Бросила гордо в глаз его бирюзу...

Бросила гордо в глаз его бирюзу:
"Сына рабыни я не хочу разуть!"
 Суха, как на берег вытащенная коряга
улыбка в ответ угрожающая варяга.

Откуда ей было знать, загордившемуся птенцу, что слова её будут стоить её отцу, её матери и несмышленым братьям? Она стоит - прямая, как та струна, что тронут боги, и зазвенит война. На ней жемчугами расшитое плещет платье тяжёлым подолом на стылом дурном ветру. В молчании воинов кроется лязг проклятий, князь взором гуляет по вражескому двору.

Посватался зря он - уж больно дерзка девица. Но столь же красива, сколь на язык остра - коса золотая до самых колен змеится, и светлые очи совсем не туманит страх. А зря не боишься, княжна! Не шутить приехал!" - мыслит Владимир, кивая своим бойцам. Рогнеда стоит, пряча в собольем мехе нежный овал раскрасневшегося лица.

Девочка-девочка, пало твоё очелье под сапоги варяжские с головы. Где-то за домом страшно кричала челядь, мало кто вышел из той резни живым. Князь рвёт на ней дорогое расшитое платье - катятся, катятся, катятся жемчуга... Все ждали, что будет Рогнеда кричать и плакать, но она только смотрит с гневом в глаза врага.

Будут в народе звать ее Гореславой, будут жалеть, украдкой по ней вздыхать. Честь быть княгиней - удел далеко не сладкий, хоть и подарены ей серебро, меха, тонкие византийские поволоки, какие на свете есть не у всех цариц. Терем Рогнеды каменный да высокий, палаты его княгине - мешки темниц.

Киев ломает шапки перед Рогнедой - полоцкая княжна ко двору пришлась. Стражники-слуги тенями ступают следом. Мнима, как дым, отныне, былая власть. Растут сыновья и дочери, годы мчаться. Ненависть острым камнем стучит в груди. Жемчужинами в грязи затерялось счастье, взгляд у Рогнеды по-прежнему хмур и дик. Только когда на детей поглядит - мягчает. Они ей во тьме этой - свечи и якоря. Ах, если бы были на свете такие чары, чтоб замертво рухнул пленивший её варяг! Потому что горит Рогнеда в постыдной пытке, и зовет Владимира в Лыбедь к себе в покой - она любит его так больно давно и пылко, что кинжал вонзит в мужа ночью своей рукой.

В ту полночь великий Киев лишился б князя. Но, Владимира, верно, от смерти берег сам черт. Тонкий стан кушаком раззолоченным опоясав, он над бледной женой с обнажённым стоит мечом. А она глядит, и надеется, что опустит... Ведь у всякой муки должен быть придел прийти. "Мама, мамочка!" - тонкий, как вешний кустик, сын у Владимира выскочил на пути.

У Изяслава глаз бирюза отцова, его же вспыльчивый нрав и упрямый рот. У Изяслава глаз бирюза отцова, его же вспыльчивый нрав и упрямый рот. Рогнеда хотела, было, промолвить слово, но Владимир, бросил свой меч, и шагнул вперёд. В медвежьей шкуре стУпни его босые, волосы спутались косами у висков... Он резким рывком в молчании обнял сына, на жену посмотрел не прямо, а словно сквозь.

Он вышлет её в далёкий родной ей Полоцк. Отправит растепанной, плачущей в ту же полночь, и больше Рогнеды не разу не навестит. Но если бы он приехал - хотя б однажды, княгиня, целуя его с иступленной жаждой, шептала бы унизительное "Прости... "

16 сентября 2023 г.


Рецензии