Дедал и Икар

Трагедия

Подобно зрителям древней Эллады, смотревшим театрализованные представления своих современников Эсхила, Софокла, Еврипида, которые поэтическим  словом раскрывали присутствующим в театре Диониса мудрость и красоту греческих мифов, мы с вами присутствуем на театрализованном действии по древнегреческому  мифу, раскрытому для нас нашим современником. История мифов сокрыта веками как для древних  греков, так и для нас, но размышления над ними  волнуют человека, прикасающегося к вечной теме  добра и зла. Миф о знаменитом мастере Дедале  переносит нас к середине III тысячелетия до н. э. Обладая удивительным талантом, но будучи человеком, Дедал подвергается искушению зависти к своему  одаренному племяннику Талосу и поднимает на него
   руку. Гонимый за преступление из родных Афин, он находит прибежище на     острове Крите у царя Миноса. Но и жизнь царей не обходится без тяжких испытаний.  Минос, имея трех прекрасных детей: сына Андрогея и дочерей Ариадну и Федру, опечален рождением четвертого ребенка его женою Пасифаей, ибо младенец имел вид человека с головою быка. Пасифая объясняет рождение Минотавра вмешательством бога морей Посейдона. По приказу царя Дедал строит для Минотавра лабиринт, из которого нет выхода /его развалины


сохранились до наших дней/. Спустя некоторое время любимый сын Миноса Андрогей находит свою смерть по вине афинян на праздновании панафинейских игр. Разгневанный владыка Крита облагает Афины страшной жертвенной данью. Семь лучших девушек и юношей по жребию должны отправиться на Крит для съедения чудовищу Минотавру. Эта жертва повторяется через каждые семь лет, пока сын афинского царя Эгея Тесей не приплывает среди осужденных добровольно, вне жребия. Ариадна, дочь Миноса, влюбляется в юного героя и просит Дедала о помощи. Рискуя своей жизнью и свободой, мастер помогает Ариадне, стараясь тем самым искупить свое преступление. Поступки добрые и злые перемешаны в человеке. Кто способен понять смысл жизни человеческой, может быть, солнце, которое восходит над всеми? Дедал покидает свою темницу на Крите, сотворив себе и своему сыну Икару крылья. Возлетев к солнцу, Икар погибает в эгейских волнах, но то, что он увидел в небесной высоте, сокрыто от Дедала. Уподобимся же и мы зрителям театральных зрелищ античной Эллады, будем снисходительны к игре молодых актеров и устремим свое внимание на чарующее слово поэзии.


ДЕЙСТВУЮЩИЕ
 ЛИЦА:

ДЕДАЛ – афинский зодчий и художник
ИКАР – его сын
МИНОС – царь Крита
АРИАДНА – дочь критского царя Миноса

ХОР – из девушек-танцовщиц,
            спутниц жрицы ветров
КОРИФЕЯ ХОРА – жрица ветров                без речей
ФЛЕЙТИСТКА.
СВИТА ЦАРЯ, ВОИНЫ, РАБЫ.


ДЕЙСТВИЕ
происходит на острове Крит


ВРЕМЯ ДЕЙСТВИЯ
мифологически неопределенное

ПРОЛОГ

Крит. Скалистое побережье острова, спускающееся  к морю. Невдалеке виднеется Кносский дворец царя Миноса. Дедал и Икар строят Лабиринт.
Дедал в кожаном фартуке и в простом коротком  хитоне. Кожаная повязка охватывает его голову. Строительные инструменты, камни обработанные и
бесформенные. Мастер иногда прерывает свою работу и предается размышлениям.

ДЕДАЛ

Ужасны зависти плоды, окрашенные кровью.
Пурпурный цвет я видеть не могу
с тех пор, как Талоса с его любовью
к искусству, к творчеству убил – и стерегу
как Кербер тени умерших, успехи сына.

Обращает свой взгляд в сторону Икара, работающего
на некотором отдалении от отца.

Мой сын Икар! Ты многого достиг
моим водительством: медовый воск и глина,
и бронза желтая, и твердый сердолик
тебе послушны – и твоей рукою
с тех пор, как матери не стало, я водил,
вооруженной не мечом и не стрелою –
рубанком и резцом /мне молот стал не мил
не потому, что постарел я/, - о, племянник,
зачем учителя в сноровке превзошел?!
Теперь я твой извечный данник.
На жертвенник уж не один обол
положен мной – и нет успокоенья.
Занятье непосильное одно
на миг лишь может дать забвенье
о злодеянии, - но красное вино,
шафрановое ложе и багряная порфира,
тобой любимые, царь Крита, я терпеть
теперь обязан, я, изгнанник мира,
изведавший Эринний мстительную плеть,
но не порвавшую Судьбы тончайших нитей…
Сорвался камень под ногой – в Аид откос
увидел я, бежавший из Афин и принятый на Крите.
Вторая родина, пристанище бездомных, Кносс,
обитель Миноса!
Величественный, царственный, красноколонный.
На стольких плитах отпечатан след резца,
зажатого в моей руке – нет линий искривленных
на надписях скупых труда…

ИКАР

/Кричит/

Дедал!

ДЕДАЛ

Отца
зовет преемник мой, моя надежда
и зависть новая… долой ее –
зашевелившуюся в сердце, как и прежде
змеей – к племяннику /мой Талос!/ бронзовое
острие
пусть поразит безумное отродье
Ехидны творчества.
Великий Демиург,
творец вселенной, давший жизнь природе,
вдохнувший в человека мысли – семена наук,
один будь для меня примером
и разум мой на пользу направляй.
Разрушен мир вражды Химерой, -
дай выстроить его и мудрости мне дай!

Дедал отправляется на зов Икара и застает его
сидящим сложа руки.



СЦЕНА 1.

ДЕДАЛ

Ты почему бездействуешь, Икар мой?
Покрыта зеленью из меди рукоять,
противной лени плесенью.

ИКАР

Мои удары
уже не в силах я, отец, считать.
Таких нет чисел и устал я.
ДЕДАЛ

Устал – другое дело, - отдохни,
испей воды и вытри пот.

/Поит сына водой/

немало
нам нужно потрудиться, чтобы Зевса дни
уравновесились ночами мрачными Аида.
И севший Гелиос еще нам шлет лучи,
ночь не спешит одеть свою хламиду
из черной шерсти.

ИКАР

Труд бессмыслен наш.

ДЕДАЛ

Молчи.
Труд не бывает ни бессмысленным, ни бесполезным,
в него влагаем мы себя большую часть.

ИКАР

Зачем нам этот Лабиринт?
Взгляни, мои порезы.

/показывает отцу израненные руки/

ДЕДАЛ

/Гладит ему руки/
Преступную чтоб скрыть царицы страсть
и порожденье страсти – Минотавра.

ИКАР

Что сделал Минос-царь, когда узнал
о преступлении?

ДЕДАЛ

Ударил он в литавры
и всех критян на площади собрал,
и все им выложил: о том, как Пасифае
морским быком явился Посейдон,
как та соединилась с ним, играя,
на кромке моря и земли.

ИКАР

Неправда, он,
родитель Андрогея, Ариадны, Федры,
наверно, скрыть хотел от всех
чудовище быкоголовое поглубже в недра,
иначе б вслед себе услышал смех –
и несмотря на царское его величье.

ДЕДАЛ

Ты прав, Икар, но этот страшный рев
сам говорит о мерзостном обличье
внебрачного царицы сына.

Слышен отдаленный глухой рев и удары о стены.


ИКАР

Стены, кров
из тесанных камней чуть приглушают
его стенания.

ДЕДАЛ

Зачем, ты говоришь,
мы строим Лабиринт? – И в нас пылают
стихии, страсти – поселяют тишь
и мир труды безмерные.

ИКАР

Скажи мне,
царь Минос сам ведь порождение быка?

ДЕДАЛ

Он Зевса плоть. Ты слышал, в гимне
как славят этот день? – Сгустились облака
над финикийским берегом, и факелы акрополь

зажег, и наступила ночь.
И в бычьей шкуре Зевс увез Европу
по волнам моря, Агенора дочь.

ИКАР

Зачем он так рычит – сын Пасифаи?

ДЕДАЛ

Он жертвы требует – к нему ведут
еще преступника.

Воины ведут связанного человека и сталкивают
его в широкую щель между плит.


ИКАР

Что натворил он?


ДЕДАЛ

Я не знаю.
Он мог украсть на рынке что-нибудь.

ИКАР

За то его отдали на съеденье
рогатому чудовищу?

ДЕДАЛ

Потише говори.
Пойдем вытесывать в Аид ступени.

Переходят на другое место.

Ты это плохо сделал, посмотри.

Дедал показывает Икару, как следует обрабатывать
камень.
/вполголоса, тихо,
как бы про себя/

Уж не осталось ненаказанных виновных:
взалкает Минотавр – найдется и вина.

ИКАР

Давай покинем Крит, отец.

ДЕДАЛ

Какие волны
вздымает море, видел ты? – Кипучая страна
погубит наш побег, и нет у нас триеры.
За нами зорко стражники глядят,
хотя не видно их нигде.

Обращает свой взгляд на небо.

О, золотые сферы,
зачем так синь царя Вселенной взгляд?
Зачем и вы так призрачно-воздушны?


ИКАР

Дедал, придумай что-нибудь.
Твоим рукам все инструменты так послушны.

ДЕДАЛ

/разочарованно разводя руками/
Опоры нет для рук. Небесный путь!

СЦЕНА 2

Царский дворец в Кноссе. Слышен рев Минотавра, перекрываемый шумом накатываемых волн. Входит Минос в длинной порфире и в венце. В одной руке он держит символ верховной жреческой власти – двулезвийный топор лабрис,
в другой – царский посох. Флейтистка играет  красивую мелодию, но рычание Минотавра заглушает  музыку. Царь жестом руки удаляет ее.

МИНОС

/Обращается к морю/
О, Посейдон, Зевеса брат, владыка моря!
Не в силах я уж слышать этот рев.
С твоим явленьем поселилось горе
на Крите праздничном: неистовая кровь
богов, сливаясь с человеческой, смешенье
дает чудовищное – этот полубык
и получеловек в безумном исступленье
не понимает наш простой язык.
И не погонишь его в стадо
кнутом пастушьим, он не ест траву,
а крови требует. Не знавшую преграды
разносит весть о нем позорную молву.

Зажимает уши руками.

Что делать с ним? Возьми его в пучину
и усмиряй трезубцем золотым.
Так безобразен он.
Единственного сына,
рожденного царицей, не сравнить с твоим –
насмешлива Судьба. Прекрасные наяды
твои ведь дочери?.. Прости же, Посейдон,
мое безумие. Твой дар – для нас награда,
он Крит усилит мой, неколебимым трон
мне сохранит, и царское жилище

от всех врагов меднопоножных защитит.
Я выкормлю его кровавой пищей.
Воздвигнут жертвенник – скалистый остров
Крит.

Рычи же, Минотавр, и требуй дани.
Давно ее не посылал Эгей,
долг требует, и мраморные грани
на стрелке солнечных часов своей
указывают тенью, что подходит
очередной для принесенья жертвы срок.
И взгляд взыскательный не сводит –
бросают жребий – вездесущий Рок!

Вот выбор сделан – и мрачнеют лица:
седьмою чья-то дочь и чей-то сын
восходят на корабль.
Стихий воздушных жрица
зови попутный ветер из Афин.



ПАРОД I.

Танец жрицы ветров и ее спутниц, одетых в
светлые хитоны. /Древние статуэтки, найденные в
Кноссе среди развалин, изображают жрицу с двумя
змеями в руках./

СЦЕНА 3
 
Ариадна входит в мастерскую Дедала.

АРИАДНА

Взамен убитого в Афинах брата,
Дедал… /Мой бедный Андрогей!/
Пришла Эгейская расплата:
триера с юными и среди них – Тесей.

ДЕДАЛ

Тесей? Эгея сын?

Ариадна кивает головой.

Его я помню.
Он младше был Икара моего.
Он возмужал теперь? Морские волны
не примут слабого.

АРИАДНА

Решение его
столь твердым было, что смягчился Минос
и жизнь ему на целый день продлил:
афинянин вне жребия приплыл
в наш порт и все доспехи вынес
он с корабля, сложив у ног царя.
Отец же принял так спокойно
и эту жертву как трофей, но я
взяла из этой кучи меч, достойный
высоких подвигов. Из этих слабых рук
беря назад свое оружие, сильнее
как будто стал он.



ДЕДАЛ

Не напрасно лук
свой держит Эрос. Пламенея,
любовью наполняются сердца,
друг в друга проникают взгляды,
и рушатся какие-то преграды
невидимые, неприступные. Отца
тебе дороже стал какой-то пленник,
впервые в жизни виденный тобой,
одной ногой на смертной уж ступени
стоящий связанным?

АРИАДНА

Зато другой
ступивший смело на суровый берег Крита.

ДЕДАЛ

Гостей он любит. В бездну дверь открыта.

Указывает рукой на вход в Лабиринт.
АРИАДНА

И я молю тебя, чтоб в эту бездну
он не упал, Тесею помоги.
Войдет он в Лабиринт с мечом железным
один на Минотавра, и везде – враги.

Припадает на колено и берется рукой за нижний
край его хитона.

Акрополем афинским заклинаю
тебя, Дедал, твоим домашним очагом,
оставленном в Керамике, родная
земля пусть вновь обдаст теплом
твои натруженные ноги.
Молю тебя о помощи, к своей
богине обратись – Палладе, боги!
Потомки Кадма ждут у алтарей.

Дедал некоторое время размышляет о своих
действиях /внутреннее борение с самим
собой/, и затем обращается с молитвой к
Афине – Палладе.
ДЕДАЛ

Афина,
внемли, помоги нам!

/Ариадне в сторону/
С молитвы начинаю я свой труд.
Пусть превратится Лабиринт в руины,
мое создание, второй мой сын, приют
утробы ненасытной Минотавра.
Пусть этот юноша убьет его.
Меч Ариадной дан ему, второго дара
ты не лиши Тесея. Своего
следа он не увидит, возвращаясь
на свет, извилины ходов
его запутают – со стенами встречаясь
глухими, гладкими, с заменою оков.
И станет Лабиринт его гробницей –
не для героя выстроил его
с Икаром я, и комнат вереница
труда укором станет моего.

Замечает летящую по воздуху серебристую нить   паутины.   

Благодарю тебя, богиня, я услышал,
вернее, я увидел твой ответ,
летящий в высоте, Арахной вышит –
твоей соперницей он, пауком. Белесый след
стежка не тает в воздухе. Смотрите –
Афина благость проявила к нам!

Ловит рукой паутинку. Затем передает Ариадне
клубок толстых нитей.

Возьми клубок, не с серебристой, правда, нитью –
из серой шерсти, для отвеса. По следам
своим он выйдет, привязав конец у входа
в святилище подземное. Иди
и передай Тесею, пусть народу
освобожденье принесет он.

Ариадна с радостью принимает клубок и целует
Дедала.



АРИАДНА

Впереди
что ждет, Дедал всезнающий?

ДЕДАЛ

Не знаю,
хочу я верить, что нас ждет любовь.
Ждала любовь Европу, Пасифаю.
Ждет Ариадну – так желает кровь.

Ариадна удаляется. Уходит Дедал. Пустая сцена.
Звуки сражения Тесея с Минотавром.
Бегство афинян с Ариадной на триере Тесея.


СЦЕНА 4.

МИНОС

Афиняне отняли Андрогея
и Ариадну в море увезли
в триере перегруженной Тесея.
Мне мало моря,
мало мне земли
для мести. Разве я отец? Со мной осталась
лишь Федра – возрастом не вышла дочь,
чтоб убежать.

И распаляет в сердце ярость
беззвездная, бесфакельная ночь.

И пасынок-урод погиб, не взявший дани:
семь девушек и юношей назад
домой вернутся…
Минотавр страданий
моих не облегчит – застывший вижу взгляд.

Внеси же, раб, сюда светильник.
Хочу я комнату царевны осмотреть.
Коварный Эгеид! В его объятьях сильных
пусть, Ариадна, ты обрящешь смерть.
Пусть бросит он тебя на самом диком
безлюдном острове, куда не доплывут
под парусом триеры. Безысходным криком
твоим пусть оглашается приют
холодных гротов остывающих вулканов,
пустых, как сердце, Ариадна, у тебя.
Покинуть Миноса и Крит! 
Шумящих ураганов
всю ярость извергаю я,
царь Кносса, на твою триеру,
непринесенный в жертву на алтарь
Аида в иссеченную пещеру
Дедалом, о, Тесей,
и пусть афинский царь
Эгей на сумрачном акрополе дождется,
/заветный миг!/ когда обломки принесут
сыновней мачты – горечью зальется
стол пиршественный встречи, извлекут
из сундуков афинянки хитоны
в цвет свежевспаханной земли,
и моря свет сине-зеленый
померкнет в вулканической пыли.
Влеки, гони в догонку ветер, жрица,
лохматый пусть Борей, в хламиде грубой Нот
потопят беглецов, пусть их живые лица
застынут в маски смертные невзгод.

ПАРОД II.

   Стремительный танец жрицы ветров и ее спутниц,  одетых в черные хитоны,
по   нижнему краю разорванные  на лохмотья.


СЦЕНА 5.

Икар и Дедал заперты Миносом на высокой башне.

ДЕДАЛ

Умолк навеки отпрыск Посейдона.
Лежат отдельно голова быка
и человека торс. Пурпурные колонны
тревожат сердце старика.
Царем усыновленный Минотавр
сроднился с ним, став частию души.
И на седых кудрях засохший лавр
под ветром шелестит, как камыши.



ИКАР

Он запер нас, отец, на этой башне.
Какую казнь изобретет он нам
за помощь афинянину? Вчерашний
его улегся гнев. Напрасно по волнам
пустил он критские тяжелые галеры
вслед за бежавшими. Сравнится ль разве их
косой лоскут с широким парусом триеры
Тесея смелого? Вдруг ветер стих –
тут налегли афиняне на весла,
вернулись воины в высокостенный Кносс.
Жаль, мы остались здесь, и эти тесла
опять у нас в руках. Венки из роз
готовят победителям Афины
и амфоры несут на царский пир,
а мы с тобой, отец, подставим спины
под своды мирозданья, чтобы мир
поддерживать на них под стать Атланту.



ДЕДАЛ

Ты мысль Миноса, мой подмастерье, разгадал:
казнить трудом нас непосильным. Нам-то
того и нужно, сын. Для царских опахал
лебяжьи перья есть у нас, две горсти воска,
и нити попрочнее мы найдем.

ИКАР

Но есть ли для триеры доски
и полотно для паруса?

ДЕДАЛ

Небесный окоем
хочу измерить я, как птица,
упругостью искусственной крыла,
поспорив с Зевсом в мастерстве.
Афинян лица
хочу увидеть. Искупленьем зла,
быть может, примут граждане и боги
Тесею помощь нашу.


ИКАР

Мой Дедал!
Пройти небесною дорогой
я с детства раннего мечтал,
и видел сны цветные: вот лечу я,
и вдруг – паденье с высоты.
От материнского проснусь я поцелуя,
и страх исчез – со мною рядом ты.


ДЕДАЛ

Ты беспокойство мне внушал внезапным криком
средь ночи темной. Полетим вдвоем
друг с другом рядом мы в великом
сияющем пространстве.
Что ж, начнем.

Дедал и Икар мастерят крылья для полета.

ДЕДАЛ

Из этой ткани тонкие полоски
обвязывай вкруг перьев, сколько сил
тебе достанет.

/С сожалением,
переходящим в испуг/

Нам не хватит воска
скрепить предплечия.

ИКАР

/После некоторого молчания/

Отец, я утаил
часть воска у себя.

ДЕДАЛ

Икар, неси же
его скорей. Уж Гелиос встает.

Икар уходит и, возвратившись, подает воск Дедалу.

Он не без формы, твой комок, я вижу.
Дыханья лишь ему не достает.
Кого ты изваял?

ИКАР

Я Ариадны
лицо тайком от всех лепил.

ДЕДАЛ

Тебе понравилась она?

ИКАР

Да, Миноиды взгляда
я глубину и нежность полюбил.



ДЕДАЛ

Так Эрос посетил тебя и мучал?

ИКАР

Я счастлив был, отец, издалека
следить за ней. И появился лучший
герой в Элладе здесь, и дрогнула рука
моя, испортив тонкий стилос,
когда увидел я их встречу во дворце.

ДЕДАЛ

Икар, еще окажет милость
нам Афродита. В дорогом тебе лице
хранится наше, может быть, спасенье.

Давай, твои я крылья укреплю,
его размяв.

Икар отдает лепную головку Ариадны в руки   Дедала, и тот, размягчая ее в руках, примазывает  воск к стержням перьев.

ИКАР

Зачем смятенья
нам боги поселили в душу? Я люблю,
но без взаимности. Кто так устроил
наш мир и нашу жизнь?

ДЕДАЛ

Великий Зевс.
Но замысла его не охватить герою,
ни прорицателю, ни зодчему. Один с небес
все видит Гелиос, единственный доступный
для лицезренья смертных светлый бог.
Он видит, как завязывает путы
страстей и как их рвет непостижимый Рок.

Лишь у богов – покой и безмятежность,
и Геба вечной юности нектар
дает им пить из чаш электровых.
Безбрежность
печалей и скорбей – вот наша жизнь,
обманный дар
и сладостный каким-то ожиданьем,
предчувствием чего-то впереди.

ИКАР

Я долечу до солнца.

ДЕДАЛ

Нет, познаньем
нам не дозволенного, сын, не навреди.
Держись срединой над пустыней моря.
Под колесницей Феба золотой.

Надевают крылья и прощаются друг с другом.

ДЕДАЛ
Икар!

ИКАР
Дедал!

ДЕДАЛ

Разлуки горе
да минет, боги, нас с тобой.

Над горизонтом восходит солнце.
По знаку Дедала, отец и сын взлетают в небо.


ЭПИЛОГ

Дедал сидит один.
Глаза его полны скорби, в конце монолога
переходящей в просветление, катарсис.

ДЕДАЛ

Икар, Икар,
зачем ты возлетел
так близко к солнцу!
Для смертных есть земной удел –
он жизнию зовется.

А ты к бессмертным свой полет
направил дерзновенно,
и тает воск, как тает лед
в горах весной, мгновенно.

И перья в воздухе летят
мной сотворенных крыльев, -
так боги нам за вольность мстят,
и тщетные усилья
ты прилагаешь: лишь ремни
тугие на предплечьях,
и на воздушные струи
уж опереться нечем.

Но крикни ж мне,
ответь, мой сын,
что видел ты близ Феба –
не свет блаженных ли долин
за ойкуменой неба?