое.
Если светит солнце, очень часто
там всегда отсутствует вода.

Если есть морозы, нет там фруктов.
Там, где фрукты, газ там не растет.
Где дано обилие продуктов,
не всегда зарплата вверх идет.

Там, где уголь, нет месторождений,
чтоб варить свою, родную сталь.
А зачем вам в горы восхождение?
Там нет ничего, так было встарь.

На равнине лес поля съедает,
море есть - исчезли все леса.
Что-то есть, чего-то не хватает.
Ах, Земля, сплошные чудеса.

Скука

На меня слетела - скука,
надоело все и вся,
съела я стихи как Кука,
а они везде висят.

Переполнены все сайты,
и насыщены мозги.
Да, поэзия не сахар,
не писать бы все могли.

Да куда там пишут, пишут.
О себе я говорю,
я сама себя не слышу,
и в душе горю, горю.

В общем, я перегорела
и устала. Вот и все.
На груди змею пригрела
и поэзию еще.

Знаю я, что эта скука
наступила без тебя.
Не пришел, а это мука,
говорю тебе любя.

Философия

Наслажденье духа так глобально,
словно птица, что взлетает вверх,
или независимо глубинно,
словно рыба с плавниками век.

Философия - общение с собою,
с сутью Я, в житейской суете.
Мир внутри работает без сбоя,
словно жизнь на собственной звезде.

Философский флаг, как вдохновенье,
синева спасательных небес.
Он спасает в хаосе волнений,
он спасает, словно птицу лес.

Прошлое подобно мед аптечке,
в нем набор огромнейший цитат.
Жизненная мудрость - человечна.
Мудрость, как наука, но без дат.

И духовность в мудрости – бесценна.
Опыт, знанья в выплеске наук.
Вечность воли, разума - вот цели.
Книга жизни, как спасенья круг.

Поземка

Поземка вновь летает под ногами,
морозный ветер просится в лицо,
так медленно зима идет, шагами
мир замыкая в некое кольцо.

Метет поземка розами асфальта,
мельчайший снег вихрится и шалит.
Сегодня ему выпали все фанты,
сегодня он с морозом словно слит.

Голубизна небесного мороза
сияет солнцем в ледяных лучах.
Так седина волос меняет роли,
как и забвение вечное на час.

Замерзла память, нет воспоминаний,
твоя звезда ушла сквозь синеву.
На боль мою ложится только наледь,
а слезы все замерзли наяву.

Исчезли ласки, руки для массажа,
а ласки - просто летнее тепло.
Массажи, как морозные пассажи.
Массаж похож на ласку сквозь стекло.

Созвонились

Мы созвонились, есть дела,
что нас еще объединяют,
на наших чувствах годы - лак,
что от эмоций сохраняет.

Исчезла чувства глубина,
которая зовется морем,
когда в душе цветет весна,
когда встречаться еще можем.

Еще есть ревности виток,
еще мы живы не напрасно,
и пусть пропал любовный ток,
о том двоим давно все ясно.

А самолеты как в раю,
летают в небе поднебесном.
Мы созвонились, я пою.
О, милый мой, какие бесы.

Потом пройдут деньки, недели,
звонки забудутся совсем.
Мы просто быстро надоели,
и нет прошедших общих тем.

Брату

Сегодня день рожденья брата,
об этом вспомнят дамы две.
Под сорок лет ушел сквозь врата,
ушел мой брат в созвездье дев.

Один был брат и я не тетка,
есть только дальняя родня,
и память в давности потонет,
и буду помнить только я,

что был мой брат спокойный парень,
укус собаки на ноге,
что был ведь он, когда-то в паре,
теперь те дамы налегке.

Привет он мне прислал, наверно.
И дамы, дамы вам - привет!
Он каждой был до смерти верен,
в мгновенье он покинул свет.

Он не страдал и не томился,
он перестал существовать.
Он дома шел, потом свалился,
и сердца стук. Ему не встать.

Хруст зимы

Блестки снега, хруст зимы,
ветви лишь чернеют.
В искрах сна проснулись мы.
Ветры тихо веют.

За окном шуршат снега,
их тревожат ноги.
Пролетают так века
и скрипят дороги.

Ты сегодня был другой,
как в лет восемнадцать.
Не коснусь тебя рукой,
только знать мне надо,

что пройдет лишь полчаса
сквозь морозный холод,
прилетишь через леса
в мой волшебный город.

Ты блеснешь своим стихом,
мне протянешь рифму.
И слова, как снежный ком,
Будут ветром мирным.

Позабытый

Над черным квадратом остывшей земли
летают, порхают, кружатся снежинки.
Земля отбелила свой собственный лик,
вновь белыми стеклами стянута жидкость.

Зима возвратилась в мерцание снегов.
Слова мудрецов, словно снегом февральским,
ложатся на мысли как бремя Богов,
как соль от земли, где-то в море Аральском.

Очнусь я от колких, проблемных вериг.
Снежинки летят, разлетаясь попарно,
им день Валентина как сказочный Бриг,
в душе потеплело как будто от пара.

Ведь ты меня ждешь за стеклом с пеленой,
что кажется просто белесым.
Меж нами пространство зависло стеной.
Вороны летят, будто чайки над плесом.

И дальних миров позабытый мотив,
приветом лежит в запоздалом поклоне.
Иду я, иду, ты заброшен и тих.
Меня ты забудешь на каменном склоне.

Письмо полночи

Луна холодная и яркая
светила холодом зимы.
И небо в звездах, словно марками,
обклеили письмо из тьмы.

Твое письмо застыло в полночи,
не спишь, похоже, ты сейчас.
Луна была совсем не полная,
а половинка. Жизнь подчас

нас оставляет в одиночестве,
и ночью смотрим на луну,
как на свидание в пророчестве,
что бросишь ты меня одну!

Но сердце письмами болеет,
ты хочешь что-то мне сказать.
О том, что кончилась жизнь - лето,
и мыслям холодно летать...

Одна. Луна. И звезды полночи.
Твое письмо из темноты,
о том, что мир бывает солнечным,
что ночь пройдет, придешь и ты.

Надрыв струны

Надрыв струны чарует мысли,
и одевает в краски чувств,
взвивает звуки в неба выси,
без звука крепко сжатых уст.

Уступы в звучных переборах
бегут на горку и с нее,
недолговечны звуков споры,
но все отлично, не гнетет.

И в бесконечность улетают
мечтания в звуках. Не спеша
к тебе с небес слетают стаи
хороших чувств. Твоя душа,

как будто вымылась в раздолье
гитарных вод и в плеске рук.
В надрывах струн была недолго,
заботы брали в новый круг.

Надрыв струны чарует мысли,
но забывается без уст.
Проходит час и это мы ли?
Мир без надрыва чист и пуст.

В квартире художницы

В переплетение цвета, теней
так замысла бугриста нить,
что пряжа, словно берег синий,
в ней можно судьбы перевить.

Картины: масло, пряжа, ткани,
сатир запрятался в тиши.
Все так прекрасно, что на грани.
О, гений, буйствуй и верши!

Все сочетания - прекрасны,
есть плен из мыслей и идей.
Портрет увидишь, станет ясно,
что мысль исходит от людей.

Портрет, пейзаж и колли лежа
невольно смотрит в натюрморт.
И стулья зрителей, их скрежет.
Художник рад и даже горд!

И остается впечатление,
что много пряжи вокруг нас,
ее прямое назначение -
быть лишь картиной в тихий час.

Весенняя энергия

Обрушилась энергия пространства
на белые огромные пласты.
Вернулось солнце к нам из неких странствий,
и растопило снежные холсты.

Снег тает в темпе солнечного вальса.
Ручей бежит, вбирая талый снег.
А я иду по лужам на асфальте,
где солнце оставляет мокрый след.

Внезапность потепления отрадна.
Морозец отступил. Бежит ручей.
А кожа на щеках теплу так рада,
что загорает в зареве лучей.

И ты как снег явился и растаял,
тепло твое осталось лишь со мной,
иль это мои мысли вновь витают,
и танец солнца этому виной.

Весне скажу спасибо, как и солнцу,
за чудо возрождения земли!
Но вдруг все подморозило, и солью
с песочком вместе под ноги мели.

Пять роз

Розы, розы, розы на столе,
сильные вишневые бутоны.
Можно чудо вырезать в свекле,
только неживые в сердце тоны.

Пять красавиц роз стояли в вазе.
У одной засохли лепестки,
стебель у второй согнулся в джазе,
третья - почерневшие листки.

У четвертой? В меру осторожно
держится и вянет лишь чуть-чуть.
Пятая красавица, все можно,
все еще цветет и можно дуть.

Лепестки ее крепки, надежны,
не слетает крайний лепесток.
Распустилась роза осторожно.
Иглы - уколись, проводят ток.

Горько наблюдать роз увядание,
можно в руку взять все лепестки.
До свиданья, розы, до свиданья!
Розы - календарные листки!

Темперамент

Темперамент – значит, что?
Призрачное счастье.
Кто вас любит и за что?
Кто над вами властен?

Темы женские порой
надоели многим.
И скажите, где герой,
что не видит ноги?

Все наскучит и пройдет,
но пока ревнуйте.
Кто полюбит, тот поймет,
а пока - воркуйте.

Темпераментно перо?
А стихи забыты?
Публицисты не ребро,
двери душ прикрыты.

Темперамент - хорошо,
с ним все в жизни лихо,
с темпераментом - грешно,
но зато не тихо.

Полоса рассвета

Рассвет над домом - просто полоса.
Она, как тени светлые под бровью.
За этим домом спрятались леса.
А я пишу не ручкой - жизнью, кровью.

С рассветом вновь явился ты ко мне,
любимое чудесное мгновенье.
Ты мой рассвет далекий. Ты мне мил.
Ты - ветерок иль просто дуновенье.

Немного милых, добрых, чудных слов
влетели в мир над солнечным восходом.
Не досмотрела пару лучших снов,
так будь ты моим летним Новым годом!

А это, значит, просто пару дней -
ты мой рассвет и свет, и чары жизни.
Через два дня мне станет все видней,
что ты исчез весь в коже, словно жилка.

Я поднимаю бровь навстречу снам,
под ней полоска, тихого рассвета.
Я рада твоим призрачным словам,
я рада снова утру как привету.

Мир книг

Действительность моя - сплошные книги,
стихи, стихи, стихи за рядом ряд,
и в них закладки, словно бы визига.
Хотя читаю все почти подряд.

Я оставляю мир сиюминутный
и ухожу навстречу тех веков,
где был народ возможно даже смутный,
но без каких бы не было оков.

Жила и я во всех веках когда-то,
пройду их быстро с помощью страниц,
мне безразличны часто книги даты,
я еду по векам, но без возниц.

То окунусь в пещеры и ущелья,
то посмотрю в субтропиках леса,
то с древними кочую по кочевьям,
то в тундру забегу на полчаса.

То вдруг пройду я Арктику и тундру,
то в Англии останусь на часок.
Все хватит, грим, немного даже пудры,
я ухожу в действительность, дружок.

Вечер

Отбросив все нескромные приветы,
и зная, этот вечер только мой,
забыв мгновенно лишние советы,
я ухожу под дождиком домой.
 
Дождь заставлял идти довольно быстро,
бил по зонту и в буйстве был хорош.
Как хорошо, вода прибудет в Истре,
а дождь польет любимейшую рожь.

Но на балкон дождю закрыты двери.
Иду домой, чтобы полить цветы,
им отдаю и воду, и доверие.
Дождь за стеклом и мокрые листы.

Пусть зависть к постороннему ненастью,
да не коснется зелени моей!
Я все полью! Залью, пусть то опасно!
Пей мой лимон! И кактус тоже пей!

На этом все. Задерну мирно шторы.
А все ненастья смоет сильный дождь.
И дома против бед надену шоры.
А где-то уж растет спокойно рожь.

Нрав

Вы извините мой строптивый нрав,
я ревновала к маленькой кокотке,
и в глубине района и управ
я не была покладистой и кроткой.

Вы предпочли другую, не меня.
Быть может, и она была планктоном?
Года и ночи календарь менял,
а встреча откликалась грустным стоном.

Когда проснусь, то вспоминаю Вас,
когда засну, то вижу Вас на фото.
Не думаю, что это только фарс,
и не сравню я Вас с любым и прочим.

Я облик Ваш на фото сберегу,
он помогает в творческой работе,
и с Вами на одном я берегу.
Расцвел каштан, наверно, быть субботе.

Суббота встреч поэтов, вот и все.
Я не приду. Я больше не ревную.
Не верю или верю, — это всем
неинтересно, как планктон дрейфую.

Пихта ли

Нежнейшие иголки
играют на ветру,
они совсем не колки.
А рядом? Рядом пруд.
   
Как хочется затронуть
иголки, шишки. Нет.
И сквер он тот же омут.
«Не тронь», - его ответ.
   
Пучками из иголок
она вся по весне,
как миллион приколок,
на ветках и везде.
   
Когда желтеет пихта,
то под ноги летят
короткой стрижки вихры.
И к краю сквера в ряд.
   
Подстриженная пихта
осеннею порой,
как выпитая пинта,
как юбки рваный крой.

Поэт

Он человек, любимец нежных муз,
он сам любил, не ждал чужих ответов.
Цилиндр он носил, а не картуз,
и принят был, конечно, в высшем свете.
   
Его стихи, поэмы, сказки - свет.
Да, свет, что излучает солнце.
Прозаик и мыслитель, и поэт,
и он всегда непонятый до донца.
   
Он мыслил, тоже, видимо, в стихах,
он непонятен призрачным натурам,
и потому остался он в веках,
в застывших и прекраснейших скульптурах.
   
Так можно необъятное объять?
На это лишь способен чистый гений,
он музой в высшей степени объят.
Он монастырь из стихотворных келий!
   
Он человек, а может быть, и нет,
порой мне не понять объем великий,
что выдал в лучший мир один поэт,
а может в том объеме чьи-то блики?

Неприветливый

Ох, какой Вы неласковый, милый!
Вы сегодня немного чужой
и стоите у крепости виллы.
Неприветливость — это что, шок?

Неприветливый Вы и ревнивый,
но скажите: «Любовь ни к чему?»
Вы колючий и очень ранимый,
так скажите то сердцу, ему.

Встрепенулись все ветви у клена.
А березка поникла главой.
Ох, какой Вы еще зеленый,
хоть на вилле слывете главой.

Эти здания, что нас окружают,
сероватые окна небес,
здесь за шторами много решают,
не обходится там без невест.

Только мне улыбнитесь немного,
осветите собой небеса.
Мой любимый такой недотрога!
И на клене всплакнула роса.

Вентилятор

Вентилятор дует нежно,
очень душно без него,
автор трудится прилежно,
но одет весьма легко.

Взрывы хохота тревожат
запотевшее окно,
капли дождика не вхожи
в наше каменное дно.

Дождик бешено, надрывно
вдруг колотит по стеклу,
с миром он дает обрывы,
в жуткий дождь глаз не сомкну.

Это все за то, что было
очень солнечно, тепло.
Было, было, грязь поплыла,
но от сердца отлегло.

Воздух стал послушно влажный
и дыханье песнь поет.
Вентилятор хоть и важный,
но он влажность не дает.

Чайный поцелуй

Глаза шафера как мерцание звезд,
они охотно едут за мечтами,
в московских пробках многих он провез.
Дома. Дороги. Пассажиры - дамы.

И все же есть маяк его дорог,
вернется вновь к нему его машина.
Так много лет и это видно рок,
между сердцами действует пружина.

Он завоюет ласку женских рук,
ему прольются капли с полной чаши,
и дома он не вцепится в свой руль.
А чашка что? Ее любимый - чайник.

И вечный флирт - вечерняя мигрень,
врачует все раскованность ладоней.
Колено для руки трамвайный рельс?
Но голос вновь волнуется и тонет.

А в голове сцепление сильных рук,
их плен так упоительно реален,
а стан все ближе, как надежный друг,
а поцелуй от чая теплый, алый.

Открыты окна

Смотрю на мир в окно спокойно,
пусть ты забыл меня совсем.
Я слышу стук ночных вагонов,
дорог железных рядом семь.
   
Могу не ехать никуда я,
вокзал и так невдалеке.
И кто-то в поезде гадает,
а кто-то едет налегке.
 
Открыты настежь все окошки.
Светлеют звезды. Тьма. Огни.
Спокойно спит сегодня кошка,
и тишина. Коты одни.
   
И, если ласки слишком часты,
как солнцепек они нужны.
Любви порыв, друзей участье,
все, если в меру, не страшны.

Мысль улетела вдаль ночную,
осталась трепетная тишь.
Я по мечтам своим кочую,
спокойна я. А ты, где спишь?

Заколдовано

Среди лесов есть редкие просторы,
где только речка, берег, бастион.
Здесь ветры на свободе, ураганы,
и там, где бастион, встречает он.

Есть в этих встречах редкое везение,
когда мы с разных мест спешим в одно,
его я не увижу в воскресенье.
Коль я не с ним - в его глазах темно.

Какая-то нелепая влюбленность
проходит затаенно - так года.
Все без касаний, словно накаленность
исчезнет, прикасаясь - навсегда.

Все точно заколдовано: "Так надо".
И быть красивой надо и всегда.
Коль солнце заглянуло нам в пенаты,
он мимо пробегает как вода.

Он тридцать раз за два часа прошелся
вокруг меня. А может не меня?
А может мимо плеч, что греет солнце?
А может что-то сам в себе менял?         

Свадьба

На столе: коньяк и стерлядь.
За столом: Она и Он.
Он - мужчина жизнью тертый,
а Она - девичий сон.
   
Платье - меньше не бывает,
а костюм - чернеет цвет.
И летали ноги в вальсе:
он ее над полом нес.
   
Не мешали вовсе гости,
у них есть свои дела.
На застолье тоже тосты.
Повара... Морковь цвела.
   
Все кружилось и мелькало,
пило, пело, ело... Хмель.
Счастье пенилось, сверкало.
Кто на свадьбе видит мель?
   
И остались: ОН - ОНА.
Он - поведал похожденья.
Сжались губы. Жизнь грустна.
Счастье было наважденьем.

Переход хода

Мне опять немного повезло.
Я смотрю с гранитного балкона.
Рядом пруд, в нем воду бьет весло.
А вдали, где были полигоны
 
белый город, словно облака.
В редкой чистоте дневного неба
жизнь спокойна, солнечна, легка.
Чудный день. Все горести нелепы.

Воздух свежескошенной травы
я вдыхаю вместе с теплым летом.
Господи, куда девался ты?
Проходная. Все. Ты под запретом.

Прохожу к себе как в бастион,
мощные природные расколы
не пройдет и опытный шпион,
не найдя охранные проколы.

Лето остается позади.
Исчезают окна дивных башен.
Окон нет. Пол - мрамор. Проходи.
И не видно. И пейзаж не важен.

Упрямая

Остановись, не мчись, замедли ход.
Уйди, упрямая, тернистая дорога.
И так идет за годом новый год,
а ты грехи все пишешь, горести, пороки.

Тебе опять показывают жизнь,
но осень кончилась. Листва пожухла, пала.
Тебе кричат, кричат: "Остановись!"
Волна проблем, невзгод вблизи восьмого балла.

Еще чуть-чуть, приблизится волна,
Не выдержишь, откликнется все сильной болью,
но если сдашься, новою виной
тебе напомнят: слабость - просто рана с солью.

Не выдержишь, не вымолвишь и тишь.
Обрушаться все беды просто на мгновенье
Так что? Уже не пишешь и молчишь?
Так просят твоего еще повиновения!

Нельзя сдаваться, час еще ни тот,
нельзя сойти с пути, пусть боль невыносима.
Чем старше в море брошенный вельбот,
тем больше надо тратить разума и силы.

Деловое утро

Верхушки деревьев проткнули туман.
В траве усмехаются росы.
На окнах машин зайчик едет, он мал.
А бабочки спят и стрекозы.
 
В такой ранний час - мир для тех деловых,
кто едет на службу, работу.
И в это мгновенье меня ждешь лишь ты,
тем самым лишая свободы.

И все. Это миг. Это встреча всех дел.
Верхушка работ и заданий.
Потом день тумана, возможных побед.
Но все это будет уж в здание.

Здесь зайчик не бросит в компьютер свой блик.
Пора. Ожидают проблемы.
Растения - стрекозами выгнули лик,
а бабочки - галстуки схемы.

Чертеж и компьютер, и редкий Ваш взор,
вопрос: «Что еще непонятно?»
Потом то, что сделано, нужный обзор.
И все, на сегодня все ладно.
 
Волшебство и уют

Волшебство и уют среди древней листвы,
полоса уходящей дороги.
Мы проделали путь сквозь учебы пласты,
перейдя разногласий пороги.

И сегодня тепло. Бабье лето. Цветной
полушалок набросила осень.
В отношениях с любимым какой-то цейтнот,
а листву осень бросила оземь.

И поэтому мы каждый сам по себе,
словно с дерева врозь разлетелись,
вместе были еще мы с тобой в сентябре,
в октябре навсегда мы не спелись.

Вижу встречи с тобой нам совсем не нужны,
мы созрели для личных свершений,
но красоты листвы еще будут важны,
для каких-то всех дел завершения.

Улыбнись, объявись и не будь ты вдали,
подойди постепенно, не сразу,
и надежду свою на тепло утоли.
Но не склеить осеннюю вазу.

Молчание осени

Ты как Осень весь русоволосый,
и красивый, только изнутри.
Я молчу. Кричат одни вопросы.
Твой ответ так тщательно побрит.

Занавес от солнца в ярком свете
пропускает теплые лучи.
Открываю осени приветы,
золотые, милый ты прочти.

Клена лучезарного зарницы
явно среди осени царят,
и слегка качаясь как ресницы,
с ветром очень мирно говорят.

Грустные сегодня наши очи,
ты молчишь как будто дикий клен.
Наши дни становятся короче,
голос твой сезоном опален?

Утомилось солнце. Рядом тучи.
Не прочесть тебя. Ты извини.
Твой характер, это просто кручи,
и молчанье осени звенит.

Лампа

Склонилась лампа надо мной,
металл светился золотисто,
и с деревянной темнотой
стекло соседствовало чисто.

Рука держала предо мной
страницы мудрого поэта,
и чем поэт писал сильней,
тем больше загоралось света.

Не удержалась вдруг рука:
взяла тетрадь, взяла чернила,
но мысль о лампе так легка,
что лампа вовсе не светила.

Мне привезли перо жар птицы,
оно над зеркалом царит,
в нем отражаюсь я царицей,
когда та лампа не горит.

Вдруг загорелась: лоб, как мрамор,
сиял величественно взгляд,
перо служило вместо рамы.
Да, с лампой все пошло на лад.

Герой туманов

Осенней порою навстречу
идет мой любимый Герой,
ведет он об инее речи
прекрасной осенней порой.

Как будто всю нервность земную
немного пристукнул мороз.
Его не люблю, не ревную,
и мир очарованный прост.

Исчезли туманы и росы,
и иней лежит на траве.
Деревьев замерзшие позы
плывут мимо дивных бровей.

Проплыли деревья в молчанье,
качнулась седая трава.
Росы и тумана венчанья
не просит моя голова.

А может быть, это и прелесть
пройти, будто два корабля.
И мысли у нас серебрились,
как первый из инея плен.

В изголовье осени

Божественно свечение небосклона
на увядание лиственных пород,
на "Здравствуйте" и редкие поклоны,
на весь московский человечий род.

Уже замерзли стекла на машинах,
вцепился иней, закрывая свет.
Домов, неугомонные вершины,
в антеннах посылают свой привет.

Привет и ты, родное Подмосковье,
холодный воздух, солнце и леса,
где положила Осень в изголовье
златые, голубые чудеса.

Голубизна небес и водной глади
среди безбрежной лесополосы,
здесь люди все прошли, по каждой пяди,
по каждой пряди лиственной косы.

А в изголовье кос лежат равнины,
а в изголовье осени леса.
И мчаться среди золота машины,
где есть асфальта - лента, полоса.

Осенний бал

Осенний бал у золушки в разгаре,
златое платье вьется до земли,
стоит на берегу в хмельном угаре
среди своей взыскательной семьи.
   
Она в восторге смотрит на дворецких,
немеет перед зеркалом пруда,
она открыла ненароком дверцу,
где будто не бывала никогда.
   
А ведь все те же, те же горизонты,
да и деревья те, что рядом с ней,
и десять дней ей золотиться солнцем,
но в царской роли - многое видней.
   
И рядом он, иголками покрытый,
он просто пихта, в осени потерь.
Для золушки на солнце он открытый,
открыта ненароком счастья дверь.
   
И потерять листочек, словно туфлю,
ей не впервой, пусть принц ее найдет.
Он - пихта, он заметит, она тут ли...
Его красавица по осени так ждет...

Голубой контур

Голубые ели, голубые здания,
голубые очи, голубой простор.
За столом решают новое задание,
с перламутром ноготь вновь решает спор.

Кромка голубая - украшение ели,
перламутра блестки - украшение рук.
За столом по кромке - совещание. Сели.
Надо всем обдумать цепь вопросов. Круг

почти что замкнут, и лишь по цепочке
беглые ответы собраны в одно
новое решение. И сверкнули очи: «Все
сегодня - верно. С вами заодно».

И экраны кругом приняли задание,
и компьютер взялся разрешить вопрос,
у машины с мозгом новое свиданье,
и на их решение есть не первый спрос.

Голубые ели. Голубые здания.
Голубые очи. Голубой простор.
За столом решили новое задание.
С перламутром ноготь отвергает спор.

Сонные листья

Иду сквозь осени дубравы,
среди осенней желтизны.
На листья нет в лесу управы,
и под ногами листья-сны.

Они лежат, шуршат от ветра,
как сны дубов, берез и лип.
А до дороги пара метров.
Такая осень, как верлибр.

Вся красота деревенеет
без ярких красок. Цвет один,
какой-то цвет в картон. Древнее
мои шаги среди осин.

А по дороге мчатся, мчатся
потоки новеньких машин.
Им не понять, что рядом - счастье,
что рядом нет шуршанья шин.

Но рядом колется шиповник
огромный, крупный, как орех.
Его пройду, он много помнит,
какой он самый первый грех.

Осенний подарок

На фоне красок листопада
возник мужчина словно лист.
Ему, наверно, что-то надо,
на желтой куртке - света блик.

А ноги, ноги лучше вряд ли
встречала я. Роскошный вид.
Мужчина добрый или вредный?
С ним обойдусь я без обид.

Он очень рад. Скучает явно.
Фигура просто высший класс!
На сутки он виденье, ясно.
Увижу вновь я через час.

Но как с ним быть? Красив как осень.
Подруги нет. Светлы глаза.
Он ничего еще не просит,
Но я ведь тоже не лоза.

И не могу я гнуться вволю.
Да, он хорош как листопад.
Войти еще в одну неволю?
Фигура. Боже. Это пат.

Каменный звонок

Спокойствие нарушил
один плохой звонок,
как пролетела птица.
Какой в том есть порок?
   
Природа в грустных красках,
деревья без листвы.
Щебенка, словно листья.
Вдруг позвонил мне ты.
 
Ноябрь утомленный,
в нем мало красоты.
Синица, будто камень,
упала с высоты.
 
Мне хочется ответить,
но только б знать кому...
Определитель сломан,
не знаю почему...
 
Спокойствие нарушил
один плохой звонок,
как пролетела птица.
Какой в том есть порок?
 
Винная разлука

Мотор страдает за окном,
полоска снега в небе.
Я грусть не заглушу вином,
страданья часто слепы.

Красивый друг не так и стар,
но пьет он понемногу.
Любить, томиться он устал,
вино - его итоги.

Машина глохнет за окном.
Его машина - тоже.
Еще дома покрыты сном,
а он всю жизнь итожит.

Все больше света среди туч,
колышет шторы ветер.
Красавец был мой друг, могуч,
глаза лучились светом.

И все прошло. Вино и жизнь.
Конец красивой песни.
Но пить вино? Я воздержусь.
И мы не будем вместе.

Преодоление

Каждый день - преодоление
неких внутренних проблем,
то ли боли, то ли лени,
то ли снов домашних стен.

Собираю мысли к мысли.
Осенит - все хорошо.
За окном из снега выси.
Поднимаюсь. Что еще?

То и это. Завтрак. Грим.
Пару строк, коль осенило.
Город мой в снегу, не Рим,
Ехать надо, но не к Нилу.

И каракуль на земле,
так ложится снег спонтанно.
Воздух, словно в снежной мгле,
это хлопья, но не манна.

Значит, этот день хорош,
лень свою преодолела,
посмотрела я на брошь.
Боль моя. Я не болела.

Свадебные волны

Черно-белый пейзаж,
ход будильника тихий,
где бы ни был мой паж,
рядом лес с тобой дикий.
   
Это так далеко,
где пейзаж только белый.
Без тебя нелегко,
помню песни, что пел ты.
   
Это было давно
и пейзаж был зеленый,
и матрас, как бревно
плавал в озере. Клены...
   
Нет, их не было там,
над водой, паж, твой голос.
Рядом не было дам.
Ты и плавки, как голый.
   
Каждый мускул играл
На матрасе... и волны,
и озерный овал.
Ни души. Ветер вольный.

Смена интереса

Остывшая земля приемлет новый снег,
и холодны сердца, уставшие, жизнь бег.
Им можно бы еще пылать, любить, скорбеть,
но внутренний покой дороже новых бед.

И ровный, ровный снег лежит на мостовой,
но мудрая судьба прощается с тобой.
Оставлю позади твой тихий, кроткий взгляд.
Сказала: "Ты, прости, дороги нет назад.

И я не позову, я не сойду с пути,
по белой мостовой могу одна пройти.
Остыла я к тебе, и тихий мой покой,
дает спокойный сон". Была я не такой?

И мозг мой захватил неведомый герой,
не видела, кто он, он где-то за игрой.
Игру придумал он, он захватил людей,
мы не знакомы - нет, но он ведь не злодей!

И мудро, исподволь ведет с игры в игру.
Где маленький цветок, который я не рву?
Но где-то есть цветок, он охлаждает пыл,
он словно снег из слов по миру тихо плыл.

Подсознание

Любовь таится в подсознанье,
тираня душу изнутри.
Она, как гений созиданья,
и для нее глаза, как стрит.

Казалось — все! Прошли все страсти.
Ушли все муки. Забытье.
Глаза молчат без слов и гласных.
Душа кричит. Он страсть ее.

Подходит к ней он очень близко,
его друзья идут в обход,
но в разговор, подливши виски,
у новой пары — новый год.

Вот год прошел до новой встречи,
мы вновь столкнулись. Новый руль…
Машину он сменил для встречи…
Разлука вновь, словесный нуль.

Любовь таится в подсознанье,
я избегаю новых встреч,
и не хочу я с ним свиданий…
Я так хочу любовь сберечь!

Голубая неизвестность

Я не буду актрисой на сцене,
этот дар видно отдан другим.
Не дано в магазине мне цены
назначать, продавать дорогим.

Я не буду летать в самолетах,
налетала я время давно.
Не могу отвечать часто с лета,
а ответ при народе - кино.

Не найти меня в зале, на сцене,
не найти меня даже в кино,
не найти на трибуне, арене.
Я без карт и игры в домино.

Где же я? Я исчезла в тумане?
Заблудилась средь сосен, осин?
Не коплю я ни деньги, ни марки.
И в лесу не ищу весен, зим.

Казино, рестораны и бары -
я совсем обошла стороной.
Не танцую, где давки и пары,
но горжусь я своею страной:

где есть то, что другим незнакомо,
где есть все, но чего-то и нет.
Я люблю, что мое и знакомо,
я живу в неизвестности лет.

Ладошка на раме

Ладошка споткнулась о раму,
а взгляд посмотрел в темноту.
Похоже, ни поздно, ни рано,
и вижу луну не одну.

Летали прохладные взгляды,
как холод скользили во тьме.
Вы вновь промолчали и ладно.
Возможно, в своей Вы семье.

А дом, он - напротив, с огнями,
и сверху - пятно луны.
Мольбам и словам Вы не вняли,
Вы может на гребне волны.

Я счастлива вовсе иначе,
не знаю, что прячет Ваш дом.
Он может ни этот, тем паче,
что думаю я ни о том.

Ладошкой держусь я за раму,
я Вас в мыслях крепко держу,
а ночь за окном как нирвана,
а я о мечте прошуршу.

Блеф

Полоски длинных листьев,
они как серпантин,
мелодией сольются,
но это фон один.

Над головой мелькнуло
от птицы лишь крыло.
Так щелкают минуты,
все в памяти свело:

сомкнулись нежно пальцы,
как длинные листы,
мелодии совпали,
в ней были я и ты.

Над головой искрился
свечей прозрачный блеф
и праздничные крылья,
как новогодний плен.

И медленно, и томно
в движеньях тихий плес.
Глаза? Они бездонны.
Ты руку нежно нес.

Лунный свет

Давно замерзли волны в водоемах,
зимою волны - снежные валы.
Мороза рукавицы невесомы,
однако не оставили воды.

Луна сияет в собственном свечение:
холодный свет и темный небосклон,
как будто в небе круглое печенье
забыли на тарелке. Под уклон

уходит год. Замерзли карусели.
Ступеньки, не очистив, не найдешь.
Деревьев ветви явно погрустнели,
но ты идешь и мысленно поешь.

Бывает необычное везение
и вопреки холодной пустоте,
оно приоткрывает в сказку сени,
иль стих ложится строчкой на листе.

И пусть мороз морозит откровения,
и лунный свет отрада в темный миг.
На небе величайшее свечение,
и лунный свет таинственностью мил.

Мягкая зима

Мягкая зима любви отрада,
пусть исчезли блеск и белизна,
погулять с тобою нежным - рада.
Мягкая зима, чем не весна?

Иней на деревьях беловатый,
снег без хруста, не морозит нос.
Шея у тебя, друг, не из ваты,
и размер как икры стройных ног.

Мягкая щека, как будто спорит,
чуть скользит, тупит, потом стоит.
Клетки с клеткой или это поры?
Замолчавший сказочный пиит.

Ход движенья медленный и плавный,
а в морозы больше скоростей.
Может внутри щек теплеет лава,
из эмоций, взоров, новостей?

Мягкая разведка, слово в слово,
интерес друг к другу небольшой.
Мы знакомы так давно и снова,
мягкое касание нежных щек.