Фигни, Пушкин, не напишет!

  Комментарий, под фото-комментарий.


Фигни,Пушкин,не напишет!
Но молва ему припишет!!!

Про "молву" писать устала!
Ведь не раз уже достало
То, что взрослые и дети
Пропадают в интернете!

Верят там, всему на свете:
В то, что Кука съели Йети,.
Что Ленский с Бульбою дружил,
МуМе сам Плюшкин щей налил.

И Пушкин пишет, как пророк,
Что ни пол-года - то стишок...
Украдены "молвой" слова,
Но слава Пушкина жива!

Не верьте , люди, в этот фейк
И прежде ,чем поставить лайк
Откройте дверь библиотек,
Возьмите "Пушкина" и в парк.

И  вместе с воздухом планеты
Вдыхайте, ВЫ, наследье это!!!



Конечно, это не первое стихотворение, приписываемое Александру Сергеевичу: так, строки "Кто проповедь читать захочет людям - тот жрать не должен слаще, чем они" на самом деле были украдены молвой из стихотворения «Еврей-священник», написанного в 1962 году писателем и бардом Евгением Аграновичем.


********


Евгений Агранович

ЕВРЕЙ - СВЯЩЕННИК.

Еврей-священник — видели такое?
Нет, не раввин, а православный поп,
Алабинский викарий, под Москвою,
Одна из видных на селе особ.

Под бархатной скуфейкой, в чёрной рясе
Еврея можно видеть каждый день:
Апостольски он шествует по грязи
Всех четырёх окрестных деревень.

Работы много, и встаёт он рано,
Едва споют в колхозе петухи.
Венчает, крестит он, и прихожанам
Со вздохом отпускает их грехи.

Слегка картавя, служит он обедню,
Кадило держит бледною рукой.
Усопших провожая в путь последний,
На кладбище поёт за упокой…

Он кончил институт в пятидесятом —
Диплом отгрохал выше всех похвал.
Тогда нашлась работа всем ребятам —
А он один пороги обивал.

Он был еврей — мишень для шутки грубой,
Ходившей в те неважные года,
Считался инвалидом пятой группы,
Писал в графе «Национальность»: «Да».

Столетний дед — находка для музея,
Пергаментный и ветхий, как талмуд,
Сказал: «Смотри на этого еврея,
Никак его на службу не возьмут.

Еврей, скажите мне, где синагога?
Свинину жрущий и насквозь трефной,
Не знающий ни языка, ни Бога…
Да при царе ты был бы первый гой».

«А что? Креститься мог бы я, к примеру,
И полноправным бы родился вновь.
Так царь меня преследовал — за веру,
А вы — биологически, за кровь».

Итак, с десятым вежливым отказом
Из министерских выскочив дверей,
Всевышней благости исполнен, сразу
В святой Загорск направился еврей.

Крещённый без бюрократизма, быстро,
Он встал омытым от мирских обид,
Евреем он остался для министра,
Но русским счёл его митрополит.

Студенту, закалённому зубриле,
Премудрость семинарская — пустяк.
Святым отцам на радость, без усилий
Он по два курса в год глотал шутя.

Опять диплом, опять распределенье…
Но зря еврея оторопь берёт:
На этот раз без всяких ущемлений
Он самый лучший получил приход.

В большой церковной кружке денег много.
Рэб батюшка, блаженствуй и жирей.
Что, чёрт возьми, опять не слава Богу?
Нет, по-людски не может жить еврей!

Ну пил бы водку, жрал курей и уток,
Построил дачу и купил бы ЗИЛ, —
Так нет: святой районный, кроме шуток
Он пастырем себя вообразил.

И вот стоит он, тощ и бескорыстен,
И громом льётся из худой груди
На прихожан поток забытых истин,
Таких, как «не убий», «не укради».

Мы пальцами показывать не будем,
Но многие ли помнят в наши дни:

[Кто проповедь прочесть желает людям,
Тот жрать не должен слаще, чем они.]

Еврей мораль читает на амвоне,
Из душ заблудших выметая сор…
Падение преступности в районе —
Себе в заслугу ставит прокурор.

1962 г.