Дневник зэка

                10 Сентября

Подошла осень. На репетиции мешал оркестру: одолели мысли. Снова подкинула мне судьба испытание, через которое, думалось, прошёл. Нет писем от Любы. Понятно… Болят руки: накануне пришлось таскать носилки с тяжёлым песком. Записаться нужно бы в школу – меньше будет времени  на раздумья.

                15 Сентября.

Мог проспать на работу. Во сне видел Вовку - как будто я маленький, и он принёс мне конфеты. Алика посетила мать. Люба не пишет. Скорее всего, опять крутит... Попрошусь о переводе меня из котельной в станочный цех – в нём немного больше заработок. В последние дни стали плоховато кормить – сегодня на обед принесли кусок ржаного хлеба и чашку баланды. И в ларьке почти ничего нет. Зато приятно пройтись по воздуху: обдувает ветерок, приходит ощущенье свободы. Я её опять легко потерял... Здесь, впрочем, как и я, иные оказались случайно. Правду говорят: не зарекайся от тюрьмы. А чаще попадает сюда тот, кто по течению поплыл. Таких пловцов тащит на пороги. А плыть нужно по всякому - и против течения. Такая у меня появилась диалектика. Набрался словечек,  большой грамотей с начальным образованием. Напишу Любе ещё одно письмо. Алик сегодня сорвал репетицию: ключи от инструментов были у него, но он ушёл на свидание с матерью. Я близко подошёл к забору, где вахта, чтобы вызвать дежурного и попросить передать ключи, но вдруг взяла тоска от мысли, что вряд ли ко мне приедут. И тогда я, плюнув на репетицию, пошёл отдыхать. Когда пришёл со свидания Алик, повеселевший, то угостил меня конфетами. Не зря они снились.

                20 Сентября

На завтрак, наконец, дали пшённую кашу. Но я был под впечатлением сна. Мне снилось, что я на аэродроме, но нет денег на билет. Вдруг вижу Алика - он даёт мне пачку купюр. А я ему - яблоко, и прошу откусить. Он отказывается. Я умоляю. Тогда он откусывает и начинает хохотать. А голос  как у Любаши.
Простудился на работе, начался кашель: в обед прожёг в сушилке телогрейку, и надуло. Надо  зашить. О такой чепухе пишу. Нужно начать думать над рукописью, чувствую, что я смогу хоть что-нибудь написать, у меня получится, и тогда меньше буду думать о Любаше и об этой зоне.

                26 Сентября

Ура, получил письмо! Наконец-то! Сразу повеселел. В обед мне было мало баланды – такая вкусная. Большое дело – настроение! Пишет, что честно ждёт. Хочу верить. Увидеться бы. На работе и во время репетиции думал о ней. И, как дураку, смеяться хотелось.

                30 Сентября

Сегодня было много работы – носил кирпичи. К вечеру заныло сердце. Недаром меня забраковали на медкомиссии в военкомате. В барак зашёл бригадир расконвойников и сказал, что у него из бригады четверо освобождается, ему надо подобрать других. Записал в претенденты меня. Скорее бы! Не понимал я раньше, как хорошо работать без охраны. Взяв книгу и тетрадь,  ушёл за баню. Здесь мне никто не мешал, и я попытался начать рукопись. Тема невесёлая: моя жизнь. Образов и картин накопилось много, но словесного материала не хватает. А ведь перечитал много книг, куда всё делось? Леплю фразу, а она корявая, сам вижу. Как собака – понимаю, а высказаться не могу. Верно, не правильно читал книги: увлекался сюжетом, а нужно было учиться построению фраз. Сидя за баней, почувствовал на себе взгляд часового, стоящего на вышке. Закурил и плюнул в его сторону. На внутренней крышке портсигара фото – голая женщина у деревенского колодца. У Любаши фигура лучше. Эх, на волю бы... Наверное, пошёл бы сразу в лес, и там бы опрокинулся в тишину! Потянуло на стихи. И получилось вот это:

Растёт травинка - только рождена,
А нежится уж под лучом рассвета.
Пока ещё мала, но зелена.
А вороньё уж каркает про лето,

Про муть и хлябь осеннего дождя,
Про долгую пронзительную стужу,
Когда метель зловещая, свистя,
Вокруг всё зимним холодом утюжит.

Когда дописывал, почувствовал себя травинкой, до которой нет дела никому.

                2 Октября

Хорошо бы мне поработать без конвоя. А пока что таскаю вагонетку с опилками в котельную, в которой затопили два котла. Отработал ночную смену. Отдохнул, сходил на собрание, где решался вопрос о подготовке концерта к 7 Ноября. Будем веселить своих. Кто-то тырит и продукты, и курево, у меня пропала пачка сахара. К вечеру дунул холодный ветер, замелькали белые пушинки. Скоро зима. Вспоминается милая душе картина, что видел в Третьяковке. Лучше я о ней буду думать, чем о детстве, когда, избитый мамочкой, сбегал из дома и лазил по сугробам, обмороженный и полуголодный.

                12 Октября

Продуло на работе; кашляю. Вчера вечером перед сном анекдоты травили. Один рассказал о войне – он бывший сержант, дошёл до Берлина. Говорил, что все солдаты уважали Сталина и Жукова. И пока рвались к Берлину, у всех кипела злость на немцев за убитых друзей. И вот их полк вошёл в Берлин. И там заскочил мужик этот в разрушенный дом, смотрит – а в пустоте его женщина с ребёнком на руках, стоит перед ним. Худая, но очень красивая. Он двинулся к ней, она затряслась. Жалкая.... И он вспомнил своих - сестру и мать. И ненависть исчезла. А ведь думал, что убивать будет подряд немчуру, даже детей. Но тут не смог. Даже пожалел -  дал банку тушёнки, зная, что жители голодают. Я тогда подумал, что он сделал правильно: разве можно вымещать злость на гражданских.
    
                15 Октября

Совсем разболелся. Поднялась температура; чувствую слабость, ноет поясница. Врач предложил лечь в больницу, но нельзя: приехать должна Люба. На работу, в ночь, вышел с температурой. Не сдохнуть бы. Утром не ел ничего, в обед – тоже. Если умирать стану, хотел бы в последний миг увидеть её. Кажется,  люблю. Даже думаю, что мог бы стать ей верным, если бы не «леваки» её...

                20 Октября

Она не приехала. Я получил телеграмму, что приедет позже. Не объяснила причину. Вот оттого, что не объяснила, стало как-то погано на душе. Болезнь переборол. Начал посещать репетиции.
 

                6 Ноября

С утра все на ногах. Концерт провели нормально. Кроме зэков и охраны, присутствовала какая-то комиссия, которая проводит конкурс самодеятельности между лагерями. После концерта Алик пригласил меня выпить – спиртное у него всегда водится. Когда выпили, стал уговаривать дать показания, что я видел его в спортзале в часы убийства сторожа, за которое сидит. Это его мать научила - вроде, нашёлся свидетель. Если соглашусь, он подаст заявление на пересуд. Но тогда всё обвинение ляжет на брата Вовку. Ну и Алик! За кого  меня принимает?

                25 Ноября

Уже трое суток, как не курю. Событие! А то и писать не о чем – унылые будни. Курить надо бросать: по ночам ноет сердце. На свободе было бы  легче бросить, но надо и здесь закалять мне волю. Алик на меня зол. Чёрт с ним. Скоро должна прибыть ещё комиссия; дневальные отдраили пол до блеска. Сидеть мне осталось девять месяцев и три дня. Наверное, скоро буду считать часы и минуты Чем ближе дата освобождения, тем мозги всё больше забиты думами о свободе. 

                7 Декабря

Погода скверная: ледяной ветер сдувает с ног. В вагонетке заклинило колесо, и я с Пашей, моим напарником, таскал опилки на носилках. Паша сидит  десять лет. Неразговорчивый. Всю ночь протаскали. Пришедший на смену кочегар сказал, что скоро Сессия Верховного Совета, и тогда будет наверно амнистия. Но я насчёт амнистии засомневался, кочегар тогда раскипятился, видно, надеется, и предложил поспорить по бутылке. Может, правда, будет. Но если надеяться, то не пришлось бы разочаровываться. О, свобода! Теперь всё буду делать, чтоб больше не оказаться здесь. Уж лучше петля. После смены спать не смог. Растравил мне душу кочегар. Сел писать письмо Любе. Но из-за плохого настроения накарябал ей много злого. К обеду подремал. Приснилось, что иду вдоль товарного состава, вытаскиваю из кармана картофелины и кидаю их в людей, а они до них не долетают, только самая последняя долетела. Смотрю, попал в Любу. Обрадовался, что хоть во сне увидел. 

                11 Декабря

Снова ночная смена. Вагонетка работает. Ночь тихая – тихая. На небе звёзды, а вдали огни города Салавата. Опять стал думать о воле. А когда я о ней не думал? Всё-таки, страшное дело – зона. В бане это видно: все как скелеты с тазиками. Ходячие трупы. Не люди мы – зэки. Тяжело смотреть, когда дрожащие от холода зэки, которых привозят с работы на открытой машине, макают ломтями хлеба в дно миски, доедая баланду. Никто не учитывает, что в зимнее время людей надо лучше кормить.
 
                17 Декабря

Любаша прислала письмо. Не обиделась – понимает как мне тут. Подготовил четыре стиха для лагерной газеты  « Передовик труда ».  Напарник мой Паша вчера перешёл на другую работу. Дадут  другого. Это худо – в последнее время схожусь с людьми совсем тяжело. Здесь серьёзно не с кем поговорить. Пробовал делиться мыслями, мечтами, так стали смотреть как на идиота. Чем ближе освобождение, тем больше смятение. Устал  думать, с кем там Люба кувыркается. Этот стих написал для себя, не для печати.

Разлука с милой – как топор судьбы...
Душа в унынье, ни чему не рада.
Мне страшно одиноко средь толпы,
Как нищему средь ряженных богатых.

Мне кажется, нет воздуха душе...
Куда, куда от грустных дум податься?
Как будто я сижу на этаже,
Куда веселым мыслям не подняться.

                5 Января

Тетрадь беру с собой на работу. Новый год пролетел. Концерт не организовали, кстати, я в праздник работал. Письмо написал брату. Вспомнил в письме о мамочке. Плохо вспомнил, думаю, из-за неё мы с ним пошли по такой дороге. А ещё думаю, что хоть и дрянь моя жена, но кроме неё никого нет у меня  на воле.  Как страшно чувствовать одиночество. Анна и Полина? Они  живут своею жизнью. Им не до меня, как и мне не до них. У меня одно богатство -  ****овитая жена.            

                12 Января

В столовой  обсудили случай. На днях проводили корешка. Он имел с собой двести рублей; собирался поехать в свой посёлок, где живёт дряхлая мать, писавшая, что боится, что умрёт, не увидев сына. Так вот, этот хмырь вместо того, чтобы спешить к ней, здесь, в городе Салавате, совершил кражу и возвратился  обратно. Жаль мать его. Теперь не увидит сына. Но зэки ему находят оправдание: здесь, мол, его  дом. В этом есть правда: многие хотят на волю и, одновременно, её  боятся. А я не боюсь, хоть и думаю о том, что «бывших» свобода не жалеет. Может так встретить, что покажется страшней зоны. Но я в неё вцеплюсь – не оторвать. Наелся унижений за два срока. Время медленно, но ведёт меня к свободе. А как быстро юность моя прошла. Была ли? Всё-таки была. Только и она была как срок. Вот именно, срок юности, срок детства… Когда же настанет срок свободы? Эх, свобода! Родились стихи:
      

Что толку думать про любовь,
Когда всё воли нет,
А слышится лишь звон оков
Не день, а много лет.

Неволя душу мою гнёт.
Свобода - распрямит,
И мысли от тоски спасёт,
И счастьем наградит.

               

                19 Января

Соорудили воздухопровод, гоним опилки теперь по трубе. Сухие опилки, мокрые  носим, как и раньше, вдвоём на носилках. Напарник мой – с долгим сроком Яша, лодырь: насыпает половину носилок. Давненько мне не снилась Люба. Вспоминаю всегда о ней перед сном, а не снится. Надоели репетиции; уже стал пропускать. Печаль мучает. Снова закурил, здесь бросить трудно. После первых затяжек закружилась голова – вот оно, истощение!

                28 Января

Ночью прошедшей, в курилке, разговорился с мужиком одним. Его закрыли в сорок шестом году за кражу, дали пятнадцать. Из них девять лет тюрьмы. Пора бы освободиться, но он сидит. Пояснил, что добавили годы за побег. Я спросил, а о чём он думает теперь. Ответил, что думает о свободе и о том, чтобы его оставили в покое со своими проповедями. А ведь, правда, зачем ему россказни на политзанятиях и собраниях, которые заряжают злобою на неделю? У него отнято всё – здоровье, молодость, а взамен что?            

                30 Января

Сегодня, под утро, я пробудился от собственного крика. Увидел во сне тюремную камеру, в которую вошла Любаша, горько всхлипывая, будто она виновна в чём-то. Смотрю ей в глаза и сразу всё понимаю: в её глазах  истома, так бывало после того, как отжарю. Я как заору: «С кем вошкалась!» И проснулся от крика.               
Остановили один котёл. Стало намного легче: таскаем меньше топлива. Снова активно участвую в репетициях. Решил стать активным – скоро должна приехать Любаша, а здесь бывает так, что в наказание  отменить могут свидание. Меняю махорку на папиросы – всё-таки легче для лёгких.

                7 Февраля         

 Написал в лагерную газету статью о том, как неважное питание влияет на производительность труда. Прочёл напарнику, тот посмеялся и сказал, что не напечатают, а эта писанина ещё мне боком выйдет. Прав, отправлять статью не стану. Много думал о стихах. Мне кажется, что и стихи, и проза – гармония, только в стихах она гуще, концентрация звуков в ней сильнее. А без гармонии нет ни прозы, ни стихов, лишь болтовня.

                10 Февраля

Приехала Любаша! Рано утром. Я умылся, переоделся и на свидание. Всё-таки любит, это увидел. Чуть пополнела, но от этого выглядит лучше. Передала деньги, но охрана обнаружила и отобрала. Запишут «нарушение». А, пропади всё пропадом, всё равно досрочно вряд ли выпустят. Я никогда не думал, что так долго можно смотреть друг другу в глаза. Хотелось сказать многое. Но я смотрел на неё и думал о том, что вернусь из зоны и узнаю, с кем она крутила. Ведь брошу её – эту женщину, которую здесь жду. Она, конечно, увидела мою страшную худобу, но промолчала. Ох, как тяжело было расставаться, возвращаться обратно. А может, не крутила?

                17 Февраля

Настроение плохое. Старший кочегар, Войнов Николай, уже отсидевший восемь лет, сегодня снова злой. Недаром, прозвище носит - «идол». На работе  изменения: возим вагонетку по одному, отчего стало тяжело, но нужно крепиться. Здесь весна намного раньше, чем на Севере. Ночью закапал дождик. На репетиции сел за аккордеон. И разучил танго «Маленький цветок». Теперь мелодия эта из головы не выходит. По радио передавали речь Хрущёва в ответ на обращение к нему трудящихся Калининского района Москвы. Голос неприятный. Представил его свинячьи глазки. Сбивчивые фразы, но это не важно: аплодисменты не умолкали. Вспомнил Костю. Прав был он, что паскуда эта мстит Сталину. Я почему-то убеждён, что сам он ногтя вождя не стоит. И авторитета у него нет, даже здесь.

                4 Марта

Пришла весна. Долго не писал – совсем не писалось. Вольнонаёмный, у которого обучаюсь на кочегара, попросил меня поиграть на аккордеоне. Я принёс аккордеон и поиграл в кабинете начальника котельной. Он слушал и о чём-то своём думал, подперев голову кулаком. Что-то не идёт рукопись: ощущение, что мало в голове слов. Чтение книг, конечно, много дало, я слышу убогость речи зэков и начальства, да что толку. Не думаю, что они убоги душою, не могут мечтать, вспоминать и думать. Но мысль облечь в слово – всё равно, что написать картину, это нужно уметь. Пока  попробовал себя на очерке. Отослал его Любе, чтобы отправила в «Комсомолку»

                19 Марта

Прочёл две книги – это «Наша кровь» и «Голубка в клетке». Неожиданно почувствовал огромную ревность к писателям, способным выражать на бумаге мысли и чувства. У них не только всё зримо, всё понятно, но ещё бьёт источник определённого настроения, которое течёт к читателю.
Двоих зэков положили в стационар -  туберкулёз. Нужно мне тоже провериться.

                30 Марта

Люба написала письмо. Получила ответ из «Комсомолки»; ничего для меня хорошего. Вот так… Не хватает, видно,  грамоты. Но ведь и Горький нигде не учился. Не отступлю. Буду продолжать учёбу с помощью книг. Почему упёрся? Пережито столько, тянет поделиться. Случилась неприятность с баянистом, работающим в заготовительном цехе: станком отрезало   палец ему. Отыгрался парень. А, знаю, что мечтал на свободе заняться музыкой. Чем ему теперь жить?      

                14 Апреля

Володька Бородин, который недавно освободился, прислал письмо с нотами известных мелодий. Когда я узнал, что письмо не от Любы, стало тоскливо. Но настроение подняло солнце – ясное, можно загорать. Через бухгалтерию отправил перевод Любе. Васька, который, как и я, возит вагонетку, но в другую смену, умудрился напиться в стельку. Я уговаривал его лечь спать, но он побрёл по территории. Теперь сидит в изоляторе. Он давно болен язвой желудка, а  сядет на триста грамм ржаного хлеба.

                25 Апреля

Была ночная смена. Но спать не дали: заставили белить котельную. Пришло письмо от Любы. Ответ писать не стал –  устал.

                2 Мая
 
За окном дождит. Не вечер, а все спят – в честь праздника. Радость у зэков  -  до мая дожили. Мне ещё пять месяцев сидеть... И пять дней. Не дай бог, если раскручусь на пару, другую лет. А это случиться может: кого-то зарежут, и кто-то ляпнет, что меня там недалеко кто-то видел. И ничего не докажешь. Поэтому к плохому настроению подмешивается тревога. Опять стал курить. В праздник в зоне не бреют. Щёки щетинятся. Помню, Люба говорила в таком случае: колючий, как цветочек.

                9 Мая

Приплёлся с ночной смены. Днём загорал у ограды. Здесь растёт маленькое деревцо, на нём выросли листочки. Репетировали на территории; я играл на гитаре. Начальство о празднике Дня Победы молчит. Но мы всё равно проиграли несколько военных мелодий.

                17 Мая

Ни читать, ни писать не могу: вызывали на комиссию, что решала вопрос о досрочном освобождении, мне отказали… Постарался заместитель начальника зоны. У него вроде бы очень убедительный аргумент: сижу второй раз и статья не подходящая для снисхождения. Его бы в мою шкуру!

                23 Мая

Один зэк спёр пиджак у меня – проиграл  в карты. Кто-то накапал начальству, меня попросили написать   бумагу. Но ему мало осталось сидеть. Продлят  отсидку. Этот грех на себя не возьму. Что-то произошло с характером: не спешу туда, где галдят, смеются, а  прячу тоску в одиночество. Толпа стала меня угнетать. На выскочек смотрю неприязненно.


                29 Мая

Весь день хожу полоумным: вызвали фотографироваться на досрочное освобождение. Оказывается, попал в список претендентов. Суд в июне, но претендентов готовят заранее. Боже мой, боже мой…            

                5 Июня

Издевательство… Только что ходил в штаб, там люди ожидают оглашение списка перед судом. Вышел начальник, мне говорит, что из списка к представлению меня вычеркнули. Я глянул в глаза его, вижу, не понимает, что  играть с людьми так нельзя.

                !4 Июня

Сдал экзамен на кочегара. Сразу же поставили на котёл. Сейчас не зима, работает один котёл. Но в котельной душно. Отработал напряжённо. Понятно – первая смена. Пришёл с работы и упал на постель, как сноп. В окно било яркими лучами солнце, а об стекло колотилась, жужжа, муха. Тоже на волю хочет. Встал и открыл форточку. На репетицию ходить не буду – не то настроение.

                Июля

Говорят, что скоро ещё будет суд. Боюсь мечтать. Но в концерте, что проходил недавно, участвовал – уговорили ребята.

                12 Августа

Меня подали на пересуд! Меня, наконец, освободили! Вы слышите, люди планеты Земля, это меня освободили! Да поймите же вы, освободили! Прощай, зона! Прощай, хороший город Салават!