Карточки в войну. Как это было

Отрывок из романа «Сталинградские сны»

Раздорская переправа в 20-х числах июля 1942 года казалась эвакуированным и беженцам воротами в неизвестную страну будущего, непривычную, страшную, бесконечную, мистическую, лежащую здесь с незапамятных пор вне общепринятого материалистического времени и пространства. В этом мистическом крае не удивляло даже большое количество волков. Волки в Раздорском районе, судя по рассказам, всегда являлись бичом: нападали не только на фермы, кошары, но и на людей...

После переправы колонновожатому Николаю Адамовичу удалось получить для своих грузовиков бензин по наряду Харьковского обкома. Но проблема с продовольствием вырисовывалась почти критическая, поскольку карточки харьковского «Пищеторга» в местном «сельпо» не действовали. Они стали здесь просто бумагой с оттисками печатей и манящими надписями «хлеб», «сахар и кондитерские изделия», «мясо и мясопродукты», «рыба и рыбопродукты».

Не то, чтобы сельские магазины «сельпо» — сельхозпотребкооперации, распределяющие промышленные товары и сельскохозпродукцию, являлись врагами рабочих и служащих, просто они рассчитывали количество товаров только на своих колхозников. Сами колхозники карточек не получали. Они покупали товары и продукты в «сельпо» в меньшей степени за деньги, а в основном за трудодни и долю в урожае колхоза, а также, за урожай с собственных участков.

В Российской империи магазины в сельской местности почти отсутствовали. В сёлах жило 85 процентов населения империи, а работало в сёлах только 29 процентов от всех торговых предприятий страны. На селе торговля шла в лавках. В деревне, даже крупном селе, лавка, если и имелась, то чаще всего одна. Большинство деревень вообще никаких лавок не имело. Открыть лавку стоило — 1000 рублей при стоимости лошади 100 рублей. Таких денег у нищих русских крестьян не водилось, а кредитов крестьянами не давали.

Где отсутствовали лавки, появлялись коробейники.
В лавке — грязной, крохотной, тёмной, неотапливаемой коморке с прилавком и полками частный собственник — купец, практически монополист, продавал товар с огромной наценкой. Что называется: «Тяжёлое наследие царского режима». Лавочник становился первой мишенью народного гнева и самосуда при восстаниях и революциях. Били лавочников подчас насмерть, лавки грабили и обязательно жгли.

После революции стали приезжать спекулянты-мешочники, меняя товары на хлеб. Могли не приехать. НЭП возродил отчасти дореволюционную систему лавок, мешочников, коробейников, но торговать оказалось нечем: бегство после революции западных производителей и хозяев фабрик, разорение экономики империалистической войной, интервентами, белогвардейцами и бандитами, привели к тому что производство на ладан дышало.

С учётом потери мощностей территорий, отрезанных Западом от бывшей Российской империи, производство чугуна в Советской России составляло всего 3,3 процента к уровню 1912 года, стальной прокат — 7,6 процентов, локомотивы — 13,6 процентов, вагоны — 8,2, пахотные орудия — 4,1, жатки — 3,7, двигатели, насосы, котлы — 1,8, динамо-машины, трансформаторы — 0,6, пиломатериалы — 9,0, шины — 10,1, порох — 4,2, хлопчатобумажные ткани — 5,7, шерстяные ткани — 33,4, льняные ткани — 72,9, бумага — 43,3 процента к уровню 1912 года.

С продуктами питания тоже оказалось всё очень плохо: производство муки составляло 36,6 процентов к уровню 1912 года, крупа — 32,2 процента, сахарный песок — 6,3, масло подсолнечное — 15,9, консервы — 14,5 процента к уровню 1912 года.

Только после начала «Великого перелома» — коллективизации-индустриализации в деревню через магазины советского «сельпо» хлынула широкая река товаров: количество проданных селянам товаров в 1935 году выросло относительно 1935 года почти в 50 раз! Пятьдесят! Мало того, что появилась масса нужного товара, так ещё у советских селян появились для покупок деньги! После НЭПа число сельских магазинов выросло в 3 раза. Жить стало лучше, жить стало веселей! Вот от чего простые люди всего мира влюбились в Советский Союз, а частные собственники заводов и банков его возненавидели. Они-то рассчитывали втридорога продавать русским в специально разорённой ими стране свои товары, но не вышло.

Индустриализация-коллективизация и защита со стороны большевиков советских людей не дали грабить торгашеской международной мафии народ неограниченной торговой наценкой. А то начали зарубежные торгаши, пользуясь нуждой, везти свои товары после отмены блокады по ценам в разы выше, чем в европейских магазинах...

В сельских магазинчиках советской системы «сельпо», которые отсутствовали только уж в совсем небольших населённых пунктах, на хуторах, предлагались в шаговой доступности в одном помещении продовольственные и промтовары. Грабли с хомутами соседствовали с одеждой, мешки сахарного песка и соли с хлебобулочными изделиями, чай с водкой и махоркой. Здесь всегда продавались товары первой необходимости: хлеб, крупы, мыло, спички, керосин. Продавец по просьбе селянина мог заказать любой необходимый в хозяйстве товар.

«Сельпо» имелось также в каждом колхозе как часть «колхозной экономики». «Сельпо» — уникальное изобретение. Эта торговая сеть сочетала в себе функцию распределения на потребителей продукции и одновременно скупки продукции у самих потребителей.
Колхозники на руки получали денег немного. В месяц рядовой колхозник получал 150 рублей «на хлеб и спички». Остальное он коммунистическим образом получал вне денежного обращения трудоднями — напрямую долей в колхозной продукции.

От каждого колхозника требовалось отработать 60 — 100 трудодней в год. Это давало долю примерно в 1,5 тонны пшеницы на работника. Если колхоз овцеводческий, то доля определялась в овцах. В свиноводстве — свиньями. И так далее. Колхозникам выдавали или записывали за ними основную продукцию колхоза: зерно, картофель, мясо, масло, рыбу. Кто что производил.

Колхозники тонны и центнеры своей доли реализовывали на рынке. До рынка в большом городе возможность добраться имелась не всегда, да и доля велика. Поэтому крестьяне реализовывали свою долю в «системе потребительской кооперации» — «сельпо». В «сельпо» сдавали и излишки личного приусадебного хозяйства, у кого что имелось: мёд, сметана, яйца, овощи, фрукты, икра и так далее. Вместо наличных денег заказывали нужные промышленные, бакалейные товары, алкоголь.

По довоенной закупочной цене пшеницы стоимость доли на одного работника около 4500 рублей в год. Колхозный передовик мог отработать до 300 трудодней. Соответственно второе, до 14 000 рублей за год увеличивалась его доля в колхозной продукции. Механизатор государственной МТС получал в год 3000 рублей. Рабочий же на заводе получал 700 в месяц, а полковник, командир дивизии получал — 2000 в месяц.

Пензенские часы женские «ЗиФ» в корпусе из серебра по технологии французской часовой компанией «Lip» стоили в это же время 450 рублей, а пальто демисезонное всего 377 рублей. Вот от чего передовик-хлебороб или чабан предавались веселью. Это когда такое на Руси случалось, чтобы каждый крестьянин и чабан мог за год себе одновременно пальто, костюм, ботинки купить, а жене вдобавок серебряные часы и духи «Красная Москва» по 28 рублей за флакон? При каком царе? Ни при каком...

Это и есть колхозная экономика, — прообраз коммунистического общества без денег. Социализм использовал деньги как переходный этап к коммунистическому безденежному обществу. Чем меньше денег в обороте при отсутствии частной собственности на средства производства товаров, тем больше коммунизма. Чем больше денег в обороте при наличии частной собственности на средства производства товаров, тем больше капитализма. Это марксизм. Лучше всего освоили социализм колхозники Советской республики немцев Поволжья. Просто образец порядка, культуры и доходов! Немцам социализм пришёлся по душе.

Рабочие, служащие, не имели такой широкой дифференциации заработка, как колхозники. Разве что стахановцы. Видя, что Советская власть действительно построена на благо трудящихся, политике большевиков верил весь простой народ, и его никакие временные неудачи и лишения не могли сломить и свернуть с социалистического пути. Они очень хорошо помнили ту нищую и бесправную жизнь, откуда из вывели к благосостоянию большевики, Ленин и Сталин. Но вот только эти проклятые капиталисты прислали своих фашистских убийц...

Война сломала планы дальнейшего совершенствования самобытной и эффективной системы «сельпо»: специальные типовые торговые здания, совершенное торговое оборудование, холодильники, склады, упаковка, обучение продавцов и управленцев, транспортная система...

Иметь на продажу продукты питания для двигающихся через сельскую местность войск, беженцев, эвакуированных «сельпо» физически не могли. Положение безвыходное. Пришлось Николаю вскрывать печать денежной кассы «Харьковдормоста» несмотря на протесты главбуха Хакало, и покупать в колхозе имени Будённого для беженцев продукты по коммерческим ценам у частников: молоко по 25 рублей за литр, яйца по 50 рублей за десяток, хлеб по 44 рубля за килограмм, говядина по 80 рублей. За большую покупку частницы-калмычки угостили Николая и главбуха ароматным горячим чаем с молоком, уверяя, что после этого переносить жару станет легче; действительно, оказалось так. К чаю выставили сахар и разные конфеты; Николай взял одну конфету-карамель «Нежинская рябина» с собой.

У беженцев из Харькова оставалась надежда на большой эвакопункт в Котельниково и возможность оттуда добраться до Сталинграда на поезде, после чего встать на продовольственный учёт в каком-нибудь строительном учреждении города. Однако до Сталинграда требовалось ещё добраться.

Когда Наташа Адамович думала о карточках и невозможности их отварить, её охватывал полный ужас, даже дыхание останавливалось. Карточки...

Карточная система и при капитализме и при социализме — это способ распределения продуктов для продажи по фиксированным ценам. Советское правительство после вероломного нападения на страну 8-миллионных европейских полчищ рассматривало централизованное управление карточной системой распределения как решающий фактор, позволяющий населению с наименьшими потерями пройти через страшные годы войны, пристально следить за детьми и детскими учреждениями, стариками, инвалидами, не допускать голод, ажиотаж, панику, спекуляцию.

Карточная система для покупки хлеба, мяса, рыбы, жиров, круп, макарон, сахара и кондитерских изделий, промтоваров, выделенных из централизованных фондов на население по расчётным нормам для свободной продажи, а также для продажи в закрытых ведомственных коммунистических системах распределения продуктов — отделах рабочего снабжения промышленности и транспорта со своими столовыми, магазинами, подсобными хозяйствами, вводилась постепенно в июле — ноябре 1941 года. На год позже, чем на карточки перешёл Великогерманский рейх. Карточки-купоны выдавались также на хлопчатобумажные, льняные шёлковые ткани, трикотаж, швейные, чулочно-носочные изделия, кожаную, резиновую обувью, мыло.

Спустя почти месяц после вероломного нападения войск европейцев первыми на карточки перешли советские мегаполисы Москва и Ленинград, последним — 31 октября город Комсомольск-на-Амуре. Картофель, овощи, соль, чай продавались по нормам региональных исполкомов местных Советов. На территории Советских республик Кавказа — Армянской, Азербайджанской, Грузинской карточки не вводились вовсе.
На карточки не переводились колхозники, поскольку они обеспечивались продуктами непосредственно от колхозов по трудодням и через «сельпо». На карточки не переводились единоличники. На карточки не переводились военнослужащие Красной Армии и Красного Флота, поскольку состояли на полном довольствии.

Карточки получало население городов и рабочих посёлков, работники важных стратегических отраслей. На селе карточки получали врачи, учителя, агрономы, все не занятые непосредственно сельхозтрудом. Всего карточки получало около 50 процентов населения.

Оформлялись карточки бюро районов, городов, областей. Они же собирали данные. В Москве одновременно действовало 149 видов карточек, в Ленинграде 171. Продукты шли в первую очередь в общественное питание, во вторую очередь в магазины. Цены в магазинах сохранялись на довоенном уровне.

При продаже продовольствия или товаров от карточки отрезался талон, соответствующий дневной норме хлеба или другого продукта за текущий период. Норма по хлебу, например, 400 — 500 граммов в день. Магазин собирал и сдавал талоны в карточные бюро. Отчитывался за полученные и проданные продукты и товары.
Рабочие, выполнявшие и перевыполнявшие план, получали продукты дополнительно. На ведущих оборонных предприятиях выделялись пайки усиленного дополнительного питания. При установлении норм учитывались условия труда. Самую высокую норму имели шахтёры забойной группы.

Дополнительное питание имели инженерно-технические работники, партийные, советских, хозяйственные руководители, ответственных работники, специалисты центрального аппарата. Особо полно снабжались детские и лечебные учреждения, дети, беременные, кормящие матери, учащиеся ремесленных училищ. Отдельно снабжалась интеллигенция: работников науки, культуры, учителя, врачи.

Рабочие и инженеры имели в месяц 125 купонов на покупку промтоваров, служащие — 100, иждивенцы и учащиеся — 80. Для покупки пары обуви требовалось 50 купонов, пальто — 80, женского платья — 60, куска хозяйственного мыла — 2 купона.
При получении 500 граммов хлеба дневной пайки отрезались 5 талонов. То же самое происходило при получении по купюрам талонов карточек на макароны, сахар, рыбу. Талоны мелкого достоинства хорошо применялись при отваривании в столовых, но при получении 1,2 килограммов мяса в месяц по иждивенческой карточке, например, приходилось отрезать 24 различных талона. По рабочей карточке, получая 2,2 килограмма мяса в месяц, отрезались 44 талона.

Социализм — это учёт. Капитализм — это махинации с учётом. Система учётно-статистической работы, чрезвычайно важна при социализме. В отсутствие вычислительной техники, в частности электронной счётной машины, которая оставалась пока лишь на стадии математических моделей, учёт карточек для 70 миллионов человек оказался чрезвычайно сложным и громоздким.

Лаборатория Московского электротехнического института профессора Лебедева вплотную приблизилась к созданию цифровой ЭВМ к лету 1941 года. Помешала война и последовавшая эвакуация на Урал. Профессору вместо мирного созидательного труда на благо социализма пришлось заниматься военными разработками: самонаводящимися торпедами, системой стабилизации танковых орудий и тому подобным.

Современное вычислительное оборудование американских фирм и их патенты вместе с деньгами американских банков достались военной машине капиталистического Великогерманского рейха, а не Советскому Союзу в ситуации вражеского нашествия захлебнувшемуся в море данных. На это тоже делался расчёт при атаке европейских орд на первую в мире рабоче-крестьянскую державу, где ещё 20 лет назад 4/5  населения не умели читать и писать...

Война сразу вскрыла кто есть кто. В многочисленные лазейки громоздкой советской карточной системы тут же устремились всевозможные «бывшие»: корыстолюбивые начальники-троцкисты, обуржуазненные коммунисты, избежавшие «партийных чисток», затаившиеся нэпманы, бывшие представители купеческого сословия, бывшие кулаки и подкулачники, подчас и нечистоплотные выходцы из рабочих и крестьян. Воскресли все схемы воровства, возникшие ещё во времена первого введения карточек в 1916 году при императоре Николае II, и продолженные при эсеровско-кадетском Временном правительстве, а также при военном коммунизме Гражданской войны. Этому способствовала разная купюрность, громоздкость подсчёта, чрезвычайно большое количество талонов.

Кроме того, до августа 1941 года в условиях массовой эвакуации населения и предприятий, при выдаче продовольственных и промтоварных карточек действенного контроля осуществлять не удавалось. Учёт талонов как следует не вёлся. Массовые, наглые злоупотребления начались без промедления.

Независимо от того, соответствовало ли количество собранных за месяц талонов полученному объёму продуктов или нет, часть магазинов составляла отчёт о полном их распределении, прилагая акт о пересчёте и уничтожении талонов. Возникающие излишки продуктов негодяи реализовывали на чёрном рынке, через рестораны по коммерческим ценам в десять раз превышающим цены твёрдые, по которым отоваривались карточки. Карточки не уничтожались и их использовали повторно подставные лица. Полученные на народной беде средства использовались для личного обогащения.

Желание нажиться любыми путями, частнособственническая паранойя, доставшиеся русским в наследство от диких скандинавских варягов Рюрика и ханов азиатской Золотой Орды, получившие развитие при создании системы выкачивая из России ресурсов на Запад, при экономической разрухе в последние годы царствования Николая II, при «демократии» Временного правительства, не могли исчезнуть в одночасье.

Частнособственническую парадигму сознания, как раковую опухоль, унаследовала Советская страна вместе с миллионами «бывших», привыкших жить за чужой счёт, пить кровь и тянуть жилы из слабейших и бесправных.

Прижатая людьми с коммунистическим мышлением, прибитая отменой НЭПа, революцией в деревне — коллективизацией, прореженная «партийными чистками», нарождением молодого поколения с коммунистическим созданием, жажда наживы, гниль корабельного киля, ржавчина мостового пролёта, точила советскую систему везде, где оказываюсь незамеченной и безнаказанной. Продовольственные карточки стали одной из лакомых сфер воров, мошенников и коррупционеров.

В трагический момент стратегического отступления первых месяцев войны, Нарком торговли Любимова постановил сжечь все талоны, полученные в июле, с составлением актов, из-за невозможности их учесть. При уничтожении талонов подсчёта и сверки с количеством продуктов многими магазинами не производилось. У мошенников открылась возможность покрыть деньгами по твёрдым ценам ранее допущенные злоупотребления, а излишки продуктов реализовать на чёрном рынке по ценам коммерческим. Полученное преступным путём пускалось на приобретение драгоценностей, антиквариата, продаваемых населением для улучшения своих бытовых условия и питания. Карточные бюро могли выявить злоупотребления, но в них работали сотрудники тех же отделов торговли, что и в магазинах, а выручка от преступной деятельности распределялось в мафиозном сообществе пропорционально вкладу в общее дело. Редко там оказывались люди со стороны. Поэтому никаких нарушений карточные бюро не обнаруживали и масштабные хищения продуктов продолжались.

То есть, несмотря на партийный пресс подавления врагов народа в армии и народном хозяйстве «партийными чистками» в 1936 — 1937 годах в преддверии надвигающейся глобальной войны с европейцами, несмотря даже не перегибы «ежовщины», враги народа выжили. Теперь они вновь, как во времена НЭПа и как при вредительстве при коллективизации-индустриализации действовали с размахом, масштабно, имея коррупционные связи и покровителей в партийных, правоохранительных органах ещё со времён НЭПа. Вместе с «бывшими» злоупотреблениями занимались некоторые партийные руководители из числа затаившихся троцкистов, буржуазные перерожденцы, руководители торговли и общепита, предприятий, а также те, кто имел отношение к дефицитным товарам.

Крупные военные производства подчинялись центральным наркоматам. Численность их работников являлась секретом для врагов и даже для руководителей областей. Некоторые директора предприятий, мошенники и воры, прошедшие как рыбы через дырявые сети во время предвоенных «партийных чисток», пользуясь секретностью, завышали численность работников, требовали гораздо больше продуктов, чем нужно, реализуя излишние продукты через чёрный рынок и рестораны с помощью устойчивых мафиозных групп. Сюжет романа Гоголя «Мёртвые души» продолжал свой путь в тылу героически сражающихся фронтов...

Порой чиновники прикрепляли своих коллег и членов их семей к столовым, предназначенным для других слоёв населения, нередко сразу к нескольким одновременно. Выдавали дефицитные товары и продукты своим знакомым без карточек — по запискам. В магазинах для населения отоваривание проводили по карточкам с заменой: мясо заменялось яичным порошком, животное масло — растительным и так далее. Троцкизм — использование социализма для личного обогащения поднимал голову...

Летом 1942 года в результате подрывной деятельности преступных сообществ карточная система в ряде тыловых регионов пришла в удручающее состояние. По всей воюющей, ни на жизнь, а на смерть стране, завербовав себе подельников в карточных бюро, завмаги тоннами отправляли продовольствие со складов прямо на рынки. Жутко представить, что произошло бы, окажись такие люди в руководстве страны в тот критический момент. Не лидеры, верные коммунистическим принципам, а частнособственническое жадное отребье. Всё им не в коня корм!

В результате люди не получали положенного продовольствие полностью. Месяцами иногда не видели жиров, сладкого. В некоторых районах Ярославской области по карточкам на мясо в июле 1942 года выдали только 6 процентов положенного. Пришлось вмешаться Обкому партии. Порядок навели.

Вопрос продовольственной безопасности страны — вопрос победы в войне и доверия к Советской власти. Кроме военного фронта, промышленного фронта, существовал ещё один фронт — продовольственный.

Избираемые демократическим путём с 1936 года органы Советской власти, осуществляя управление страной в интересах рабочих и крестьян, как это декларировала Сталинская конституция, являли собой диктатуру пролетариата и колхозного крестьянства. Они во главе с партией большевиков жёстко и принципиально боролись с преступлениями против народа вообще и в сфере распределения продовольствия, в частности.

В результате борьбы с экономической преступностью в Казани, Воронеже, Куйбышеве, Саратове, Чкалове к суду привлекли 1/5 часть работников торговли. Но несмотря на суровые карательные меры экономические преступления не прекращались: у торговцев одноразовые талоны на хлеб многократно переходили из рук в руки, дефицитный товар отправлялся «налево», вместо него вносились в кассу деньги по госцене или подменяли одни товары другими, а товар шёл на рынок по коммерческой цене. Распространилось обвешивание и обмеривание потребителей как более простой способ воровства. Для хищения товаров в промышленных масштабах использовались неучтенные карточки и уже использованные талоны, полученные от сообщников в контрольно-учётных бюро. И так далее.

Крушение царского правительства и «демократии» Временного правительства обусловили не в последнюю очередь такие спекулянты и мародёры, например Гучков, Рябушинский, Путилов, Нобель.

Многие спекулянты и мародёры ещё царских времён, пусть не на ведущих ролях, но пробрались в систему советской торговли, и к началу фашистского нашествия занимали в ней хоть и не первые места, но зато повсеместно. Бессовестные торгаши, больные сребролюбием, родом из царского купечества, кулачества, бывшие нэпманы, спекулянты, мешочники, лавочники, мерзавцы от торговли, пищевой  промышленности, мародёры с железных дорог, в то время, когда герои жертвовали на фронте жизнью, защищая коммунистические идеалы, грабили и воровали у их жён, родителей, детей, инвалидов, стариков. Они повторяли предательство Родины спекулянтами и мародёрами времён царизма и Временного правительства на продовольственном фронте.

Даже голодный блокадный Ленинград сделался ареной деятельности самых настоящий врагов народа из торговли. Одна из преступных банд в первую, самую страшную блокадную зиму, состояла из 20 работников контрольно-учётного бюро и «Пищеторга» Выборгского района. Главарями стали начальник райторготдела Кореневский и начальник контрольно-учётного бюро Заржицкая. Они привлекли в сообщники сотрудников проверяющих инстанций и «Пищеторга».

Эти враги народа расхищали хлебные и продуктовые талоны, за взятки выписывали фондовые ордера с увеличением против фактически сдаваемых талонов. Похищенные талоны преступники отоваривали через сообщников — директоров магазинов Новикову, Петрашевского, Кадушкину, Алексееву, Шиткина, Уткина, через торговцев чёрного рынка. Они делили между собой доходы, скупая золото, антиквариат у голодающих ленинградцев, голодающих в том числе по их вине. После войны нелюди рассчитывали строить себе дачи на море в Крыму, покупать автомашины, квартиры, питаться в ресторанах, одеваться в комиссионных магазинах в меха и импортные костюмы. За 5 месяцев самой страшной блокадной зимы они украли 1,5 тонны хлеба и других продуктов. 12 000 детей, женщин и стариков не получили свои 125 граммов блокадой пайки в ноябре...

Таким образом мерзавцы-торгаши вместе с фашистами убивали голодом измождённых детей и стариков, уменьшая их жалкие блокадные ноябрьские 125-граммовые пайки для иждивенцев. Эта минимальная пока действовала с 20 ноября по 25 декабря 1941 года в том числе по вине врагов народа. Солдатам, которые сражались на передовой, в тот ноябрь хлебную часть пайки уменьшили до 500 граммов в день, рабочим горячих цехов до 375 граммов, остальным труженикам до 250 граммов. А вот служащим, иждивенцам и детям, конечно наряду с другими продуктами, — по 125 граммов. Но нарастающее истощение убивало даже после того, как пайки подняли, когда на полную запустили «Дорогу жизни»...

Жёлтые, замёрзшие скелеты детей и стариков Ленинграда на совести воров, как и на совести капиталистов, приславших к Ленинграду войска гитлеровцев и финнов. Впрочем, совесть у них — величина мнимая!

Кореневский, Заржицкая, и такие как они, вместе с фашистами и их заокеанскими кукловодами убили тысячи семей ленинградцев, убили Таню Савичеву и всю её семью: мать, бабушку, сестёр, брата и двух дядей. Сама Таня оказалась на грани жизни и смерти: цинга, дистрофия, нервное истощение, слепота. Она вела наивный и страшный дневник без страха, жалоб и отчаяния. Только скупая сводка с продовольственного фронта:

«28 декабря 1941 года. Женя умерла в 12.00 утра 1941 года».
«Бабушка умерла 25 января в 3 часа 1942 г.».
«Лека умер 17 марта в 5 часов утра. 1942 г.».
«Дядя Вася умер 13 апреля в 2 часа ночи. 1942 год».
«Дядя Леша, 10 мая в 4 часа дня. 1942 год».
«Мама — 13 мая в 7 часов 30 минут утра. 1942 г.».
«Савичевы умерли». «Умерли все». «Осталась одна Таня»...

Что же это за страна такая, что поколение за поколением всё плодит и плодит, носит и носит по своей земле частнособственнических уродов с мышлением убийц?
У большей части торговцев нет Родины. Россию они используют как шапку невидимку, чтобы поближе подобраться к сладким кускам. Им всё равно, кто победит, придут фашисты или нет, выживет их город или нет, выживет Таня Савичева — или нет! Они найдут способ воровать и пировать и при фашистах за счёт народа: станут торговать даже зубами убитых, волосами и мясом трупов, госсобственностью, ворованной у народа нефтью, алюминием, лесом, пшеницей, военными секретами, земельными участками над братскими могилами под застройку, детьми из детских домов для услады извращенцев или медицинских целей. Они задушили бы голодом страну уже в 20-е годы, не проведи большевики коллективизацию, оставили бы страну без оружия и снарядов, не проведи большевики индустриализацию, разрослись бы грязной капиталистической пеной до неба, если бы на них не опустился тогда пресс «партийных чисток», эффект от которых, впрочем, в некоторой степени испортили перегибы «ежовщины».

Теперь честные люди умирали на фронте, в Ленинграде от ран, голода и болезней, и без того сократив небольшой процент честных людей с коммунистическим мышлением среди частнособственнического населения страны, которое отсиживалось в тылу. Грязные мерзавцы выживали чаще героев в том числе и в армии, и в тыловых службах фронта, в хозяйственных подразделениях. В процентном отношении из-за гитлеровского нашествия грязи стало на Руси больше.
Проходят эпохи, меняются времена и нравы, а подлецы российские остаются неизменными. Купцы... Торговцы... Торгаши...

Военный трибунал приговорил к расстрелу двух воров из шайки Кореневского, обворовавшей блокадников. Остальные получили сроки от 2-х до 10-и лет лишения свободы. Шайка Кореневского не единственная, передавшая привет из прошлого в будущее. Немолодым людям прекрасно помнилось время, когда точно такие же мародёры оставили карточную систему Петрограда в 1916 году без хлеба, оставили Петроград при Временном правительстве в 1917 году даже без жалких 200 граммов хлеба по карточкам, оставили Петроград молодой Советской республики в 1918 году без хлеба по карточкам, когда смертность оказалась едва ли не такой же, как теперь, во время фашистской блокады Ленинграда. Что же за люди живут в этой стране? Они передают из прошлого в будущее по наследству скверну сатанинской жадности, раз за разом убивающей страну!

Враг всё ещё стоял недалеко от только что построенной военными Московской кольцевой дороги, под снегом всё ещё лежали тела погибших смертью храбрых при контрнаступлении под Москвой бойцов сибирских дивизий, а также штабели фашистских трупов, которых не смогли похоронить свои, а в Московской области работники контрольно-учётного бюро Красногорского района Канурина и Рыбникова, заведующий карточным бюро Михайлов, контролёр карточного бюро Меркулова, кассир Мухина, ряд работников торговой системы и другие, всего 22 человека, занимались организованным расхищением карточек и талонов. Контролёры Канурина и Рыбникова умышленно дезорганизовали порядок приёма от магазинов талонов, похищали и сбывали для повторного использования талоны заведующему магазином No.14 Красногорского горторга Гурьевой, директору магазина того же горторга No.1 Полей и другим работникам магазинов. Канурина, Меркулова и Мухина, кроме хищения талонов совместно с комендантами домов, в течении ряда месяцев составляли фиктивные списки проживающих. Выдавали по ним продовольственные карточки, отоваривали их в магазинах. Они занимались также банальными кражами, инсценировками бандитских налётов.

В Сталинградской и других областях дела шли похоже. Хорошие люди хороши по-своему, а негодяи — одинаковы везде! В Ульяновской области хищения совершались преступной группой из 24-х работников карточного бюро и других организаций под предводительством кассира-кладовщика Курушиной. За месяц она похищала до 2-х тонн разных продуктов, это 50 000 — 60 000 рублей наличных денег! За месяц кладовщик Винокуров похитил 5372 карточки и 5106 талонов, кладовщик Валидов украл 1888 комплектов карточек и 5347 пятидневных талонов...

Мародёров на народном горе, тесно сомкнувшихся с преступными бандитскими группировками, не останавливали ни расстрельные приговоры, ни ГУЛАГ. В Отличие от простого лейтенанта или рабочего, попавшего под удар правоохранительных органов, директора магазинов имели колоссальные деньги и нужные всем услуги, которыми они зачастую откупались от следствия и суда. Они имели устойчивые коррупционные связи в партийных, правоохранительных, судебных органах. Если они и попадали в ГУЛАГ, то получали поддержку и там. Правоохранительная система более снисходительно относилась к уголовникам, чем к политическим противникам, и экономические преступники это использовали, дистанцируюсь от политики, хотя пустой магазин перед очередью рабочих работал против власти коммунистов посильнее фашистского парашютиста с листовками и гранатой. Ведь продовольствие — это тоже фронт! В такой ситуации простые советские люди только и уповали на своего неподкупного вождя Сталина...

Партия не проявила последовательности в проведении «партийных чисток», ударив по врагам народа перед войной растопыренными пальцами с малограмотной некомпетентностью и валом ошибок «ежовщины». Строить и защищать первое в мире государство рабочих и крестьян дело не простое. Теперь большевики тем более не могли себе позволить в условия войны масштабных «партийных чисток». Таким образом способа полностью победить торговую мафию не нашлось.

Пороки карточной системы приходилось терпеть. Огромные территории с плодородными землями оказались оккупированы врагом. До их освобождения говорить об увеличении урожаев и продовольственных запасов, а равно об отмене карточек, не приходилось. Взять что-либо ещё с оставшихся колхозников для создания условий свободной торговли не получалось. А ухудшить снабжение армии в ходе тяжёлых сражений в пользу населения — путь к проигрышу войны.

Правительство, поставленное перед фактом существенных хищений продовольствия в тылу, решило забрать карточные бюро из подчинения торговых органов и передать районным, городским, областным Комитетам партии, а также создать новый надзорный орган — Контрольно-учётные бюро — КУБ.

Поскольку сотрудники новых органов остались те же, сохранив коррупционные связи, и действовали по-прежнему, это оказалось малодейственной мерой. Ситуация практически не изменилась: во многих областях по карточкам население не могло получить полностью необходимые продукты, а товары утекали рекой под прилавок и на чёрные рынки. Применить масштабные чистки в торговле не позволяла обстановка военного времени. Оставалось только наращивать количество контролёров, идти по демократическому пути — создавать в каждой торговой точке группы общественного контроля, чтобы рабочие и домохозяйки сами проверяли правильность расходования продуктов и распределения карточек. В целом, это позволяло народу рот поддержке партии торговую мафию держать в узде...

План по эвакуации для работников «Харьковдормоста» требовал прибыть на эвакопункт в Котельниково, передать автотранспорт военным властям по акту, затем двигаться до Сталинграда на поезде. Там Николаю Адамовичу следовало встать на продовольственный учёт в строительном учреждении города, определённом городским Исполкомом. Однако до Сталинграда было всё ещё очень и очень далеко...