Нигде

Меня волокли по разрезанной улице
мои нетрезвые стихи,
они, как и я, полуголые
и похожи на женщин, которым
уже нечего терять.

Я заглядывался в чужие окна,
но не в попытках там что-то найти,
мне просто нравится смотреть, как в стекле
отражается что-то, ещё хоть что-то,
чего нет на улице.

Это похоже на шарманщика,
играющего на зубах или на
разбитой бутылке, режущего
губы осколками. Это
похоже на стихотворение в вакууме.

И я знаю, что такого –
бухого уебана как я
ни то, что не пригласят на поминки или свадьбу,
меня вовсе не заметят
в толпе прямоходящих.

Провожая неровным взглядом
красивую брюнетку на каблуках,
я подумал, что женщин,
может быть, вовсе не существует.
Что это просто притворяющиеся мужчины,

надевшие пышные бюстгальтеры,
напомаженные и расфуфыренные.
Потому что только мужчина может
стать настоящей ****ью, то есть
свести свою личность к ничто. Присмотритесь

ко мне, лишенному невинности и чести.
Похожему на автомеханика перед грудой
металлолома. Я так всегда чувствую себя,
когда говорю и литературе или сексе,
попивая красное... черное/синее/желтое.

Можно ещё вставить строчку про море,
про ебучие звезды, про шедевральную архитектуру,
великих поэтов (прошлого) и (каких-то) деятелей настоящего.
А можно вообще не сказать ни слова
и заткнуться, пока не дали по морде.

Хотя следовало бы. Я и сам уже не против получить
между ног от крохотного азиатика
или еврея. На том свете скажу:
дискриминация, меня унизили.
Рассмешу бога, ведь он у нас главный расист.

Вы вообще видели его ангелов?
Когда меня пытали на электрическом стуле, я кричал:
*** вам, гестаповцы! А они и не спорили.
В последнее время, у меня складывается такое ощущение, что бог
вовсе не знает человеческого языка, он

начинает нас понимать, только когда мы
предсмертно бредим, либо
сочиняем стихи, либо
материм бывших любовников, допившись до иссушения.
Я это и называю любовью.

Её не покажут по телевизору.
Об этом не прочитаешь у критиков или
в шикарных романах на двести страниц.
А вы попробуйте, подойдите к первому
попавшемуся наркоману и уточните:

Ты когда-нибудь кого-то любил?
И вот если он вспомнит, или хотя бы уйдет,
ничего не ответив во тьму. Это значит,
что вы только что стали свидетелями
любви. Вы теперь заговорщики/дознаватели.

Меня никто не искал.
Я растворился линиях и тенях,
зовущихся проспектами, улицами и переулками.
Никто меня не искал,
потому что в этом не было никакого смысла.

– Куда я попал? – спросил я бармена, сбившись со счёта.
Он смотрел на помехи в информационном табло для гостей.
– Ты нигде, приятель, – буркнул мне заграничный выпивоха,
свалившись со стула. А мне послышалось,
что это название заведения, и я успокоился.

Может быть, я в аду, – предполагал разжиженный мозг,
употребляя в себя всё, чего
я не успел коснуться устами. Слова
превращались в слоенного месиво,
внутри которого – *** пойми что и

то, к чему вообще не подобрать описания.
На воздухе охранник разнимал двух спортиков.
Вот бы они поубивали друг друга, – думал я, –
тоже всматриваясь в табло,
потому что

теперь и мне оно казалось интересным.
Я начинал различать в помехах – морок
невозможного, нерассказанного, необъяснимого.
Мне так хотелось оставить хотя бы несколько
знаков на салфетке, но

получались лишь перепутанные адреса
моих бывших мужчин, женщин, поэтов и прочих встреч.
Это поэма расставаний, – подумал я, –
отходя в туалет, за дверью которого
червоточина из сожалений, то есть за ним

вообще ни хрена не было. Типа конец
бета-версии. Спасибо, что приобрели ранний доступ.
Я сел на ничто, чтобы посрать.
И так остался там сидеть, как Сизиф,
не могущий разобраться с биологией и внутренними переживаниями.

Меня никто не искал.
Только какие-то уроды звали понюхать порошка
за баром. Я вышел, чтобы их разогнать.
Но в помещении уже никого не было, как, собственно,
и самого заведения. И я встал за стойку, потому что

на мне была униформа. Я умел разливать пустоту
по бокалам, неулыбаться, нереагировать, незнать
имёнадресовскольковремениисозвездий.
Ко мне зашёл посетитель, спросивший, – Куда я попал? –
и другой я, мой единственный завсегдатай, пьяно ответил: Ты нигде.